Белый конь скакал по белому снегу, оставляя тёмные ямки следов от копыт. Холодный, пробирающий ветер развевал белую с серыми вкраплениями гриву скакуна. Чёрный плащ Гратии хлопал, капюшон норовил слететь с головы, и её длинные белоснежные пряди, выбившиеся из наспех сооружённой причёски, почти смешивались, переплетаясь с прядями волос надменного спутника, к спине которого девушка прижималась отчаянно, будто всё ещё боясь своего решения.
А потом они скрылись между тёмно-серых стволов высоких продрогших деревьев, что надёжной стеной окружили крохотный и дикий мирок, в котором осталась темноволосая сестра.
Эрна ещё долго стояла на опустевшей опушке, не в силах оторвать взгляд от следов на снегу и отчаянным жестом прижимая к груди руку с сиреневой лентой. Где-то в глубине души, надёжно спрятав ото всех и заперев на искусные замки, девушка сохранила и последний поцелуй с кузеном, и долгое объятие с сестрой. Она могла бы сказать, что, добровольно обрекши себя на одиночество, она лишилась смысла жизни, но всё было совсем не так.
И кузен и сестра навсегда остались в её сердце, точно так же, как и погибшие родители. Но только первые были живы и даже счастливы, если можно быть счастливым после того, что выпало на их долю.
— Теперь я стала сильнее, — тихо произнесла Эрна, проведя рукой по холодному и шершавому стволу дерева. — Теперь, оставшись одна, я это чувствую. Я сама за себя, и мне не нужно ни за кого беспокоиться.
На заснеженной земле аккуратно стояла корзинка с парой ярко-алых ягод на дне. Гратия отыскала её, но вот большинство собранных ягод спасти не удалось: к тому времени они были съедены или спокойно покоились под сугробами.
Эрна подобрала корзинку и неспешно зашагала в сторону дома. Тоненькая струйка дыма виднелась даже отсюда, и девушка с опаской думала, хватит ли ей дров, что они с сестрой насобирали, на зиму, которая так рано наступила в этом году.
В доме было тепло, хоть огонь уже угасал. Поспешно вытерев ноги об уже истоптавшийся коврик, Эрна подошла к очагу. Подбросив пару поленьев, девушка задумалась, наблюдая за пляшущими языками пламени. Они танцевали какие-то дикие самобытные танцы, свободные и счастливые. Эрна же чувствовала, что то, ради чего она живёт, она ещё не сделала. Возможно, она даже не догадывается о своём предназначении.
Но кто ей поможет? Она не знала ни одного человека, способного открыть ей глаза на подобные серьёзные вещи, способного дать действенный совет.
Незаметно оказавшийся рядом Ночной Охотник потёрся ей о ноги, сыто мурлыча.
— Кого ты поймал, милый мой? Вот бы и мне было так просто добывать себе еду...
Вздохнув и потрепав за ушком любимца, Эрна достала из шкафа мешок с крупой и пару картофелин и принялась готовить себе обед. Когда они только приехали, готовила она ещё хуже Гратии, но теперь девушка могла похвастаться значительными успехами. Кто бы знал, что отрыв от окружающего мира так способствует саморазвитию в обычных вещах, над которыми она бы раньше только посмеялась.
Пока варилась лёгкая похлебка, Эрна успела прибрать кровать сестры, освободив большую часть комнаты. Стало как-то пусто, но девушка старалась не думать об этом. Менять что-либо было поздно, да и не сомневалась она в своём решении.
Когда солнце спряталось за лесом, сразу же превратившимся в мрачную, но надёжную стену, и на ночном небе всплыла яркая оранжево-золотая луна, Эрна всё сидела за столом над полупустой миской с давно остывшей похлёбкой. Рядом лежала открытая книга стихов: единственное, что осталось от прежней жизни.
Огненное светило закатилось, день скончался.
И только я, замерев под кустами алых роз,
Наслаждаюсь тёмной порой.
В очаге остались лишь горящие в сумраке красные угли, и холод потихоньку подбирался, принимая лесной домик в свои крепкие ледяные объятия. Тишина поселилась в своём новом прибежище.
Стул тихо скрипнул, когда Эрна поднялась и направилась к двери.
Хлопнула дверь.
