Танцы на битом стекле

Заберите свой день! Я согласен пройти по осколкам души. Твёрдая ступень Обернётся пусть шагом в миражи. Не один из тех, Кто уснёт со мной, не пройдёт назад. Мой лимонный смех Золотой пыльцой твой укроет сад, Мой ангел... Я подставляю горло любви! Я в неизвестность бросаю открытым текстом Обрывки снов. Я прошу, не зови - В моих безумных снах тебе совсем нет места! (с) Джэм "Мой ангел"

Ураганный Волк явился нагруженным большим количеством покупок. Поставив часть из них на землю, он пожал другу руку: - Привет, Оскар! Вижу, ты в хорошем настроении. Что-нибудь особенное случилось? Как там твоё величество поживает? - Моё величество поживает прекрасно, - ухмыльнулся тот. - А, ты Инглора имеешь в виду... Тоже хорошо. Только что поужинали, но и для тебя ещё осталось, если хочешь. Дай сюда пакеты, - он решительно забрал у Миттермайера часть вещей. - Надо будет Инглору сказать, что у него теперь есть материал для творчества. Есть новости из адмиралтейства? - А я и не знал, что ты у нас король! - пошутил Ураганный. - Да, я твоего любовника имею в виду. А что ты поживаешь хорошо - и так видно. Сияешь, как новенькая рейхсмарка! Что там у вас произошло? Насчёт закусить - не откажусь, я тут вам ещё еды привёз, разбирайте. И да, Инглору - всяческий материал для творчества: карандаши, плотную бумагу, картон, холст, разные краски - пусть сам разберётся, какими писать - пастель... короче, всё, что мне там предложили. Вроде бы, ничего не забыл. Касательно новостей из адмиралтейства - пока тишь да гладь. Его Величество даже скучать изволит. - На кухне Инглор, - сообщил Ройенталь. - Во всяком случае, он был там пару минут назад. Еду тащим туда, всё остальное... Оставь пока в коридоре, потом разберёмся. Если Его Величество изволит скучать... что ж, тишь да гладь явно ненадолго. Насчёт помешал - нет, ты, как раз, очень вовремя. Так что, идём ужинать, алкоголь я из гостиной принесу. Пересмотрев все пакеты, он выбрал те, которые явно были с едой и поинтересовался: - Так ты мне скажешь, сколько что стоило, или мне чек в пакетах смотреть? - Ну, все чеки в пакетах - так что, думаю, рассчитаемся без помех, - отозвался Вольф. - Кстати, тебе привет от Меклингера - я столкнулся с ним в том магазине, где покупал всё для твоего любовника. Он очень заинтересовался, зачем всё это мне, а я ответил, что ты свёл знакомство с молодым и перспективным художником, которому требуется покровительство и сказал, что в случае чего - ты их познакомишь. Кажется, тот весьма заинтересовался! Заметил, что прежде тебя мир искусства интересовал постольку-поскольку, а теперь... Дойдя до кухни и скинув пакеты с едой - частично на стол, частично - на пол у холодильника, Миттермайер кивнул Инголдо. - Добрый вечер, - благодушно отозвался тот. - Мы, как раз, о тебе вспоминали. Рад видеть! - Так-таки и вспоминали? - заломил бровь Ураганный. - А по какому поводу? Кстати, Ройенталь, ты не против, если я сейчас позвоню Эве - скажу, что ужинаю у тебя? Ну, чтобы она не волновалась зря. Ты же знаешь мою жену - ревновать она не будет, скорее, испугается, что со мной что-нибудь приключилось. - Не простив, - усмехнулся Оскар, заходя на кухню и держа в руках оставшиеся пакеты. - А вспоминали в контексте "Скоро ли ты придёшь?" Так что, ты действительно пришёл вовремя. Я сейчас схожу за выпивкой - она ещё точно оставалась. Ближайший комм - в гостиной, так что - нам по пути. Инглор, разберёшься, куда что складывать, или подождёшь нас? - Да, я разберусь, - кивнул нолдо, присаживаясь на один из стульев. - Ну, я и пришёл! Как говориться - "помяни йотуна!" - фыркнул Вольф. - Да, я помню, что выпивка у тебя в буфете, в гостиной, а комм рядышком. Так что, сейчас разом решим все вопросы. Через пару-тройку минут Миттермайер уже был в гостиной и набирал домашний номер. Сообщив Эве, что все хорошо, он обернулся в сторону друга: - Думаю, твоего любовника и мою Эву вполне можно познакомить - он не похож на Эльфриду, которую бы я и на порог не пустил. Как насчёт того, чтобы отпраздновать твоё грядущее освобождение из-под ареста у нас? - Только после того, как всё встанет на свои места, - отозвался Ромео-после-шести, вытаскивая из шкафа две бутылки виски. - Насчет Эльфриды. Нет, я знаю, что ты её не любил, но она всё-таки была чуть лучше, чем ты её описываешь. Я понимаю, почему она сразу не понравилась Инглору, но ты-то куда? Ну женщина и женщина, ну пыталась меня убить и пыталась. Зачем после смерти её так чернить-то? - "Чуть лучше"? - изумился Вольф. - Оскар, мне странно слышать от тебя подобную оценку женщины! Особенно такой. Небо упало на землю! - Знаешь, на шее она у меня не висела и деньги тянуть не пыталась, - пожал плечами Ройенталь. - Чего не было, того не было. И ещё - с ней было очень легко. Когда она обижалась, меня это не заботило. Когда она была чему-то рада - впрочем, я редко это видел, - меня не тянуло улыбаться вместе с ней, как идиоту. Когда она на меня кричала - меня чаще всего это забавляло. Иногда мне почти хочется вернуть это время - когда я мог утром поругаться с женщиной, с которой сплю, и отправиться на службу с вполне нормальным настроением. Когда я точно знал, где у этой женщины болевые точки и слабые места. Когда я мог пойти спать в другое место и не считать себя обязанным что-нибудь говорить своей любовнице. Знаешь, я тогда чувствовал себя свободным, Миттермайер. - Иными словами - тебе на неё было наплевать и отношения с ней тебя ни к чему не обязывали, - подытожил друг. - А с Инглором тебе плохо? Я впервые увидел тебя счастливым. Способным что-то менять в жизни. Задумывающимся об обязательствах. О том, что ты кого-то можешь обидеть и тебе потом делается нехорошо от осознания этого. Ты хочешь сказать, что он тебе мешает? - Если я настолько мешаю - зачем надо было говорить о любви и лгать о счастье? - уже успевший разобраться с продуктами Финарато стоял в дверях гостиной. - Ты... за эти дни доказал, что я тебе не обуза, а счастье, Оскар. Зачем надо было мне лгать? Думал, я не выдержу правды? А другу можно всё сказать и пожаловаться на такого неудобного меня?! Только что ты целовал мне руки и говорил, что твоё сердце принадлежит мне. А сейчас... я не знаю, чему верить... - нолдо опустил глаза. - Я не хотел бы устраивать истерик - тем более, при твоём друге, - но лгать-то зачем? Бутылка с виски со звоном разбилась о стену. Оскар резко обернулся, уставившись пылающим взглядом в сторону Миттермайера: - Видишь?! У нас так - десять раз на дню! Стоит мне расслабиться - я по привычке говорю какую-нибудь гадость, а этот... этот ей верит! Что мешает учесть простую вещь - я говорил гадости о любви и отношениях около двадцати лет, а на то, чтобы научиться искренне говорить о... о чувствах, у меня было несколько дней?! Мне надоело, что я постоянно вынужден просить прощения за то, что ещё неделю назад для меня было привычно и естественно! Об этичности подслушивания за дверью я вообще молчу, - на последней фразе он резко сбавил тон, заговорив ощутимо тише... но потом снова почти крикнул: - Извини, Миттермайер, но у меня уже просто нет сил... на то, чтобы опять переступать через гордость, выпрашивая прощения у этого создания! Ройенталь резко сорвался с места и практически вылетел из гостиной, толкнув плечом Инголдо. - А чему мне верить? - раздражённо выпалил тот. - Ты как-нибудь определись - то ты меня любишь, то я тебе мешаю! Я знаю, что ты говорил гадости об этом много лет, но... в чём я провинился? О, Эру и Валар! Я так больше не могу! - Арфинг уселся на пол и сжался в комок. - Это я виноват. Это я всё порчу. Оскар... Оскар, прости! - нолдо уже забыл о том, насколько не по-мужски это будет выглядеть - он закрыл лицо руками и зарыдал. - Я никуда не гожусь. За что, о Валар?! За что?! Я