По ту сторону лжи

- По-моему, ничего не изменилось, - с сомнением проронил Бё, всматриваясь с безмятежное, посеревшее от долгой болезни лицо Казуки. - Что вы, все изменилось кардинально, - заверила его медсестра. – До этого он был в коме, а теперь просто спит. При желании его легко разбудить, но я не рекомендую вам это делать. "Не рекомендую" в данном контексте означало "не смейте", и Бё кивнул головой, соглашаясь, но не отводя глаз от Казуки. Со слов медсестры, он опоздал на пятнадцать минут – Казуки недолго пребывал в сознании и даже сказал пару ничего не значащих слов лечащему врачу, пока снова не уснул. Когда он проснется, через полчаса или полдня, никто не брался прогнозировать. - Вы можете попросить в приемном покое, чтобы вам позвонили. Либо же можете подождать в больнице, - нарушила повисшую тишину медсестра, и Бё снова кивнул, понимая, что ему тонко намекают оставить Казуки и временно уйти из палаты. В коридоре Бё неуверенно переступил с ноги на ногу, пытаясь понять, что же ему теперь делать. Известие о переменах в состоянии Казуки выбило почву из-под ног: в глубине души Бё верил, что Казуки поправится – просто представить не мог, что тот умрет, но за время, проведенное в Нахе, перестал надеяться, что это случится так скоро. Бё доводилось слышать о людях, которые годами лежали в коме, и подсознательно он ждал чего-то такого. Дверь в ванную комнату Юуто не запер, потому Бё вошел без предупреждения и постучал кулаком в запотевшую стеклянную стенку душевой кабины, где шумела вода. - Когда будешь выметаться, захлопни дверь! – громко произнес он, чтобы Юуто наверняка услышал. – Я ухожу. - Куда уходишь? – удивленно спросил тот, распахнув дверцу, как обычно ничего не стесняясь, и уставившись на Бё во все глаза. С мокрых волос капала вода, кожа влажно блестела, и в приглушенном свете ванной лицо Юуто выглядело старше и привлекательней, чем обычно. - Казуки очнулся, - в лоб ответил Бё, с усилием отводя глаза от открывшейся картины. - Что?.. – Юуто удивленно моргнул. - То! – огрызнулся Бё. – Мне только что позвонили. Если хочешь, быстро вытирайся, и поедем к нему вместе. Если нет – захлопни дверь, когда будешь уходить. Юуто колебался мгновение или два. На его выразительном лице Бё успел рассмотреть очень противоречивую гамму чувств – от радости и удивления до сомнения и неуверенности. - Меня к нему все равно не пустят, - так тихо произнес он, что Бё с трудом разобрал слова из-за шума все еще льющейся воды. - Я попрошу, и пустят, - устало возразил на это Бё. – Я бываю очень убедительным, чтоб ты знал. Ответил Юуто не сразу, помолчав еще несколько секунд. - Думаю, сейчас он будет рад увидеть тебя, - наконец натянуто и совершенно неестественно улыбнулся он. - Ну как скажешь, - кивнул Бё и, не прощаясь, направился к двери. Уговаривать Юуто он не собирался – по большому счету, ему было плевать, какие чувства того обуревали по случаю возвращения к жизни его возлюбленного Казуки. Да и вообще мыслями Бё был уже в больнице. И вот теперь, когда он приехал, но с Казуки так и не смог поговорить, Бё застыл в нерешительности, силясь вспомнить, что он вообще собирался делать в этот день. "Лучше все же попросить позвонить, чем торчать здесь", - наконец решил Бё. Врач заверил его, что жизни Казуки ничего не угрожает, и что когда он проснется, длинных монологов от него не стоит ждать. Более того, врач предупредил, что, возможно, Казуки не узнает Бё сразу и не вспомнит события последних дней. Караулить в больнице не имело смысла. Бё уже развернулся было в сторону выхода, когда боковым зрением заметил, что за ним наблюдают, и, оглянувшись, даже не удивился, обнаружив в трех метрах от себя Даичи. - Какая встреча, - не без неприязни произнес Бё. - Ожидаемая, - пожал плечами Даичи и неприятно улыбнулся. – Ну что, ты рад? - Конечно, рад, - вернул улыбку Бё. – А ты? - А мне просто интересно, в какое дерьмо вляпался этот идиот, - не стал отвечать Даичи, криво усмехнувшись. – Его уже искали. - Кто искал? – холодно спросил Бё, отчего-то чувствуя неясную тревогу. - Полиция, естественно. А еще адвокаты позавчера приходили. - Какие адвокаты? – растерялся от такого известия Бё. - Откуда мне знать? – развел руками Даичи в демонстративном недоумении. – Видимо, кому-то задолжал наш счастливчик Казуки. С ума сойти можно, ему опять все сошло с рук – даже с того света вернулся! Хоть бы что ему. Даичи провоцировал Бё то ли на спор, на ругань, либо же просто исходил тихой злобой от того, что его враг снова выкарабкался, но Бё было плевать на Даичи, и он уже не слушал. "Адвокаты… "Имаи и партнеры", я полагаю…" - думал Бё, не зная, что и предполагать. В голову пришла мысль, не обратился ли Казуки в юридическую контору, чтобы составить завещание, а сотрудничающий с ним адвокат мог прийти в больницу, чтобы справиться о его самочувствии. Но тут же он отмел эту идею. Зачем адвокату, чужому человеку, такое