The Boundaries / РУБЕЖИ

Четыре месяца вдали от Лондона, от дома и семьи. От всего, к чему привык и к кому привык. Другая география, изумительный ландшафт. Новые люди. Огромное количество людей. И работа – фэнтези, да еще таких масштабов. Сказочный персонаж в дурацком костюме и эти гребаные уши. И ощущение одиночества. И музыка. С тоски он начал чаще выходить в Интернет. * * * «Конечно, Джон влюблен в Шерлока. Ты только погляди, каким взглядом он на него смотрит!» Ну, каким взглядом?! Каким?! Морщась от закипающего раздражения, Мартин запускает видеоролик на «Ютубе» – кадры из сериала: Джон крупным планом, что-то говорит, взгляд устремлен на единственного в мире консультирующего детектива. Снова Джон, ничего не говорит, просто смотрит на Шерлока. Джон и Шерлок идут рядом, разговаривают, Джон смотрит на Шерлока... Ролик заканчивается. Мартин сидит, не глядя на экран и сжав ладонями голову. Потом вдруг вскакивает и буквально взвывает: ЧЕРТ ВСЕ ДЕРИ, МАТЬ ВАШУ... Да, смотрит. Да, таким взглядом. Но только не Джон и не на Шерлока. Это Мартин сквозь Джона ТАК смотрит на Бена в Шерлоке. * * * В свете случившегося озарения новость о том, что Бенедикт и Оливия расстались, пролилась на сердце бальзамом. Мартин неделю ходил взбудораженный, звонил домой, озадачивая жену неожиданными нежностями, чаще общался с коллегами, будучи душой общества даже больше, чем обычно. Он не давал определения своим ощущениям, не подводил основы, не занимался самокопанием. Он просто позволил себе чувствовать то, что чувствовал. Он ни о чем не мечтал, он просто ждал, когда истечет, наконец, срок его ссылки, и он сможет вернуться туда, где ему было хорошо. Возвращение домой его не тревожило. Дома ждала Аманда и ждали дети – это было и навсегда останется главным в его жизни. Что же касается романтического недоразумения с Беном – что ж, у них впереди почти четыре месяца съемок в «Шерлоке». Четыре месяца великолепнейшего и наиприятнейшего времяпрепровождения... * * * И все-таки перед первой после возвращения встречей с Бенедиктом Мартин немного нервничал. Черт знает, чего он боялся. То ли того, что нечаянно выдаст себя, и их дружба обернется натянутостью, то ли того, что не выдаст, но и не сможет уже общаться с Беном по-прежнему. Опасения оказались напрасными... * * * – Черт тебя дери, Фриман, как же я соскучился! – Бен бросается к нему через всю комнату. Они обнимаются, и Мартин не чувствует в этом никакого подтекста. Его отпускает тревога, и счастье от встречи охватывает с ног до головы, заполняя каждую частичку его тела. – Погоди, горилла долговязая, ты меня уронишь... Но Бен уже похлопывает его по животу: – Это что? Ты наел себе пузо? – Да где? – А это вот? – Бенедикт щиплет его в районе пупка, и Мартин награждает его легким ударом под дых. Люди вокруг смеются, и Мартин радостно улыбается Марку, Стивену, Руперту, Уне и всем, кто еще собрался в это утро для первой читки сценария «Собак Баскервилля»... * * * Официальное признание его актерских заслуг свалилось на Мартина несколько неожиданно. Не то, чтобы он был до глубины души польщен, но определенная гордость собой все-таки присутствовала. Особенно если учесть, что Бенедикту Камбербэтчу пока доставались одни лишь номинации. Однако после церемонии награждения он все-таки немного перебрал. Иначе чем еще объяснить все эти эйфорические заявления журналистам про «самую гейскую на свете историю». Историю любви, твою мать! Только подлил масла в огонь... Марк со Стивеном посмеялись, а вот Бенедикт отреагировал неожиданно серьезно… * * * – Нам стоит быть осторожнее в определениях. Люди склонны все преувеличивать и зачастую не чувствуют разницы между актером и его персонажем. Все это может доставить много неприятных переживаний. О ком, черт возьми, это он беспокоится... – Я говорю об Аманде... – Бен, как это часто бывает, отвечает на невысказанное. – С Амандой все в порядке. Она достаточно умна, чтобы не воспринимать серьезно всю эту чушь... Мартин совсем не убежден в том, что это так, но Бенедикту об этом знать не обязательно. – Да? И с чего, собственно, она уверена, что это чушь? Ах, так, кажется, их камберлордское сиятельство изволят шутить... – По-моему, ты просто ревнуешь. Получил? Мартин насмешливо облизывает губы, видя, как на лицо Бенедикта, что называется, набегает тень. – Ты о чем? – их сиятельство отворачивается к окну, руки засунуты в карманы брюк – в съемках на площадке квартиры 221Б по Бейкер-стрит небольшой перерыв. – Ну, BAFTA ведь у меня... – Мартин хитро посмеивается, намереваясь чуть-чуть сыпануть соли на раненое камберлордское самолюбие. – Так что я планирую обратиться к Стивену с предложением переименовать сериал в «Джона»... – Мартин! – Бен оборачивается, в глазах у него пляшут ласковые чертики, и Мартин чувствует, как куда-то исчезает дыхание... – Так, ребята, поехали! Комната наполняется народом, морок исчезает, все идет своим чередом... * * * – Минет мало кто умеет делать правильно, – Бен делает большой глоток из кружки и, неожиданно икнув, проливает пиво на диван. – Мать твою, Аманда меня убьет, – Мартин страдальчески смотрит на пятно, потом отправляется на кухню