всего лишь неудачник и никчёмный лидер... даже свою личную жизнь загубил на корню... А теперь ещё и испортил ужин... Ураганный Волк подошёл к эльда и положил ему руку на плечо. - Знаешь, не представляю, кем нужно быть, чтобы терпеть Ройенталя в личной жизни, - тихо сказал он. - Наверное, с ним было бы тяжело кому угодно. Он хороший человек, но изо всех сил старается этого не показывать. И я был очень удивлён, когда услышал, что Ройенталь часто просит у тебя прощения. Если он не соврал - это примерно равнозначно всем твоим признаниям в любви. Он же не умеет извиняться. Вообще. Извиниться один раз - для него хуже, чем любая физическая боль. Извиниться несколько раз... - Вольф покачал головой. - Если он обрекает себя на эту пытку ради тебя - значит, на самом деле любит. Просто ему страшно это признать. Очень страшно. Он понимает любовь, как слабость - думаю, ты уже знаешь об этом. Ты упоминал его признание. "Моё сердце принадлежит тебе", так? Для Ройенталя сказать такое - всё равно, что быть на корабле, который сейчас попадёт под выстрел "Торхаммера" и знать об этом, понимая, что добровольно привёл корабль в зону поражения. Но и ты ни в чём не виноват. Ты - искренний и прямой, ты принимаешь свою любовь как дар, и вряд ли до конца поймёшь, каково сейчас моему другу. Он мечется сейчас, как раненый зверь, от боли царапая когтистой лапой и того, кто подошёл, чтобы вылечить его. Я не стану осуждать тебя, если ты решишь, что тебе это не нужно. Что боль, которую он причиняет тебе, слишком сильна. Ты ведь даже не вполне понимаешь, зачем эта боль, почему она. А ведь она не тебе адресована, Инглор. Она адресована вообще всякому, кто подойдёт слишком близко, пытаясь что-то сделать с его ранами. Не вини себя - ты тут не при чём. Наоборот - ты делаешь всё, что можешь, чтобы ему помочь. Но, к сожалению, его гордость - чуть ли не единственное, на чём для него всё держится. Если ты уйдёшь - этот зверь будет умирать от боли, но, скорее, отгрызёт себе лапу, чем признается тебе, как ему плохо. Ройенталь значит для меня очень многое, из собственных эгоистических побуждений я хотел бы, чтобы ему было хорошо. Но вряд ли я имею право уговаривать тебя остаться. Если ты захочешь уйти отсюда на время - мой дом к твоим услугам. Финарато вздохнул и опустил глаза: - Понимаешь, Вольф... я его люблю. Просто... я неправ... если б я знал, что для него это так тяжело... Спасибо, что сказал. Теперь я буду знать, что для это для него значит. Понимаешь, когда мы не ругаемся - такое ощущение, что мы всё делаем слаженно и понимаем друг друга. Совсем недавно, когда Оскар жарил отбивные, он признался мне, что счастлив со мной. Я ещё по-глупому приревновал его к кайзеру. Пока не понял, что... у него к тому совсем иные чувства. Он так и сказал: «Любовь для меня - одно, а преданность сюзерену - другое. Ты, как король, должен меня понимать». А сейчас я чувствую, что всё погубил. Я не хочу терять Оскара, но я желаю, чтобы он понял, что может потерять меня. Мне было очень больно услышать от него - после всех этих признаний в любви, - что с Эльфридой ему было легко, а со мной надо обязательно разговаривать, извиняться, "по-глупому смеяться и улыбаться в ответ". И я... принял, как последний дурак, эти слова за признание в обмане. В то время, как это был крик о помощи! Того, кто не знает, что ему делать с этой любовью. Я... Вольф, мы же счастливы! Я разрываюсь на части - между желанием пойти просить у Оскара прощения и... страхом, что моя любовь не нужна, а только всё усложняет. Что он был доволен своей жизнью: одиночеством, любовницей, которая его ненавидит и периодически пытается убить и разговорами на тему: «Любовь - это чушь и обман!». А тут... на его голову сваливаюсь я. Со всей этой любовью. Со всем, что раньше вызывало у него отторжение. Эльфрида... она же погибла, по сути, из-за меня! И не будь меня - Оскар бы спокойно