Жемчужина

Джон не представлял, что будет с ним делать. И как объяснит домовладелице постороннего мужчину в квартире… Да-да, у Марты Хадсон широта взглядов может поспорить с проливом Ла-Манш по протяженности и отношению к однополым связям, но… К Джону эта версия не имела никакого отношения, и он раздраженно отгонял ее от себя, как назойливую муху, затаскивая неудобное, тяжеленное тело по узкой лестнице. У тела были какие-то свои соображения – оно мешало, как могло: цеплялось носками ботинок за каждую ступеньку, длинные деревянные конечности застревали между балясин, рискуя добавить к списку диагнозов еще и перелом, центр тяжести, съехавший куда-то пониже спины, все время норовил опрокинуть обоих обратно на нижнюю площадку… Пару раз Джон оступился и только крепкие военно-хирургические руки не позволили им сверзиться с немалой высоты. Распространенное заблуждение, что худые люди мало весят, развеялось, как дым. Свою бесчувственную ношу Джон опрокинул на низкий кожаный диван, надеясь, что тот не успеет впитать воду, проверил на холодном, хрупком запястье пульс… частит, прощупывается неважно, но ничего критичного… приподнял веко, посветил фонариком – зрачок, пусть немного запоздало, сошелся в черную булавочную головку… Доктор поднялся, скинул отсыревшую куртку, сменил обувь, растопил камин и налил в чайник воды… Второй раз за сутки он раздевал это тело… снимал набрякшую от дождя одежду, как оберточную бумагу, профессионально отмечая, что стерильная повязка на лбу совершенно отсырела и следует ее немедленно сменить. На скуле появилась свежая ссадина… то ли он упал, не рассчитав собственных сил, то ли кто-то в этом помог… в груди шевельнулось неприятное ощущение, что он прав… Пальто, потерявшее дорогой лоск и респектабельность, Джон бережно повесил на плечики, подумав, что его можно еще попытаться спасти, отдав утром в чистку… Спустя минут пять туда же отправился пиджак с логотипом «Spencer Hart» на подкладке… ого… Пиджаку повезло меньше – ткань вспучилась неряшливыми волдырями, лацканы пошли волной, топырясь как бабушкин чепец… нисколько не колеблясь Джон дернул застежку-молнию на брюках, предположительно того же автора, стянул их вместе с бельем. Рубашка, в младенчестве белая и хрустящая, а сейчас жеванная, с бурой россыпью кровяных капель, пала последней, как символ капитуляции. Джон за свою жизнь повидал уйму голых мужиков, но этого он не посмел бы назвать голым – тело укрывала безупречная обнаженность… Тепло от разгоревшегося камина окутало мраморную наготу с её мерцающими полутенями в укромных ложбинках, плавную линию плеч и бедер, интимность лишенного растительности паха с дремотно-мягким членом, возлежащим в паховой складке… …шутки в сторону, но у Джона непрофессионально дрогнули руки… …не-гей, не-гей… какого хрена ты, Джон Уотсон, пялишься на эту скульптурную провокацию? Вспомнив, что он все же врач, пробежал пальцами по гладкой коже проступивших ребер, выкрашенных на правом боку в цвет божоле. Он уже обрабатывал этот ушиб – за прошедшую пару часов отек уменьшился, воспаление купировано… хорошо. Джон осторожно пропальпировал каждый сустав, каждую тонкую, как замерзшая веточка фалангу… руки музыканта или артиста… Ноги… помоги, боже… на бедрах, на их внутренней стороне - кожа, как у дельфина… гладкая, натянутая упругим латексом, голубые венки разбежались под ней перламутровыми сполохами… ровные точеные колени, крепкие лодыжки с узкими щиколотками, длинными ступнями и аккуратными пятками… В голове цирковым калейдоскопом пронеслись картинки, больше похожие на эротический комикс, чем на страницы анатомического атласа… Джон возмущенно потряс головой, стараясь выкинуть из нее все сладкие непристойности и вернуться в реальность. Почему это недоразумение сбежало из больницы? Зачем, а главное, как нашло дом Уотсона… по одежде и содержимому карманов не скажешь, что ему некуда пойти… или, все же некуда? А