за бумажными полотенцами. Выпивон длится уже третий час. Бенедикт заявился к Фриманам под вечер с бутылкой джина и игрушками для детей. Но застал одного Мартина – все его семейство проводило уикенд у родственников. Джин в совокупности с тоником пошел неплохо, но как-то быстро закончился, и друзья опрометчиво перешли на пиво. – Так вот я говорю, мало кто из женщин умеет делать минет правильно, – вновь повторяет Бен, когда пятно, наконец, протерто и Мартин снова опускается на диван. Мартин смеется, потому что Бен говорит быстро, а язык у него заплетается, и слова сливаются друг с другом, превращая сказанное в абракадабру. – Я говорю – минет… – Да понял я, понял... – Потому что у них, у женщин в смысле, нет пениса, так откуда же им знать, как надо делать – они же сами этого не чувствуют... Мартин кивает с глубокомысленным видом. – Они могут только следовать реконмен... ренкон... дациям, рекомендациям, – наконец справляется Бенедикт с неуместно длинным для его стадии опьянения словом. – Хорошо, – Мартин чокается с Беном, поздравляя того с победой над сложной лексикой. Он уже не помнит, откуда возникла эта тема, тем более удивительная в устах Камбербэтча, обычно не склонного распространяться о нюансах своих отношений с женским полом. Бен сидит на диване, слегка развалившись и вытянув длинные ноги. – Нет, честное слово, я иногда думаю, что так хорошо знаю, как это надо делать, что сам бы смог это сделать лучше всех... Повисает пауза. Бен молчит, глядя прямо перед собой. Мартин тоже молчит, потому что его затуманенный алкоголем мозг с трудом переваривает услышанное. – Да пошел ты! – наконец не слишком оригинально реагирует он. – Нет, правда, – Бен резко разворачивается, поджимая ноги и подаваясь всем телом к Мартину, – послушай, мне даже и хотелось бы попробовать, чтобы удостовериться. Только ведь, знаешь, тут нужны двое. А где найти того, кому можно будет довериться, кто не подумает лишнего и все поймет правильно, что все это просто эксперимент, просто эксперимент... Он пододвигается еще ближе, ставит свою кружку с остатками пива на пол и кладет руку Мартину на ремень. – Бен, погоди, что ты делаешь? – Мартин смеется и отталкивает его руку. – Ты в своем уме? – Мартин, пожалуйста, просто эксперимент... – Нет. – Да. Мартин ошеломленно смотрит на Бена, не в силах поверить в реальность происходящего. Абсурд какой-то. Но лицо Бенедикта так близко к его собственному, что Мартину видна каждая ресничка вокруг серых глаз, каждая пора, каждая черточка на губах... – О, господи... – Мартин откидывает голову на спинку дивана и закрывает лицо руками. Он чувствует, как Бенедикт сползает на пол и оказывается между его раздвинутых ног. Черт, черт, черт! Бен тянет за ремень, и Мартина начинает колотить мелкой дрожью от неумолимого приближения к черте, за которой уже ничего нельзя будет изменить. Пять, четыре, три... Еще можно все прекратить, оттолкнуть, прикрикнуть, но Мартин молчит, зажмурившись и сжав кулаки... Два, один... Бен расстегивает ему ширинку на джинсах и, захватив их вместе с трусами, дергает вниз. Оголенный член встает столбом, и Мартин судорожно сглатывает. Пройдено. Скрывать больше нечего, ну да, у меня на тебя стоит. Бен молчит, член овевает прохладным воздухом, и Мартин вдруг пугается, что Бенедикт сейчас рассмеется, сказав, что, мол, просто хотел пошутить и не ожидал, что друг отнесется к шутке столь серьезно... Но тут влажный и горячий язык прогуливается от основания члена к головке, раз, другой, потом задерживается на ней, трепеща и подрагивая, затем начинает круговые ласкательные движения, то увеличивая нажим, то лишь слегка порхая. Когда в дело включаются губы, Мартин уже стонет самым жалким образом. Его ладони по-прежнему сжаты в кулаки, а затуманенные глаза блуждают по потолку. Смотреть куда угодно, только не вниз, не туда, где чертов Бен черти что вытворяет своим чертовым ртом. И только уловив приближение оргазма, Мартин резко отталкивает ставшего любовником друга, ловя в ладонь извергающееся семя. Отдышавшись, Мартин косо взглядывает на Бенедикта. Тот по-прежнему сидит на полу у его коленей, губы выглядят распухшими, серые глаза тревожно смотрят снизу вверх. Поймать сперму в полном составе не удалось. Вновь пострадал диван, испачканы джинсы и на щеке у Бена белеет пара капель. – Тебе надо умыться, – Мартин тянется за бумажными полотенцами и отрывает сразу несколько штук. Бен молча поднимается и покидает комнату. Его нет достаточно долго, и Мартин успевает хорошенько протереть руку, промежность и джинсы. Одевшись, он отчищает диван, думая о том, что Аманде придется смириться еще с парой пятен. Когда Бенедикт возвращается, Мартин сидит на диванном валике, отвернувшись к темному оконному прямоугольнику. Бен молчит, находясь достаточно далеко от него, но Мартин чувствует его присутствие так, как если бы они стояли, обнявшись. – Что теперь? – Фриман ощущает горечь и странное опустошение. – Я должен подставить тебе свою задницу? – Нет! – Бен отвечает с такой неожиданной горячностью, что Мартин вздрагивает. – Нет… – Я хочу, чтобы ты сейчас ушел. – Конечно. Да. Прости меня, пожалуйста, я все испортил.