участие? Адвокатскую контору оповестили бы уже по факту смерти, если бы она случилась. Да и что мог завещать Казуки, если у него ничего не было? И кому? "Кому Казуки мог оставить свое ничего?" – вяло усмехнулся собственным мыслям Бё и, так и не удостоив Даичи ответом, пошел в сторону лифтов. Смысла в дальнейшем расследовании не было – об этом думал Бё, пока на светящемся табло лифтовой кабины мелькали цифры, отсчитывая этажи. Даже если Казуки в ближайшие дни будет не в состоянии рассказать о том, что он делал в Нахе, он объяснит все чуть позже. Как несостоявшийся детектив Бё был вынужден признать, что потерпел полный провал. Его метания не привели ни к какому результату, и теперь оставалось только ждать, что сама жертва преступления прольет свет на случившееся, а там, возможно, полиции удастся построить предположение, кому могла быть выгодна его смерть. * Арендовать автомобиль в прокате, где машины ломались чаще, чем зажигалки, Бё не собирался – он явился туда лишь за тем, чтобы забрать коробку с вещами матери Казуки. Особой потребности в них теперь не было, играть в следователя и дальше Бё не планировал, но, подумав, решил, что будет негоже бросать чужие личные вещи не пойми где. Пускай даже их владелица была уже давно мертва. Однако стоило Бё переступить порог, как девушка-менеджер бросилась чуть ли не наперерез, часто и низко кланяясь. - Наша организация принесла вам серьезные неудобства, - зачастила она. – Мы приносим свои извинения и искренне просим прощения. Это беспрецедентный случай, чтобы сломались сразу две машины. "Обычно у вас прецеденты из трех-четырех машин?" - мысленно съязвил Бё. Однако девушка перед ним выглядела действительно бесконечно виноватой, и Бё решил не играть на чувствах переживавшего менеджера, которая здесь действительно была не при чем. - Все в порядке, в этом нет вашей вины, - вежливо ответил Бё. – Могу я забрать свои вещи? - Конечно-конечно, - кивнула девушка. – Но разрешите все же предоставить маленькую компенсацию за причиненные неудобства. Если вам все еще нужна машина, сегодня вернулся из проката элитный автомобиль, который мы готовы предоставить вам на любой срок за полцены. Уверяю, больше никаких поломок! Машина исправна и работает лучше новой. С одной стороны, Бё хотелось демонстративно рассмеяться и холодно заявить, что иметь дело с этим прокатом он не желает ни за полцены, ни даже бесплатно, но с другой – сыграла роль его слабость к красивым машинам. - Что за автомобиль? – не смог удержаться и все же задал вопрос он. - Бентли Континентал, - не без гордости заявила девушка, а Бё раскрыл рот от неожиданности. Прежде чем вернуться к себе в отель, он не удержался и сделал несколько кругов по городу. Белый Бентли с шикарным просторным салоном был прекрасен и плыл по улицам, как корабль по волнам. Бё чувствовал, как его настроение стремительно поднимается, а жизнь налаживается прямо на глазах. Казуки ничего не угрожало, замучившие Бё тайны должны были вот-вот раскрыться, в скором времени предстояло счастливое возвращение домой, а руки сжимали руль потрясающей машины, о покупке которой Бё даже не фантазировал никогда – все же слишком дорогим было подобное удовольствие. Решив, что даже если ему не позвонят из больницы, вечером он сам наведается к Казуки, Бё вернулся в гостиницу с твердым намерением ничем не заниматься, просто полистать любимые сайты или посмотреть телевизор. После недолгих колебаний он прихватил коробку с вещами из дома Казуки с собой. Разглядывать их Бё не планировал, но катать по городу в багажнике тоже посчитал неправильным. В его номере все было как обычно – к приезду Бё уже успели убрать и проветрить, но все же он уловил слабый чужой запах и не сразу понял, что это все еще пахнут сигареты Юуто. О друге Казуки Бё не вспоминал с того самого момента, как оставил его в душе, и теперь чуть поежился, сам не понимая, что было не так. Где-то глубоко на подсознании неприятным зудом отдавалась мысль о том, что зря он связался с Юуто, зря втянул его в свое расследование и уж точно напрасно переспал с ним. Юуто был каким-то странным, не похожим на тех людей, с которыми обычно общался Бё, и теперь не покидало плохое предчувствие, что он пожалеет об этом союзе. Но все эти мысли Бё погнал прочь, беря в руки пульт и включая погромче музыкальный канал. Анализировать уже свершившееся он считал неправильным. Музыка и интернет отвлекли Бё почти на два часа. Открывая сайт за сайтом, он без особого интереса читал новости, просматривал входящие сообщения и отвлеченно думал о Казуки и об их скором возвращении в Токио. Понадобилось некоторое время, чтобы Бё осознал, почему никак не получается сосредоточиться, а когда наконец понял, со вздохом закрыл ноутбук и несчастным взглядом уставился на картонную коробку, которую оставил у входа на полу. Не было никакого смысла рыться в вещах матери Казуки, но Бё напомнил себе о том, с