еще – где его носило все это время? Парень промок до нитки и совсем окоченел прямо тут, у входа… да еще на руках, пониже локтей и ногах - там, где щиколотки, намертво прилипла какая-то гадость… В помойке он что ли рылся, в самом деле? Джон склонился к этим самым щиколоткам, попробовал отковырнуть ногтем присохшую рыбью чешую… Чешуя не отковыривалась, тянула кожу… парень завозился, с трудом разлепил свои мятные чертовы губы, выдохнул… Нет, у него определенно, что-то со связками – слышать-то он слышит… И все же стоит его вымыть. И в кровать уложить… А дальше поглядим. Чайник на кухне забулькал и выключился… Джон осторожно отлепил со лба теперь уже точно своего пациента промокшую насквозь стерильную повязку. Шов немного отечный, но чистый, розовый, с небольшими капельками сукровицы между стежками… После мытья Джон обработает его еще раз и наложит новую повязку… Пустить в ванну воду было делом пяти минут, еще столько же Джон с сомнением рассматривал собственный гардероб, прикидывая, что подойдет длинноногой спящей красавице хотя бы номинально… …«принцесса» перебросила свою изящную длань через его за шею, не просыпаясь и не выходя из бессознательности, когда Джон, краснея от непонятного смущения, подхватил ее под спину и колени, вздернул на руки и, хрипя от натуги, понес в обитель гигиенических утех. Оставив пациента отмокать, доктор отправился за полотенцем и… хмм… бельем… Неловко, но у него не оказалось нераспечатанного комплекта… придется непрошенному гостю удовольствоваться тем, что есть… Задумчиво анализируя сложный выбор между черными шелковыми боксерами… когда-то он пытался ими потрясти воображение Рамисы Вишвари, анестезиолога и красивой мулатки с лицом индийской гурии… и белыми хлопковыми плавками. Джону они были слегка тесноваты, порнографически обтягивая причиндалы, особенно в моменты близости… И то и другое он надевал лишь раз и теперь хранил, как сомнительную память… На диване в гостиной Джон постелил толстое одеяло, в которое обычно кутался зимой, когда ни отопление, ни камин не спасали от вездесущих сквозняков. Постельное белье без особого роскошества, но чистое и свежее… плед - мягкий, с плотным ворсом, в красно-зеленую шотландскую клетку и в уютных мохнушках бахромы. Джон заботливо разгладил складки, положил поверх подушки обе пары белья и, прихватив большое полотенце, отправился в ванную. Он зачем-то постучал… потянул незапертую дверь… Полотенце упало под ноги, Джон наступил на него, даже не заметив… Сердце ухнуло в пятки, пробив по пути желудок, как шальная пуля. Липкий ужас и ослепительный сполох вины затопили мозг, где заезженной пластинкой вертелось: …этого-не-может-быть… не-может-быть… не-может… Вода медленно переливалась на пол, а под ее недвижимой гладью, уйдя с головой на самое дно, лежал юноша, похожий на морского бога, вернувшегося в свою стихию. Волосы, посветлевшие до шоколадной карамели, колыхались вокруг головы, словно шелковая актиния. Он не дышал – пузырьки не срывались с приоткрытых, обиженных губ, а широко распахнутые, лазурные в золотых капельках глаза кукольными стекляшками смотрели в потолок… Две секунды непрофессионализма показались годами. Джон рванулся вперед, вонзил в воду руку, подхватывая тело под шею и лопатки, выдернув на поверхность, не позволяя запрокинуться голове… Вода ревниво тянула назад, не желая отдавать свою добычу. Джон закричал, позабыв о безмятежно спящей домовладелице. Когда глаза внезапно моргнули, фокусируясь, скосили вмиг потемневшие радужки, Джон его уронил… Вода плеснула маленьким цунами, обдав его до колен. И, наверное только поэтому Джон не заметил… вернее, заметил самым краем сознания, но среагировать не успел – армейские навыки отказали первый раз в его гражданской жизни … что-то нависло по другую сторону, переливаясь радужной слюдяной вуалью и раскрываясь веером, как странный причудливый параплан… Хлесткая пощечина, тяжелая