Пепельная тоска

Резким движением герцог распахнул тяжёлые шторы, пропуская в покои рассеянный утренний свет. Заплаканное лицо королевы отразилось в овальном зеркале, украшенном узорчатой витой рамой. Губы Одилии задрожали, и она упала в кресло перед туалетным столиком. Вуаль оказалась на полу. Накидка последовала за ней. Золотистые подобно солнечным лучам локоны едва достигали округлых плеч, голубой шёлк туники струился красивыми складками по телу. Пухлые искусанные губки приоткрылись в горестном вздохе, а в голубых глазах плескалась обида. — Ты посмотри! Мало того, что мне нет выхода из этих комнат, больше напоминающих склеп, так эти мерзавцы еще и срезали мои прекрасные волосы! «В знак траура, дань вашему почившему супругу» — сказали они. Но я-то знаю, как они радовались, унизив меня подобным образом! — Я так понимаю, Аллеид не мог не приложить к этому свою отнюдь не чистую руку? — Он меня ненавидит, Алоис! Я всегда знала, что он меня ненавидит, ещё когда только выходила за его старшего брата. О, Алоис, ты не представляешь, как я рада твоему приезду! Я тут, как среди стаи волков... Одиночество так меня тяготит... Отбросим прочь старые обиды? — Для этого я и вернулся. Я счастлив, что ты одумалась. Он наклонился, целуя тонкую ручку, затянутую в перчатку. Одилия обернулась, вцепившись в полу длинного камзола герцога. — Ты привёл солдат, да? — Можешь не беспокоиться, ещё до полудня твои покои будут охранять наши люди. — А мой сын, Адлар? Я так за него боюсь! — Он мой король и мой племянник, Одилия. Положись на меня в этом вопросе. Королева разжала пальцы. Обратив всё своё внимание на множество коробочек и пузырьков, расставленных на столике, она принялась их перебирать. Более во всей комнате не было никаких безделушек, и везде, кроме этого места, царил идеальный порядок, разительно отличавшийся от той картины, которую привык видеть герцог в этом месте. Единственное, что добавляло комнате яркости и живости - букет синих роз с обрезанными шипами, помещенный в хрустальную вазу у зеркала. Алоис кивнул на цветы. — В тон твоему утреннему наряду. Виконт Фаллбер научился читать твои мысли или нашёл другой способ узнавать цвета нарядов своей королевы? — Ах, этот сарказм тебе не к лицу. Фарамонд — очень милый молодой человек, в отличие от своего брата. — Вот именно. Граф Фаллбер — паук, искусно плетущий паутину интриг, это известно всем. Сейчас тебе стоит лучше выбирать тех, с кем общаться, и тем более, кого пускать в свою вдовью постель. Ты так не считаешь? — Фарамонд не причастен к тёмным делишкам своего брата. У него для этого слишком большое сердце и добрые глаза. — Он рос при дворе, не забыла? Тут этих качеств лишаются слишком быстро. — Я ещё не разучилась разбираться в людях, братец. — Даже если всё так, как ты говоришь, то в любом случае Фастрейд имеет на него большое влияние. Он может невольно оказаться лишь пешкой в руках старшего брата. — Но ты не прав, Алоис. — Что ж, сейчас это не так важно, как Аллеид. Но, тем не менее, я весьма надеюсь, что ты найдешь время подумать над моими словами. Народ тебя любит, но стоит просочиться слухам о том, как быстро ты забыла их не менее любимого покойного короля... — Я его не забывала! Это он меня бросил, оставил! Но я просто обязана была выжить... Любым способом. — И я восхищаюсь тобой, дорогая кузина. Выразительный холодный взгляд встретился с таким же выразительным и полным решимости. И тут же в последнем мелькнула нотка печали. — Но я так устаю, Алоис... Представляешь, я сижу тут, ничего не делая, и устаю! Герцог чуть усмехнулся. — Скоро ты вернёшься к своим обязанностям и долгу перед подданными. Гратия сказала о послании для Адлара от тебя. Этот ларец? Одилия встрепенулась. — Да, это он. Когда ларец скрылся в складках плаща, королева, немного помедлив, спросила: — Скажи, любезный кузен, где же Эрна? — Она слишком тяжело восприняла потерю... всю эту трагедию и решила остаться в своей добровольной ссылке. — Ей же семнадцать! Это безумие, оставлять её там одну. — Безумием было бы забрать её сюда. Одилия восхищённо захлопала глазами и прикрыла округлившийся рот платочком. — Неужели это то, о чём я думаю? Если так, то ты обязан прислать несколько воинов охранять её, но только незаметно. Никто не должен о ней узнать! — Да, всё именно так. Но к Эрне лучше никого не отправлять, это её испытание. Королева удивлённо качала золотистой головкой, но губы невольно расплывались в улыбке. — Ты привез добрые вести. Обещай, что когда сестра пройдёт испытание, то ты сам посвятишь её во все тайны нашего рода. Алоис улыбнулся. — Всё для блага семьи фон Алфиар. Как и моя женитьба на Гратии. — На Гратии? Ты не перестаёшь меня удивлять... — Не напомнишь наш девиз, Одилия? Наш, а не твоего покойного супруга. — «Возродимся из пепла». — Мы всегда возрождаемся, дорогая кузина. Несмотря ни на что. И ты, и я — тому яркий пример. Герцог подал королеве бархатную подушечку. Золотая диадема призывно блестела драгоценными камнями. Но лицо Одилии оставалось задумчивым. — А Эрна знает про твоё решение? — Мы с ней говорили об этом. Она счастлива за свою сестру. — Ты знаешь, что своим поступком разбил ей сердце? — Это тоже часть испытания. Алоис осторожно надел диадему на золотистые кудри кузины. Теперь они оба, не отрываясь, смотрели в зеркало. — Вот она, истинная королева. Преклоняю перед вами колени, Ваше Величество. Одилия засмеялась. — Я отдаю сестру в надёжные руки.