какими ухищрениями достал их, не желая признаваться, что заглянуть в коробку его толкало банальное любопытство. "В конце концов, что я теряю? – спросил себя Бё, вставая с кровати, на которой все это время сидел с ноутбуком. – Все равно ничего интересного мне по традиции не попадется". Первым делом Бё вытащил на свет альбомы. Их было два, один старше другого, порядком обтрепанные и обветшалые. Первый же открытый альбом разошелся по корешку, и Бё едва успел подхватить вываливающиеся страницы. По фотографиям, вложенным в альбом, Бё определил, что ему попался какой-то семейный раритет: снимки были поблекшими, черно-белыми – по облезлым краям фотографий Бё понял, что долгое время они валялись без оправы, и лишь много позже кто-то определил их в альбом. Снимкам было не меньше пятидесяти лет, как понял Бё, всматриваясь в наряды, на которых были запечатлены незнакомые люди. Альбом казался куда более новым – Бё предположил, что ему не больше двадцати-тридцати лет. Постановочные фотографии, преимущественно семейные, Бё пролистал без особого интереса и взял в руки второй альбом. На первых снимках был запечатлен пухлый младенец, то в одиночку, то на руках у совсем юной красивой женщины, и через несколько просмотренных страниц Бё утвердился в предположении, что перед ним был детский альбом Казуки – даже в столь нежном возрасте он был узнаваем. Казуки был очень похож на мать, как понял Бё, всматриваясь в каждую следующую фотографию – похож, как редко бывают на родителей похожи дети. У него была точно такая же, как у матери, озорная улыбка и лучистые глаза. На всех снимках маленький Казуки был запечатлен с матерью и изредка другими родственниками постарше, предположительно бабушкой и дедушкой, а вот отца Казуки, как и следовало ожидать, не было ни на одном снимке. Не найдя ничего интересного, Бё вытащил следом тетрадки, которые на проверку оказались небольшими альбомами для рисования. "Каяо Сатоо" была аккуратно выведено на обложке каждого, и, раскрыв первый попавшийся, Бё понял, что рисовать мать Казуки умела неплохо. Рисунки были преимущественно обычными эскизами, сделанными простым карандашом. Лишь изредка художница добавляла красный или синий цвета. Казалось, что мать Казуки рисовала на досуге, для удовольствия и без особого усилия, до того просто и непринужденно смотрелись ее наброски – цветы, птицы, лица людей, животные или просто абстракции. Кроме того, тут и там, под рисунками или просто на полях Каяо Сатоо писала короткие фразы, бывшие, видимо, понравившимися ей цитатами из книг. "Да это же что-то вроде художественных дневников", - осенило Бё, когда он не особо вдумчиво переворачивал страницу за страницей. "А Кошка – Кошка так и бродит по свету в своем ожерелье и порой заглядывает людям в глаза. И тот, кто честно ответит на ее взгляд, узнает, кто он такой", – прочитал Бё на одной из страниц отрывок, показавшийся смутно знакомым, но откуда – ему вспомнить не удалось. "Я почти достиг моего неба. Небо других я ни во что не ставлю и о нем не хлопочу", – гласила другая надпись, и Бё пришел к выводу, что все это для него слишком сложно, однако со свойственной ему скрупулезностью пролистал все тетрадки от начала до конца. Лишь один рисунок привлек его внимание. Это был портрет мужчины, и в отличие от остальных набросков, он был прорисован куда тщательней. В первую секунду лицо мужчины показалось Бё смутно знакомым, но наваждение тут же развеялось. Человек этот, с чуть вытянутым лицом и короткой стрижкой, выглядел вполне заурядно, назвать его каким-то особенным или красивым было сложно. "Сердце решает, кого любить. Судьба решает, с кем быть", – было написано внизу под портретом, а еще ниже, красной ручкой и, как почему-то показалось Бё, гораздо позже, чем был сделан рисунок и первая запись, дописали: "Ошибки не учат, не лечат минуты". Закрыв тетрадь, Бё отложил ее в сторону, сделав про себя вывод, что мать Казуки определенно была натурой романтичной, а еще любила педантично выписывать понравившиеся ей цитаты. Последними богатствами в коробке остались деревянная шкатулка да сувенир в виде башенки, который Бё, покрутив в руках, пристроил на прикроватную тумбочку. Вскрыть шкатулку получилось только с помощью ключа от машины – для этого Бё пришлось взломать крышку, которая оторвалась вместе с куском боковой стенки. Некстати Бё вспомнились старые легенды о шкатулках с секретом, которые в случае взлома заливали кислотой свое содержимое, чтобы оно не досталось врагу, или, еще лучше, выстреливали отравленной иглой в руку взломщика. Поежившись от таких мыслей, Бё заглянул внутрь. На первый взгляд ничего интересного и ценного здесь тоже не нашлось, внутри лежали исписанные листы, и, достав первый же из них, Бё понял, что это было письмо. "Дорогая, любимая, ненаглядная моя Каяо…" – развернув, прочитал Бё, после чего задумчиво покрутил листок в руках. Конверта не было, и понять, когда