Роксолана

В Амасье наступила зима.Хюррем давно вспоминала,как они вместе с Мустфой совершили хадж в Мекку.Теперь Хюррем уже совершить полный хадж.Спросила разрешения у Мустафы. Шехзаде услыхав просьбу задумался: -Подожди,сяду на трон вместе совершим. Наедине они говорили проще, называли друг дружку по именам, но Хюррем умела блюсти внешние правила, стоило рядом оказаться хоть одному евнуху, обращалась, словно он и не обнимал ее почти каждую ночь на зеленых простынях своего ложа, их общего ложа.Она сама себе не признавалась в тайной причине своего желания отправиться одной, Мустафа все понял без признаний и объяснений, усмехнулся: – В Иерусалим зайди на обратном пути, времени мало осталось, к нужному дню в Мекку не успеешь. Если ты, конечно, туда стремишься, а не… Он не договорил, но Хюррем вспыхнула, словно сухой валежник от поднесенного факела. – Куда же я еще могу? А в Иерусалим зачем? – Святым местам поклониться. Смотрел испытующе, внимательно, словно намеревался взглядом выковырять у нее из души то, что сама от себя старательно прятала.Казалось, она должна бы испугаться, а стало почему-то легко, вдруг поняла, что нет больше внутри сомнений. Бог един. Для всех един. А уж как его назовут и какие при этом станут молитвы возносить – это людской выбор. Но если принял на себя то или иное крещение, то пока не перекрестился, исполняй тот обряд, что должен.Она приняла когда-то, чтобы спасти будущее своего первенца Мехмеда, чтобы не назвали будущего ребенка (еще и не знала, кто именно будет) сыном гяурки, решилась погубить свою душу ради его жизни. Но душа не погибла и даже не почернела.Поняла, что душе все равно, как уста назовут Бога, какие обряды станут выполнять, какие слова молитвы произносить. Бог един для всех, и видит, что у кого в душе, а не на словах. И Он простит, что называть стала иначе.Но если уж решилась, то должна соблюдать те правила, которые на себя приняла. Потому честно соблюдала пост, щедро подавала милостыню в праздники, старалась совершать положенные намазы… И хадж… не ради славы хаджах или признания своей святости, не ради доказательства того, что правоверная, а для себя, для очищения души. – Я не думала в Иерусалим заходить. Кивнул: – Хорошо, спрошу, когда большой караван. – Я могу с малым, так даже лучше. – Почему? – Не хочу, чтобы сказали, что нарочно ради славы еду. Пусть будет тихо и незаметно. Для души, а не для славы. Пусть как можно меньше людей знает. – Хуррем, зачем тебе хадж? Она чуть помолчала, словно подбирая слова, потом тихо-тихо, едва сама расслышала, произнесла: – Столько грехов и дурных мыслей за все годы накопилось, столько грязи в душе… Очиститься хочу…Теперь уже помолчал он, потом так же тихо попросил: – Помолись и за меня. Мустафа очень переживал за хадж Хюррем.Потому подошел к отбору строго Долго беседовал с имамом, которого посылал с этим караваном, все не решаясь сказать, кого отправляет в хадж. Но сказать пришлось, Мустафа хотел, чтобы имам правильно понял поручение: – Не хочу, чтобы Хасеки совершила ошибку, которая ей будет дорого стоить. Имя у имама подходящее – Мухлиси, то есть Преданный, кивнул, едва чалма с головы не упала: – Пусть Шехзаде Хазрет Лери не беспокоится, всему научу в Мекке, чтобы Хасеки Хюррем Султан не сделала неверный шаг. Мухлиси сам хаджа, правила знает, но Мустафа выбрал его не из-за этого. – Не о мнении людей думаю. Хадж не просто поездка, а Хасеки не всегда была правоверной.