odorous

Намджуна крошит и дробит от взгляда, которым на него смотрит Тэ. Даже не смотрит, а кроит, как портной кальку. Оценивает все царапины на предплечьях, засосы на ключице и на шее около любимой родинки. Вспоминает о том, как было до сегодняшнего утра, и понимает, что Джун не улыбался бы так, если бы это была простая интрижка на одну ночь. Он не хотел пропустить тот шанс, поэтому и влепил ему пощечиной "завтра" из динамиков. Плохое, страшное предчувствие расползается от глотки к низу, потом поднимается обратно. Похоже на тошноту, но нет. Кое-что похуже. Он вбегает в ванну и всхлипывает так смачно и звучно, как хотелось уже давно, но удалось только сейчас. А Джун медленно, настороженно подходит к нему, но не утешает. Виновато тупит взгляд, рассматривая коврик перед душевой кабинкой. Тэ тоже тупит, потому как догадывается, с кем был его неуклюжий, но пытается это отрицать.

\\\

До нормальности им не хватает сотен, тысяч миль. Юнги помнит, что перед тем как вырубиться, на него натянули белье и накрыли ноги чем-то мягким. Потом помнит, как ближе к утру сухие теплые губы целовали его выступающие позвонки на спине уж слишком любовно, так не целуют друзей, так не целуют тех, кто на одну ночь. Так не целуют влюбленные не в тебя люди. Поэтому Юнги не может развернуться. Внутри расползается липкое, вязкое, эгоистичное. Он этого всего не хотел и не просил, а теперь он знает больше, чем ему самому нужно. Он знает, что прибьет к чертям собачьим Шин Донхека, который подбил на это дело, а потом еще и свалил. Ему не верится в то, что он читает в намджуновом молчании, пока тот собирается. Тишина надломанным графитовым стержнем зависает в студии и вот-вот начнет крошиться. Шуге кажется, что он слышит, как стучит в висках у Намджуна, прислушивается, как тот приближается к дивану, чувствует его взгляд, а потом слышит тяжелый вздох заебавшегося в конец человека. Намджун уходит, спустя несколько минут, осторожно закрывая дверь. Ноги Юнги так и остается беречь от холода толстовка Нама.

\\\

В мыслях - вакуум. Намджуну звонит Тэхен и просит забрать их. Кого их, он не в курсе, думает, что Ви говорит о Чимине, или Чонгуке, на крайняк, о Хосоке. Он морально не готов к по-мартовски озабоченному Юнги, который лезет к Тэ обниматься. Они вдвоем стоят и целуются на ступеньках, перед дверью обшарпанного подъезда, Тэхен пытается увернутся, если быть объективным, но Юнги, не смотря на комплекцию, удается удерживать его. Тэ просит Джуна забрать этого сексуального маньяка и вырывается из цепких лапищ. Шуга смотрит с мольбой. Намджун замечает слишком уж неестественную бледность и тонкие трясущиеся кисти рук, расширенные зрачки видны даже с пары шагов. Что-то ему подсказывает, что если бы дозировка было немного больше, то Юнги сейчас вполне схлопотнул бы бэд-трип. Когда они доезжают до дома, становится понятно, что он его все же словил. Юнги умоляет Тэхена остаться рядом и не пускать к нему Намджуна. Он выглядит жутко, плачет и бьется в истерике, обхватывая голову руками. Тэ стоит прибитый к месту, не знает что ему делать, а Намджун подходит быстро, резко даже, притягивает к себе и прижимает, закрывает собой от видимых только Шуге кошмаров и пытается переждать. Проходит еще полчаса (за которые Нам выматывается, сдерживает худое, но сильное сейчас тело), как Юнги начинает говорить невнятные фразы. Болтает что-то о пустоте и несуществующих вещах, сквозь тихий плачь. Выглядит он так, будто ему лет пять, будто он узнал правду о злом и изменяющем матери отце. Почти так. Об изменяющей ему удаче и пустынях в чужих душах. Только Тэ не совсем понимает этот бред сумасшедшего аутиста и не замечает гримасы на лице Намджуна. Тот понимает, чем бредит этот хрупкий хен. Эти неясные, туманные, но крайне правильные слова, гоняют его собственные мысли по кругу. Он и не понимает, что в ловушке, пока не видит, что Юнги наконец отпускает, спустя час, его выключает. Он взял непроверенную марку, у не тех людей и словил не те несуществующие вещи, которые хотел увидеть.