написали письмо, было сложно. Пробежав глазами по ровным столбикам иероглифов, Бё понял, что некий молодой человек по имени Осаму писал это письмо матери Казуки. Кроме этого имени Бё не удалось установить, где тот находился и где была сама "ненаглядная Каяо", слишком уж возвышенно и восторженно распинался влюбленный ухажер, не говоря при этом ни о чем конкретном. "И все же конверт был", - подумал Бё, повертев письмо и рассмотрев небольшие вмятины на бумаге, которые остаются от почтовых штампов на конвертах. На конвертах, которые мать Казуки не пожелала сохранить. Отложив первое письмо, Бё взял следующее. "Я никогда не забуду весну – нашу первую весну, и то, как вишневые лепестки путались в твоих черных, как вороново крыло, волосах…" – прочитал Бё и почувствовал, что против воли хочется возвести глаза к потолку. Такую надуманную пафосную романтику он на дух не переносил, но вопреки собственному неприятию продолжал читать, сам затрудняясь объяснить, зачем ему это нужно. Кроме волос, цвета воронова крыла, молодой человек упоминал какие-то "нежности на заре", "росу в высокой траве" и "звезды как бриллианты". "Наверное, что-то со мной в этой жизни не так", - безучастно подумал Бё, приходя к выводу, что на месте Каяо у него бы скулы свело от приторности таких признаний. Лишь в самом конце Бё увидел несколько слов по сути, оторванных от романтического начала: "Пусть тебя не тревожат мысли о Инэ – все в прошлом и давно забыто. Отец хотел нашего союза, и много лет я думал, что она и есть моя судьба. Но все прошло, я встретил тебя, любимая Каяо, и жизнь моя переменилась. Инэ я знал с детства, я привык к ней, но это не любовь – это даже нельзя назвать тенью того чувства, что я испытываю к тебе". Вздохнув, Бё вытащил следующее письмо, а за ним еще одно. Всего в шкатулке их было около полутора десятка или двух, Бё не стал считать, как и вдумываться в то, что читал дальше. Он лишь пробегал глазами по тексту, приходя к выводу, что письма лежали примерно в хронологическом порядке и что мать Казуки отвечала влюбленному молодому человеку – тот часто упоминал о том, что она писала ему. Еще он говорил, что "у них холодно и сыро", что "разлука невыносима, и если бы не давление родителей, он давно бросил бы учебу и отправился обратно домой" и что "он мечтает вернуться в теплую Наху в объятия самой дорогой ему женщины". Писал, что "видит ее во снах чуть ли не каждую ночь" и что "отправляет ей маленький сувенир как символ того, что время не властно над их чувствами". Прочитав это, Бё покосился на башенку с часами, которая красовалась на прикроватной тумбочке. Бё не знал, шла ли речь в письме именно об этом не слишком красивом сувенире, но предположил, что некий Осаму с его нездоровой романтикой мог рассмотреть что-то прекрасное и в такой невзрачной безделушке. И когда Бё думал, что так и не узнает ничего интересного, последнее письмо, лежавшее на дне шкатулки, встряхнуло его и заставило чуть ли не подскочить на месте. Оно кардинально отличалось от всех тех, что Бё читал до этого, было куда короче и написано сухо и без эмоций. "Все кончено, мы не в силах что-либо изменить. Мой отец – страшный человек, я сам не верил, что все будет так, но идти против его воли выйдет слишком дорого и тебе, и мне. Отец лишит меня покровительства и денег, лишит будущего тебя и нашего ребенка. Милая Каяо! Я еще мог бы думать, спорить, бежать против ветра, но сегодня я узнал, что Инэ тоже беременна. Это конец – конец всему. Я не могу поступить так неосмотрительно, не могу остаться с тобой – такой поступок погубит нас всех. Я вынужден жениться на Инэ, вынужден послушаться семью, и надеюсь, что ты поймешь меня. Рассчитывать на прощение я даже не смею. Наш будущий сын (или дочь) будет всем обеспечен – я клянусь тебе. Вы будете жить счастливо и безбедно, я сделаю все, чтобы вы не знали тягот и горестей. Навечно любящий тебя, Осаму". - Бинго! – Бё не удержался от того, чтобы не произнести это вслух, и еще раз просмотрел на письмо. Все получалось именно так, как он и думал, и Бё пожалел, что рядом нет Юуто, потешавшегося над его теориями. Сейчас бы Бё с превеликим удовольствием ткнул того носом в этот листок и торжественно произнес бы самую приятную фразу: "Я же говорил!" Ответ на вопрос, откуда у Казуки и его матери брались деньги, был найден. Отец Казуки не канул в безвестность: он действительно обеспечивал бывшую возлюбленную, давал ей денег достаточно для того, чтобы она могла купить себе большой дом, отправить сына в лучшую школу в городе и в целом жить безбедно. Правда, это не объясняло, почему дом матери Казуки оказался несколько раз перезаложен, и почему со временем отец потерял интерес к своему сыну, в итоге оставив Казуки без ничего, но тут Бё уже был бессилен. Он подумал только о том, что папаша Казуки, некий влюбленный Осаму, оказался той еще тряпкой. Как человек, всю жизнь бывший на ножах