The Boundaries / РУБЕЖИ

После возвращения Камбербэтча в строй работать приходилось буквально и днем, и ночью – времени оставалось мало, и необходимо было уложиться в график. Мартин очень уставал физически и не высыпался. Но все бы ничего, если бы не столь мучительно давались ему совместные сцены с Бенедиктом – излишне оживленным и излишне шутливо настроенным. * * * – Так, Бен, ты лежишь на кровати, потом с трудом поднимаешься, ноги у тебя подкашиваются, и ты падаешь, – режиссер, скупо жестикулируя, разъясняет нюансы сцены. – Мартин, услышав грохот, входит в комнату, видит тебя на полу, поднимает и бросает обратно на кровать… – Бросает на кровать?.. – Бен сурово сдвигает брови. – Мартин, прошу тебя, будь осторожнее, мне совсем не хочется покалечиться. Снова. Он чуть наклоняется и с насмешливой пытливостью всматривается Мартину в лицо. – Обещай, что будешь держать себя в руках. Хотя ты ведь все равно больше ничего держать в руках не умеешь… * * * – Ай, – чуть ли не взвизгивает Бен, и Мартин в испуге отдергивает руки. – Он меня щекочет, – тоном нашкодившего школьника поясняет с пола Бенедикт, и режиссер смотрит на Мартина с большим упреком. – Но я не… – начинает Мартин и покорно замолкает, ощущая полную бессмысленность оправданий. – Так, ребята, еще один дубль. Сцена отыгрывается снова и идет как по маслу почти до самого конца. Но в тот момент, когда Мартин, подхватив Бена подмышки, затаскивает его на кровать, тот резким движением подсекает его под ноги, и Мартин валится вслед за Бенедиктом, причем прямо на него. Режиссер нецензурно выражается, Мартин вскакивает, как ошпаренный, а Бен изображает рассерженного ангела, коря партнера за неуклюжесть. Этот фокус повторяется дважды, и на третий раз Мартину уже все равно, кто и что о них подумает. Рухнув Бену на спину, он не торопится встать, а, прижав его плотнее к кровати, шепчет в розовеющее из-под черных кудрей ухо: – Прекрати, а то ты действительно рискуешь сильно покалечиться. Особенно сейчас, когда твоя очаровательная задница так близко к моему х… Бен с силой дергается, стряхивая с себя Мартина, и поднявшись, старательно поправляет одежду. Глаза сверкают, ноздри раздуваются. Один-один. * * * Сцена за столом. Проговорив реплику, Мартин подносит ко рту кусок булки, намазанной джемом, но резкий удар по руке заставляет его выронить бутерброд прямо себе на колени. – Черт! – он исподлобья смотрит на Бенедикта, но тот сама простота и непосредственность. – А что? – Бен слегка пожимает плечами. – Я тебе просто помог. Ты же что попало себе в рот не засовываешь. Два-один. * * * – Послушай, – Мартин слегка барабанит пальцами по столу. – Так больше продолжаться не может. Поздний вечер. Съемочная группа в полнейшем изнеможении разъехалась по домам, но двужильный Бенедикт задержался, репетируя с инструктором игру на скрипке. Мартин тоже задержался, стремясь во что бы то ни стало выяснить отношения. – Как – так? – Бен стоит, отвернувшись к окну. Мартин сначала смотрит в потолок, потом в пол, потом несмело приближается к Бену и утыкается лицом ему в спину. На пару минут они замирают, потом Бенедикт разворачивается и присаживается на высокий подоконник, отчего его лицо оказывается вровень с серьезной физиономией Мартина. Мартин, сложив за спиной руки и чуть жалобно глядя на Бена, ждет приговора. Бен прикусывает губы, затем, лукаво усмехнувшись, цепляет Мартина пальцем за пояс. – Хочешь