оплеуха ударила по лицу… если бы Джону сказали, что его огрел хоботом слон, он поверил бы на слово… Гибкое, мускулистое нечто, отдаленно похожее на скрученное мокрое полотенце, сбило с ног, отбросило в раскрытую дверь… Он вылетел реактивным снарядом, приложился затылком об пол и благополучно провалился в глубокий, качественный обморок. … Сон был странным. Джон оказался бескрайним океаном… Мокрым, холодным, живым… На его груди рассыпали свои бесценные сокровища старинные галеоны, фрегаты и каравеллы… Правда, стоило ему обратить на них внимание, как стройные, изящные суда вдруг обветшали, истлели, врастая остовами в его грудную клетку, как в донный грунт и зло ощерились иглами потерявших парусный кринолин мачт, как челюсть гнилыми зубами… Сундуки, выпавшие из их трюмов распадались во прах, мерцающие золотые монеты растекались лавовыми потоками, словно песчаными волнами укрывая вульгарные переливы самоцветов, украшения всех времен и народов, грозные, еще не тронутые ржавчиной пушки… еще минута… вечность… и на золотой глади проросли кроваво-красные и эбеновые кораллы… слишком похожие на кровеносную систему человеческой особи из анатомического атласа… мраморными колоннами вознеслись актинии, увенчанные темными, колышущимися венчиками… В их вьющихся каштановых кудрях ярким хороводом метались голубые и зеленые рыбки… Ни золото, ни рыбки не греют… Джон замерзает, сожалея, что останки кораблей слишком отсырели, чтобы сложить из них костер… …костер… огонь… камин… Океан-Джон вспомнил что это значит, и тут же тепло тронуло кончики его пальцев… на ногах, на руках, медленно доползло до колен и плеч, окутало теплым одеялом пах, живот и грудь… В ней что-то приятно шевельнулось, осторожно постучало, как путник в ночное окно… стоило вспомнить – это сердце. Сердце океана, наполненного теплом… Еще минута - и только лоб остается холодным. И мокрым. И от этого очень хорошо… Он раскрыл глаза. Было мягко, уютно, пушистый плед укрывал до подбородка. На лбу, впитывая полночный жар, лежало влажное полотенце, а настольная лампа мягко рассеивала темноту. А в кресле напротив, сложив пальцы в молитвенной задумчивости, сидел человек. В халате Джона, в шлепанцах Джона, с рабочим блокнотом Джона на голых коленях. Заметив, что доктор шевельнулся, он опустил ладони и улыбнулся. С трудом наморщив лоб, Уотсон попытался припомнить, как его угораздило оказаться в горизонтальном положении. Память играла в прятки, мельтеша смутными картинками. Что-то случилось… там, в ванной комнате… что-то удивительное. Юношу он узнал. Умытый и посвежевший, с влажными каштановыми колечками на лбу и за ухом, с бесконечной шеей с трогательной родинкой возле ключицы, он казался еще моложе, совсем мальчик… Джон, латентная ты бл**ь, не хватало только запасть на мужика… Джон стащил мокрую тряпку с головы и сел, на миг прикрыв глаза, чтобы пережить легкий приступ дурноты. - Ты… Он не совсем соображал, что имел этим в виду, но парень понял по-своему. Он открыл блокнот и повернул его к хозяину. «Извини» - было написано крупным летящим почерком посредине страницы. Они перешли на «ты», даже не потрудившись познакомиться. - Как тебя зовут? Ты, правда, не можешь говорить? Гость перевернул страницу. «Шерлок» И еще страница… «Не могу. Но все слышу» Джон покатал странное имя на языке, пробуя его на вкус – «Шерлок, Шерлок…» - Почему ты ушел из больницы? У тебя сотрясение мозга, нельзя вставать в таком состоянии… Шерлок смущенно замялся, взглянул на следующую страничку и перелистнул, не дав взглянуть. «Можно мне остаться на время у тебя?» Джон чувствовал, что какой-то вопрос все вертится у него на языке, но никак не мог ухватить его за хвост… Хвост!!! Он отчетливо вспомнил, как его ударил… утонувший гость. Хвостом… Джон не верил в сверхъестественное. На него не действовала магия чисел, а астрологов и экстрасенсов считал откровенными шарлатанами. Но он неизменно плевал