с собственной семьей, Бё отказывался верить, что никак нельзя было пойти наперекор родительской воле и побороться за свое счастье. "Зато у него звезды как бриллианты, - усмехнулся про себя Бё, закрывая шкатулку. – Сильный человек матери Казуки попался. Только всю силу на бумаге растратил". Коробка с вещами-подсказками опустела, больше не осталось ничего, что могло бы пролить свет на другие семейные тайны, да Бё, по большому счету, это было уже и не очень-то нужно. Взглянув на часы, он пришел к выводу, что пора сделать перерыв на обед, а там можно возвращаться в больницу – в надежде, что Казуки проснется и наконец сможет с ним поговорить. * Погода резко испортилась во второй половине дня, и Бё только теперь вспомнил, что еще накануне слышал о штормовом предупреждении. Тучи затянули безоблачное небо за каких-то полчаса, а следом хлынул дождь. Когда Бё подъехал к больничной парковке, лило как из ведра, шквалы ветра швыряли струи дождя в лобовое стекло автомобиля, и конца этому не предвиделось. Поняв, что не имеет смысла ждать затишья, Бё, мысленно выругавшись и уже представив, как будет выглядеть, когда добежит до больницы, открыл дверь машины. В такую непогоду не спас бы зонт, даже если бы он у него был. Ветер сбивал с ног, пелена дождя перед глазами была непроглядной, и когда стеклянные двери больницы приветливо открылись перед ним, Бё, за две минуты успевший промокнуть до нижнего белья, хотел материться в голос. - Ну и погодка сегодня, - услышал он рядом знакомый голос, и, повернув голову, увидел Натсу, который в нерешительности мялся на пороге. Видимо, в отличие от Бё, ему предстояла обратная дорога до машины, и Натсу никак не мог собраться с духом выйти наружу. - Не то слово, - вздохнул Бё, проводя по мокрому лицу рукой. – Ты у Казуки был? Он проснулся? - Не проснулся, но я и не стал дожидаться, - развел руками Натсу. – Хотел поговорить с ним о случившемся: что он помнит о той ночи, когда на него наехала машина, но врач сказал, чтобы я даже не рассчитывал. Сегодня меня никто не пустит. - Нельзя беспокоить? – предположил Бё. - И это тоже. А врач еще практически уверен, что так сразу Казуки ничего и не вспомнит. - Ну что ж… - нейтрально прокомментировал услышанное Бё. Такая новость его самого не радовала – после долгих безрезультатных поисков хотелось поскорей узнать, что Казуки делал в Нахе, что за загадочные события привели его в родной город. Но врачам, разумеется, было видней. - Не хочешь кофе выпить? – неожиданно предложил Натсу. – Может, чуть успокоится этот ужас. Не представляю, как до парковки добраться. - А я представляю, - мрачно отозвался Бё и развел руками, демонстрируя, во что превратится одежда Натсу, если он все же рискнет выйти наружу. – Давай выпьем. Все равно надо обсохнуть, прежде чем ломиться к Казуки. Растворимый кофе оказался вполне ожидаемо паршивым, но Бё был рад и ему. Горячий стаканчик приятно согревал пальцы, а вместе с тем отступало и раздражение. Теперь Бё думал о том, что вот-вот увидит Казуки, и чувствовал несвойственное ему волнение. - Мы пробили по базе все автомобили из местных прокатов, - поделился Натсу, когда Бё спросил об успехах в расследовании. - Пробили? В смысле? – не понял Бё. - Логично предположить, что человек, решивший убить Казуки, взял не свое авто, а прокатное, - пояснил Натсу. – Мы проверили по фамилиям списки их всех прокатов в городе: не арендовал ли машину кто-то из известных нам друзей или одноклассников Казуки. Кто-то, кто мог его знать. Заодно проверили, нет ли у кого-то из них своего черного Ниссана. - И я так понимаю, что ничего не нашли, - закончил за Натсу Бё. - Да вот же, - вздохнул тот, сделав глоток кофе. – Черный Сентра только у того парня, который пострадал в аварии семь лет назад. Но на его машине эксперты не нашли следов. - Машину к тому моменту уже сто раз могли помыть и отремонтировать, - резонно возразил на это Бё, думая при этом о том, что и без помощи экспертов не считал Джина виноватым. - Разумеется. Но преступники, а особенно преступники-дилетанты, часто упускают что-то. Шанс найти улики еще есть, если б знать, на какой машине искать. Ниссанов Сентра по городу сотни, все не проверишь. Бё молча кивнул. О том, как много таких автомобилей в прокате, он сам имел возможность убедиться, когда искал машину для себя. - Других существенных зацепок у нас, к сожалению, нет, - добавил Натсу. – Я надеюсь, что подсказать что-то сможет сама жертва, когда очнется. "Поищи следы в "Имаи и партнеры", - чуть было не дал подсказку Бё, но вовремя прикусил язык и даже чуть нахмурился от досады. Отправить полицию в юридическую контору было отличной идеей. Им бы хватило полномочий, чтобы разговорить адвокатов и узнать, зачем Казуки обращался к ним. Однако следом Бё вспомнил, что о конторе этой узнал благодаря телефону Казуки, который по собственной дурости и из-за подстрекательств Юуто не отдал стражам