Дотянуться до звезды

POV Донхэ – Донхэ, приспусти рубашку с плеча и подними чуть выше подбородок, – не прекращал суетиться вокруг меня невысокий пожилой фотограф с растрепанными ярко-синими волосами и огромной камерой наперевес. Творческая личность, что тут сказать. Я тяжело вздохнул и принял нужную позу, чувствуя, как в висках звоном отдается веселье сегодняшней ночи. – Больше страсти во взгляде, ты же умеешь, Донхэ. Покажи, как ты умеешь смотреть на фанатов, чтобы они падали в обморок от возбуждения, – не унимался мужчина. Я сузил слезящиеся глаза и растянул губы в своей самой обворожительной улыбке, представляя, как посылаю всё это к чертовой матери: яркое студийное освещение, от которого слезятся глаза и болит голова; бестолковый стафф, который только носится вокруг, а даже стакана воды вовремя принести не может; гримера, который, чтобы сделать мое идеальное лицо еще лучше, наносит на него три тонны штукатурки; дизайнеров одежды, которые могут сделать из обычных джинсов и кроссовок пыточные машины; и этого чертового фотографа, который держит меня здесь уже пятый час вместо положенных трех! – Отлично, Донхэ! – воскликнул мужчина. – Еще больше злости во взгляде, да! Прекрасно! Перерыв пять минут! И снимем серию без рубашки. Поправьте нашей модели макияж, – он бодро раздал указания стаффу и отправился на другой конец площадки, чтобы посмотреть уже отснятые фото. – Устал? Сядешь? – подлетел ко мне менеджер, который прекрасно видел, что я нахожусь на последней стадии раздражения. – Конечно, сяду, – раздраженно бросаю и плюхаюсь на заботливо подставленный мужчиной в идеальном белом костюме стул. – Кофе будешь? – не отставал он, словно решил довести меня до крайней точки кипения. – Нет! – рявкаю на него, равнодушно отмечая, что его совершенно не трогает моя реакция. – Может, тебе минералочки и обезболивающего? – тихонько пропел он мне в самое ухо, чтобы никто вокруг не слышал. – Последствия вашей вчерашней гулянки не дают спокойно работать? – Иди нахер! – шиплю ему прямо в лицу, покрытое сеткой уродливых морщин, от вида которых сразу начинает тошнить. – Ну уж нет, милый, в этот раз вы перешли все границы, Ли Суман был просто в ярости, когда увидел фото папарацци... – возмущенно начал шептать менеджер, но я сухо перебил его: – Я заработал «SM» и лично Суману за эти семь лет столько денег, что он не переломится, выкупит пару десятков фото... – Донхэ, это пятый раз за последний месяц. Тебе пора успокоиться, – менеджер обеспокоенно посмотрел на меня. Ну-ну, на самом-то деле его беспокоила только собственная зарплата, которая напрямую зависела от моих заработков. – Суман сказал, что если ему придется разгребать еще один скандал, в котором ты будешь замешан, то он примет меры... – И какие же? – иронично хмыкаю и вскидываю бровь. Знаем, проходили. Вызовет на личный прием к себе в кабинет, погрозит пальчиком и попросит быть хорошим мальчиком. – Твой контракт заканчивается через четыре месяца, Донхэ, и в его власти сделать не только так, чтобы «SM» не продлили его, но и чтобы ни одно мало-мальски приличное агентство в Азии не приняло тебя. Подумай об этом, Донхэ, – совершенно спокойно сообщил менеджер и, развернувшись, отправился к фотографу оценить снятые фото, оставив кипящего от ярости меня в одиночестве! Ну как же! Не продлят они со мной контракт! С одним из самых успешных певцов за всю историю агентства! Мой последний альбом продержался на первых строчках чартов в Корее, Китае и Японии пять месяцев. ПЯТЬ! Было продано почти два миллиона копий. Разорвут контракт, как же! А после этого агентство разорвут в клочья мои фанатки, которые до сих пор считают меня невинным ангелом. Творческим и ранимым. Я хмыкнул. Как же. По ночам я не сплю исключительно из-за творческих переживаний. Не пью и не курю. И еще девственник. В свои-то тридцать. С миллионами фанаток и внушительным банковским счетом за плечами. Естественно. Я же ищу свою «настоящую» любовь. А физиологических потребностей у меня нет. Никаких. Я же ангел. И мой гомосексуализм – лишь злобные слухи. Я же ангел. Я же невинный тридцатилетний айдол. Я смерил тяжел взглядом приближающуюся ко мне девушку-гримера и откинулся на неудобную спинку стула. Даже мебелью нормальной не озаботились. А еще называют себя ведущим международным брендом. Хорошо, что это последняя съемка для их каталога в этом месяце.

