Начало...конца?

Прошло несколько дней. Бета старалась держать себя в лапах, крепко пряча свои тревоги и терзания по поводу будущего за маской ледяного равнодушия. Сердце Лапочки, однако, обливалось кровью при виде Счастливчика, который, по всей видимости, смирился с изменой подруги и продолжал выполнять обязанности члена Стаи. Но собаке —бегунье было тяжело лишний раз взглянуть даже в сторону Счастливчика, не говоря уже о том, чтобы отдавать ему распоряжения. Как —никак, а статус Беты обязывал. «Может быть, хватит жалеть о том, что было. Гораздо важнее думать, что будет», — размышляла в очередной раз собака, разрывая своей тонкой мордой свою подстилку из опрелой листвы , травы и мха. Она на миг уткнулась головой в приятную прохладу разрытой влажной ямки, постаравшись забыться хоть на минутку и уйти от всех трудностей жизни. — Тебе не помочь с местом для сна? – Лапочка повернулась и увидела перед собой Луну. Чёрно —белая собака склонила голову набок, её тёмно —карие глаза с искренней теплотой смотрели на Бету. — О, это так...Так любезно с твоей стороны. Но...Ты занята, наверное, со щенками? – промямлила собака —бегунья, махнув тонким хвостом. — Брось, — беспечно тявкнула Луна, — тебе сейчас труднее, чем мне. В твоём —то положении, — вздохнула собака, подходя к Лапочке и помогая ей унести в сторонку вымокший мох и листву. Лапочка уже привыкла, что все псы Стаи знают о её беременности. Смешно было бы скрывать своё положение, когда брюхо выросло так, что почти касается земли! — Альфа, наверное, рад, — задумчиво протянула Луна, осаживаясь на задние лапы, — хотя, знаешь, — она робко подняла глаза на Бету, словно боясь открыть ей шокирующую истину, — я не заметила особой близости между вами. Бета зажмурила глаза и отвернула голову. «Так, крепись. Всё в порядке. Не надо предаваться чувствам». Сейчас Бете жутко хотелось выплеснуть накопившуюся в её сердце злобу, ненависть, всю боль и страдания. Но она лишь потупила взор на свои лапы. — Ничего, так бывает, — тихо проронила Луна, прижавшись тёплым пушистым боком к Лапочке. Собака —бегунья с наслаждением ощущала пульсирующие волны жара, исходящие от тела чёрно —белой собаки. — Я хочу тебе кое —что сказать, — Луна оглянулась по сторонам, проверяя, не услышит ли их кто —нибудь. – У Альфы...Ну, в той его жизни, когда он ещё не был нашим вожаком, была пара. Подруга, красавица —волчица, вроде её звали Вьюга, — слегка замявшись, пролепетала собака, — и...В один день она жестоко его предала и оскорбила, выставив в глазах Волчьей Стаи его последним ублюдком, — Луна прервалась, слизнула с меха на груди приставший мокрый лист. — Погоди, — в голосе Беты послышался неподдельный интерес, — ты знаешь о прошлом Альфы? — Немного, — тявкнула Луна, на шаг отойдя от собаки —бегуньи, — ты же сама знаешь, он замкнут, и лишь Небесные псы ведают, что у него на уме. Я имела возможность знать Альфу ближе, чем вы думаете, — прошептала чёрно —белая собака так тихо, словно боялась, что их жестокий предводитель услышит такие слова. — Так ты была с ним знакома? – не унималась Лапочка. — Не совсем, — отрезала Луна и сразу же повернула разговор в другое русло. — Знаешь, давай —ка заставим Нытика принести нам мха да веточек посвежее и помягче? Едва Лапочка раскрыла пасть, чтобы что —то сказать, как Луна зычным голосом позвала Нытика. Курносый уродливый пёсик приковылял к ним немедленно. — Принеси нам листьев, мха. И будет просто прекрасно, если ты найдёшь немного мягких перьев, — перечисляла Луна, в упор смотря на Нытика, — видишь же, Бете нужна самая лучшая подстилка! – она с нежностью посмотрела на округлившийся живот собаки —бегуньи. — Поздравляю. Щеночки – всегда хорошо, — пластаясь перед Бетой, проскулил Нытик. Лапочка с холодным презрением посмотрела на него, едва сдерживаясь, чтобы его хорошенько не цапнуть. «Уродец, что с него взять. Омега». Лапочка уловила в голосе Омеги фальшь, но виду не подала. Однако Луна сама подскочила к Нытику, и сердито гаркнула на него, приказывая поскорее взяться за дело. ******* Занимался вечер, горизонт вспыхивал багряными и золотистыми красками, мутная лиловая дымка сумерек наползала со стороны разрушенного Большим Рыком Города. Псы возвращались с охоты. Счастливчик, пыхтя от натуги, весь в грязевых пятнах и колючках, волок в пасти маленькую косулю. За золотистым псом чинно шёл крепкий Порох, но ему повезло в охоте значительно меньше – в его пасти безжизненно болтался всего лишь кролик. Торф же возвращался с пустыми лапами, измотанный и усталый. Охотники сложили дичь в общую кучу, чтобы разделить её ближе к ночи. — Ух ты, целая косуля, — подобострастно тявкала Кусака, извиваясь около Счастливчика, — ты справился с ней в одиночку? — Брось, Кусака, — улыбнулся ей пёс, — это всего лишь детёныш косули, — Счастливчик заметно расслабился, было видно, что ему льстят похвалы рыже —белой собачонки. Бета расположилась в стороне, стараясь, чтобы ветви кустарника и высокая трава