правопорядка, когда следовало это сделать. Прежде чем давать полицейским такую наводку, надо было придумать правдоподобную историю, откуда Бё сам узнал о "Имаи и партнеры". Вот только сходу в его голову ничего не пришло. - Пожалуй, пойду я, - сообщил Натсу, смяв в руках пустой стаканчик и отправив его в урну. – Желаю тебе наконец повидаться с Казуки. Надеюсь, он проснется к твоему приходу. - Спасибо, - отозвался Бё и кивнул Натсу на прощание. Казуки уже не спал, как сообщили Бё, когда он поднялся в нужное отделение. Врача на месте не было, но Бё разрешили навестить своего друга, заранее потребовав, чтобы он не утомлял его излишними вопросами и проявлением эмоций. В палате было тихо, даже приборы, к которым Казуки был по-прежнему подключен, работали беззвучно, а сам Казуки лежал на постели и, как в первое мгновение показалось Бё, даже не дышал. Его глаза были закрыты, и Бё предположил, что тот опять уснул. Лишь когда он взял стул, стоявший у стенки и, вероятно, для посетителей и предназначавшийся, и, пододвинув его к кровати, сел, ресницы Казуки дрогнули, а после очень медленно он приоткрыл глаза. - Привет, Казу, - произнес Бё, с запозданием сообразив, что почему-то шепчет, и уже решительней и громче добавил: - С возвращением. Казуки выглядел плохо, он был бледен и как будто даже похудел, а его взгляд казался тусклым и невыразительным. Однако вопреки удручающей картине, Бё широко улыбался и изо всех сил старался выражать радость и оптимизм. Впрочем, он и правда был рад видеть Казуки в сознании. - Привет, - едва слышно отозвался Казуки, когда Бё уже и не чаял, что дождется хоть слова. - Выглядишь отвратительно, - от души сообщил ему Бё, и губы Казуки дрогнули в бледном подобие улыбки – только теперь Бё увидел, что у того был отколот краешек переднего зуба, наверняка из-за удара о землю после падения. - Я вроде как умер, - хрипло ответил Казуки. Говорил он невнятно и явно с трудом. - Шутишь – это хорошо, - вздохнул Бё, опираясь локтями на собственные колени. – Но помирать ты поспешил. Будешь жить еще долго и счастливо лет шестьдесят-семьдесят как минимум. Казуки снова неуверенно улыбнулся и на миг прикрыл глаза, чтобы после снова рассеянно посмотреть на Бё. Глядя на него, Бё подумал о том, что долго разговаривать у них не получится, потому решил все же воспользоваться шансом и задать самый главный, волнующий его вопрос. - Казу, мы с тобой еще наговоримся, когда ты поправишься, но сейчас скажи мне только одно, - вкрадчиво попросил Бё. – Какого хрена ты приперся в этот город? Выражение лица Казуки ничуть не изменилось, взгляд оставался все таким же бессмысленным. - То есть?.. – тихо произнес он. - Зачем ты приехал в Наху? – терпеливо повторил вопрос Бё. - В Наху? – все так же неуверенно отозвался Казуки и на секунду задумался. – Я получил письмо. Из Нахи. - Это я знаю, - кивнул Бё. – Но что было в письме? Казуки молчал несколько секунд, и Бё не был уверен, что стоит его торопить и давить, а после увидел, как тот снова закрывает глаза. - В Наху меня позвали, - почти беззвучно произнес Казуки, когда Бё думал, что тот уже не ответит. Подождав немного, Бё понял, что Казуки уснул и больше не скажет ему ни слова, по крайней мере, сегодня. Прежде чем выйти из палаты, Бё некрепко сжал его ладонь, показавшуюся очень холодной. - Выздоравливай, Казу. Завтра утром я вернусь. Ответа на его слова не последовало. * Погоду по-прежнему нельзя было назвать хорошей, но, выйдя наружу, Бё увидел, что хотя бы ветер стих, а ливень превратился в мелкий противный моросящий дождь. Подняв выше воротник куртки, Бё бездумно смотрел перед собой, пока шел к своему месту на парковке. Эмоциональная встряска от общения с Казуки оказалась куда более сильной, чем ожидал Бё: он чувствовал, что от пережитых чувств чуть заметно подрагивают руки да и сердце бьется куда чаще, чем положено. Кто другой на месте Бё сказал бы, что так и выглядит переживание за любимого человека и радость от встречи с ним, но Бё, который в подобную романтическую чушь не был склонен верить, думал о том, что слишком быстро потерял веру и даже не надеялся, что Казуки вернется с того света так скоро. Погруженный в собственные мысли, Бё не смотрел по сторонам и глаза на собственный Бентли поднял лишь тогда, когда приблизился вплотную, после чего невольно выругался и отступил на шаг. На капоте его автомобиля, поджав под себя ноги, сидел Юуто и довольно улыбался во все тридцать два зуба. - И как я только догадался, что самая пиздатая машина на стоянке – твоя? - громко поинтересовался он и тут же расхохотался, а Бё еще раз чертыхнулся, теперь уже про себя. Юуто был в стельку пьян – Бё понял это еще до того, как тот подхватил стоявшую рядом же на капоте бутылку и приложился к горлышку. Что именно пил Юуто, Бё не знал, зато видел, что осталось немного, на самом донышке. - Просто охуеть, - ледяным тоном прокомментировал увиденное Бё, с