***

– Что еще сегодня по расписанию? – с облегченным вздохом откидываю голову на мягкую спинку сидения микроавтобуса и пристегиваюсь. Как же прекрасно после пятичасовой пытки наконец-то снять с себя три тонны макияжа и неудобную одежду. – У нас встреча с ректором Сеульской академии искусств, – сухо проинформировал меня все еще дующийся после выговора Сумана и нашей утренней перепалки менеджер, – по поводу нового режима нашего сотрудничества. – А я там зачем должен быть? Неужели вы без меня договориться не сможете? – недовольно буркаю, отпивая заранее купленный заботливым менеджером кофе. С молоком и без сахара. Всё, как я люблю. – Это приказ Сумана. Будешь отрабатывать свои косяки. И давай закроем эту тему, – раздраженно дернул плечом менеджер Пак, осторожно выруливая на дорогу. После того несчастного случая он всегда предпочитал сам быть за рулем машины, в которой сидел я. Слишком плохо всё тогда могло закончиться. Я сглотнул и постарался отогнать тяжелые мысли. Не стоит вспоминать о том, что было. На улице прекрасная весенняя погода, ярко светит солнце, люди бегут по своим делам. На этой неделе у меня не слишком плотное расписание, значит, можно назначить парочку приятных встреч с другом, с которым мы познакомились прошлой ночью и который согласился разделить со мной мою по... мое одиночество. – Так что мне делать и говорить на этой встрече-то? Я же в общих чертах только в курсе, – снова отвлекаю менеджера от дороги, хотя прекрасно знаю ответ на вопрос. Не в первый раз меня берут на встречи вот так, в качестве красивого экспоната и отвлекающего маневра… Просто тишина, повисшая в машине, давила на барабанные перепонки, а наушники, как назло, остались лежать дома, в другой сумке. – Ничего особенного, всё, как обычно. Посидишь, поулыбаешься, похлопаешь глазами, может, вспомнишь пару студенческих историй, как тяжело и трудно тебе было в учении перед дебютом. Всё остальное сделаю я.... Вот придурок! Куда прешься, идиот обдолбанный! Совсем охренел?! – с силой давя на тормоза, заорал на весь салон менеджер Пак. – Уберись с дороги, идиот! – от непрекращающегося сигнала и ругани менеджера зазвенело в ушах. Машина резко дернулась и остановилась. Если бы не четко усвоенная привычка пристегиваться, я бы уже давно влетел в лобовое стекло. – Что случилось? – я рассеянно захлопал глазами. – Скотина обкуренная, директор меня убьет, – простонал менеджер Пак, не слыша моего вопроса. Быстро отстегнувшись, он выскочил на улицу. Посидев пару секунд в немом ступоре, я тоже начал отстегиваться. Мы что, кого-то сбили? Только не это... Я судорожно сглотнул и дрожащими пальцами отстегнул ремень безопасности. С третьей попытки. Открыть дверь получилось со второй. Свежий, пахнущий весной воздух ударил в лицо. Где-то, словно вдалеке, ругался и причитал менеджер Пак. Я осторожно обошел машину, уже представляя, что сейчас увижу. Неестественно изогнутые длинные стройные ноги, обтянутые модными черными джинсами с синей искрой. Разбитые белые кроссовки с яркими красными шнурками. Отлетевший в сторону белоснежный рюкзак, разрисованный странными синими рисунками. Раскинутые в стороны жилистые руки без единого украшения с неестественно длинными пальцами. Разлетевшиеся полы незастегнутого плаща. В беспорядке разметавшиеся светлые волосы... Белоснежные на грязно-сером фоне асфальта, на котором расплывалось противное липко-красное пятно крови. В нос ударил маслянистый запах, смешавшийся с одуряющим ароматом весны, а во рту появился мерзкий соленый привкус. Этот парень был мертв. Определенно мертв. Где-то в груди застрял комок, который не давал дышать. Как такое могло случиться? Это мы виноваты? Определенно мы. В ушах зашумела кровь, голова резко закружилась, и меня поглотила та же тьма, что и того парня на асфальте. Только, в отличие от него, я был еще жив. Наверное.