POV Автор
Листья тихим шелестом срывались с почти обнаженных деревьев, плавно приземляясь на землю. Вершинина поправила тонкую нить золотых волос, с тоской рассматривая смешные изогнутые стебли одного из листьев. Кончик медленно, но верно приближался к женской ручке, однако только он обогнул едва ощутимым касанием кожу, Ксения резко отскочила. Остатки растения в виде соженного седого пепла осыпались.
Светловолосая с некоторым отвращением опустила блестящие глаза, скривившись: на нежном участке запястья красовался тёмно-бардовый ожог, испузыренный маленькими белоснежными крапинками.
Она еще раз отдаленно изучила степень тяжести полученной травмы, и не найдя поводов для беспокойства, апатично присела на скамью.
В почерневшем от скопления сумерек лесу оставались лишь заметными угловатые сосны, верхушки которых блекло светились ореолом лунного оттенка. На какой-то миг Ксения позволила себе замереть без движения: на часах верно около девяти, всё живое, не соотносящееся к разряду малопривлекательных, уже застыло под крепкими обьятиями сна.
Девушка же даже и думать забыла о подобной роскоши. Она вовсе не торопилась в укрытие, где шанс свести счеты с жизнью стремительно сокращались — она любила не обременяющее одиночество, порой находила его прелестным, задыхаясь от переизбытка шума и столпотворения вокруг себя. Так и в эту ночь.
Глаза цвета морской волны уже с легкостью различали безжизненные тона, а любое постороннее колебание сопровождалось отчего-то напускным безразличием со стороны блондинки.
— Эй, — Вершинина гордо расправила плечи и обернулась на звук, — Ксюх, чё приуныла?
Ксения омраченно взглянула на брата. Он оставался неподалёку, но не спешил присесть рядом. Павел как никто иной чудесно был осведомлён о поведении сестры в любое мгновение. Ему не требовалось усердие, дабы заговорить с ней, как это делали другие; не было необходимости отсчитывать, словно маленькую девочку.
— Может расскажешь?
Вершинина встрепенулась и поправила тонкое сплетение браслета, застывшее на запястье. Не поворачивая головы, девушка провела пальцами по бревну, предлагая блондину занять место рядом с собой.
Парень тревожно осмотрел местность и, бесшумно сглотнув, присел.
— Давай, сеструх, рассказывай.
— Паш, всё хорошо. Я только думаю, завтра домой. Что мы родителям ответим? — светловолосая тщательно подбирала слова, даже боясь представить разъяренное, пышащее гневом, лицо отца.
— Папу вспомнила? — хмыкнул Павел, неразборчиво исследуя землю под ногой.
Ксюша подавленно кивнула.
Шесть лет назад.
Ей было особенно грустно. Отец никогда, впрочем, не питал к ней родительской любви: так, отмахнется какой-либо безделушкой в честь Дня Рождения и всё. В остальном мужчина придерживался строгого, но обязательного правила — «я тебе надёжное плечо и дельный совет, ты — меньше болтовни, больше разума».
Единственный человек, который был способен понять девушку без вопросов — Павел. Мать, конечно же, что свойственно женщине, всячески поддерживала Ксению и изредка вступалась за неё в перепалках с супругом.
Бывало, накажет мужчина ещё нерослую бестолковую девчонку за отметки в школе, да и пригрозит расправой, а после чертыхнется раз-другой и молча уйдет. А белокурая сразу в слёзы: да так громко всхлипывает и вся дрожит, что Андрей Николаевич мгновенно переступает порог детской комнаты и кричит, что есть мощи, пока ровное лицо не покраснеет и не вздуется безобразно от злости.
Юноша, лет тринадцати-четырнадцати на вид, стремительно преодолевает ступени одну за другой. Блондин вновь расстроен и одновременно озлоблен: с праведной лёгкостью отбрасывает ботинки и идёт по направлению комнаты.
— Папа? — слышится детский голос.
Вершинин-старший с изумлением оборачивается и, расставляя руки по бокам, задумчиво смотрит на запыхавшегося сына.
— Паша, немедленно покинь комнату. Я с сестрой общаюсь.
Мальчик отрицательно вертит головой и, как бы в подтверждении собственных слов, устраивается поудобнее вдоль арки, что обрамляет дверь.
Ксюша запугано следит за братом и в мгновение восторженно улыбается: «воинственный у меня братец» — думает девчонка.