трудом сдерживая ярость. – Слезь с капота, кретин. Продавишь же. "Если еще не продавил", - услужливо шепнул внутренний голос, и Бё почувствовал, что закипает еще сильней. - Это так на тебя похоже, - усмехнулся Юуто, даже не собираясь слезать. – Тачка дороже всего, да? - Да. Она стоит больше, чем ты вместе со всеми своими потрохами, - отчеканил Бё, понимая, что еще немного, и он сам стащит Юуто за шиворот на землю. Отчего-то сейчас Бё верилось, что собственная злость придаст сил, и ни высокий рост, ни физическое преимущество Юуто не помогут. Однако прибегать к силе не пришлось. Выронив на землю уже пустую бутылку из разжавшихся пальцев, Юуто, неловко покачнувшись, опустил вниз ноги и, неуклюже соскользнув, чуть было не свалился в ближайшую лужу. Хотя устоять на ногах ему удалось, держался он неверно, заметно покачиваясь. - Я тебя ненавижу, - сообщил Юуто. При этом сфокусировать взгляд на Бё у него не получилось. - Ты не оригинален, - выдал в ответ тот. В очередной раз перед Бё возникла дилемма. Наиболее верным и здравым решением сейчас было послать Юуто к чертям, сесть в машину и отправиться к себе в гостиницу. В пользу такого поступка Бё напомнил себе, что Юуто ему никто, и вообще нет никакого дела, что будет дальше с этим придурком. Даже если он свалится в придорожную канаву и проваляется там до утра, Бё это не должно было волновать. Но с другой стороны… Что было с этой самой "другой" стороны, Бё придумать не сумел. Аргументов для выбора иной линии поведения не существовало, однако по ему самому неизвестной причине Бё, нажав кнопку на ключе и открыв двери, произнес: - Забирайся в машину. - Еще чего! – Юуто для пущей убедительности даже руки на груди скрестил. – Никуда я с тобой, уродом, не поеду… - Садись, блять, в машину! Потеряв всякое терпение, Бё одной рукой открыл дверцу со стороны пассажирского сидения, а второй, схватив Юуто за локоть, дернул вниз, насильно усаживая. Юуто не сопротивлялся, то ли от неожиданности, то ли от того, что был слишком пьян. "И куда теперь его?" – злясь на самого себя, Бё обошел вокруг машины и сел за руль, беспощадно хлопнув дверью так, как никогда не позволял себе делать даже в арендованных автомобилях. Решив, что придумает что-нибудь уже по пути, Бё повернул ключ в зажигании и сразу сдал назад. Ехать к дому Юуто было слишком далеко, и Бё осенило мыслью, что он может довести его до своего отеля и снять еще одну комнату. Для чего нужна такая благотворительность, Бё не мог ответить и успокаивал себя тем, что с него все равно не убудет: номер в гостинице, даже хорошей, не стоил существенных для него денег. - Бё… - слабым голосом произнес Юуто, который к радости Бё помалкивал последние десять минут, пока тот лихорадочно думал, как поступить со свалившимся на его голову пьяным телом. - Захлопнись, - процедил сквозь зубы Бё. - Бё, меня сейчас стошнит… "Дерьмо господне, за что мне все это?" – едва ли не застонал Бё, включая поворотник и сворачивая к ближайшей обочине. Юуто плохо соображал, где он находится и что надо делать, потому, перегнувшись через него, Бё сам открыл дверцу и толкнул ее, распахивая шире. - Если тошнит, сделай это снаружи, будь добр, - с трудом сдерживаясь, чтобы просто не вытолкнуть Юуто на улицу, потребовал Бё. - Кажется, уже нет, - вяло отозвался тот. - Что нет? - Уже не тошнит. "Мы так никогда не доедем", - сделал унылое умозаключение Бё, когда снова выехал на проезжую часть. На всякий случай он открыл окно со стороны Юуто, и свежий ночной воздух взбодрил того: краем глаза Бё заметил, что теперь, по крайней мере, он смотрел вперед широко распахнутыми глазами вместо того, чтобы судорожно сглатывать, как до этого, или вовсе отключиться. - Какого хрена ты так нажрался? – поинтересовался Бё, хотя здравый смысл подсказывал, что не стоит начинать разговор. - Ну как же, - слабо улыбнулся Юуто, не глядя на Бё. – Праздновал выздоровление Казуки. Твоего дорогого и любимого Казуки. - Не стоило так увлекаться, - заметил на это Бё, но Юуто будто и не услышал его. - Ка-зу-ки… - по слогам произнес он, а после негромко рассмеялся. – Твой Казуки… Или не твой? Ты ведь знаешь, что Казуки не только твой. Казуки – он общий. - Заткнись, - перебил его Бё, проклиная тот миг, когда решил заговорить первым. - Ты любишь его, Бё? – вдруг спросил Юуто, повернувшись к нему всем корпусом. – Скажи мне… На этих словах он протянул вперед руку, хватая Бё за локоть, и тот нервно дернулся. - Совсем рехнулся? – непроизвольно повысил голос он. – Не трогай меня, я же за рулем! К его облегчению, Юуто больше не стал прикасаться к нему, но отворачиваться не спешил, сверля Бё непонятным взглядом и как-то криво, совсем безрадостно улыбаясь. - Ты думаешь, я пьян? – наконец спросил он заплетающимся языком. Бё не хотел отвечать, но понимая, что Юуто так просто не отцепится, произнес с сарказмом: - Ты выжрал целую бутылку какого-то жуткого пойла. Тебя только