ходил на службу, пялился бы на кайзера и восхищался им издали, цапался бы с Оберштайном... и в этом было бы его счастье! А не во мне. А я... я строил своё королевство. Потерял на войне младших братьев. Сунул голову в петлю, помогая двум любящим сердцам. Сидел в плену. Пережил камеру пыток. У меня на глазах погибла любящая друг друга пара - потому что они пошли друг за другом и за мной! А любили они друг друга так же сильно, как ваш кайзер и адмирал Кирхайс. Я дрался с волколаком. Сидел в Чертогах Ожидания. А теперь... я здесь, потому что мне сказали: "В этом мире ты нужен!" И что я получил, Вольф? Оказывается - любить сложнее, чем драться с волколаком. Я сделаю всё, что помогло бы мне и Оскару. И положусь на твой разумный выбор. Мне сейчас... нужен такой друг, как ты у него - чтобы сказать, что нам делать. Потому что я его люблю, балрога ему в задницу, а моя любовь приносит Оскару только горе. И я... я устал быть таким сильным и принимать решения! Устал добиваться. Воевать. Швыряться королевским венцом. Я теперь понимаю, как надо было ценить его любовь. Он... любит, как умеет. Да и не нужны мне эти ежедневные серенады под окном и частые признания в любви! Он уже всё, что мог мне сказал. Просто... я не хотел мешать ему жить. А любовь ему, наверное, не нужна. Я устал, Вольф. Устал. Сильнее, чем после битвы при Дагор Браголлах. Я не знаю, как быть. Я... люблю его, этого Гортхаура проклятого! Люблю! - Так Гортхаура или Ройенталя? - невесело улыбнулся Миттермайер. - Ройенталя, конечно же! - рассмеялся нолдо. - Это я для примера - он как-то сказал, что ощущает себя одним из вассалов Моринготто по духу. Вот я и сравнил... люблю-то я Оскара. - Тогда... послушай,- продолжил Ураганный. - Думаешь, мне было легче, когда наша дружба только начиналась? Не было. Ройенталь уже тогда никому и ни во что не верил, уже тогда он был замкнут и называл любовь и добро чушью. Он хотел видеть в людях только плохое. Я помню, как он спьяну откровенничал со мной, а потом приходил утром и говорил:"Забудь тот бред, что я вчера нёс". И я делал вид, что вообще не помню, о чём он говорит - тогда он улыбался и успокаивался. Я помню, как сначала обижался на его разговоры о том, что плохи все женщины без исключения - а он потом приходил с букетом и стоял в дверях, сверля меня взглядом и ничего не говоря. Я понимал, что он хочет извиниться, но не может, и брал у него цветы, никак не комментируя его поведение - скажи я хоть слово, он обозлился бы и ушёл. Я помню, как кричал на него и стучал кулаком по столу, когда он с видимым удовольствием обсуждал темы, которые меня коробили - тогда он опускал взгляд, улыбаясь, словно ему и нужно было, чтобы на него наорали, и говорил, что просто увлёкся. Я много чего помню. И я помню, как он вытащил меня из тюрьмы, фактически продав свою честь и верность, как не один раз спасал мне жизнь в бою, как, наконец, всегда был на моей стороне - что бы ни случилось. Скажешь, ему не нужна дружба? Нет. Нужна. Хотя я и не понимаю, чего он нашёл во мне - я действительно не дотягиваю до его уровня. Мне до него далеко. Но я нужен. Зачем-то. Несмотря на то, что он может сказать какую-то неприятную, шокирующую вещь, несмотря на то, что он иногда ведёт себя провоцирующе - иначе не скажешь - я ему нужен. Ему нужна дружба. И ему нужна любовь. Твоя любовь. Я не смог залечить его раны - даже и не пытался, честно говоря. Я понимаю, как больно было бы ему от такой попытки, и я слишком малодушен, чтобы обречь его на эту боль. Я этого не могу. Ты можешь. Ты можешь этого и не делать, если тоже боишься причинять Ройенталю лишнюю боль. Но не забывай: раз он любит тебя - в твоих руках ключ от его сердца. Ты можешь, как спасти его - так и погубить. Да, погубить можешь тоже, - Миттермайер убрал руку с плеча эльда и, подойдя к столу, наклонился, оперевшись о него обеими руками. - Если ты всерьёз