Перекрестье сознания.

Локи не сопротивляется, когда доведенный уже почти до грани безумия громовержец укладывает его на пол. Не протестует, когда тот сжимает его запястья, заводя за голову, только разводит бедра, прогибаясь в пояснице, приглашая к дальнейшим действиям. Одинсон делает несколько глубоких размеренных вдохов, успокаиваясь – хочется не просто поиметь это красивое тело, громовержец хочет, во-первых, слегка отомстить за все потраченные нервные клетки, во-вторых, напомнить совершенно забывшемуся Локи кому он, по факту, принадлежит, и, в-третьих, заставить вздорного братца покорно просить о большем. Хотя трикстер уже просит, изогнувшись прижимается бедрами к богу грома, трется своим членом о его, облизывая ладонь обхватывает оба ствола длинными пальцами, начиная мерно двигать рукой и бедрами, отчего Тор явно теряет контроль над происходящим. Через несколько минут блондин все же находит в себе силы отстраниться, но бог озорства явно не собирается прекращать своего занятия – продолжает толкаться в свою ладонь, ритмично приподнимая бедра, часто облизывая пересыхающие губы, прикрыв глаза и с придыханием повторяя имя старшего брата. С губ трикстера срывается полустон-полувскрик, когда громовержец закидывает длинные изящные ноги себе на плечи, склоняясь над зеленоглазым божеством, когда прижимает мокрые от слюны пальцы к плотно сжатому колечку мышц, когда начинает осторожно растягивать. Но самообладания богу грома не хватает – шепнув «прости, принцесса», он, судорожно втягивая воздух, медленно входит во все еще слишком узкое отверстие. Не получается войти даже до половины – Локи шипит, закусывая губы, конвульсивно сжимается – не помогают расслабиться ни поцелуи, ни поглаживания. Сильнейший воин Асгарда меняет диспозицию – перекатившись на спину удерживает мага над собой, давая призрачную свободу действия. Призрачную – потому что у отчаянно извивающегося трикстера нет ни единой возможности вырваться – Тор крепко держит его за бедра, сильно сжимая. Через несколько минут Локи сдается, даря брату в отместку болезненный, с укусом до крови, поцелуй, позволяет тому проникать все глубже, болезненно жмурится, в какой-то момент упирается в широкую грудь ладонями и отчаянно мотает опущенной головой, чувствуя как по щекам катятся слезы. - Потерпи, еще немного, пожалуйста, - громовержец с ума сходит от такого давления на член, но сдерживается, не позволяя себе двигаться. Трикстер вжимается чуть мокрым от слез лицом в шею бога грома, доверчиво прижимается всем телом, расслабляясь, наконец, под мягкими прикосновениями рук, вплетает пальцы в светлые волосы. Тор что-то шепчет ему, но обманщик не слышит, да и не слушает, заново привыкая к подзабытому уже чувству наполненности и принадлежности брату. Локи обнимает громовержца за шею и тот приподнимается на локтях, запрокинув голову, позволяя гибкому, красивому божеству задавать удобный ему темп. Бог лжи устало прижимается к дышащему как загнанная лошадь блондину, мягко прикусывает мочку уха, шепчет глупые нежности, которых так недоставало обоим. Громовержец удовлетворенно улыбается, утягивая зеленоглазого на пол. Трикстер закрывает глаза, чувствуя себя по-настоящему защищенным, впервые, за долгое время. Орлог улыбается как сытая акула. Трикстер открывает глаза. Удивленно разглядывает знакомый узор на потолке – золотистые разводы на темно-изумрудном фоне. Шелк, прикасающийся к коже – знакомой, черно-зеленой, расцветки. И вообще – кровать, комната, все это знакомо до боли. Как и крепкие объятия, из которых не так-то просто выбраться – Тор всегда недвусмысленно напоминает, что младший братишка принадлежит ему и только ему. Вот только так не должно быть. Локи резко отстраняется от громовержца. Пытается во всяком случае. Одинсон недовольно ворчит, не просыпаясь и не ослабляя захвата. Предприняв еще пару безуспешных попыток вырваться, сын ледяного великана уже подумывает над тем чтобы обрушить на громовержца какое-нибудь заклинание, вот только в голову ничего не идет – маг не хочет быть жестоким, да и вообще – сейчас он сильно сомневается, что захотел бы причинить ощутимый вред богу грома. Точно с ума сходит. А вот это неправильно и совсем нехорошо – плотные шторы на окнах раздвинуты и солнечный свет, подползший уже к кровати, неимоверно раздражает глаза, вдобавок вызывая острую резь в висках. Локи обхватывает голову ладонями, будто пытаясь поймать жгучую, по змеиному переползающую от виска к виску, боль; тихо и жалобно мычит что-то нечленораздельное. Такое с ним бывает довольно часто, особенно по утрам, когда солнце