***
Случай выдался ровно неделю спустя. Сначала я собирался выполнить просьбу отца и приехать домой на праздники, но после всего случившегося я не мог себе даже представить, что оставлю Каса на несколько дней одного, пока сам буду набивать брюхо домашней едой. Хотя до Нью-Йорка было недалеко, он не собирался на День благодарения встречаться с отцом. – Империалистические празднования вредят развитию самосознания, – коверкая слова, выдал он мне вместо ответа на вопрос, как они с отцом отмечают самый американский праздник. – Вы не празднуете День благодарения? – Нет. – Кас перебирал кисточки, отсортировывая те, что еще можно было использовать, от полностью испорченных. – Мы празднуем первое мая, день рождения Карла Маркса и кучу еще подобных вещей. Знаешь, почему мой отец уехал из Чехословакии? – Он хотел оказаться подальше от коммунистов? – предположил я. – Неверно. Он хотел оказаться в свободной стране, чтобы начать строить истинное коммунистическое общество. Он идеалист каких еще поискать. Социализм советского разлива его не устраивал, поэтому он сбежал. Как ты себе можешь представить, капиталистические правила для него не указ. Понятно, что уехать теперь, оставив Каса одного мерзнуть в своей комнатушке, я просто не мог. Поэтому в понедельник я сидел в своей комнате и придумывал, как бы мне объяснить маме, что я не приеду в пятницу, когда в коридоре раздался чей-то зычный бас: – Винчестер, Дин, к телефону внизу. Наши комнаты, как и практически все общежития в округе, были оборудованы дешевыми телефонами, подключенными, однако, только к внутригородской сети. Для междугородних звонков в каждом общежитии были специальные автоматы, которые жрали четвертаки со скоростью молотилки, если звонили мы, и на который могли позвонить родители или еще кто-то не из Бостона и окрестностей. Я помчался на первый этаж, перепрыгивая через две ступеньки. – Привет, мам, – запыхавшись, чуть не заорал я в трубку. – Здравствуй, дорогой, – каждый раз, пока я ее не слышал, я забывал, какой у нее голос. Волшебный. – У тебя все хорошо? Ты запыхался. – Да, все отлично, пришлось пробежаться по лестнице. Мы немного поболтали, пока я отчитывался о своих успехах, а она о том, как дела у Сэма и какие книги она прочитала в последнее время. – Послушай, ты, вероятно, планировал приехать домой, – мне показалось, что ей неудобно было говорить об этом, – но твоему отцу в конце недели нужно срочно в Нью-Йорк, и мы подумали, что могли бы приехать все вместе и отпраздновать День благодарения в ресторане. Тебе не пришлось бы тратиться на поездку, и мы бы все равно увиделись... Она наверняка переживала, что в этом году мне не достанется индюшки и куска домашнего пирога. Если бы она знала, насколько она облегчила мне жизнь этой новостью! – Да без проблем, мам, это здорово, честно! Я с удовольствием смотаюсь в Нью-Йорк, хотя никакое ресторанное меню не заменит мне твоего пирога с яблоками... – О, об этом не беспокойся, я испеку тебе парочку, и мы их захватим с собой. – Тогда это действительно круто, потому что у меня на следующей неделе начинаются зачеты, и я смогу получше к ним подготовиться. Я почти не покривил душой, зачеты действительно начинались сразу после праздничных дней. Вот только заниматься больше, чем обычно, я не планировал. – И, мам... Я приду тогда не один. Я хотел познакомить вас немного позже, но раз уж выдается такая возможность, то... – Ты с кем-то встречаешься? – Мамин голос зазвенел от любопытства и радости. – Это замечательно! – Да, это замечательный друг. – На этой фразе я возблагодарил Господа за английский язык, который позволяет строить фразы так, что можно избежать однозначных намеков на пол упомянутого человека. – Мам, связь