меня? – Да. – Поедем ко мне? – Да. – А знаешь, что у меня есть? – Бен с хулиганской улыбкой засовывает руку в карман куртки. – Что? – Вот! Мартин удивленно смотрит на тюбик лубриканта в его руке. – Дуралей… * * * В этот раз у них все по-другому. Словно уловив лишь им одним слышимый ритм, Мартин медленно движется, с томной плавностью нагнетая в себе наслаждение. Ему хорошо, ему очень хорошо. Его ладони скользят, лаская, по упругим округлостям ягодиц Бена, поднимаются выше, забираясь под рубашку, нежно поглаживают узкую спину. Они расположились на диване. Из одежды на них только рубашки и носки, две пары снятых брюк валяются тут же на полу. Прижавшись к диванной спинке и уронив кудрявую голову на скрещенные руки, Бен чуть слышно стонет. И в этом стоне нет боли, только сладостная радость чувственного удовольствия. И когда Мартин, предчувствуя оргазм, слегка увеличивает темп, Бенедикт, наконец, теряет всю свою аристократическую сдержанность и его тихий стон сменяется протяжно сладострастным выдохом-выкриком: – Фри-и-ма-а-н... Они кончают практически одновременно. * * * Когда до завершения съемок оставалось меньше недели, на площадку неожиданно приехала Аманда. * * * – Ты что здесь? – Мартин слегка хмурит брови, глядя на жену. – Что-нибудь случилось? – Да нет, просто оказалась поблизости. Решила, подожду немного, потом вместе домой поедем. Ты что – не рад? Привет, Бен! – Аманда? – Бенедикт мило улыбается, протягивая руку. – Какими судьбами? – Скорее, путями неисповедимыми, – смеется Аманда. – Приехала, понимаешь, за этим типом, чтобы с комфортом домой доставить, а он недоволен. – Я доволен. – Тогда чего надутый как индюк? – А давай его сдуем? – Бен, шутя, тыкает пальцем Мартина в бок. – Странно. Не сдувается. – Так, аккуратнее, – ухватив Мартина за рукав, Аманда с нарочитой сердитостью оттягивает его подальше от Бенедикта. – Не трогай руками моего мужа. – А чем его трогать? – Бену все еще смешно. – Ничем не трогай. Аманда смотрит на Бенедикта чуть более пристально, чем это необходимо для шутки, и Мартин ощущает все большее беспокойство. Бен ухмыляется, но несколько растерянно, а Аманда продолжает все так же шутливо: – Слушай, как тебе все же идут эти кудри. Ты с ними такой нежненький. Чисто девушка... Ее невинный взор не отрывается от лица Бенедикта, он тоже глядит на нее внимательно и уже без тени улыбки. Беспокойство Мартина перерастает чуть ли не в панику. – Ты права, – тон Бена пугающе безмятежен. – Они действительно делают меня похожим на женщину. – Но ведь это всего лишь прическа, правда? – тон Аманды безмятежен не менее. – Конечно. – Еще три дня, и все закончится? Мартин нервно облизывается, Бенедикт непонимающе приподнимает брови. – Я имею в виду, ты сможешь их состричь. – Точно. Избавлюсь немедленно. – Однако не буду мешать работе, – Аманда чмокает мужа в щеку. – Подожду в машине. Она уходит, а они некоторое время молча стоят, хмурясь и не глядя друг на друга. Причем Мартин смотрит в сторону, а Бенедикт – в землю. – Что ж, в одном она права безусловно, – Бен вздыхает и поднимает на Мартина унылый пепельный взор. – Через три дня все закончится. * * * Новость принесла Аманда спустя две недели после окончания съемок. * * * – Вчера видела Бена… Они завтракают. Перед Мартином чашка с кофе и уже пустая тарелка, в руках – газета. Аманда намазывает хлеб маслом. – С какой-то девицей… – С девицей? – Мартин складывает газету и очень