The Boundaries / РУБЕЖИ

– Мартин, а что это у тебя? – вынув изо рта зубную щетку, Аманда с удивлением заглядывает ему в тыл. – Где? – вылезший из душевой кабины Мартин замирает с полотенцем в руках. – Да вот, на заднице. Мартин в тревоге поворачивается спиной к зеркалу и оглядывается, стремясь обнаружить причину вопроса. Причина алеет на распаренной коже левой ягодицы – четыре параллельных царапины, происхождение которых не вызывает сомнений. Пару мгновений Мартин пялится на царапины, потом с максимально равнодушным видом продолжает вытираться. – Что-что, почесался неудачно. – А ногти ты стричь не пробовал?.. – Аманда, смеясь, легонько шлепает его по попе и уходит из ванной. Оставшись один, Мартин зажимает рот ладонью и некоторое время стоит так, глядя на себя в зеркало круглыми от испуга глазами. * * * – Сволочь, зачем ты это сделал?! Ворвавшись, словно торнадо, к Бенедикту, Фриман налетает на него и, схватив за грудки, чуть ли не швыряет об стенку. – Что? – прижатый к стене Бен не сопротивляется и лишь насмешливо смотрит сверху вниз на разъяренного Мартина. – Зачем ты, мать твою, расцарапал мой зад?! – А я его расцарапал? – Прекрати паясничать, – яростно шипит Мартин и еще раз ударяет Бена об стенку. – Ай, что ты делаешь, больно же, – Бенедикт возмущенно округляет глаза. – Ты забыл, что я пострадал в аварии? – Сейчас ты пострадаешь еще больше… – Так, стоп. Отпусти меня, а то мне придется применить запрещенный прием. – Какой еще, гребаный ад, прием? – А вот какой! Камбербэтч неожиданно обхватывает Мартина за ягодицы и так плотно прижимает к себе, что даже сквозь толстую ткань своих брюк Мартин чувствует его возбужденный член. Мартин отпрыгивает чуть ли не на другую сторону комнаты, тяжело дыша и затравленно глядя на Бенедикта. Тот невозмутимо поправляет на себе одежду. – Смотри, что ты наделал, всю майку помял. Бен одет по-домашнему – в тонкую облегающую футболку и мягкие трикотажные брюки. Повязку с голени он снял, от пластыря на лбу тоже остались лишь воспоминания. Еле передвигая ноги, Мартин добирается до кресла и, упав в него, обхватывает голову руками. – Можешь быть доволен, Аманда все увидела. – Почему я должен быть доволен? – Не знаю, разве ты не этого хотел? – Нет. Я хотел не этого. Мартин поднимает на Бена глаза, стремясь правильно понять сказанное, а тот тем временем продолжает: – Другой вопрос – чего хочешь ты, Мартин? Ты сам-то знаешь? Бенедикт стоит у стола, слегка присев на него и скрестив длинные ноги, кисти рук засунуты в карманы брюк, от чего трикотажная ткань натягивается и еще более явно облегает рельефы тела. Мартин смотрит на эти рельефы и уже не пытается бороться со стремительно нарастающим возбуждением. Он медленно поднимается и, подойдя к Бену почти вплотную, кладет ладони ему на пояс. Бенедикт дергает уголком рта и, повинуясь его рукам, поворачивается к Мартину спиной и низко наклоняется, облокотившись об стол. Их рост не совпадает, и Мартин с силой толкает его в поясницу, отчего Бен плашмя падает на столешницу, его колени подгибаются, а ноги разъезжаются в стороны. Руки Мартина так трясутся, что он никак не может совладать с молнией на брюках, наконец, ему это удается, и он спускает брюки, а затем трусы. Схватившись за резинку трикотажных штанов Бена, он мгновение медлит. – Смелее, Фриман, – каким-то осипшим голосом командует Бен, и у Мартина совершенно сносит крышу. * * * …Шерлок хрипло стонет, грызя зубами засунутую в рот тряпку и содрогаясь от глубоких и властных проникновений. Джон, прижавшись лбом к дверной створке, застывшим взглядом смотрит на его мучения и, наконец, решается взглянуть на мучителя. Он осторожно выглядывает из-за двери и цепенеет. С искаженным страстью лицом, прикрыв глаза и закусив до крови губы, жестко и грубо трахает Шерлока он сам… * * * Красное марево в голове Мартина потихоньку рассеивается, сделав пару шагов назад, он стоит некоторое время, приходя в себя, а потом почти машинально натягивает штаны. – Чтоб тебя… – Бен кряхтит и постанывает, сползая со