очень дорогая, и тут уже собралась небольшая очередь... – Конечно, дорогой, ты прав. Увидимся в пятницу, ты же сможешь погулять со мной и Сэмом, пока твой отец займется своими делами? – Разумеется. Люблю тебя, мам. – И я тебя, сынок. Только когда я положил трубку на рычаг, на меня в полной мере обрушилось понимание того, что меньше чем через неделю мне предстояло познакомить своих родителей с человеком, с которым в тот момент я собирался провести всю свою жизнь. С парнем, надо еще добавить. Я очень надеялся, что ресторан не разлетится на части, когда взорвется отец, и уповал только на умиротворяющее влияние моей матери.***
Я хотел, чтобы Кас поехал со мной в Нью-Йорк уже в пятницу, однако он отказался. – У меня накопилась куча долгов, учитывая, сколько времени я потратил на твои электросхемы, и будет круто, если хотя бы пару дней ты не станешь отвлекать меня всякими мелочами. Под мелочами он подразумевал здоровый, продолжительный секс и не менее здоровый, продолжительный сон после секса. Но насчет схем он тоже был прав. Так же, как архитекторы должны чертить бесконечные планы зданий, электротехники должны уметь не только разобраться в схемах, составленных другими людьми, но и чертить собственные самостоятельно. У меня никогда не было проблем с разработкой схемы, но вот перенос того, что я рисовал на отдельных листках от руки, на лист ватмана, четкие цифры и обозначения, да даже аккуратные прямые линии давались мне с таким трудом, что я тратил больше времени именно на эту, с моей точки зрения, самую нетворческую часть работы. Поглядев на мои мучения, буквально неделю спустя после нашего знакомства Кас отобрал у меня карандаш, линейку, треугольник и, велев расположить все листочки как единое целое, принялся перечерчивать схему сам. Спустя два часа моим глазам предстала совершенное графическое отображение процессора программируемого калькулятора, в котором все было не только понятно, но которое просто просилось под стекло и на стену в аудитории в качестве учебного пособия. Мало того, он не просто сделал чертеж, он еще и обвел все линии тушью, использовав собственные перья, а потом ловко подтер все видимые карандашные штрихи хлебным мякишем, так что схема выглядела невероятно профессионально. Наконец-то мне не снизили балл за неаккуратность и неразборчивость схемы, и я получил свою первую "отлично" по теоретической электротехнике. Схем, однако, нам задавали много, поэтому Касу приходилось тратить немало свободного времени, которое раньше он посвящал рисованию, на то, чтобы разобраться в моих каракулях и привести их в читабельный вид. Мне было стыдно, но, видимо, он был прав, утверждая, что при распределении художественных способностей Господь про меня забыл. Справедливости ради надо заметить, что о нем, видимо, забыли, когда раздавали склонность к технике вообще. Понять тайну простейшего параллельного соединения оказалось выше его сил. А может, он просто не хотел стараться. В общем, мой отъезд в пятницу в обед означал, что он вернется в свой скворечник, в котором нельзя было оставлять стакан воды на подоконнике на ночь, потому что она замерзала, будет смолить один косяк за другим и изрисовывать холсты и страницы своих альбомов и тетрадей для акварелей и набросков. Но в воскресенье утром он должен был выехать на рейсовом автобусе из Бостона в Нью-Йорк, чтобы прибыть в половине двенадцатого на Центральный вокзал. Там я собирался его встретить, и мы прямиком ехали в "Райские кущи", один из немногих ресторанов, в котором уже в 1985 были сделаны пандусы и другие приспособления для облегчения жизни инвалидов. Выбирая место нашего семейного обеда, отец неизменно оставался верен себе.***
