Sing my name, sing my name

Blue Valentine ost #np

Человек, который не знает, чего хочет доставляет очень много неудобств. Бросается к закрывающимся дверям автобусов, очень внезапно решает, что доехал, возвращается туда, откуда ушёл, и снова идёт той дорогой, которой возвращался, много и неловко курит, пытается скрывать слёзы зевками, растерянно смотрит по сторонам и не знает, что делать дальше, испуганно вздрагивает, когда к нему подходят люди, идёт в самую толпу людей и отчаянно не вписывается в атмосферу какого-то вроде важного и очень радостного праздника. Что за человек? Человек – Бэкхен. Бэкхен как-то неоправданно резко решает, что должен уйти гулять, потому что 'может быть со мной случится что-нибудь, что угодно', долго "приводит себя в порядок", прячет глаза от слишком прозорливой бабушки, сидящей напротив него в метро и долго не может решить, на какой станции выйти, отчаянно пытаясь не видеть всего, что обступает слишком глухой стеной. Бэкхен идёт по любимому бульвару пафосно закуривая пафосные девчачьи сигареты, пафосно вскидывая взгляд на каких-то парней и тут же поджимая губы, потому что 'надо было тёмные очки взять, солнце'. Бэкхен замечает, что по третьему кругу слушает какую-то слишком позитивную группу и включает ост к 'Голубому Валентину' такой же непонятный как и этот день. Как Бэкхен. Бэкхен допивает остатки вчерашней колы, на которой написано не его имя, расстёгивает джинсовку и останавливается в теньке, где сразу же становится холодно, чтобы записать какую-то не слишком гениальную мысль. Бэкхен рассеянно садится на скамейку где-то между памятником поэту-национальной гордости и общественными туалетами. Слишком жарко, слишком солнечно. Бэкхен уходит в незнакомый проулок, потерянно оглядываясь в поисках скамейки и тени, разглядывает незнакомые дома и задаётся вопросом, зачем посольству республики Танзания выделили такое красивое здание, видит любимый музыкальный магазин и думает что просрал все возможности. Бросается к автобусу и нервно постукивает ногой, снова не зная, где выйти, опять идёт по любимому бульвару, врезается в каких-то парней, слишком громко извиняется и не смотрит в глаза, но на черные 'как у меня' кеды очень большого размера. Садится на скамейку рядом со слишком жизнерадостной семейной парой с ребёнком, случайно засматривается на них и одергивает себя, опомнившись. Бэкхен бессознательно, но очень сильно хочет увидеть в толпах людей хоть одно знакомое лицо, поговорить, расспросить о жизни, посмеяться, цинично пошутить и круто усмехнуться, словом, вести себя как обычно, но вокруг как назло только бесконечные сладкие парочки и блаженные бабуси с ярко разодетыми внуками. А ветер поднимается. А Бэкхен все ещё не собрал себя обратно. Бэкхен что-то пишет, рассматривает людей, курит и не отвечает на сообщения. Бэкхен не знает, что делать, как себя вести, что сказать, говорить ли вообще, как прийти в себя и стать тем Бэкхеном, которого кто-то когда-то любил. Почему теперь не любит? Что бывает, когда у человека исчезает опора? Бэкхен не знает. Не было у него опоры, а когда появилась, было не до мыслей о подушке безопасности. Было вообще не до мыслей. Бэкхен не знает, что делают в таких ситуациях. Может, сломанные люди появляются из-за вот такого? Потеряли опору и не успели ни за что ухватиться? Падали и разбились? Кто знает. Почему то эта мысль в привязке к самому себе кажется Бэкхену абсурдной и он смотрит на мир чуть с большей уверенностью. Обладатель чёрных кед гигантского размера садится напротив с друзьями. Бэкхен поджимает губы и рассматривает их. Он понемногу приходит в себя. Grizzly Bear поют что-то про золото и серебро, но это остаётся на периферии сознания или чего там переферия. Бэкхен подвисает и смотрит на странную карусель, сооруженную для праздника долго, до тех пор, пока глаза не начинают щипать от напряжения, возвращает голову к телефону и вздрагивает, потому что друзья с скамейки напротив куда-то пропали, а вот мальчик в кедах-как-у-меня сидит рядом и приветливо улыбается. Бэкхен не настроен на такое, ни на что не настроен, поэтому он бездумно глядит на него, а потом снова разворачивается к своему телефону. На мальчика-в-кедах это не производит, кажется, никакого впечатления, потому что он уже вынимает наушник из бэкхеновского уха и вставляет в своё. Офигевший от такого жеста Бэкхен вспоминает про 'может быть со мной случится что-нибудь', моргает и никак не реагирует, а в освободившееся ухо резко врываются звуки разговоров, криков, гудков, тормозов, звонков велосипедов, счётчика светофоров и скрип той странной карусели, из наушника льётся успокаивающее granny dinner, Бэкхену кажется, что он сходит с ума. Это отрезвляет. Мальчик-в-кедах отстукивает длинными пальцами ритм по своей коленке и подмигивает какому-то малышу. Он все ещё улыбается. Бэкхен думает о том, что он тоже когда-то мог всегда улыбаться, думает, что обязательно сможет снова, скребет ногтем по пятну на скамейке, несколько раз моргает, когда на щеку падает сухой лист. Бэкхен постепенно начинает чувствовать покой, совсем не волнуется о том, что незнакомый человек сидит рядом с ним, слушает его музыку и автоматически попадает в какую-то часть его внутреннего мира. Бэкхену уютно, просто так уютно сидеть рядом с этим мальчиком с теплыми глазами, смотреть по сторонам, кусать губы и не следить за временем. Звуки смешиваются в ненавязчивый фон, сознание снова уплывает в мягкий инструментал и забирает Бэкхена в сонную задумчивость, он закидывает голову и долго сквозь листву смотрит на плывущие мимо облака, громадные и ослепительно белые. Бэкхен думает, что обязательно все-все сможет, чувствует, как по рукам пробегают мурашки и стягивает рукава джинсовки пониже. Мальчик рядом смотрит на него. О чем он думает? Бэкхен выныривает из задумчивости и замечает, что тени на асфальте становятся синее, а ему самому стало спокойнее, он дожидается конца плейлиста, внимательно изучая мальчика-интересно-кто-он, и выключает музыку, вынимает и сворачивает наушники, встаёт со скамейки и вспоминает, в какой стороне ближайшая станция метро его ветки. Мальчик-в-кедах встает за ним, протягивает руку и говорит "Чанель", Бэкхен думает, что в общем-то пришел в себя, по крайней мере вернул любимое и единственное своё оружие и защиту – самообладание. Бэкхен впускает в глаза искорки, кидает на Чанеля-в-кедах взгляд 'ну что же, удиви меня' и говорит "Бэкхен". Чанель в долгу не остается, кидает ты-точно-удивишься-взгляд, но не такой, как у Бэкхена, добрее и говорит "куда пойдём, Бэкки?". "Бэкки" вскидывает бровь и круто (как и хотел) усмехается – "куда-нибудь". Они уходят, повернувшись спиной к вечернему солнцу куда-нибудь, где все обязательно будет по-другому.