слишком яркое. Тор приоткрывает глаза, сонно хлопая длинными светлыми ресницами, в течение нескольких секунд рассматривает лежащего рядом молодого бога, оценивая его состояние, сочувственно улыбается, осторожно притягивая трикстера за затылок к груди. Многолетняя практика показывает, что в такие моменты у Локи не хватает сил даже для того, чтобы вспомнить и сотворить какое-нибудь простейшее заклинание, поэтому над Асгардским замком, особенно с северо-восточной стороны, утро нечасто и недолго бывает солнечным – проще затянуть небо тучами, чем выпустить из рук хрупкое, доверчиво прижимающееся тело и идти задергивать распахнутые с ночи портьеры. - Что происходит, Одинсон? – Локи почти шипит сквозь сжатые зубы – боль не отступает, хотя нежные поглаживания по голове бесспорно приятны. - Я не знаю, - Тор правда не знает, хотя догадывается, что непредсказуемое древнее божество утомилось наблюдать за тщетными потугами громовержца и взялось править бал на своих условиях. А кто, в здравом рассудке, будет спорить с Судьбой? Тем более, светловолосый сын Одина вполне доволен сложившейся ситуацией. Воспоминания путаются в голове трикстера – свой весьма эротический, если не сказать больше, сон, он помнит, хотя начало как-то смутно… Четко помнит бутылку виски и все остальное, а вот что было до этого – как в тумане. Хотя логичнее было бы наоборот. А еще – Мидгард. Но вот между тем и этим нет никакого связующего звена. Впрочем его нет и между сном и нынешним моментом. С другой стороны, надежда на то, что это действительно сон, слишком эфемерна – тянущую боль, отдающуюся в поясницу сложно с чем-либо перепутать - А ты сильно недоволен? – низкий баритон громовержца прерывает размышления Лафейсона. - Что? – Локи медленно поднимает голову. – А… Да нет, вроде бы. - Ты в курсе, что более неопределенного ответа просто не бывает? – Тор улыбается. - А… ну да. Не знаю. Я в норме, – голубые глаза смотрят растерянно и как-то по-детски, - хотя, что я говорю? – голос становится визгливым. – Я не в норме! Я в бешенстве! Трикстер скидывает руки громовержца и садится на кровати, пытаясь закутаться в одеяло, но шелковая ткань соскальзывает с гладкой кожи, а темная расцветка подчеркивает нежную белизну тела, что явно вызывает в наследном принце Асгарда неоднозначные эмоции. - Нет, нет, нет, - Локи отстраняется, - Одинсон, ты совсем с ума сошел? Секс – это все, о чем ты можешь думать? - Иногда да, принцесса. - Не смей! - Послушай меня, Локи, - Тор серьезно смотрит на сводного брата, укладывая ладонь ему на шею и чуть сжимая большим и указательным пальцем у основания черепа. – Я знаю, что ты зол на меня. И я чувствую себя виноватым. Но вот, что я тебе скажу, принцесса, я всю жизнь ношусь с тобой и только с тобой, я не так умен как ты, я это знаю, и ты должен делать на это скидку, высказывая мне очередные свои претензии. Я всегда готов помочь тебе, если только тебя не одолевает безумие, я вообще очень на многое ради тебя готов. Ненавидишь отца? Да пожалуйста. Меня тебе не за что ненавидеть, брат. Молчать! – Локи давится непроизнесенной фразой, удивленно и немного испуганно глядя на громовержца. – Я не закончил. Небо за окном затягивают тучи, начинается ливень, наверняка скоро и гроза вдарит. В покоях черноволосого бога становится темно и трикстер невольно ежится, глядя на сидящего перед ним воина. Давно он не видел брата рассерженным настолько – пожалуй ни в Мидгарде, ни, даже, на Радужном мосту в глазах громовержца не было этого жутковатого выражения. - Хочешь трон? – громовержец сильнее сжимает пальцы, - отвечай. - А если скажу, что хочу? – трикстер томно прикрывает глаза, склоняя голову к плечу. - Тогда я спрошу – зачем? Локи удивленно смотрит на бога грома. - Потому что я хочу власти. Признания. Силы. - Внимания ты хочешь, вот и все. Дурак ты. Маг обиженно надувает губы, чуть улыбаясь. - Ну, скажи, что ненавидишь меня. – Одинсон ждет. - Сам дурак. - Разве они не очаровательны? - Я бы так не сказала, Великий. - Ясное дело, Урд. Вердани, например, нравится, а Скульд вообще считает их нашим лучшим развлечением за долгое время. - Ей рано на такое смотреть. – Норна хмурится, как заправская директриса пансиона для благородных девиц в Мидгарде. - Ей всегда будет рано, так что может пялиться, сколько захочет. - Сюжетец только немножко банальный, Великий, – самая молодая из норн усаживается в ногах Орлога. - Что б вы понимали, глупые невинные девчонки. Неужели не нравится? - Нет, продолжай, - девушка смеется, чуть краснея под сильно неодобрительным взглядом старшей сестры, - мне интересно.