Конкретно о цели своего приезда в Большое яблоко отец ничего не рассказывал, ни мне, ни даже маме. Приятным сюрпризом оказалось то, что Сэм, кажется, окончательно преодолел свой пубертатный период, и с ним стало возможно нормально общаться, без риска получить разрыв барабанных перепонок, когда он вдруг начинал реветь, как раненый лось, стоило задеть одну из миллиона запретных тем. Неприятным то, что он догнал меня в росте и вообще сильно раздался в плечах буквально за какие-то пару месяцев. Кажется, у меня тоже так было, но я списывал все на интенсивные тренировки в выпускном классе. Во всей предпраздничной толчее мама выглядела в своем утепленном кресле особенно уязвимо. Каждый раз, когда я видел ее после более или менее продолжительного перерыва, она казалась мне меньше и тоньше, словно развоплощалась год от года. Я знал, что причиной того является неизбежная мышечная дистрофия, связанная с ее травмой, малоподвижным образом жизни и возрастом, но все равно видеть это было больно. А вот ее руки и запах были прежними. Мы погуляли по Центральному парку, который маме не понравился, посетили кучу разных магазинов, в некоторые из которых мы с Сэмом ее попросту заносили вместе с коляской, взявшись по бокам, в результате чего я стал обладателем кучи дорогих тряпок с разными знаменитыми именами на лейблах. В одном бутике мне попался теплый мужской кардиган цвета ляпис-лазури, который здорово подошел бы к волосам и глазам Каса. Я не раздумывая выложил больше двухсот долларов, став обладателем мягкого кашемирового свертка. К счастью, никто не обратил внимания, что я взял кардиган на размер меньше, чем носил сам. В субботу мы ходили на "Кошек" (15). Хотя время с семьей пролетало незаметно, мне все же казалось, что до воскресенья еще просто ужасно долго. Поэтому я сбежал из номера отеля, который делил с Сэмом, и отправился прогуляться в поисках междугороднего телефона. К счастью, у меня оказалось достаточно четвертаков в кармане, чтобы дождаться, пока дежурная в общежитии дозвонится по внутреннему телефону до Каса, а потом тот примчится со своей верхотуры к синей английской будке. Когда он заполошенно выдохнул "Алло", я буквально воочию увидел его, наверняка перемазанного краской, в своей гигантской толстовке и с одеялом на плечах, которое спадало подобно мантии Короля-Солнце (16). – Привет, сегодня я видел ноги и задницы всех более-менее знаменитых старлеток Бордвея, – приветствовал я его. Он засопел, выравнивая дыхание. – Ну и как? – наконец спросил он равнодушно. – Твои лучше, – честно признался я. – Дурак. – Я услышал, что он улыбается. – Ага. Я ужасно скучаю, хоть это и звучит совершенно по-слюнтяйски. "А я нет", – ожидал я услышать в ответ. С него бы сталось. – Я тоже, – ответил он, помолчав. Звякнув, автомат прервал связь и механическим голосом потребовал еще двадцать пять центов, если я хочу продолжить разговор. Четвертака у меня больше не было, но самое главное я уже услышал, поэтому пошагал обратно с легкой душой.***
Кас выглядел непривычно аккуратно, когда вышел в числе последних пассажиров из здоровенного серого автобуса с изображением бегущей гончей на боку. По крайней мере, на нем были классические серые брюки, а из-под куртки виднелась белая рубашка, выстиранная и кое-как отглаженная. Похоже, он постарался привести в порядок свои волосы, потому что частично они даже прилегали к голове, что не мешало забавным хохолкам дыбиться там и тут. Я сгреб его в объятия, и, в отличие от всех девиц, с которыми я ради эксперимента раньше пытался проделать подобный фокус, он не запищал и не заболтал в воздухе ногами, а ответил мне таким шлепком по спине, что мне понадобилась минутка, чтобы продышаться. Что-что, а рука