Дотянуться до звезды

POV Донхэ – Я не пущу тебя к нему, даже не пытайся. Не понимаешь, что всё это из-за тебя? – зло прошипела мне невысокая, темноволося, поразительно похожая на Хёкдже девушка, которая уже пять минут отказывалась впускать меня в палату к моему мальчику. – Джихи, я просто… – я растерянно замер, не зная, что сказать девушке, которая, казалось, ненавидела меня. Хотя... У нее на то были свои причины. Ведь то, что Хёкдже находился сейчас здесь... В этом был виноват я. – Что ты «просто»?! – не выдержала сестра моего мальчика и сорвалась на крик, заставляя меня болезненно поморщиться, ведь это была как никак больница, но она все равно продолжала кричать: – Ты «просто» в очередной раз довел его до больницы?! Тебе «просто» надо его увидеть, чтобы снова довести до слез или, еще лучше, до нервного срыва?! Вон отсюда, иначе я вызову полицию! – не унималась она, больше всего сейчас напоминая наседку, защищающую своего цыпленка от коршуна по имени Ли Донхэ. От меня. От всей той боли, что я причинил мальчишке. – И что ты им скажешь? – я постарался вложить в голос максимальное количество иронии и скрестил руки на груди. Почему-то мне совершенно не хотелось показывать свою слабость перед этой маленькой бестией, которая так трепетно защищала своего брата от меня. Только вот где ты была раньше, Джихи? Почему ты его не защищала и не мешала нашим отношениям? Почему ты позволила зайти этой истории так далеко? Внутри все буквально взрывалось от боли. С одной стороны, я был счастлив, что она была здесь и сейчас, рядом с Хёкдже, а с другой... Лучше бы ее не было. Тогда я бы смог спокойно зайти в его палату, как это делал вчера, и сжать в своих горячих пальцах тонкие бледные пальцы Хёкдже, которые больше напоминали мороженое, только вытащенное из морозилки, но никак не плоть живого человека. – Достаточно будет просто твоего имени, но ты не переживай, я что-нибудь придумаю, – не сдавалась Джихи, пытаясь как можно сильнее уязвить меня, словно ее слова могли причинить мне больше боли, чем та, что я причинил ее брату. – Может быть, совращение малолетнего? Принуждение к гомосексуальному контакту? Нарушение общественного порядка? Ах да, я еще про милое ДТП, которые было три месяца назад, забыла… – разорялась передо мной сестра Хёкдже. И я мог поспорить с ее обвинениями, но здесь и сейчас, в белом больничном коридоре, перед дверью палаты, в стенах которой лежал в коме Хёкдже, всё это звучало так абсурдно и глупо, что мне не хотелось даже вникать в суть этих слов. Потом, всё потом. Сейчас для меня самым важным в этом мире было увидеть Ли Хёкдже. И самому проверить, что мальчишка еще дышит, пусть и с помощью аппарата искусственной вентиляции легких, и что его сердце, хоть и слабо, но бьется в груди с переломанными ребрами. – И всё без малейшего доказательства, – невозмутимо прерываю ее монолог, который потихоньку начинает раздражать меня. – Этой истории будет достаточно, чтобы раздуть скандал и уничтожить твою идеальную репутацию, Ли Донхэ, так что вали отсюда по-хорошему, пока я тебе позволяю это сделать. Если ты переступишь порог этой палаты и еще хоть раз подойдешь к нему ближе, чем на километр, я устрою скандал такого масштаба, что журналисты и твои собственные фанаты сожрут тебя с потрохами и даже не подавятся. Запомни это, Ли Донхэ. Это мое последнее предупреждение для тебя, – выплюнув эти слова мне в лицо, Джихи резко развернулась на каблуках и влетела в палату, которую так старательно охраняла от меня, и захлопнула дверь, а я еле сдержался, чтобы не расхотаться. Если бы она знала, насколько мне было уже на всё плевать: на свою репутацию, на репортеров, на фанатов, на скандалы – на всё. На весь мир. Здесь и сейчас только одно было важно – Ли Хёкдже, который уже третьи сутки боролся за свою жизнь. Когда я нашел его в той вонючей подворотне в седьмом часу утра, окровавленного и изломанного, как