стола. – Ну, ты даешь… Он бледен, лоб покрыт испариной, в теле появился болезненный излом, запутавшись в спустившихся до щиколоток штанах, он чуть не падает и, наконец, достигает дивана. Повалившись на него, он не делает никакой попытки прикрыть наготу. Из-под задравшейся майки видна дорожка темных волос, сбегающая туда, где среди крутых завитков, как в гнезде, покоится сейчас его растерявший все свое величие член. Мартин с комичным недоумением смотрит на голого Бена, словно до сих пор не понимает, а что, собственно, произошло. Бен утомленно усмехается: – Уж поимел так поимел… Мартин обнаруживает, что в его брюках нет ремня, и растерянно оглядывается. – На столе. Он снова озадаченно взглядывает на Бенедикта и подходит к столу. Там действительно лежит его ремень. – Ты не помнишь, как сунул его мне в рот? Мартин берет ремень в руки и на матовой коричневой коже видит глубокие отметины от зубов. Все еще держа ремень в руках, он подбредает к дивану и садится рядом с Беном. Они молчат, составляя яркий контраст: бесстыдно раскинувшийся на диване Бен, с задранной майкой и спущенными штанами, и сидящий на краешке, плотно сдвинув колени, застегнутый на все пуговки Мартин. – Тебе очень больно? – Мартин водит пальцем по выемкам на ремне, оставленным зубами Бенедикта, и боится взглянуть тому в лицо. – Терпимо, – Бен морщится. – Уже. И поймав всполошенный взгляд Мартина, тихонько смеется: – Шучу. Мартин откладывает в сторону ремень и поворачивается к Бенедикту. – Прости меня, пожалуйста. Я не знаю… я не понимаю, как это произошло. Я очень виноват. – Успокойся. Ничего ужасного не случилось. Просто ты опять… – Бен улыбается сероватыми губами, – …слегка потерял голову. К тому же, говорят, первый раз всегда больно. – Кто говорит? С кем ты об этом разговаривал? – Я читал. В Интернете. – Разве можно верить тому, что пишут в Интернете? – Иногда можно. Мартин удрученно вздыхает. – Скажи, что мне сделать? Его взгляд падает на крутые колечки темных волос и на то, что лежит среди них. Бен перехватывает этот взгляд и, помедлив мгновение, берет руку Мартина и прижимает его ладонь к своему члену. Мартин ощущает кожей пружинистую жесткость волос и мягкость безвольной плоти. Чужой плоти. Его спина дервенеет, а голова начинает противно кружиться, вызывая легкий звон в ушах и дурноту в желудке. Он почти умоляюще смотрит на добровольную жертву своего насилия, которая теперь, прикрыв глаза, продолжает ласкать себя его рукой. И вот безвольность под его ладонью сменяется объемом и силой, Бен со стоном выдыхает, из-под полуприкрытых век влажно блестят глаза, глядя на Мартина с явным ожиданием. Мартин знает, чего от него ждут, но… – Нет, Бен, нет, – он вырывает руку и вскакивает. – Я не могу, не могу, прости, пожалуйста, но… нет. Я все знаю, я дерьмо, я пойму, если ты… – Мартин поджимает губы и наклоняет голову, словно упрямый бычок, потому что смотреть на то, как Бен, глядя прямо перед собой, слишком часто моргает, – невыносимо. – В общем, я все пойму. Бенедикт, приподняв зад, кряхтя, натягивает штаны, а потом поправляет футболку. Он по-прежнему бледен, только на высоких скулах теперь алеют два пятна. – Я так тебе противен? – Вовсе нет, ты же знаешь, что нет. Даже наоборот. Только вот это, – Мартин каким-то жалобным жестом указывает Бену на его пах. – Это нет, я не могу. – Понятно. Ты предпочитаешь брать, а сам ничего давать не намерен. – Бен… – Фриман, – Бенедикт поднимает на него глаза, и их взгляд сейчас режет похлеще любого холодного оружия, – теперь я хочу, чтобы ты сейчас ушел. Несколько мгновений Мартин потерянно топчется на месте, безмолвно разевая рот, словно выброшенная на берег рыба, потом круто разворачивается и уходит... ...Вечером он лежит в постели, повернувшись к краю, подтянув колени к животу и обхватив их руками. – Мартин, – Аманда появляется в спальне и подходит к кровати с его стороны. – Мартин, ты что – уже спишь? Закрыв глаза, он старается дышать как можно ровнее. – Я хотела спросить, куда подевался ремень из твоих брюк…