у Каса была тяжелая. Потом я узнал, что он одно время занимался скульптурой и привык работать молотком и зубилом, но предпочитал все-таки живопись. – Ну как, тебе удалось выспаться? – спросил он. Судя по отпечатку на его щеке, сам он попытался добрать сна во время поездки. – Не-а, – я помотал головой. – Мой брат храпит, как бензопила. – Похоже, это семейное, – сообщил мне паршивец совершенно хладнокровно. – Я не храплю, – возмутился я. – Нет, совсем нет, – покачал он головой, – это твой внутренний тигр просыпается по ночам, когда контроль сознания ослабевает. Хотя непонятно, что же удерживает его, когда ты бодрствуешь, потому что нельзя сказать, будто ты хоть в какой-то степени контролируешь себя вообще. Переругиваясь в этом духе, мы дошли до импалы, и я плавно вписался в не слишком густой поток воскресного движения. – Ты, главное, не бойся, – принялся я его успокаивать. – На первый взгляд мой отец может произвести впечатление этакого солдафона, а мой брат на вид настоящий йети, но в целом они все довольно нормальные люди. Кас хмыкнул что-то себе под нос, но никак не отреагировал на мои предупреждения. Я кинул ключи одному из сотрудников ресторана, дежуривших перед входом. Перед тем как выйти, Кас стянул свою старую куртку и бросил ее на заднее сиденье, оставшись в одной рубашке. Я заметил, что у него не было ни одной подвески на шее, кроме старой серебряной цепочки, и количество фенечек на запястьях тоже уменьшилось больше чем наполовину. Последовав его примеру, я отправил кожанку к его куртке. Потом мы вошли в ресторан, держась достаточно близко друг к другу, чтобы было заметно, что мы вместе. "Райские кущи", вероятно, не самый лучший нью-йоркский ресторан, но в любом случае он принадлежит к заведениям высшей категории. При входе в зал меня ослепил блеск хрусталя, который сиял с потолка, приняв формы люстр, со стен, став лампами и бра, и со столов. Столы были накрыты хрустящими белыми скатертями, а салфетки жестко топорщились идеальными складками. С тех пор, как дела у ВСД пошли в гору, мне доводилось бывать в разных заведениях, потому что порой отец устраивал нам семейный отпуск в лучших отелях, или мы сопровождали его на всякие деловые встречи. Не скажу, чтобы мне это нравилось, но это была часть моей жизни до тех пор, пока я не уехал учиться. Оказавшись в Бостоне, я с облегчением ограничил список своих любимых точек общепита забегаловкой "У Бобби и Пэм", пиццерией "Пиноккио" и студенческой столовой. Почувствовав, как напрягся Кастиэль, я ободряюще кивнул ему и направился прямиком к метрдотелю. – Винчестер, с сопровождением, – назвался я. – Моя семья должна уже быть здесь. – Разумеется. – Невысокий мужчина в идеальном костюме плавным жестом предложил нам пройти в правую половину зала. Там почти в самом центре стоял круглый стол, вокруг которого уже сидели мои родители и Сэм. Мы направились к ним. Я уже издалека увидел, что возле локтя Сэма лежит изящный букет из белых и розовых роз, явно предназначенный для ожидаемой родителями спутницы их старшего сына. Вместо нее они увидели не производившего особенно благоприятного впечатления молодого человека. Мама удивленно окинула взглядом зал, видимо надеясь высмотреть еще кого-то, а потом вопросительно посмотрела на моего отца. – Мама, папа, Сэм, это мой друг Кастиэль Новак, – официально представил я его семье. – Кас, это мой отец Джон Винчестер, моя мама Мэри и мой оболтус брат Сэм. – Очень приятно, сэр, мэм, Сэм, – голос Каса звучал еще более хрипло, чем обычно, но поздоровался он с безукоризненной вежливостью. Отец поднялся и протянул ему руку, мама последовала его примеру, а Сэм просто лениво махнул в знак приветствия. Я сел рядом с мамой, Кас