поверишь, что любовь ему не нужна, и оставишь его - Ройенталь будет искать забвения и утешения в алкоголе, женщинах, войне ещё ожесточённее, чем раньше. И... я могу дать тебе один совет. Когда Ройенталя так заносит, что он начинает с видимым удовольствием - или без такового - бить по больному, всё, что можно с этим сделать - поставить его на место. Стукнуть кулаком по столу и рявкнуть:"Хватит!" За те годы, что я общаюсь с ним, я так и не нашёл другого способа относительно безболезненно выходить из таких ситуаций. Твой способ... - Вольф покачал головой. - Должно быть, моему другу кажется, что ты специально придумал для него такую изощрённую пытку. И, несмотря на это - он тебя не выгоняет, заботится о тебе, думает о том, чтобы тебе не было тут скучно, а также - о том, как тебе помочь в будущем. Тебе важны какие-то ещё доказательства того, что ты ему нужен? Что ему нужна твоя любовь? К сожалению, за этим - не к Ройенталю. Если верить его словам, воспринимать всерьез всё, что он говорит - у тебя до сердечного приступа быстро дойдёт. Смотри на то, что он делает. И, если ты скажешь, что он ничего для тебя не делает - я тебя просто ударю. Инголдо внимательно слушал каждое слово Ураганного Волка. Затем вздохнул и ответил: - Я... знаю, сколько он для меня делает. И да, ты прав, Вольф - я могу спасти его. На моей родине есть так называемые целители души. То, чего у вас нет. Я - один из них. Я учился у самого Ирмо Лориэна. Я сумею. Но он... не пускает к себе. А теперь посоветуй мне - что мне лучше сейчас сделать: на время переехать к тебе, но как-то дать ему понять, что я его не бросаю или же... остаться в этом доме и натыкаться на него в таком состоянии, когда он к примирению ещё не готов. Ты и твоя жена не могли бы принять меня у себя... скажем, на пару недель? Только я сейчас Оскару записку напишу, чтобы он не решил, что я его бросил и не попал в беду. Вооружившись пером и бумагой, Финарато быстро написал: "Оскар! Я понимаю, что натворил бед и ты сейчас не захочешь меня видеть. Можешь, если пожелаешь, даже порвать это послание в клочки. Я просто хочу, чтобы ты знал - я тебя не бросаю!!! Просто нам надо какое-то время пожить отдельно друг от друга. Надеюсь, ты проведёшь это время с пользой и не попадёшь в передрягу. Целую, люблю, твой Артафиндэ Инглор". Миттермайер посмотрел на записку круглыми глазами, затем тихо сказал: - Не дури. Как ты думаешь, как он воспримет то, что ты уходишь жить ко мне? Если учесть, что он уже и так ревнует - я же вижу, какой взгляд у него делается, когда он видит, что мы разговариваем друг с другом. Что он подумает, как ты считаешь? Ты прощал его и прощал, а прихожу я - и ты тут же уходишь жить ко мне? Извини, но факты выглядят так, и записка тут мало что изменит. Конечно, если тебе совсем невыносимо жить с ним в одном доме, ты можешь остаться у меня - нас с Эвой ты не стеснишь. Но... ладно. Выбирать тебе. Если хочешь уйти - уходи. Нолдо вздохнул и порвал записку на мелкие клочки: - Знаешь... ты прав. Я не уйду отсюда.. Хотя нам обоим сейчас будет нелегко находиться на одной территории. И... Вольф, мне неловко говорить, но есть ещё одна проблема... - Инголдо смущённо опустил глаза: - Я не умею обращаться с вашей плитой. А готовить на себя мне придётся, чтобы не умереть с голоду. Я это умею - всех мужчин-нолдор этому учат, вне зависимости от сословия. А вот, что мне делать с этой штукой... - он пожал плечами. - Ройенталь тебе объяснит, - прислушавшись, уверенно произнёс Миттермайер. Спустя несколько секунд в гостиную ввалился объект их беседы. Не глядя ни на кого, Оскар не очень уверенно направился к шкафу и потянулся было за бутылкой... но Ураганный Волк перехватил его руку. - Хватит тебе пить, - решительно, но достаточно мягко сказал он. - Ты ведь не только за этим сюда вернулся? Садись. Я не прошу тебя что-то говорить, но, хотя бы, посмотри в глаза тому, кто