аккуратно кладет ее прямо в грязную тарелку. – Интересно… – Угу. Высокая такая. Красивая. Совсем на Оливию не похожа. Абсолютно иной тип. – Что ж, я рад. Он уже давно один, – Мартин делает глоток и тут же выплевывает все обратно в чашку. – Тьфу ты черт! Горячо… – Мартин, – Аманда с нежной заботливостью поглаживает его по руке. – Ну, зачем так-то? Больно? Давай, я подую, и все пройдет… * * * Он стоит на мосту, глядя в серые, мутные воды реки. Холодно. Мартин кутается в куртку и думает о той глупости, которую сделал. – Привет. Бенедикт по самые уши закутан в шарф, нос красный, а глаза слезятся от ветра. От кудрей ничего не осталось. – Мартин, что случилось? Да ничего не случилось. Просто я, как гребаный ревнивый идиот, послал тебе сообщение с просьбой о срочной встрече. – Может, зайдем куда-нибудь? – Мартин ежится в своей теплой куртке. – Я весь продрог. – Давай зайдем. Только у меня всего полчаса свободных. Прости, – Бен виновато улыбается. Они находят полупустую забегаловку и располагаются за столиком. Мартин заказывает чай и некоторое время безмолвствует, грея руки об чашку. – Уже собрался? – Бен прерывает затянувшееся молчание. – А? Да, почти… – Мартин вновь замолкает. – Послушай, – его визави неловко чешет в затылке, в серых глазах недоумение. – Что происходит? Мы виделись позавчера и уже попрощались… И вдруг это неожиданное сообще… – Ты нашел себе девушку? Они снова молчат, пристально глядя друг другу в глаза. Потом Бен отводит взгляд и глубоко вздыхает. – Мартин, – в голосе Бенедикта терпение и ласка, как при разговоре с малым ребенком, – у тебя семья. И через два дня ты на четыре месяца вновь улетаешь в Новую Зеландию… И потом… в конце концов… Терпение и ласка куда-то исчезают, их сменяет сдерживаемое, но явно гневное раздражение. – В конце концов, твою мать, мне тоже надо… – Бен поджимает губы, затем, слегка успокоившись, продолжает, – …мне тоже надо кого-нибудь иметь. Мартин смотрит в сторону и не говорит ни слова, лишь отрешенно кивает, делая глоток за глотком. Вкуса чая он абсолютно не чувствует. * * * – Мартин? – широко распахнув дверь, Бенедикт смотрит на него с явным изумлением. – Привет. Можно? – Мартин тревожно заглядывает внутрь. – Или… ты не один? – Один. Проходи. Мартин заходит и, нервно поглаживая и тиская пальцы, поворачивается к хозяину дома. – Я завтра улетаю. – Знаю. Бен одет в спортивный костюм. Его лицо раскраснелось, а лоб влажен от пота. – Я помешал? – Нет. Совсем нет, – Бенедикт – само радушие. – Я только что вернулся с пробежки. – Собираешься куда-нибудь? – Мартин и сам не знает, какой ответ ему хотелось бы услышать. – Нет. Думаю провести весь вечер дома… – Я завтра улетаю. Круг замкнулся, Бен улыбается, и у Мартина на физиономии появляется несчастное выражение. – Мартин… – Подожди. Я завтра улетаю, и я пришел, чтобы… чтобы… Ну, помоги же мне, видишь, мне трудно, мне очень трудно… – Ты пришел, чтобы… что? Мартин смотрит на Бена буквально с мольбой, и в серых глазах, наконец, появляется понимание, правда, явно смешанное с недоверием. – Ты пришел, чтобы… – Да. Мартину легче, и он торопится перебить, потому что также не готов услышать то, что так и не смог сказать. Бен чуть усмехается. – Иди в спальню. Я сейчас вернусь. В его спальне Мартин впервые. Пару минут он оторопело пялится на большую кровать, потом медленно начинает раздеваться. Бен выходит из ванной в одном полотенце вокруг бедер, и Мартин