И снова имам правильно понял заботу наследника :– Если Повелитель позволит, во время поездки я буду вести беседы с госпожой, чтобы она поняла задачу хаджа, – и, не выдержав, поинтересовался: – Кто подсказал Хасеки Хюррем намерение совершить хадж? – Сама. – Значит, госпожа душой готова. – Вот это вы и посмотрите, прежде чем входить в Мекку. – Хорошо, Шехзаде. Время шло, а разрешения на выезд от наследника престола все не было. Роксолана сама догадалась что Мустафа не хочет ее отпускать.Только вот на вопрос почему?Ее терзали сомнения. В Мекку нужно попасть к определенному времени, еще немного, и придется не ехать, а плыть до самой Хайфы. Но у Роксоланы с морем связаны только неприятные воспоминания, да и боялась она моря.А потом о предстоящем хадже невестки узнала Хатидже Султан, встрепенулась и кинулась к Повелителю: – Повелитель, разрешите мне с Хюррем тоже совершить хадж? Тот плечами пожал: -Если ты не будешь мешать Хюррем можешь ехать.Но сначала спроси ее мнение. На следующий день наследник престола сказал: – Отправляйтесь в хадж тетушкой! Но Хатидже приболела, а больной куда двигаться? Еще два дня потеряли, пока стало ясно, что не сможет ехать. Не так уходить мечтала, но отбросила все дурные мысли, все сомнения, все, что могло помешать. – Бисмиллах ве рахмоне рахим: во имя Аллаха, милосердного и сострадательного…Все нехорошее следовало оставить позади, все, что могло помешать думать только о хадже. К Богу не идут с мелочными думами, с недовольством или злобой. Уже сам путь до любой святыни целителен для души, она начинает очищаться в преддверии поклонения.Но от мыслей о том, что произошло, удалось отрешиться нескоро, они пошли через Анкару и Аксарай, горы хорошо успокаивают. Сумела отрешиться от мыслей об Мустафе, но, главное, перестала страдать по оставленным детям.С каждым шагом, с каждым новым поворотом дороги, с каждой ночевкой становилась все спокойней. Ежевечерне беседовали с имамом Мухлиси, тот объяснял, если чего-то не понимала, толковал Коран, рассказывал о святых людях и местах, но более всего о самой Мекке и о том, что такое хадж и для чего он.Когда от Османие пошли берегом моря и вокруг раскинулись благословенные места, Роксолана уже была спокойна. Мустафа просил помолиться за него, обязательно помолится, даже сначала за него, потом за себя. Дорожные трудности начались, когда от Газы свернули к Элату и до самой Джидды двигались берегом Красного моря. Здесь все было не похоже на Средиземное море, вокруг песок и песок, от моря ни прохлады, ни влаги, слева на горизонте горы, такие же пустынные, покрытые невысоким кустарником, а то и вовсе голые.Горячее дыхание пустыни, необходимость экономить воду по каплям… К тому времени, когда добрались до Джидды, Хюррем хотелось только одного – в хамам!Но одновременно обнаружился удивительный факт: подобный пейзаж сильно успокаивает. Здесь никто не знал, что она султанша, наложница одного из самых сильных правителей мира, не было приветственных встреч, не было ненужных речей… Только песок и мерное покачивание на спине верблюда. Зато прекрасно думалось.Обратно возвращалась просветленной, решив все же заехать в Иерусалим. Совершавшие вместе с ней хадж четыре женщины возмутились: – Госпожа хочет после хаджа идти в город со святынями неверных?! – В город, где мечеть Омара и откуда вознесся пророк Мухаммед. Разве нет?Смутились, заелозили… – Но, госпожа, правоверным мусульманкам опасно появляться в таком месте… Там много христиан и иудеев. – А ехать по землям иудеев не опасно? Оставайтесь здесь, я сама поклонюсь.С ней решились идти двое и, конечно, имам Мухлиси. Остальные встали за городом.Иерусалим ее ужаснул – крепостные стены развалены, повсюду грязь, стены обоих мечетей в плачевном состоянии, даже со следами камней. Свинцовые пластины куполов и Аль-Акса, и «Купола скалы» местами отстали, внутри хоть и чисто, но уж очень бедно. – Негоже мусульманскому властелину, под рукой которой находится сейчас город, вот так пренебрегать настоящей святыней.