скрыли её с головой. Между тем, она жадно ловила каждое слово этой парочки, ибо её глодала ревность. «Надо же, как они мило спелись». Счастливчик никогда бы её не простил, но она —то его любит всегда. И будет любить, даже если... Кусака нежно провела язычком по щеке золотистого пса, тот без тени стыда благоговейно закатил глаза. Рыже —белая собака потёрлась своим мускулистым телом о грудь Счастливчика, жеманно виляя задом. Наконец, пёс соизволил ответить на её ласки, намеренно куснув её в ухо. Бета в нетерпении заскребла лапами землю, оставляя в ней глубокие бороздки. Какое —то чувство камнем лежала у неё внутри, парализуя все эмоции и ощущения. Была лишь она, и эти двое – Счастливчик и Кусака. Собака —бегунья стиснула клыки, когда парочка удалилась из поля её зрения. За их спинами шуршали раздвигаемые ими кусты и папоротники. Бета догадывалась, зачем они удалились, и эта догадка безжалостно грызла её мозг. В отчаянии она перекусила первую попавшуюся ветку и прыжками бросилась вслед за ними. Она бежала, взрывая когтями слежавшиеся листья, приминая траву. Лапочка мысленно прокляла себя за недальновидность, так как мучительная боль в животе едва не заставила её остановиться. Когда боль внезапно усилилась, Бета заскулила и обессиленно рухнула в мягкие папоротники. Она запрокинула голову, взвыла. Неужели время пришло? Она почувствовала, как под её задними лапами мокнет трава. Жуткая боль шипами терновника вновь и вновь пронзала её тело, заставляя содрогаться. Капли крови заалели на листьях примятого папоротника, и Лапочка умоляла Всесобак, чтобы всё поскорее кончилось. Странно, но боль стала затихать, кровь свернулась через некоторое время, бурой коркой засохнув внизу её живота. «Время ещё не пришло. Но я знаю, что вы, Оскал и Молния, вот —вот появитесь на свет», — пообещала она не сколько себе, а столько еще не родившимся щенкам. Бета, пошатываясь от жестокой усталости, посеменила в сторону лагеря. Откровенно говоря, ей было уже плевать на то, что затеял Счастливчик и его новая пассия. Она подняла узкую морду к небу. Темнота неумолимо затягивала плотной иссиня —чёрной завесой горизонт, предвещая наступление ночи. Неожиданно алая вспышка озарила небо. Лапочка могла бы побиться о заклад, что за вспышкой возник отчётливый силуэт ухмыляющегося пса. «Небесные псы! Как мне страшно!» Холодный ужас словно сковал и без того её многострадальное тело, Лапочка попятилась, затем резко вскинулась и побежала. Собачий Дух подсказывал ей, что должно случиться что —то страшное. Что —то необъяснимое и страшное. В голове Беты застучала кровь, её лапы будто одревенели и подкашивались, чего раньше никогда с ней не было. Её уши уловили волны нарастающего гула, в который вклинивался высокими нотами вой и визг собаки. — Берегитесь...Берегитесь... Зловещее предупреждение слышалось Лапочке в дуновении ветра, в шорохе листвы. — Чего нам остерегаться!? Чего!? – в отчаянии выкрикнула она, надеясь воззвать к милосердию Небесных псов. А этот визг...Ей не послышалось! Рядом и правда кто —то громко визжал от боли... Она неуклюже бросилась в сторону, интуитивно ощущая близость источника звука. Её взору предстала страшная картина. Счастливчик, взлохмаченный и грязный, склонился над Кусакой. Но где же теперь блеск радости в его карих глазах? Теперь золотистый пёс печально понурил лобастую голову, и его глаза застилали слёзы. — К —камень, — выдавил пёс, заметив Лапочку, — к —камни. Они посыпались на Кусаку... Этого сбивчивого объяснения было более чем достаточно. Лапочка повернулась к Кусаке. Она хрипела и стонала, из глубокой раны боку сочилась кровь. — Я думаю, она сломала ребро, — поделился своим грустным предположением с собакой —бегуньей пёс. — Наверное, — небрежно бросила Лапочка, прижавшись мордой к Кусаке, — может быть, всё и обойдётся, если осколок кости не задел внутренности, — откровенно сказала Бета, стараясь казаться равнодушной. — Мне...Больно, — выдохнула Кусака, ёрзая на земле, — внутри всё горит огнём...Уууууу, — рыже —белая собачонка содрогнулась от боли. — Неси её в лагерь, — вздохнула Лапочка. — Ты, ты...Ты могла бы быть и мягче. Ты же, Небесный пёс тебя дери, Бета! Почему ты не переживаешь за Кусаку! – громко рявкнул золотистый пёс, мягко просовывая морду под лохматый бок собачонки. Бета пропустила его гневные слова мимо ушей. — Лучше тебе поторопиться, пока она не потеряла много крови. Возможно, сломанная кость разорвала шкуру, — вот и всё, что Бета напутственно произнесла Счастливчику напоследок. Бета медленно двигалась через заросли. «Всесобаки! За что, миленькие? Конечно, я ревную Кусаку к Счастливчику...Но она ничем не заслужила такой бесславной смерти!» Лапочка не знала, что делать с тяжелораненной собакой. Она просто шла к лагерю, словно парализованная ужасом, ужасом перед предстоящими событиями. «Я ничего не смогу сделать, ни —че —го. Я лишь могу стоять в стороне и наблюдать, как вымирает наша Стая, как тонет в бедствиях наш мир».