встречает его полностью обнаженным. – Я правильно понял, – Бенедикт обхватывает горло Мартина широкой ладонью, – я могу делать с тобой все, что захочу?.. Мартин робко вскидывает на него глаза и коротко кивает. Бен слегка нажимает ему на плечо, заставляя сесть на кровать, и сбрасывает полотенце. Он слегка касается губ Мартина кончиком члена, и Мартин, зажмурившись, покорно открывает рот. Он плохо представляет, что надо делать, а потому лишь старательно прикрывает губами зубы, чтобы Бен не поранился, и думает о том, что Бен пахнет гелем для душа, и том, что будет, если Бен решит кончить в него. Но Бенедикт вдруг отстраняется, сдергивает покрывало с кровати и, тяжело дыша, приказывает: – Ложись. Мартин безропотно переворачивается и ложится ничком, а Бен подсовывает ему под бедра подушку. В этом положении, уткнувшись лицом в простыню и с задранной задницей, Мартин чувствует себя унизительно беззащитным и вдруг с удивлением ощущает, как жаркой волной накатывает возбуждение. Горячие ладони прогуливаются по его спине от загривка до ягодиц, задерживаются на них, мнут, разводя в стороны и обнажая последнюю сокровенность, что у него осталась. Нескромные пальцы ласкают ложбинку, и Мартин дрожит от неловкости, страха и удовольствия. – Бен, Бен, – он выворачивает шею, пытаясь посмотреть назад, и лихорадочно бормочет, – ты ведь не будешь грубым, не будешь? Мне страшно… – Все будет хорошо, все будет очень хорошо, – Бен всем телом ложится на Мартина, прижимая его к кровати, хриплый голос звучит где-то на самых низах диапазона. Мартину трудно дышать, кожа Бена обжигает, и Мартин млеет от ощущения полнейшей беспомощности. И все же при первой попытке проникновения он вздрагивает и зажимается. – Тихо, Мартин, тихо, это всего лишь пальцы… Бенедикт ласкает и успокаивает, и Мартин расслабляется. И вот теперь это уже не пальцы, Мартин учащенно дышит, судорожно хватаясь за простыню. Бен заводит обе его руки за спину и, вцепившись в них, проникает глубже. В тягучем чувственном стоне, который издает Мартин, нет ничего человеческого, и все же Бен прислушивается к нему, как к самому восхитительному звуку на свете. Ведомый жаждой овладения, он становится более резок, и в блаженном подчинении этой сладостной пытке Мартин теряет остатки самообладания. – Фриман, твою мать, ты мой, ты мой, ты весь мой, – Бен почти рычит, чуть ли не вгрызаясь Мартину в спину. – Скажи! Я хочу услышать. Скажи! И весь в жару, с помутневшим рассудком, балансирующий на острейшей грани боли и наслаждения, Мартин горячечно шепчет: – Твой. Я весь твой… * * * Они лежат на кровати, медленно возвращаясь в реальность. Бен, скатившись с Мартина, на боку, Мартин по-прежнему на животе, только вынул из-под себя загвазданную спермой подушку. – Боюсь, подушка испорчена… – Ничего, – Бен счастливо смеется, – это того стоило. И проводя пальцем по тонким губам Мартина, лукаво добавляет: – А вот минет ты делать не умеешь… – Ничего. Поучусь в Новой Зеландии, – невозмутимо сообщает Мартин и с удовольствием наблюдает, как удивленно округляются глаза Бенедикта. – Еще чего, черт тебя задери, только попробуй! – Бен собственнически закидывает на Мартина длинную ногу. – Ты только мой! – Черт, – Мартин морщится. – Пусти меня, по-моему, мне надо в туалет. И слезая с кровати, сурово бубнит: – Камберлорд проклятый… Бен хохочет и запускает в Мартина другой, пока еще сохранившей свою непорочность подушкой.