тебя любит. С этими словами Вольф отпустил руку друга. Ройенталь сделал несколько шагов, после чего упал в кресло и с усилием повернул голову. Пару минут буравя взглядом шею и плечи эльда, посмотреть тому в глаза он так и не решился. Тогда Арфинг присел на корточки рядом с креслом любимого и посмотрел ему в глаза сам: - Оскар. Я понимаю, что взял - и испортил тебе жизнь. Ты жил так, как тебе нравится - не хотел ни с кем свою жизнь делить, ни за что не хотел отвечать, никому не хотел быть ни верен, ни обязан - кроме кайзера, разумеется. Ты смеялся над любовью и не нуждался в ней. Да ты в неё даже не верил! И тут... тебе на голову сваливаюсь я. Понятное дело, что ты видишь во мне не дар богов, а напротив - божье наказание. Потому что ты не хочешь ни с кем делить свою жизнь. Ни с кем не радоваться, ни с кем не грустить. Ни о чём не задумываться. И твои слова, которые ты сказал Вольфу - были, по сути, именно об этом. Эльфрида была тебе удобна, потому что ни к чему не обязывала. Тебе не надо было ничего с ней делить. И то, что она погибла по моей вине - я не отрицаю. Напротив - это теперь всегда будет меня преследовать. Ты вообще мог с ней ни о чём не говорить, а просто удовлетворить свои желания. Чистейшей воды маэль! А я... я донельзя неудобен. И такое счастье тебе - ну совсем не нужно. Ты в нём никогда не нуждался, да и не верил в него. И... Вольф мне многое объяснил. Я - дурак, Оскар, а вовсе не мудрейший из мудрых! - Инголдо хлопнул себя по лбу. - Какой я, к балрогу, Ном! Ничего-то я не знаю. Я просто взял - и искалечил твою жизнь. Дал тебе то, в чём ты, по сути, и не нуждаешься. Валар сказали мне:"Ты нужен в этом мире!" А теперь... - нолдо опустил голову, - я в этом сомневаюсь. Ну, свалился я тебе на голову, ну, оказался виновен в гибели твоей любовницы, запутал твою жизнь, попытавшись вытащить из той скорлупы, в которой тебе, вообще-то, удобно. И ведь, по сути, без меня тебе было лучше! Так нет же! Свалился на твою бедную голову, даже не задумавшись о том, что некоторых и осчастливливать не надо - им и так хорошо. Вот... не будь меня - всё в твоей жизни было бы в разы лучше! Ты, как и прежде, никому не был бы обязан - кроме своего сюзерена, разумеется - не забивал бы ничем голову, ходил бы себе на службу, цапался бы с Оберштайном и был бы счастлив! А я... всё испортил своей любовью! Вольф мне объяснил, что значат твои извинения, Оскар. Ты их прежде никому никогда не приносил - даже своему другу. Одна твоя просьба о прощении стоит десятка моих признаний в любви. Тебе не за что благодарить меня. Я тебе жизнь сломал. Походя. Ты прекрасно жил и без любви.. Это я - ненормальный, встретил того, кого всю вечность искал и готов петь от счастья... Ты же - воешь, как раненый зверь, мечешься и кусаешь всех, кто подвернётся под руку. Это я во всём виноват, мелиндо. И, если захочешь - я уйду. Потому что... нельзя осчастливить того, кому счастье не нужно, - говоря это, Финарато держал его руки в своих. - Я просто хочу, чтобы ты знал - я твой. Ни за что - просто так. И я ничего не потребую от тебя. Ройенталь ничего не сказал. Он осторожно, словно хрустальную вазу, взял руку эльда и прижал к своей груди, спустя мгновение чуть-чуть сдвинув - так, чтобы чужая ладонь оказалась прямо над безумно колотящимся сердцем. - Не говори глупостей, - наконец произнёс он - невнятно, словно почти разучился говорить за это время. - Ты не виноват в том, что я сволочь, которая не умеет ценить хорошее отношение. Сколько раз ты меня прощал? За эти несколько дней? Будь я на твоём месте - давно себя бы прибил. - Я, наверное, пойду... - бросив взгляд на друга и его возлюбленного, быстро проговорил Вольф. Поглядев на них несколько секунд и убедившись, что ни тот, ни другой никак не реагируют на его слова, Ураганный Волк направился к двери. Повернувшись в сторону уходящего гостя, нолдо сказал: - Вольф... спасибо