через левое плечо, встретив черную кошку, на день Святого Патрика приносил домой «счастливый клевер», а в Рождество наряжал елку и развешивал по дому гирлянду из разноцветных лампочек… Одно он знал точно – Шерлок лежал под водой. Не дышал. И напал, стоило его вытащить… - Ты меня ударил. Парень зашелестел страницами. «Извини. Я не хотел. Испугался» Он будто знал наперед каждый вопрос. Это раздражало – Джон никогда еще не чувствовал себя таким… уязвимым. Словно все мысли были отпечатаны у него на лбу для всеобщего ознакомления. - Это так очевидно? – он сердито поджал губы. – То, что я хочу спросить? Или ты читаешь мысли? Шерлок рассмеялся. Беззвучно, но весело. «Я наблюдаю. Все люди думают одинаково. Предсказуемо. Не обижайся» Джон колебался. - Я видел… только не смейся… - и выпалил, вспыхнув ярким румянцем. - У тебя БЫЛ ХВОСТ… рыбий. Соболиная бровь изогнулась в немом изумлении. Джон даже поверил, что оно искреннее. - Ты им меня стукнул. И не говори, что я чокнутый… Я врач и знаю симптомы. Шерлок нахмурился и снова перекинул страницу. На весь лист красовался жирный знак вопроса А потом он вытянул одну ногу и положил пяткой на диван прямо между чуть расставленных хозяйских коленей. Джон зачарованно провел по ней ладонью. От колена до пальцев. Нога, как нога. Гладкая с крепкой лодыжкой и узкой стопой… боится щекотки, смешно поджимает пальцы… - Наверное, показалось… - Уотсон неодобрительно рассматривал конечность, некстати думая, что его гость надел кроме халата… - Ты от кого-то прячешься. Теперь была его очередь удивлять. Парень все еще держал свой вопросительный знак. - Тот поезд, что сошел с рельс… за тобой гнались, и поэтому ты так быстро смылся из палаты… Ты не бродяга - хорошо одет и деньги есть, но ни домой, ни в полицию не пошел… значит, у тебя проблемы с законом или с кем-то, на кого этот закон не распространяется. Кажется, ему удалось произвести впечатление – Шерлок смотрел с детским интересом и нескрываемым восторгом. Даже синяя тревожность в его глазах посветлела и протаяла изумрудной зеленью… - Кстати, где ты взял мой адрес? Наверное, это тоже был предсказуемый вопрос, потому что ответ появился мгновенно. «Табличка на твоем халате. Сказал дежурной, что занял денег на такси, а как отдать не знаю… в больнице неловко» Предсказуемо… - Почему я? У тебя что, нет родственников? Друзей, наконец… О… что-то у него там именно с семьей… как снова потемнели глаза… черт-черт-черт… не пялься, Джон… глаза, как глаза… неправильные, уникальные… он сейчас сдохнет на месте, если они еще раз так посмотрят… Шерлок судорожно вздохнул и опустил голову. Плечи поникли, пальцы мяли многострадальный блокнот. Джон почувствовал себя виноватым. Он не обязан помогать… Странный, опасный незнакомец в его квартире. А у Джона начинают дрожать пальцы, когда он думает, что тот сейчас встанет и уйдет, тихо прикрыв за собой дверь… Наваждение… - Ладно, - он решительно хлопнул себя по коленям и только сейчас заметил на журнальном столике почти остывшую чашку чая. Ее приготовил для него Шерлок… Шееер-лооок… как приятно это произносить… - Утром поговорю с миссис Хадсон, тут есть вторая спальня, попрошу сделать скидку или пока поживешь тут, в гостиной… Сияющие глаза возникли так быстро, словно минуту назад их не наполняло отчаяние. «У меня есть деньги!» «Нет. Я не грабил банк» Последняя страничка: жирный, улыбающийся смайл… … Второй час Джон с тоскливой неприязнью смотрел, как со скоростью чахоточной черепахи по циферблату часов ползет минутная стрелка. До конца смены оставалось три четверти ее оборота, и Джон уже подумывал, что он купит сегодня на ужин. Для себя и своего нового соседа, с которым они сожительствовали… оу, простите, делили кров… вот уже почти четыре недели. Шерлок оказался личностью странной, беспокойной и любопытной во всех отношениях… Он точно от кого-то прятался и этого «кого-то» он не просто опасался – боялся