рядом со мной, оказавшись соседом Сэма и прямо напротив моего отца. – Я думала, ты приведешь свою девушку, – негромко сказала мама, наклонившись ко мне. – У тебя все в порядке? – В полном, – чересчур уверенно заявил я, испытывая острое желание сбежать или на худой конец залезть под стол. Вместо этого я ободряюще подтолкнул Каса ногой, пользуясь тем, что скатерти были до самого пола. Появился официант и принял наш заказ на напитки. Кастиэль заказал себе чешское пиво, чем немало удивил меня. Я еще ни разу не видел, чтобы он пил что-то подобное, обычно он отдавал предпочтение самым американским маркам. В ожидании напитков беседа текла неторопливо, касаясь моей учебы, вопросов Касу, чем он занимается, обсуждением планов на рождество и тому подобного. Когда на столе оказались наполненные стаканы и фужеры, беседа ненадолго прервалась. Отец поднял свой бокал с красным вином и, чуть возвысив голос, сказал, что должен сообщить нам важную новость. – Я не сказал вам, почему мы неожиданно приехали в Нью-Йорк накануне семейного праздника, изменив все свои планы. На это была своя причина, и теперь я хочу, чтобы вы ее узнали. В пятницу я заключил контракт с представителями компании "Форд". Они планируют выпустить серию автомобилей для людей с ограниченными физическими возможностями и искали для этого специалистов, способных помочь в проектировке разных моделей на основе уже опробованных модификаций. ВСД теперь не просто небольшая самостоятельная компания, а партнер "Форда" со всеми вытекающими последствиями. Он поднял фужер выше, предлагая всем присоединиться к тосту. Все, и я в том числе, послушно вскинули свои емкости для напитков. Мама смотрела на отца повлажневшими глазами, гордость, которую она источала, можно было ощутить физически. Сэм удовлетворенно кивнул. Я почувствовал, что должен выдать какую-то соответствующую моменту реакцию. – Поздравляю, – промямлил я. – Для тебя, Дин, открываются невероятные перспективы, – сказал отец, поворачиваясь ко мне и кладя мне руку на плечо. – Нет необходимости куда-то ехать. Нам понадобится хороший электронщик, в конце концов, подобным машинам необходимы дополнительные агрегаты, возможно, даже что-то вроде небольших бортовых компьютеров. Не сразу, но у тебя будет возможность реализовать свои самые смелые идеи. – Под твоим чутким руководством, – ответил я. – Первое время – да. Однако я уверен, что какое-то время спустя ты сможешь заменить меня, и вы с Сэмом напару возглавите "Винчестер Сэйф Драйв", особенно если он, как задумал, сумеет стать хорошим юристом. Я взглянул на брата, который развел руками и ухмыльнулся. Еще бы. Перед ним были годы учебы где-нибудь далеко от дома, а мне предстояло вскоре закончить колледж и вернуться домой, чтобы стать карманным изобретателем своего отца и его компаньона. – Как я уже говорил, я не хочу заниматься подобными вещами. У меня другие цели, – упрямо сказал я, открывая меню. Все дружно последовали моему примеру. Я увидел, что у меня "дамское" меню, в котором не были указаны цены на блюда. Заглянув в меню Каса, я увидел, что и у него такое же. Значит, мы были приглашены. Я ощутил облегчение и одновременно раздражение этим фактом. Похоже, отец считал, что расплатиться за собственный обед и обед своего сопровождающего я не в состоянии. Что ж, он угадал, я подозревал, что смена блюд на одну персону обошлась бы мне в сумму, которую родители выделяли мне на неделю. Но зачем же так откровенно? Тот же официант, что принимал у нас заказ на напитки, появился с уже раскрытым блокнотом. – Я бы хотел классическое меню Дня благодарения, – начал отец. – Дорогая? – И мне, только половинную порцию, пожалуйста, – мама улыбнулась с извиняющимся видом. – Стейк