старую ненужную куклу, лежащего бесформенной кучей на грязном асфальте, то весь мой мир, который я столько лет старательно выстраивал вокруг себя, рухнул. Развалился на сотни осколков, которые никак не желали собираться в единое целое, пока я не понял, что Хёкдже дышит. Хрипло, едва ощутимо, рвано, но дышит. Хотелось немедленно схватить его на руки и бежать в больницу, прижимая его как можно ближе к себе, но я боялся даже коснуться мальчика, не зная, насколько сильны могут быть его повреждения. Он лежал лицом вниз, и я даже не мог перевернуть его и убрать слипшиеся от крови и грязи волосы. Я мог только стоять рядом на коленях, совершенно не переживая за белоснежные брендовые джинсы, и дрожащими руками набирать номер скорой, а потом ждать, ждать и еще раз ждать, отчаянно вслушиваясь: дышит Хёкдже или нет, пока проклятые врачи добирались до этого богом забытого места. Я не мог ни о чем думать, только молился о том, чтобы Хёкдже дожил до приезда скорой. И он дожил. Несмотря на 22 перелома и проломленный в двух местах череп, несмотря на то, что осколки ребер воткнулись в легкое и началось кровоизлияние, несмотря на огромную гематому в мозге он дождался, пока приехала скорая, пока шустрые фельдшеры аккуратно перевернули его на спину и быстро и как-то слишком аккуратно переложили его на носилки, тут же надевая на лицо, на котором не осталось живого места, кислородную маску и подсоединяя Хёкдже к капельнице... Пока я сидел на узком жутко неудобном сиденье в машине скорой помощи, когда мы ехали в больницу, пока я с ужасом смотрел, как Хёкдже буквально опутывают трубками и утыкивают иголками; пока ему вводили наркоз и заставляли меня заполнять кучу бумаг, поскольку все с чего-то решили, что я являюсь его опекуном; пока его везли в операционную, где он был почти 17 часов; пока я общался с полицией, которую вызвали врачи, и звонил его сестре, которая билась в истерике почти час и отказывалась мне верить до тех пор, пока с ней не связался врач и не подтвердил мои слова; пока Джихи обещала меня убить, в моей голове было только одно: это я виноват в произошедшем. И если с Хёкдже что-то случится, то... я не прощу себе этого. Ведь это из-за нашей глупой выходки с Кюхёном он опоздал на последний автобус и метро, это из-за меня он оказался в том переулке, где какие-то ублюдки... Я поклялся, что достану их даже из-под земли и сделаю так, что они пожалеют о каждой царапинке на прекрасной коже моего мальчика и о каждой капли крови, упавшей на заплеванный асфальт, потому что... потому что Хёкдже никогда больше не сможет танцевать. И не то что танцевать, он даже ходить сможет с большим трудом. И ему потребуются в худшем случае костыли, а в лучшем (при должной реабилитации) – трость. Я выл в голос, распугивая медицинский персонал, кричал и ругался на всю больницу, требуя сделать хоть что-нибудь, но... Врачи лишь пожимали плечами и предлагали успокоительное, которое, по их мнению, могло кому-то тут помочь. Кому-то. Но не мне. И не Хёкдже. Которого погрузили в искуственную кому, чтобы хоть чуть-чуть облегчить страдания измученному мальчишке. Я сидел в его палате почти сутки, сжимая ледяные пальцы под мерный шум аппаратов, от которых зависела сейчас жизнь моего мальчика, послав к черту менеджера Пака, свое расписание и все агентство и отключив телефон. Это было настолько не важно. Как и всё остальное. Весь мир был не важен. Кроме Хёкдже, который даже дышать сейчас не мог самостоятельно. Я просто смотрел на его невероятно бледное лицо и молился. Ли Донхэ, который давно не верил ни во что, просто молил бога и благодарил его за то, что он позволил мне найти Хёкдже. Потому что еще полчаса – и спасать было бы некого. А потом приехала Джихи. Когда в палату ворвался маленький рыдающий ураган, я сразу понял, кто это. Они были поразительно похожи, только у Джихи были более мягкие черты лица и длинные каштановые