— Да ну вас… — устало отмахивается глава семейства и уходит прочь.
Мальчик робко просовывает ладошки в карманы джинс и с покорностью и детским азартом изучает лицо сестры. Она всё ещё дрожит вся — толи от обиды, толи от страха, но только вот не поднимает голубых глаз.
— Спасибо. — в который раз шепчет светловолосая и довольно жмурится —, а ты всегда будешь меня спасать?
Пашка едко улыбается и, прислонившись лбом к маленькой ручке Ксюши, несмело повторяет:
— Всегда…
Мертвенно-бледная луна выскользнула из-за деревьев на несколько секунд и тут же скрылась. Ксения с каким-то наивным очарованием глядела на лишённые красок стволы мощных растений, то опуская глаза, то опять же поднимая. Неведомая красота ночи влекла девушку. Она одухотворенно любовалась пейзажем этой редкой, но живой природы, в которой буквально всё оставалось пропитанным радиацией, к превеликому несчастью.
Ксения склонила светлую макушку на плечо брата и равномерно засопела.
— Ксюш, пойдём спать, а? — зевнул Вершинин, сладко расправляя спину.
— Иди. Я тут ещё посижу, ладно?
Блондинка встряхнула рукой локоны и слабо усмехнулась. Она рассчитывала побыть в одиночестве не столь долгий срок, а посему причин для беспокойства не находила.
— Это исключено! Идём!
Павел насупил брови, стараясь всмотреться в размытые очертания лица напротив. Девушка гордо подняла спину, расправила плечи и завореженно изучала все поглощающий мрак, ничуть не сдвинувшись с места, словно составляла композицию загадочной местности.
— Я сейчас вернусь. Иди, Паш. — пролепетала Вершинина.
Наконец после минутного молчания, парень сдался и со сдавленным ощущением боли, поплёлся в бункер.
Тонкая ручка грациозно скользнула вниз и замерла на ногах Ксении. Она с упоением глядела на витиеватое кружево, нащупывая пальцами ткань. Разумеется, для успокоения. Что-то невероятное мешало девушке радоваться ушедшему вечеру и наступившей ночи.
Она медленно поднялась с брёвнышка и, пошатываясь, побрела к запертым дверям. Истома давала о себе знать: в каждой частичке девичьего совершенного тела чувствовалась не естественная напряжённость. Блондинка занесла руку для того, чтоб нанести удар и оповестить о возвращении из мира грёз в привычный дружеский круг, как весьма неожиданно и резко рухнула без движения.
Светловолосая хотела было истошно закричать, наивно полагая, что компания её услышит, но замерла и передумала: чья-то замёрзшая ладошка неуклюже пробралась под ткань свитера, и до того аккуратно провела крохотный зигзаг на коже Вершининой, что последняя лишь слабо охнула от удовольствия.
Холодный порывистый ветер прошёлся по вскинутым ветвям деревьев, отчего оставшиеся листья с тихим шелестом упали на землю. Светловолосая робко посмотрела вдаль и не сказав ни слова, подняла пушистые ресницы на таинственного незнакомца. Плоть как-то странно пульсировала и содрогалась — толи от переизбыточного волнения, толи от неоправданного риска. Ксения степенно сжалась, ощущая себя будто бы пойманной с поличным. При серебристом цвете луны, которая так или иначе оставляла след над воздушном пространстве, лицо напротив показалось блондинке угловатым.
Она несмело, можно сказать, по-детски коснулась ощетинившейся щеки парня и звонко вскрикнула от удивления.
Костя предусмотрел столь эмоциональной реакции со стороны Ксении, а потому находчиво стиснул её побелевшие пальцы и приказал молчать.
— Привет. — усмехнулся Грушницкий.
Девушка стесненно пожала плечами и, расхохотавшись так мягко и чересчур мелодично, утащила его поближе к зарослям.
— Привет, как ты… — не унималась теперь Вершинина, жадно расспрашивая собеседника о сложившейся ситуации.
— Как видишь. А как вы выбрались?
Блондинка недовольно сморщила лоб и кротко отмахнулась.