что чуть не вырвало на обочину. Теперь ты несешь бред. Да, я думаю, ты пьян. Вряд ли Юуто был в состоянии оценить весь тот яд, что Бё вложил в сказанные слова, но все равно невесело рассмеялся, должно быть, каким-то своим мыслям. - Все беды от того, что люди слишком много лгут, - поучительно произнес Юуто, подняв вверх указательный палец. – А если призадуматься, что находится по ту сторону лжи, а, Бё? К чему ты пришел, пока был здесь… В Нахе? Что скажешь? "Скажу, что ты в говно пьян, а я мечтаю вышвырнуть тебя в ближайшую канаву", - мысленно ответил Бё, но от того, чтобы произнести это вслух, удержался. Юуто был совершенно неадекватен, и Бё надеялся, что если ему не отвечать, тот сам отстанет. Отчасти Бё оказался прав: мысли Юуто скакали, и то, о чем он говорил до этого, моментально забылось. Но вместо того, чтобы успокоиться, он снова подался вперед, и Бё почувствовал запах дешевый выпивки, и еще – запах уже знакомых ему сигарет, которые Юуто безостановочно курил. - Трахни меня, - прошептал ему на ухо Юуто, и Бё, ожидавший чего угодно, даже того, что Юуто начнет снова хватать его за руки, но точно не такого требования, чуть было не выпустил руль. - Да ты романтик, как я посмотрю… - пробормотал он, пытаясь сосредоточиться на дороге. - Трахни, - упрямо повторил Юуто. – Тебе что, сложно? - Сейчас доедем, и все будет, - самым серьезным голосом пообещал Бё, не поворачивая головы и одной рукой упершись Юуто в грудь, чтобы толкнуть его обратно на пассажирское сидение. - Обещаешь? – с сомнением уточнил Юуто. - Чтоб я сдох, - заверил его Бё. Юуто на это усмехнулся и откинулся на спинку сидения, чтобы, к бесконечно радости Бё, замолчать и больше не подавать голос до самой гостиницы. Не без облегчения Бё выдохнул, когда заехал на парковку и наконец остановил машину. Окинув задремавшего Юуто долгим взглядом, Бё в очередной раз спросил себя, какого черта он снова связался с ним, а еще – что ему теперь делать. Дотащить на руках друга Казуки, который был почти на голову его выше, до гостиницы было выше сил Бё. Кроме того, он сомневался, что такого клиента согласятся поселить. - Я могу идти сам, - словно прочитал его мысли Юуто, приоткрывая глаза. - Прекрасно. Тогда поднимай жопу, и пойдем, - ответил Бё, доставая ключ из зажигания. Наиболее разумным было не говорить больше ничего, и, пользуясь тем, что Юуто пока в сознании, определить его в какой-нибудь свободный номер. Однако вопреки этим мыслям Бё не удержался и сказал: - Прекращай это. - Что прекращать? – не понял Юуто. - Прекращай сохнуть по Казуки. Столько лет прошло, пора уже забить на него. В машине было почти темно, но гостиница рядом приветливо светилась окнами, и Бё хорошо видел, как в глазах Юуто промелькнула непонятная тень, а после он разразился смехом, громко и как-то чересчур нервно. - Пойдем, - вздохнул Бё, открывая дверь. Меньше всего ему сейчас хотелось слушать истеричный хохот дружка Казуки, который и так причинил ему за сегодняшний день слишком много хлопот. - Ты вроде бы и умный, Бё, да только подслеповатый, - выдал Юуто, тоже неуверенно открывая дверцу со своей стороны, ухватившись за ручку со второго раза. - В смысле? – сердито спросил Бё. - В смысле, что только полный кретин может думать, будто мне до сих пор есть дело до Казуки, - заявил Юуто и первым выбрался наружу. На мгновение Бё замер, а перед его мысленным взором за секунду промелькнули все события последних дней. Почему-то особенно яркой перед глазами встала картинка, как в самом начале его пребывания в Нахе Юуто заявился к гостинице с утра пораньше и, щелкая орешками, умничал и рассказывал, что с Бё не убудет, если он проедется на автобусе. Тогда Бё задался вопросом, какой на самом деле была причина появления Юуто, зачем он приходил, ведь в случайность этой встречи Бё не поверил. Следом вспомнился еще с десяток неясных полунамеков и как будто случайно оброненных Юуто слов: "Ты – красивый. Вы, наверное, хорошо смотритесь вместе… А ты изменяешь Казуки? Почему?.." Теперь же, когда Казуки пришел в себя, а перед Бё замаячила перспектива наконец вернуться домой, Юуто набрался как свинья, заявился к больнице, где вполне ожидаемо должен был находиться проведывающий Казуки Бё, но вместо того, чтобы хотя бы попытаться повидать старого друга, нашел машину Бё и остался ждать именно его. Смутная догадка только теперь оформилась в голове Бё, но он тут же погнал ее прочь, как недопустимую. "Ну нет… Быть такого не может!" – мысленно возмутился Бё, переводя взгляд на Юуто, который ждал его возле машины и безучастно смотрел куда-то в сторону. Однако вопреки этим мыслям, Бё почувствовал, что неясное предположение было верным, из-за чего захотелось то ли застонать в голос, то ли громко выругаться. В чем Бё сейчас меньше всего нуждался, так что в том, чтобы к нему привязался и невесть что возомнил по этому поводу Юуто. Юуто, который ему совсем не нравился.