The Boundaries / РУБЕЖИ

Это был стопроцентный гребаный сексуальный террор. Съемочный процесс шел своим чередом. Люди вокруг работали, отдыхали, ели, пили, разговаривали – жили. Мартин же, приезжая на площадку, каждый раз словно попадал на территорию военных действий. Это была его война. Война с Беном, война с самим собой. * * * – Снято! Марк вместе с режиссером и оператором группируются вокруг монитора, отсматривая только что сделанный дубль. Мартин отходит в уголок и, раздраженно морщась, слегка оттягивает брюки в районе ширинки. Бенедикт, конечно же, тут как тут. – Что? Опять? – глаза у него жульнически блестят, и Мартин смотрит на партнера с откровенным упреком. Бен украдкой оглядывается и, заслонив собою Мартина от остальных присутствующих в комнате, прижимает ладонь к его ширинке. – Прекрати, – шипит Мартин, хватая его руку, чтобы оттолкнуть, но вместо этого почему-то только плотнее прижимает ее к себе и резко выдыхает сквозь стиснутые зубы. А через несколько минут, когда во время перерыва они ненадолго остаются одни, Бен бросается в кресло, принимая вальяжно-аристократичный вид – ну прямо король на троне, и повелевает: – Покажи. – Что? Бен кивком указывает Мартину на его пах, и Мартин каменеет от возмущения. – Ну? Я хочу посмотреть. – Бен, к чертям собачьим, остановись. В конце концов, мы не дети в начальной школе. – Я сказал, покажи. – Кто-нибудь войдет. – Никто не войдет. Мартин обреченно вытягивает шею, а потом вдруг начинает расстегивать брюки и, чувствуя ужас оттого, что он сейчас делает, одной рукой оттягивает вниз штаны и белье. – Рубашку подними, мне не видно. Мартин другой рукой задирает рубашку, стоит так пару секунд, потом нервно приводит одежду в порядок. Камбербэтч торжествующе улыбается, это нестерпимо, и Фриман отворачивается к окну. Он бледен от пережитого унижения и страшно зол на Бенедикта и на себя – за то, что пошел у него на поводу. Бен неслышно подходит сзади и прежде, чем Мартин успевает среагировать, крепко обхватывает его руками, прижимая к себе. – Пусти меня, – Мартин делает бесполезный рывок. – Пусти сейчас же, извращенец гребаный. – Не знаю, может быть, все дело в твоем росте, – насмешливым и расслабленным тоном заявляет Бен и прижимается лицом к стриженому затылку. – Черт! – Мартин снова дергается, но Бен держит крепко. Он чуть наклоняется и шепчет Мартину на ухо: – А ты подумай о том, как вечером поставишь меня на колени и заставишь открыть рот... Твою мать! * * * Эти детские шалости продолжались достаточно долго, а потом Мартину приснился сон. Во сне Мартин был Джоном... * * * – Шерлок! Шерлок, ты где? Джон взбегает по лестнице в их квартиру на Бейкер-стрит. Он пытается открыть дверь в комнату, но она оказывается на замке. Из-за двери несутся звуки непонятного происхождения, словно кто-то ритмично и сдавленно хрипит, и при этом еще что-то постукивает. – Шерлок? Шерлок, ты в порядке? Джон прислушивается, потом толкает боковую дверь на кухню. Она не заперта, и Джон осторожно заходит внутрь. Раздвижные двери между кухней и комнатой задвинуты, и доктор Уотсон аккуратно приоткрывает щелку, желая незаметно выяснить происхождение странных звуков. То, что он видит, буквально пригвождает его к полу. На столе посреди комнаты животом вниз лежит Шерлок, обе руки его заломлены за спину и связаны, шелковая рубашка задралась, оголив поясницу, во рту какая-то тряпка, вытаращенные глаза остекленели, а черные кудри прилипли к покрытому испариной лбу. Тело Шерлока ритмично содрогается от грубых, яростных толчков, а с воспаленных губ в ритм толчкам срываются хриплые, сдавленные стоны. Дверная створка скрывает от Джона источник толчков, но их характер ясен как день. Шерлока насилуют. Джон в ужасе смотрит на бледное, измученное лицо друга, осознавая, что надо ворваться, надо немедленно прекратить эту страшную пытку, но почему-то медлит... * * * – Мартин! Мартин! Он широко распахивает глаза, все еще во власти наваждения. Склонившаяся над ним Аманда слегка похлопывает его по щекам. – Проснулся? Тебе приснился кошмар. – Я... – Мартин трясет головой, прогоняя остатки сна, – я что-нибудь говорил? – Ну, ты стонал. – Стонал? – Вот так: «Нет... Нет...» – изображает Аманда, забираясь обратно под одеяло. – Что тебе снилось? Мартин спускает ноги на пол и нашаривает шлепанцы. – Не помню уже. Пойду воды попью. На кухне он долго стоит, глядя в ночь за окном. Бледное, искаженное страданием лицо, спутанные черные волосы, прилипшие к мокрому лбу… Черт подери, это не Бен, это он сам гребаный извращенец... В постели он подкатывается под бочок к сонной и теплой Аманде, прижимаясь к ней всем телом. – Ну что такое, Мартин?.. Ночь же глубокая, завтра рано вставать, – Аманда без энтузиазма реагирует на его поцелуи, но Мартин проявляет настойчивость. – Ну же, милая, мне надо отвлечься. Этот кошмар был таким кошмарным... Его жена смеется и покорно расстегивает пуговицы на пижамной кофте... * * * ...– Мартин, прекрати, что ты делаешь? – стоящая перед ним на четвереньках Аманда оборачивается, на лице испуг и недоумение. – Аманда, пожалуйста, – шепот Мартина лихорадочен и горяч, – давай попробуем так, мы ведь ни разу не пробовали... – Нет, Мартин, нет. Что с тобой? С каких это пор тебя интересует анальный секс? Неудачный вопрос. Мартин резко отстраняется и садится на край постели, отвернувшись от жены. – Мартин?.. Он наклоняется, подбирая с пола свои пижамные брюки. – Мартин, ты что – обиделся? Аманда подползает ближе и обнимает его за шею. – Мартин, я не понимаю, что происходит? Ее голос полон тревоги, а грудь так горяча и нежна, что он передумывает одеваться. – Ничего не происходит. Пока, – неожиданно обернувшись, Мартин обнимает Аманду и опрокидывает на постель. – Но сейчас произойдет обязательно. Я люблю тебя, – шепчет он, обхватив ее лицо ладонями и зацеловывая лоб, щеки, нос и губы. – И я тебя, Мартин, и я тебя очень люблю... Он закрывает глаза. Приставшие к влажному лбу черные кудри... Черт! Мартин набрасывается на жену с новой порцией поцелуев, и все идет проторенным путем...