На лице темноволосого красовался ещё не до конца заживший шрам, от которого теперь тянулась нить запекшейся крови. Ксюша восторженно глядела на прямые, чуть нахмуренные брови Кости, пухловатые губы и блестящие глаза, что кажется и вовсе не замечала этого недостатка. Нет, она не считала его лучшим и прелестным: естественно, вроде бы, за что его любить? Манерностью он особо никогда не выделялся, за напыщенность тоже глупо обожать.
Они молчали. Молчали долго, протяжно, специально выкрадывая мгновения для убаюкивающей и такой необходимой тишины. Вершинина с замедлением, но с видимой охотой прислонилась к мощному плечу парня. Просто. Без слов.
— Знаешь, я решила… — прохрипела она, — мне абсолютно плевать, где тебя носило и каким только образом тебя занесло сюда, но тебе надо отдохнуть и принять душ.
Константин слушал девушку несколько рассеянно и отстраненно: неужто он станет подчиняться воле Ксении?
«Подчинение — удел для слабаков». — отметил он для себя.
Но в одном Ксения оставалась безоговорочно права: он истощён и подавлен как морально, так и физически, а ночлежки на отсыревшем камне отнюдь не наилучший стимул для жизни и бодрости. Грушницкий бережно встряхнул светловолосую за плечи и, причмокнув, произнёс:
— Ксюш, я пойду. Мне с вами делать реально нечего.
Вершинина гневно изучила выразительное лицо Кости и отскочила на два-три шага назад. Внутри где-то клокотала неподдельная обида и закипало отчаяние. Несогласие или же отказ звучал для Ксении непростительным оскорблением, а сама девушка, будучи натурой немного эгоистичной и вспыльчивой от рождения, не на шутку разозлилась.
— Ну и хрен с тобой! Тоже мне блин, царь нашёлся. Да что ты возомнил о себе, Грушницкий? Ты наверное привык, что за тобой табунами бегают? Ну конечно, как же я сразу не догадалась: незаменимый дружок Макса. Небось девушки охотно под тебя прыгают? — раздраженно выплескивала Ксюша, а по щекам уже текли слёзы.
Она стыдливо прятала пунцовые щёки и тщетно стремилась показать власть над сладострастием.
Косте оставалось всего молчать и изредка кивать, нет, не то что доказывая правоту Вершининой, а для того чтоб не выглядеть униженным и слабым. Да что там! Ему нравилась перемена в ней: такая строгая примерная девчушка и вдруг язвительная независимая особа с собственным «Я». Он слабо улыбался, глядя, как распинается в поиске изощрённых фраз Ксюша. Он не спешил начинать оживлённую беседу, просто-напросто наслаждался особенностью её голоса и вычурной мимикой, застывшей на подернутом ненавистью личике.
— Конечно, милая, а как по-другому? Я же тот ещё лавелас! И брюнеточки, и рыжие бестии, и неразумные блондиночки! Мм… Все при мне. А знаешь, сколько охринительных ночей у меня было до этой гребанной поездки? — не удержался Грушницкий, стукнув кулаком по дереву. — Нет?
Ксения моментально отвернулась и убежала прочь. Поняв наконец, что сболтнула совершенно лишнего, она разочарованно пнула бревно и закрыла распухшее от рыданий лицо руками. В ночной темноте её можно было бы и не заметить, да вот только парень, кажется кое-как умудрился, и через несколько минут настиг блондинку.
Он без оправданий тихо сел поблизости и скинул с плеча рюкзак.
— Я не договорил.
— А не надо что-то говорить: и вообще — я жертва, ты убийца, так пойди к Максу и сдай меня. Здесь недалеко в самой Припяти. — дрожащими губами выдавила девушка из себя и умолкла, уставившись в одну точку.
— Что? Макс тут? — искренне удивился Костя и сочувственно приобнял Вершинину за талию.
Она постаралась выпутаться из объятий, однако обессилено, под натиском крепких мужских ладоней, припала обратно.
Впервые, наверное, за минут десять, Константин осмелился посмотреть светловолосой в глаза.
— Я не договорил. У меня было много девушек, очень, Ксюш. Ты… Блять, как это правильно сказать. Ты это.. Просто в душу запала! Отношений хочу серьёзных с тобой.
Ксения добродушно посмотрела на парня и, немного поёжившись, рассмеялась.
— Серьёзно? Никогда бы не подумала.
— Ну так как? — в нетерпении переспросил темноволосый и взвалил ношу на колени.
