Зимняя роза

***

Иннис без сил упал на постель. Сегодняшний день был невыносимо тяжелым. Его протащили по всем модным салонам столицы. Восторженное возбуждение братца и родителя пришлось переносить с ангельским терпением. Мерилось все, на что падал взгляд папочки оми. Но омежка твердо стоял на своем и подобрал в одном не слишком дорогом магазине белье без рюшечек с минимальным количеством шитья, там же была выбрана пара костюмов для повседневной носки. Омежьи туники сразу же подогнали по фигуре, панталоны обещали подшить по длине. Когда возник вопрос о наряде для помолвки, то Оливер направил омег к знаменитому модисту, Иннис пытался протестовать, но зять подмигнул ему, шепнув на ушко: «Даже не задумывайся. Все оплачено, тебе осталось только одобрить». То, что было выбрано, не лезло ни в какие ворота! Это была та самая модель, которую описывал ему оми – великолепное платье, высоко поднятое спереди, открывавшее ноги чуть ли не до паха, тонкие чулочки с подвязками с отделкой в виде цветочных бутонов. Тугой корсет удивительно изящно охватывал плотненький стан омежки. Немного затянув шнуровку, помощники модиста ахнули – настолько тонкой оказалась талия Инни. Они натянули ему перчатки чуть ли не до плеч, на ножки надели крошечные, молочного цвета туфельки с изумительно разукрашенными пряжками. Мастер веером разметал трен, волосы чуть подняли и закрепили заколкой, на которую предполагалось прикрепить прозрачную вуаль. Перед Иннисом поставили зеркало, и тот увидел в нем бело-розовое нечто, отдаленно напоминающее его. - Нет, я такое не надену! – твердо заявил он. Да, ему понравилось. Но допустить такие траты Инни не мог. Его немного смутило то, что грудки были едва прикрыты, слегка обозначен живот, хотя тугой перехват корсета выгодно подчеркивал его фигуру. - Дорогой, ты не можешь! – у оми затряслись губы. Его мечта рушилась на глазах! Он хотел, чтобы его сын выглядел бесподобно и попросил разработать для свадьбы модель платья в стиле возрождения – полупрозрачную вуаль и тяжелую тафту – убийственное сочетание. Но Иннис, выбравшись из невозможного для него великолепия, выбрал кремового цвета легкие панталоны, традиционный сюртук и персикового цвета жилет, отделанный искусно вытканными цветами, в тон к которому подобрал галстук-повязку на шею. Конечно, после всего великолепия, которое он перемерил, это смотрелось буднично, но в элегантности омеге было не отказать, и сам модист подарил в тон к панталонам чулки с новомодной стрелкой. Единственное, в чем не смог себе отказать Иннис, это были туфельки. Неделя в доме Олли и Дина прошла стремительно, все для помолвки было закуплено и упаковано. Брат с мужем обещали подъехать со дня на день, чтобы защитить Инни от родительского произвола. Иннис всю долгую дорогу смотрел в окно рессорной кареты. Ренвилль настоял на том, чтобы оми мужа взял его удобный экипаж вместо наемного. Конечно, папочка Аликс устроил по этому поводу представление, но, в конце концов, согласился. Иннис с отцом наслаждались поездкой, погода баловала солнышком, и если и набегали тучки, то лишь для того, чтобы скрыть полуденное солнце, что заливало игривыми лучами уже пожухлые просторы родных равнин. Уткнувшись носиком в мех дареной шубки, омега грезил о женихе. О словах, которые не были еще произнесены. О том, что, по сути, они не были близко знакомы, и им придется привыкать друг к другу. Иннис начал сочинять письмо Нейлу и собирался отдать его в руки своему нареченному до помолвки. Омежка не знал, достанет ли ему смелости высказать такое вслух. В гостинице он, прежде всего, попросил достать из багажа его походный сундучок, в котором Иннис хранил связку тетрадей и свои любимые «перышки», из тех, что не царапали бумагу и не сажали кляксы, и, конечно же, чернильницу непроливайку. Когда отец поднялся в комнату к сыну, тот дремал, положив голову на лист бумаги, наполовину исписанный красивым убористым почерком. Отец, погладив сына по спинке, перенес его на постель. Он стянул с утомленного дорогой Инниса башмачки и сюртук и, накрыв одеялом, прикрутил фитиль лампы. Письмо он сложил и убрал во внутренний карман сюртучка, чтобы никто не мог прочитать написанное неосторожной рукой его милого сына. Ники тяжело было расставаться с Иннисом, который был всегда рядом с ним и вырос, играя на полу в библиотеке. Малыш рано пристрастился к чтению, рано научился писать, выводя мелкие буковки, старательно высунув язык, за что частенько бывал наказан. «Омежки не должны так себя вести! Какой пример ты подаешь младшенькому?» - кричал оми, шлепая по попке «непослушного» сына. Иннис молчал. От него трудно было добиться простого «Прости, папочка, я больше так не буду». Он молчал даже тогда, когда его секли розгами, и только яростный рев младшего сынишки заставил неразумного оми очнуться. Тогда Иннис в первый раз серьезно заболел и из пухлого розовощекого малыша превратился в худенького мальчика с затаенной грустью в огромных глазах. Волосы ему коротко остригли из-за колтунов в волосах, появившиеся после того, как сын полгода провел в постели. Его, бледного и еще не до конца выздоровевшего, отправили к двоюродному брату Аликса – Лизбету. Омега с мужем жили в приветливом коттедже на высоком берегу залива, где волны спокойно лизали высокий берег. Их сад террасами спускался прямо к воде, и Иннис, постоянно дыша морским воздухом, купался в любви и заботе дядюшек все лето перед поступлением в пансион. На помещении