смертельно. Фамилия Холмс ничего не говорила, а информацию про себя он отмерял скупо и строго дозировано. По его словам, он закончил Оксфорд и уже более полугода работал в лаборатории «Xenetic» - небольшом филиале крупной компании «Lipoxen», занимающейся разработкой вакцин и лекарств для лечения онкологических заболеваний. Шерлок - биохимик согласно его диплому, получил предложение от хедхантеров* еще будучи студентом. Хорошая зарплата, уникальные исследования в клеточной и молекулярной биологии… своя лаборатория в ближайшей перспективе. Он с наслаждением окунулся в интересную работу и успел снять небольшую квартирку в Ньюхэме, когда три дня назад заметил за собой слежку. А вчера у входа в метро его пытались перехватить… Как Джон ни старался, он наотрез отказывался объяснять, кто его преследователи, но тот уже понял, что к этому повороту Шерлок подготовился серьезно и заранее – Холмс не держал денег на банковской карте – только наличные, коммуникатор, погибший в аварии, имел три степени защиты от прослушивания и локации, а на самый крайний случай комплект самого необходимого он хранил в ячейке вокзала Кингс-Кросс в Камдене по соседству с местом работы, внося плату каждые три дня… Правда, слишком долго хранить не пришлось. Ехать домой Шерлок не решился бы ни за какие коврижки, появляться на службе тоже было опасно – там наверняка караулили. Поэтому уже наутро после упорных стратегических переговоров с домовладелицей насчет нового жильца и сеанса «щенячьих глаз» Шерлока, Джон поехал за вещами на вокзал, бухтя себе под нос, что он не посыльный и не мальчик на побегушках. Уже в подземке, вертя в пальцах ключ, Джон думал, что парень поступил крайне легкомысленно, доверившись человеку, которого видел второй раз в жизни, более того - имел все шансы угодить в ловушку в любой момент. Хотя… не тому рассуждать о легкомыслии, кто оставил у себя в квартире незнакомца, по одной версии – находящегося в бегах, по другой – в бегах от полиции или… Боже упаси, от спецслужб… по третьей – от сообщников, которых он этим службам сдал… Очень некстати вспомнился армейский пистолет, оставшийся в ящике стола (разрешения на него у Джона не было, а патроны очень даже)… чековая книжка в бельевом шкафу и небольшая заначка там же… Сумка была объемистая, едва поместившаяся в металлический шкафчик, новая, без логотипов и бирок. Хромированные замки так и манили вжикнуть молнией и заглянуть внутрь, но Уотсон не унизился до вульгарного обыска. Даже если там могло быть портативное взрывное устройство… Впрочем, Шерлок сам познакомил его с содержимым, по-хозяйски расположившись в их уже общей гостиной… Среди вещей, извлеченных на свет, оказался костюм с иголочки – близнец упокоившегося на дне корзины для грязного белья; мягкие твидовые брюки и теплый кардиган, более подходящие для повседневности; прекрасные туфли – дорогие, ручной работы и легкие замшевые мокасины; пара футболок от «Lacoste», свободные домашние штаны, упаковка белья и претенциозный шелковый халат глубокого синего цвета. Определенно не новый. Совершенно точно – любимый… А еще ультратонкий ноутбук, новенький BlackBerry и деньги… несколько пачек в купюрах среднего достоинства. Их он небрежно бросил в ящик письменного стола, заваленного и без того разным хламом. Очевидно, что таланты соседа распространялись не только на область химии – пользоваться блокнотом было утомительно и очень неудобно… Тонкие, изящные пальцы порхали по клавиатуре, как дождевые капли, выстукивая слова со скорострельностью станкового пулемета. Умная программа, написанная Шерлоком, переводила напечатанное в звуки, наделив их приятным мужским баритоном с пряными бархатными нотками. Джон подумал, какой бы был голос у самого умника, имей он возможность говорить? Почему-то захотелось, чтобы механический симулятор обрел живое звучание. Ему бы пошло… и тихое, интимное воркование… и раскатистые горловые «о-о-о» и «ммм»… Он почувствовал глупую, беспричинную боль, словно потерял что-то ценное, еще не успев обрести… Сосед был странным… Первые дни, находясь в напряженном беспокойстве, он то и дело поглядывал сквозь тонкий ажур занавесок, рассматривая прохожих и проезжающий мимо транспорт. Но вот - нервное возбуждение ослабло и сквозь отстраненность и легкий холодок проступила неутомимая деятельная натура. Несносный демон вырвался на волю… Самым раздражающим было то, что соседа интересовало все без исключения, он обладал фотографической памятью и потрясающими аналитическими способностями. За неделю он, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство, перетаскал всю медицинскую литературу Джона. Засев с ногами в кресле, как в гнезде, читал толстенные справочники, фыркал, совал раскрытую книгу Джону, требуя зачитывать вслух целые абзацы, уточнял детали и делал на полях какие-то пометки… Однажды по возвращению из прачечной, Джон застал его за таинственными посиделками у миссис Хадсон, после чего та устроила грандиозный скандал мистеру Чаттерджи, булочнику из соседней кондитерской. Из ее пламенной речи Джон понял, что цветущий ловелас имел не только виды на их домовладелицу, но и двух жен в разных частях страны… Выходить из квартиры Холмс все еще опасался. Несколько раз Джон под разными предлогами пытался вытащить его на улицу, благо пальто отделалось легким испугом и высохло самостоятельно за пару дней, а вернуть ему былую респектабельность помогла французская химчистка в двух кварталах по Парк-роуд … Шерлок упирался, прятался к себе в нору и запирался на ключ… Но вскоре стало ясно, что свое лежбище он все же покидал. На кухонном столе обосновался невесть откуда взявшийся микроскоп с инвентарным номером… целая прорва химической посуды, в холодильнике прямо посреди продуктов разной степени свежести возникали неопознанные биологические объекты (Джон заставил себя считать, что к человеческой плоти они не имели отношения)… Часами Шерлок пялился в окуляр, что-то записывал, растирал и смешивал в мензурках, капал гадостью… снова пялился, зачеркивал и начинал все сначала… А вслед за этим в квартире обнаружилась скрипка. Правда, играть на ней Шерлок не умел - ему нравилось извлекать из нее звуки - монотонные, глубокие и вибрирующие на грани восприятия, отдающиеся в теле полуночным возбуждением… Время от времени на него нападала скука и в гостиной поселялась статуя с тантрическими губами и кончиками точеных пальцев на них… безмятежный Будда возлежал, уставившись прозрачными глазами в пространство, минуя потолочные перекрытия и глиссады авиалиний… Скулы проступали густыми тенями, подбородок – упрямый и вызывающий, отстраненно подчеркивал их безупречность. Шерлок не двигался, молчал, забросив телефон под диван, отказывался от еды и, кажется, даже не дышал – только мерно поднимающаяся грудь успокаивала, что он все еще жив. Джон старался не реагировать… Смотрел по телевизору детективы и шоу для домохозяек, готовил завтраки, оставлял в микроволновке что-то на обед, если ему предстояло вечернее дежурство, как и прежде, ходил с сослуживцами на кружку пива в паб… Но не успел он и оглянуться, как сосед незаметно врос в его жизнь, заполнил своим беспокойным присутствием пустоту вечеров, и можно было поставить на стол две чашки свежего чая, разделить на двоих черничное чудо от миссис Хадсон и позабыть, что там, снаружи - холод осени, темнота и одиночество… А еще у Шерлока красивые глаза. И длинная, безбожно трогательная шея торчит из ворота шелкового недоразумения, как эскимо, которое все время хочется лизнуть. И Джон точно знает – ямочка возле ключиц полна терпкого, обжигающего восторга… Случилось страшное. С этим уже было трудно что-то поделать - едва в поле зрения появлялся шумный дух с босыми ногами, нахохлившийся и зябко поджимающий пальцы, Джон остро и болезненно понимал: Он полюбил мужчину… Глупо, да?