— Я посмотрю на ваше поведение. Вообще, пошли! Мне к брату надо! — она запнулась, поколебавшись, — и ты идёшь со мной!
***
Все разразились истошными всплесками и вскриками. Разгоряченный спор в который раз не увенчался успехом. Каждый стремился доказать свою точку зрения, собственную правоту, от которой нельзя отказываться или уклончиво отступать. Даже по возвращении рассудительного Павла, ребята с презрением и лютой ненавистью смотрели друг другу в глаза. Увы, это никак не помогло избавиться от щепетильной темы.
Петрищев одним из первых осмелился заявить, что системные файлы компьютера нисколечко не заражены, а значит появившиеся чудейснешим образом фотографии, — отнюдь не случайность.
Девушки переглянулись между собой и, вскинув головы, вернулись к прежним занятиям. Виктория, рассевшись перед экраном, занималась рассматриванием фотографий, изредка брезгливо фыркая. Антонова расположившись на кресле, спокойно попивала чай, однако морщилась перед воспоминаниями ужаснейших материалов. Анастасия валялась на кровати, делая вид, что безумно хочет спать.
На компьютере, собственно, были изображены несколько типов самых разнообразных увечий.
— Паш, а где Ксюша? — поинтересовалась Антонова.
— Воздухом дышит. — ответил тот и продолжил, — Херня какая-то! Леха, глянь. Семь человек. И все девушки.
Горелов несколько хладнокровно приблизился к Петрищеву и выхватил из его рук мышку.
Кадр за кадром мгновенно сменяли друг друга. Алексей листал уверенно, пока презентация не остановилась на начальной точке отсчета. Парень скривился и, откашлявшись, принялся читать:
— «Двадцать восьмое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года — эвакуация населения из города Припять. На следующее утро по данным военной разведки считаются пропавшими без вести семь человек — женского пола».
Далее последовала цепочка безобразных фотографий, на которой оставались запечатленными останки девушек. Но что удивительно: все без исключения снимки, видимо, были произведены в современности.
Шатен с отвращением вернул Гоше мышь, и жестом приказал Ане занять место рядом.
— Смотри, — шепнул он ей, — первая жертва без глаз.
Антонова послушно посмотрела на монитор и оцепенела: внизу живота появилось тягостное ощущение и девушка, как бы то ни было, пожалела о раннем чаепитии.
— Вторая без волос. — прокомментировала светловолосая и взглянула на Алексея.
— Хм.. третья без одежды! Блин, тело у нее ниче так, но…
— Четвертая без ног, Лёш? — переспросила зеленоглазая, еле удерживаясь на ногах.
— Пятая без ушей! — прошептал брюнет и опустил глаза.
— Шестая без туловища и рук. — хриплым тоном отозвалась Анна, вцепившись в ладонь парня.
— Седьмая без головы. — закончил Лёха, вымученно отвернувшись.
Горелов задумчиво потёр переносицу и, ухватив Аню за локоть, потащил в сторону кухни. Компания только удивленно посмотрели им вслед. Паша бестолково ворочался на матраце, размышляя над благополучным исходом предстоящей поездки.
Темноволосый более чем любезно предложил девушке присесть на стул, а сам принялся наполнять стакан водой.
— Блять, от них как по кускам оторвали.
— Ага, и куклу сделали. — пробормотала Антонова, но замолчала, увидев неестественное выражение лица друга.
— Анька, там же и глаза, туловище, одежда, руки… понимаешь? Это Зона?
Анна удивленно распахнула глаза и понеслась к двери, прежде чем отличавшийся скоростью парень, смог что-либо ответить.
— Ксюша! — закричала она, — Паша, где Ксения?
Её пронзительные зелёные глаза с тревогою и беспокойством метались по помещению, а ноздри то и дело вздувались от перенапряжения. Антонова выбежала на порог, отделяющий комнату с мрачным коридорчиком, и глубоко дышала. Следом, весь побледневший и невозможно взволнованный показался Горелов. Его грудь учащенно вздымалась и как-то по-особенному опускалась.
— Вот это блять, совсем не смешно! — вступил Вершинин, преграждая возбужденной Ане проход на улицу.
— Паш, где твоя сестра? — уже успокоившись спросил Алексей.
— Возле бункера сидит.
Светловолосый сжал плечи блондинки и, наблюдая за тем, как гаснут вспышки ярости и беспричинного порыва, благосклонно сдавил ей запястья. Она со всепрощающим видом взглянула на Павла и лихорадочно разразилась рыданиями.