в пансион настоял отец. Он сам съездил, сам все осмотрел, сам все проверил и после недолгих уговоров добился от строптивого оми решительного «да». В пансион его отвезли дядюшки, за что Иннис был им очень признателен – дядюшка Лизбет носил уже третьего ребеночка, удивительно спокойно уделяя внимание равно и своим детям, и племяннику, не делая между ними различий. Иннису очень нравилось помогать дяде, нянчась с племянниками. Дэвид – альфа Лизбета - очень любил небольшой клочок земли, что достался ему в наследство, и умело садовничал. От него у Инниса появилась любовь к растениям, альфа научил маленького омегу разжигать огонь в камине и печи, чтобы обогреть растения в теплице, объяснял про капризы растений. Перед мальчиком открылась книга жизни, которую он продолжил постигать в пансионе. Садовник, повара и учителя по рукоделию не могли нахвалиться прилежным учеником. В пансионе царила атмосфера уюта и покоя, нарушаемая лишь бушующей молодой кровью воспитанников. Порядок, установленный отцом-настоятелем и поддерживаемый отцом-кастеляном и отцом-экономом, был строгим, но не суровым. «Омежки нуждаются в поощрении, а не в наказании» - такое правило установила, едва взойдя на престол, единственная в своем роде королева Виктория. Поговаривали, что королева-альфа так полюбила своего супруга-омегу, что любовь, щедро даримая ею принцу-консорту, простерлась на всех омег государства. Первые дни в родительском доме Иннис провел, словно во сне: нахлынули детские воспоминания. Он обошел все свои любимые когда-то уголки, проверил сохранность маленьких секретиков. Все было на месте, только изменились кусты и деревья в небольшом родительском парке, это тоже объяснялось просто: он вырос. По пансионерской привычке Иннис прилег было с книжкой на постель, как вдруг вспомнилось, что в детстве его ругали за это и, присев за стол, оставил чтение, задумавшись. Послезавтра уже приедет Нейл, а, значит, он непременно должен сегодня закончить письмо. Теперь все будет зависеть от ответа альфы. Проведя бессонную ночь, Иннис пропустил завтрак и, когда проснулся, увидел на стуле около своей постели стакан молока и тарелочку с всякими вкусностями. «Отец…» - подумалось Иннису, и он с наслаждением потянулся. Дома все намного проще – папочка пошумит для порядка, но на кухне всегда можно найти кусок хлеба с солью. Два дня пролетели незаметно, днем Иннис был вежлив с родителями, почти тайком пробираясь в отцовскую святая святых – библиотеку. Там он отдыхал от разговоров о ведении хозяйства и рассуждений папеньки о том, что тот всю свою жизнь положил на семейный алтарь, как мог, приумножая семейный капитал. Соседские омежки кивали в ответ и восхищались выросшим Иннисом. А вечером на него накатывала такая тоска, что он готов был разорвать письмо и бежать, куда глаза глядят, но сдерживал порывы, и только подушка и омытый горючими слезами, переписываемый в который раз клочок бумаги знали о горе юноши. Если бы не приезд доброго дядюшки Лизбета с его житейской мудростью, то ему и посоветоваться было бы не с кем. Дядюшка утер заплаканные глазки племянника и сказал, что тот поступает верно. Нехорошо дать разразиться скандалу, уж лучше сразу расставить все по местам. - Ваш отец не так прост, как кажется, и, скорее всего, какую-то часть денег из своих доходов он утаил от моего брата-растратчика. - Вы думаете? – с надеждой воззрился на дядюшку Инни. - Я даже уверен в этом, – ободрив племянника, Лизбет направился прямо в библиотеку. С Ники они разошлись глубоко за полночь, но когда он покидал комнату, на его губах играла довольная улыбка. - Господин Иннис, вас родители просят одеться и спуститься вниз, ваш жених приехал! – в дверь просунулась любопытная мордашка, сплошь усеянная веснушками и обрамленная рыжими кудряшками. - Как?! Уже?! Ой, а я еще не готов! – Иннис сел на постели, скинув атласное одеяло. Все-таки он проспал! Дядюшка так благотворно подействовал на его настроение, что вчера он заснул, как только голова коснулась подушки. - Господин Ники послал меня помочь вам одеться и сказать, чтобы вы не торопились. - Хорошо, тогда подай мне умыться. Иннис не смог сегодня даже попасть в рукава тунички розового цвета, которая напомнила цвет того самого домино из пансиона, и омежка невольно покраснел, когда увидел, как выгодно оттеняет этот цвет его каштановые кудри и темно-карие глаза. Мальчика звали Оши, и пока он причесывал жениха, успел рассказать свою немудреную историю. - Господин, прошу, возьмите меня к себе в горничные! Иннис усмехнулся про себя. Он не знал, что с ним будет завтра и состоится ли вообще помолвка, а пока, пока ему точно не обойтись без доверенного лица. - Оши, я ничего не могу обещать тебе, но обязательно поговорю с отцом, а ты поговори со своими родителями. Хорошо? И, глубоко вздохнув, он встал и подошел к узенькому окошку своей детской комнатки. Еще одно мгновение безмятежности перед тем, что ждало его впереди. Спускаясь по лестнице, ему вдруг вспомнилась старинная присказка «со щитом иль на щите». «Что ж, раз другого не дано…» – он не успел додумать своей грустной мысли, как задохнулся в восторге от увиденной картины – внизу его ждал Нейл. Он был прекрасен, словно принц из детской сказки, Иннис в суете дней забыл, каков он – его жених – и был рад такому «воспоминанию». – Здравствуй, счастье мое… – Нейл заключил своего мальчика в объятия, и прижавшемуся к нему Иннису очень хотелось, чтобы все плохое осталось позади.