с жареной картошкой, – попросил я. Сэм заказал какую-то смесь чуть ли не из хлореллы, более вегетарианскую, чем растущий на поле клевер. Потом все мы уставились на Кастиэля, ожидая, что тот сделает свой выбор. – Я бы тоже хотел классическое меню, – спокойно сказал он и первым протянул кожаную папку с меню официанту. Собрав все эти папки, тот бесшумно удалился. Я отхлебнул из своего стакана колы и посмотрел на Каса. Пора было сообщить то, что я собирался. – У меня тоже есть новость, – как можно небрежнее начал я. – Ты меня спросила, мама, почему я приехал без своей девушки. Так вот, я и не говорил, что приеду с таковой. Я сказал, что у меня есть – я цитирую: "замечательный друг". Ну так вот, это Кас. Я положил ему руку на плечо, удивляясь, почему никто не швыряется в нас стаканами и салфетками. Потом посмотрел на лица отца и матери и понял, что до них еще не дошло. Они не осознали, какой именно смысл я вложил в слово друг. Зато Сэм распахнул свои глаза и уже готовился мерзко захихикать. Похоже, мой братишка был вовсе не таким слепым и глухим, как мне всегда казалось, и знал обо мне достаточно, чтобы сразу догадаться, о чем это я. – Это замечательно, что ты нашел себе хорошего друга, сын, – отец величественно кивнул мне, – уж я-то знаю. Без Томми я бы и половины не добился. – Вы не поняли. – Под прикрытием скатерти я стиснул кулаки, пытаясь не сорваться. – Кас – не просто друг для меня, он... нечто большее. В общем, мы собираемся снять квартиру и жить вместе. Как пара. Пока я не дошел до последних слов, родители продолжали благожелательно кивать. Но когда я произнес сакраментальную фразу, воздух буквально мгновенно загустел до состояния бетона. – В каком плане – как пара? – спросил меня отец, багровея на глазах. – Джон, – прошептала мама, кладя руку ему на запястье, но он сбросил ее. – Ведь вы же... одного пола, – выплюнул он под конец. – Не хотелось бы мне разрушать твою стройную картину мира, но Кас и я вместе вот уже больше двух месяцев. Я знаю, этот срок кажется смешным, но мы в себе уверены. В следующем году мы оба заканчиваем колледж, а после этого собираемся уехать в Кремниевую долину и жить вместе. – Ты хочешь сказать... хочешь сказать... что ты? – Похоже, отец никак не мог решить, как же было бы правильно обозначить меня. – Скорее би, – сказал я. Если честно, я думал, что он сейчас мне врежет. И он был близок к этому, только окружение и присутствие мамы, похоже, помогли ему сдержаться. Но, если реакция отца вызывала у меня только желание сопротивляться до последнего, то маму мне все же было жалко. Она выглядела такой потерянной и сидела, прижимая ладонь к горлу. И надо же было такому случиться, что в этот момент вмешался Сэм. – По плану это предназначалось тебе. Хотя, знай мы заранее, мы подобрали бы что-то более... мужественное, – с ухмылкой выдал мой братец и протянул Касу через стол бело-розовый букет. Я задержал дыхание, ожидая чего угодно, но Кас с честью вышел из ситуации. Он вежливо принял букет, повертел его туда-сюда, а потом спокойно положил на край стола справа от себя. – Благодарю. – Он сопроводил свои слова легким кивком. – С ним может получиться прекрасный натюрморт. В этот момент появился официант с хромированным сервировочным столиком, уставленным тарелками и судками. Отец смотрел на меня, не отрываясь, словно видел впервые в жизни. У мамы на ресницах дрожали слезы, грозя вот-вот пролиться вниз. Мне хватило. – Пойдем, Кас, боюсь, нашей новости здесь не рады, – сказал я, поднимаясь. – Нет. Он остался сидеть на своем месте. – Что? – Я не мог поверить, что он так подло выставляет меня полным дураком. – Почему? – Я еще никогда не ел ничего подобного. – Он кивнул на