волосы, собранные в низкий хвост сзади. Не замечая ничего и никого вокруг, хрупкая девушка в белом халате бросилась к Хёкдже, со сдавленными рыданиями сжимая безжизненную ледяную руку мальчишки, а потом она увидела меня... Я никогда не видел настолько злых женщин и даже не подозревал, что у хрупкой девушки может быть настолько мощный удар и настолько богатый нецензурный запас слов. Она буквально взашей вытолкала меня из палаты и отказывалась пускать меня туда уже почти десять часов, словно мое присутствие могло чем-то навредить Хёкдже, состояние которого всё так же оставалось стабильно тяжелым... Я не покидал стены больницы уже почти трое суток, а не спал все четверо. И почти не ел. Реальность воспринималась, словно в тумане. Я не знал, что дальше делать и как быть... – Донхэ! – знакомый голос вырвал меня из размышлений, и я мысленно выругался, увидев летящего ко мне на всех порах менеджера Пака. Таки добрался до меня, зараза. Видеть менеджера сейчас мне хотелось меньше всего. – Донхэ, ради всего святого, объясни, что ты творишь?! – накинулся он на меня. – А что я творю? – я старался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. – Три дня, Донхэ, три гребанных дня, Ли Донхэ, я не мог найти тебя! Два пропущенных концерта, один фанмит, три фотосессиии и два шоу! И ты еще спрашиваешь, что происходит?! – орал на меня мужчина, а я отстраненно думал, какой же противный у него голос. И как я его терпел все эти годы? – Хёкдже в коме, – говорю и поражаюсь, насколько тускло звучит мой голос. – О боже, опять этот мальчишка, – картинно простонал мой менеджер, который наверняка прекрасно был осведомлен, почему я тут нахожусь. – Донхэ, ты только посмотри на себя, во что он тебя превратил! Вспомни, кто ты такой! Подумай о себе, о своей карьере, о своих фанатах, в конце концов! – продолжал разоряться менеджер, а я мечтал только об одном: чтобы он поскорее заткнулся, и думал о том, как бы тактично намекнуть ему о том, что мне плевать и на себя, и на фанатов, и в общем-то счете и на карьеру. – Суман просто в ярости! Твой контракт заканчивается, и ты рискуешь всем из-за какого-то мальчишки! – менеджер Пак буквально выплюнул последние слова и брезгливо поморщился. – У тебя была уже сотня таких мальчишек, и будет еще больше. Просто забудь о нем, Донхэ... – Заткнись! – резко перебиваю разошедшегося мужчину и буквально цежу сквозь зубы: – Не смей говорить о нем в таком тоне. – А в каком тоне мне о нем говорить? – вскинулся менеджер Пак. – Если ты ведешь себя из-за него, как придурок. Да, я понимаю, хорошая фигурка и смазливая мордашка, да, неплохо танцует. Да таких сотни, Донхэ! Тысячи и миллионы! А ты, Донхэ, один! – Замолчи! – буквально рычу, сдерживая ярость, бушующую внутри. Еще чуть-чуть – и я не сдержу себя, и станет в этой больнице еще одним пациентом больше. – Зачем он тебе сдался? Тем более сейчас?! Когда банда каких-то уродов ему мордашку подпортила, да и танцевать твой студентик после этой подворотни вряд ли сможет. С каких пор ты заделался помощником для сирых и убогих? Ты же всегда презирал таких, – слова менеджера Пака буквально сочились недовольством и ядом. А я... Внутри меня начала зарождаться страшная догадка. – Ты... – голос неожиданно сел, – откуда ты узнал, про это? – Про что? – глаза менеджера Пака подозрительно забегали, подтверждая мои мысли. – Про то, что тебе никогда не нравились ущербные люди? Так все про это знают... – затараторил он, словно пытаясь меня заговорить, но я холодно перебил его: – Про банду и подворотню? – я скрестил руки на груди, пристально глядя на мужчину, чувствуя, как все внутри буквально смерзается толстой коркой люда. Я знал, что менеджер Пак иногда мог вести себя ради собственного блага, как подонок, но чтобы пойти на такое... – Я... я... – начал заикаться мужчина, словно пытаясь придумать ответ. – Слышал от кого-то, пока искал тебя... – И