Мухлиси смотрел на султаншу, в сердцах произнесшую эту фразу, с испугом. Лицо закрыто, в прорези яшмака только глаза, но они опущены. Что в них?От Хюррем не укрылось настороженное внимание имама, тот, конечно, ждал, отправится ли к храму Гроба Господня, вспомнит ли об этой святыне?Вспомнила, но не отправилась.Глядя с высоты Храмовой горы на раскинувшийся перед ней город, она задумчиво произнесла: – Три религии сошлись, святое место для всех, а такое запущенное. Здесь бы примириться… На краю большой площади, что перед мечетями, появилась группа людей. Султаншу с имамом и женщинами мгновенно окружили воины охраны. Мухлиси потянул обратно в мечеть «Купола скалы»: – Госпожа, нам лучше скрыться там.Он уже жалел, что согласился на поход на Храмовую гору и на поездку вообще. Если что-то случится с султаншей, спросят с него. Вернее, и спрашивать не будут, просто нарежут полосками и скормят собакам. Имам не член султанской семьи, чтобы душить шелковым шнурком.Хюррем спокойно покачала головой: – Это не разбойники, смотрите, это почтенные жители города и священники.Следующий час имам обливался потом от страха, потому что упрямая султанша не только не стала прятаться в мечети, но и приняла представителей города. Они приветствовали Хасеки Хуррем Султан (и как только вызнали, что это она и как султаншу зовут?), предлагали удобно расположиться на ночь, звали на пир в ее честь…Она благодарила, но отказывалась, объясняя, что сразу после намаза отправится дальше. А потом поинтересовалась, почему город в столь плачевном состоянии.Сразу стало ясно, что не ради простого приветствия Хасеки пришли на Храмовую гору иерусалимцы. Заговорили, перебивая друг друга, потом видно опомнились, предоставили слово самому старшему. Седой старик с большими умными глазами, в которых умещалась вся скорбь мира, со вздохом объяснил, что положение города просто ужасно. Из него бегут все, кто только может. – Почему? Это святые места для всех! – Да, госпожа, но в этом святом городе попросту нет воды, разрушен водовод. И городских стен тоже нет, каждая банда, которая следует мимо, норовит пограбить. Даже зная, что брать нечего, все равно берут. И храмы грабят, независимо от того, чьи они. И паломников грабят. Мы выслали защиту вашим людям, оставшимся вне города…Многое услышала Хюррем Султан о том, как трудно горожанам, как нелегко паломникам, сколь беззащитен город перед грабителями… Просили заступиться перед султаном за несчастный Иерусалим. Обещала. Среди просивших увидела христианского священника. Все же дрогнуло сердце: – Святой отец, а паломников к Гробу Господню много? Не убывают? Не мешают ли им? – Нет, госпожа, не убывают. Только трудно место найти, спят под открытым небом и питаются крохами, а как налетит очередная шайка, так и остаются голыми на голой земле. Сняла с пальцев один за другим два перстня с огромными камнями: – Возьмите, святой отец. Пусть построят приют и столовую для паломников. Я потом еще деньги пришлю, чтобы кормили нуждающихся бесплатно.Сообразила как-то вдруг, слова священника подсказали первоочередное.Остальным обещала попросить Повелителя Двух миров обратить свое благосклонное внимание на Иерусалим.Имаму Мухлиси добавила, что обе мечети нужно основательно подремонтировать и тоже организовать приют для тех, кто будет совершать хадж по этому пути.Тот испуганно помотал головой: – Кто же пойдет в чужой город? – Какой он чужой, если сюда Пророк был чудесно перенесен и отсюда вознесся?!Смутился имам, закивал, что права султанша.