тарелку, которую поставил перед ним официант, совершенно не смущенный далеко не праздничной атмосферой за нашим столом. – И я голоден. – Сядь, – веско произнес отец, и я все-таки плюхнулся обратно на свое место. – И веди себя как мужчина, а не как обидчивая барышня. Он залпом допил свое вино и жестом попросил наполнить бокал еще раз, а потом заказал двойной виски. Недаром люди раньше закрепляли договора совместными трапезами. Еда бок о бок способствует установлению некоторого ощущения нормальности, даже если ситуация почти полностью выходит из-под контроля. В любом случае мало-помалу мы начали разговаривать, сначала повторяя обычные банальности. Мама забросала Кастиэля вопросами насчет его отца, его учебы, его планов на будущее и тому подобное. Отец молча ел, яростно перемалывая индейку сжатыми челюстями. Кас вежливо отвечал, и я чувствовал, как мама расслабляется. Он ей нравился. Если забить на наши с ним особенные с точки зрения моих родителей отношения, он производил очень благоприятное впечатление. Я честно не ожидал этого, думая, что он заявится в обычном своем хипповатом виде, но он выглядел серьезно, рассказывал о своей учебе, упирая на педагогику и на свое желание работать в школе, и ловко избегал любых скользких тем. К концу обеда я просто лопался от гордости, глядя, как он спорит с Сэмом о каких-то совершенно неизвестных мне аспектах американской политической истории, в которой Сэм собаку съел, и все выглядело так, что Кас знал не меньше. После трех порций виски отец расслабился настолько, чтобы ему не приходилось поминутно бороться с явно написанным на его лице желанием придушить меня. Мы с Касом ни разу не дотронулись друг до друга за все это время, избегая даже малейшей провокации. В принципе, к концу обеда я был твердо уверен, что все прошло нормально, и мои родители, если и не радостно, но все же адекватно восприняли весть о моей бисексуальности и желании попробовать образовать нечто вроде семьи с парнем, да еще и художником. Сразу после обеда родители и Сэм уезжали обратно, чтобы избежать вечерних пробок и вовремя добраться до Лоуренса. Их машину подали первой. Мы стояли на тротуаре в одних рубашках, наблюдая за тем, как отец закрепляет мамино кресло спереди на месте пассажирского сиденья в мощном джипе. Я подумал, что джип, вероятно вскоре сменится какой-нибудь модифицированной моделью „форда“. С неба посыпалась мелкая снежная крупа. Сэм достал с заднего сиденья белый пакет и протянул мне. – Это твои пироги, – сказал он, а потом, дождавшись, что я заберу пакет, хлопнул меня по плечу. – Сегодня ты по-настоящему удивил меня, Дин, даже больше, чем в тот день, когда сообщил что уезжаешь в МИТ. Похоже, у тебя отросли яйца. С этими словами он протянул руку Кастиэлю, кивнул мне и полез на заднее сиденье. Я нагнулся, чтобы обнять маму. Та выглядела бледной и усталой, словно за ее плечами были не праздничные выходные, а долгая изнурительная болезнь. – Увидимся на рождество, мам, – сказал я, целуя ее в щеку. Она обхватила меня за шею и всхлипнула, а потом легонько оттолкнула. Отец не стал по-настоящему прощаться с нами. Он уже сидел на водительском месте, несмотря на весь алкоголь, который выпил за обедом. Что ж, реакция и толерантность (17) у него были такие, что он даже после бутылки виски мог бы потягаться с участниками "Формулы-1". Он просто махнул нам рукой и отвернулся. Кас стоял рядом со мной совершенно бесстрастный и крепко сжимал в руках девчачий букет. Мне хотелось швырнуть цветы в ближайшую урну, но я подозревал, что он не позволил бы мне этого. Мы синхронно помахали в ответ, и джип отъехал. Вскоре нам подогнали импалу. Я сунул служителю полдоллара, и мы направились обратно в Бостон.