Снег скрипел под каждым шагом.
Остановившись возле бочки с водой, Эрна, привычно обмотав кулак краем плаща, разбила ледяную корку. Из тёмного зеркала вод, прячась за плавающими кусками льда, похожими на глаза мертвецов, на неё смотрела неизвестность.
Девушка вглядывалась в безмолвную воду так долго, что почти перестала чувствовать свои конечности.
— Почему я не могу видеть будущее без того дрянного напитка? Если я могу быть ведьмой, то зачем мне что-то ещё, кроме моих способностей, моей души? Я знаю, ты не лгал... Я должна была стать ведьмой. Хоть одна из нас...
Захлопали крылья.
Перед глазами была лишь темнота, но Эрна знала, что за ней пристально следят. Возможно, это тот самый вчерашний пернатый наблюдатель. Вот только неизвестно, что ему тут нужно.
Ветви деревьев стонали и кряхтели, отпугивая расхозяйничавшуюся в этот день тишину.
— Да, пожалуй, мне пора в дом, — одними губами прошептала Эрна, чувствуя, что сил у неё едва хватит, чтобы сойти с места.
Внезапно что-то привлекло её обострившееся от долгого ожидания внимание. Какой-то тихий и печальный то ли всхлип, то ли стон. Будто детский. Совсем потерянный и одинокий.
Перед глазами тут же предстала маленькая фигурка озябшего и дрожащего ребёнка, закутанного так, что нельзя было разобрать — мальчик это или девочка. Качающиеся ветви осыпали его снегом, и с каждым шагом ребёнок всё глубже и глубже увязал в сугробах, готовых поглотить невинную жертву.
Обхватив себя руками, Эрна побрела на звук, с трудом переставляя ноги. Перед глазами теперь стояла не ночь, но что-то более глубокое и пугающее. Заставляя себя двигаться вперед, девушка ловила себя на мысли, что, возможно, спит, и это просто слишком реальный кошмар, один из тех, что преследовали её со смерти родителей.
Но плач раздавался всё ближе и ближе, неотвратимо приближаясь.
Сделав ещё шаг, Эрна споткнулась и чуть было не упала, в последний момент ухватившись руками за что-то крепкое и надёжное. Но даже эта надёжность вдруг отступила, медленно отъезжая в сторону. Досчитав про себя до трёх и выровняв сбившееся дыхание, Эрна поняла, что каким-то необъяснимым образом вернулась к дому, и из последних сил вцепилась оледеневшими пальцами в отворившуюся дверь.
Рядом драл горло Ночной Охотник, но его хозяйка лишь устало мотнула головой, пытаясь расслышать что-то ещё.
Таинственный плач стих, будто его и не было.
Холодный дом встречал тишиной и осуждением. Забравшись в груду и своих и сестриных одеял, Эрна закрыла глаза, моментально проваливаясь в сон, где она бродила по жуткому лесу, собирая с еловых веток блестящие детские слезинки в корзинку потерянной сестры.
А утром кошмары отступили, уступив место повседневным хлопотам, чтобы к вечеру вновь вернуться в разы сильней и пугающей.
Так прошло пару дней, пока однажды утром под дверями дома её не встретил сюрприз. Огромные сани, доверху набитые дровами и мешками со съестными припасами, казалось, дожидались новую хозяйку. Между парой брёвен торчал краешек незапечатанного письма, и Эрна поспешно его раскрыла, вглядываясь в написанные незнакомым почерком строчки.
Дорогая Эрна.
Прими от нас этот небольшой подарок. Зима разгулялась, и он должен быть как раз кстати. Дата свадьбы уже назначена, и я с нетерпением жду нашей встречи, дабы принести свои клятвы.
С любовью, твой А.
В этих на первый взгляд уважительных и пропитанных заботой словах чувствовались глубокая многозначность и дерзкая ироничность, столь непривычные для отправителя, но так запомнившиеся получательнице в последний день их встречи, что девушка со злостью скомкала пергамент и уронила получившийся комок в глубокий снег.
— Надеюсь, ты сгниёшь, — прошептала Эрна. — И почему мне даже в одиночестве нет покоя? Я хочу быть сильной. Я должна этому научиться. Я знаю, что делаю. Оставьте меня уже все!