— Пусти нас. Ксюша.. Она там… С ним.. С ней… — скулила Антонова, умоляющим взором стараясь пробить решительный нрав бывшего парня.
Но он и вовсе не был поражён: счёл происшедшее на неустойчивость психики из-за весьма отвратительных обстоятельств.
— Лёх, объясните, что происходит! — вмешалась Виктория, наконец подав голос.
Даже брюнетка сочувственно прониклась назревающим конфликтом, стремясь как-никак разрядить накалённую, до чертей неясную реальность.
Шатен заковылял на двух непрямых ногах, из-за того, что нестерпимо истощился за сутки и чувствовал всеобщее недомогание, к кровати, и, взобравшись на верхний ярус, замер без движения. Только и слышным оставалось его чересчур громкое сопение.
— Вообще отлично. Паш, я спать! — сдалась Саркина, бесстыдно освободившись от верхней одежды и, укутавшись в пайту Вершинина, устроилась на второй верхней кровати.
***
Натёршись сандаловым маслом, от которого исходил сладкий аромат, Аня смело откинула голову назад. Она ощущала себя от чего-то обделённой, частично потерянной, утратившей, если хотите, прежнее самообладание. Где уже та глупенькая девчонка с наивными мечтаниями? Среди какой тьмы затаился невинный ангел доброты? Девушка жалко усмехнулась уголками губ — да всё просто: повзрослела.
— Аня, — послышался приглушенный стук в дверь, — чай готов.
Антонова встрепенулась и, слегка вспушив завитые локоны, обернулась.
— Спасибо, Паш. Уже иду.
Вершинин сидел за столом, склонившись над горячим паром. Ему не терпелось увидеть Анну, чтобы успокоившись, предложить ей чашку горчительного напитка, чуть крепче, нежели обыденный чай, и вернуться за сестрой, которая видно уже сиротливо уснула на бревне.
— Вот твой чай.
Антонова благодарно улыбнулась и протянула ладонь вперёд. Они сидели друг напротив друга. На слишком близком расстоянии, но на отдалённом понятии о всей этой суматохе. Блондинка буквально сгорала от расстройства, Павла же подстрекал лучик надежды на счастливое «завтра».
Никто не нарушал покой. Не решался. У каждого были свои мысли на этот счёт. Говорить? Да и о чём? Ведь всё, что их связывало ранее, слыло гулким эхо и чересчур болезненной дырой в душе.
— Ань, что у вас с Лёхой?
Зеленоглазая в непонимании изменилась в лице и, выпустив алюминиевую кружку из рук, долго и протяжно стала смотреть на парня.
— Ничего. Что нас может связывать? — невинным тоном пробубнила она.
— Хм.. Ты права, не хочешь — не говори!
Блондинка отрицательно повертела головой и выпустила томный вздох из девичьей груди.
Не став ничего объяснять, Анна без промедления покинула кухню, где нутром почувствовала неестественную остроту, разряженную в атмосфере.
Павел повёл плечом и пустился в сгущающийся мрак высоких сводчатых проёмов. Петрищев тоже покоился на раздвижном кожаном кресле, растянувшись, и безобразно задрав голову.
«Гоша уснул. Это хорошо.» — внезапно подумалось Паше.
Он уверенными шагами догнал растерявшуюся в темноте Аню, и наощупь прижал к бетонной стене. Шершавая ладонь по инерции оголила гибкую спину Анны. Светловолосая, по правде сказать, растерялась и стыдливо спрятала очи, готовая полуобнаженным убранством провалиться сквозь землю от неловкости и надменного желания плоти. Утонувшего казалось непомерно глубоко, а на самом деле зародившегося вместе с окрыляющим впечатлением.
— Паша, ах.. не надо!
Парень, опьяненный красотой и великолепием форм, чудилось не замечал остального. Он жадно и страстно вцепился в губы Ани, заставляя всё естество трепетать от наслаждения.
Они наверняка бы простояли так неизменно, если бы не непредвиденный грохот, а затем сдавленные смешки пришедших.
Вся растрёпанная и не сразу обратившая внимание на разгневанного брата, Ксения звучно вскрикнула.
— Паша, не надо… — встряла Анна, отталкивая Вершинина подальше от Кости.