где же это? – я не сводил с него пристального взгляда. – Про подворотню знали только я, фельдшеры скорой, полиция и сестра Хёкдже. Я тебе ничего не говорил, фельдшеры и полиция тоже вряд ли бы стали разглашать подобную информацию, а сестра Хёкдже вряд ли твоя близкая подруга... – Я ничего ему не говорила, – звонкий девичий голос, раздавшийся за моей спиной, заставил менеджера вздрогнуть и сжаться, а мои глаза – сузиться. – Ты что-то не так понял, Донхэ, – бормотал мужчина, съежившись под моим гневным взглядом. – Ты же не думаешь, что я?.. – Именно так я теперь и думаю, – я буквально впечатывал каждое слово в мужчину, которого мне сейчас хотелось убить. – Ты дерьмовый актер, менеджер Пак, слишком дерьмовый. Три дня ждал для правдоподобности? – Я... не... Донхэ... – снова начал бормотать он, пятясь от меня. А он и правда дерьмовый актер. За столько лет не научится врать людям в лицо? Мне всегда казалось, что он в этом деле виртуоз. – Я думаю, что для правдоподобности, – знакомый хриплый голос заставил всех присутствующих вздрогнуть. Я с изумлением смотрел на буквально материализовавшегося из воздуха Чонуна, который был слишком серьезен. – Что ты такое несешь, Йесон?! Донхэ?! – сорвался на визг менеджер Пак. – Что я несу? – по-недоброму усмехнулся мой лучший друг. – А то, что вы еще неделю назад отменили всё расписание Донхэ на эти числа, мотивируя это якобы тем, что ему нужен отдых, – хмыкнул Чонун, получив изумленный взгляд от моего менеджера, который напоминал огромный трясущийся кусок желе. – Откуда я знаю? На эти даты были назначены наши с Донхэ репетиции для SMTown... – насмешливо протянул Чонун. – Я... Я... – мужчина хлопал ртом, а я, не в силах сдерживать себя, со сдавленным рыком бросился на него и, схватив за лацканы идеально выглаженного черного пиджака, с хрустом впечатал в стену, шипя: – Мразь, как же я ненавижу тебя! Убью, тварь! – я уже замахнулся, чтобы со смаком врезать по холеной роже этой твари, но меня остановил звонкий голос Джихи, которая молча наблюдала за разворачивающейся сценой и решила наконец-то, что пора вмешаться: – Донхэ, стой! – Что? – я перевел затуманенный яростью взгляд на девушку, так и не опустив руку. – Не марайся о такую мразь, – брезгливо поморщилась девушка, в глазах которой пылал столь же сильный гнев, что и мой. Я едва сдержался от усмешки: второй раз за последнюю неделю пытаюсь набить кому-то морду и второй раз меня останавливают члены семейства Ли. Просто заговор какой-то. – Она права, Донхэ, – спокойной голос Чонуна заставляет меня вздрогнуть и опустить руку. – Надо вызвать полицию... – пробормотал Джихи, доставая из кармана джинсов телефон. – У тебе же был номер следователя по делу Хёкдже? – она вопросительно посмотрела на меня. – Где-то была визитка... – рассеянно бормочу, все еще прижимая дрожащего мужчину к стене. – Вы ничего не докажете! – взвизгнул менеджер Пак и я снова, не сдержавшись, впечатал его в стену со всей дури. Мне даже показалось, что я слышал, как затрещали его ребра. – Докажем, – эти слова я прорычал ему буквально в лицо. – Я найму лучших детективов, и они раскопают все грязное белье, что ты так старательно прятал эти годы, тварь! – я поймал себя на мысли, что еще чуть-чуть – и я буду готов отгрызть ему нос. Я встряхнул мужчину еще раз, приложив о стену, и силой заставил себя разжать пальцы и сделать пару шагов назад. – К тому же, у нас есть три свидетеля твоего признания, – хмыкнул Чонун, наблюдая за тем, как мелко дрожащий мужчина сползает на пол. – Считай, что четыре, – хмыкнуло появившееся в больничном коридоре новое действующее лицо. – Да и на детектива я в доле, – со зловещей ухмылкой добавил Хичоль, глаза которого почернели от гнева. – Ну или на киллера... Если признания вдруг окажется недостаточно для вынесения приговора, который устроит меня в качестве наказания за то, что ты угробил моего лучшего студента.