огромное! Ты нас просто спас! И ты всегда будешь у нас желанным гостем. Правда, Оскар? Тот молча кивнул. - И... может, всё же, останешься? А то я чувствую себя виноватым, что взял и испортил совместный ужин. Думаю, мельдо будет не против - он же хотел с тобой пообщаться. Обернувшись, Миттермайер улыбнулся и пожал плечами: - Не то, чтобы мне приходилось ужинать за одним столом с только что помирившимися любовниками, но я догадываюсь, что это весьма неуютно. И если после того, как Ройенталь разрешил тебе распоряжаться в своём доме, ты опять усомнишься в том, что он тебя любит... Тогда я окончательно перестану понимать, за что он тебя любит. Ещё увидимся, Оскар, - кивнул Ураганный другу. - До встречи, Инглор. - Нет, теперь я не сомневаюсь! - рассмеялся эльда, помахав уходящему Вольфу рукой. - Он меня любит - просто не всегда умеет это выражать. А мне и не нужны серенады под окном, куча цветистых комплиментов и прочее... такая любовь, как у него - во много раз искреннее. Миттермайер кивнул и ушёл, осторожно прикрыв за собой дверь. Он почти ожидал того, что, ещё не дойдя до входной двери, услышит звуки поцелуев. - Как непривычно... - протянул Ромео-после-шести. - При мне обсуждают мои чувства, а я даже не знаю, что возразить. Но что-то возразить - нужно обязательно. А то у меня такое впечатление, будто вы с Миттермайером лучше меня знаете, что я чувствую. Это неправильно. Вы мне не родители, в конце концов.. Хотя... будь у меня такой отец, как Ураганный - я бы не знал, чего мне ещё хотеть. Разве что... - он хитро прищурился и запустил руку под халат нолдо, поглаживая того по груди. - Ну... если ты меня не любишь... - слегка надулся Арфинг. - К тому же... что поделаешь, если в этой сфере мы разбираемся лучше, чем ты? - ощутив прикосновение, он промурлыкал: - Так мы с тобой идём в спальню, надо полагать? Мириться? Хотя... я тут подумал, что было бы забавно - если бы тебя воспитали родители Вольфа. И ты бы считал его своим братом. Что бы тогда было? - М-м-м... даже и не знаю... - Оскар провёл ладонями по плечам эльда, спуская рукава халата, затем прижался губами к обнажившемуся торсу. - Наверное, тогда я бы вообще в армию не пошёл, - задумчиво сообщил он, на мгновение оторвавшись и поглядывая на любовника снизу вверх. - Или пошёл бы, не сейчас уже был бы лет пять, как благополучно женат - и мы с тобой бы... Короче, сейчас мне не нравится эта мысль, - отмахнулся Ройенталь и накрыл ртом сосок Инголдо, слегка посасывая и лаская языком. Тот застонал, запустив пальцы в волосы любимого. - Пойдём в постель... - еле выговорил он. - Хочу тебя... хочу быть с тобой, чувствовать тебя... прямо сейчас! - На ногах-то удержишься? - ухмыльнулся адмирал, вставая и обнимая Финарато за талию. - Если свалишься - то хоть на меня, - прокомментировал он, затем крепко поцеловал любовника, прижимая к себе и вжимаясь в его тело. Потёрся бёдрами и довольно заурчал, почувствовав чужой жар. - Следует учесть то, что пьян здесь не я, - засмеялся тот. Договорить ему помешал поцелуй - настойчивый и обжигающий. Ощущая себя крепко прижатым к сильному и такому желанному телу, Инголдо вновь ощутил огромную потребность слиться с ним воедино. "Ах ты, котяра... - подумал он, почёсывая затылок Оскара. - Сильный, горячий..." Оторвавшись от любимых губ, нолдо спросил: - В душ или в постель? - В душе мы ещё не пробовали, - усмехнулся адмирал, потянув эльда за собой. - А насчёт "пьян"... С той встряской, что вы с Ураганным мне устроили, трудно было не протрезветь. Я, честно говоря, как представил, после слов Миттермайера, что ты мне сейчас устроишь... Как-то сразу весь хмель из головы улетучился. Говоря, он дошёл до двери и открыл её ногой - руки были заняты - затем, сделал несколько шагов по коридору и, не удержавшись, прижал Арфинга к стене, зафиксировав запястья, впиваясь губами в шею. - М-м-м... это ты мне так мстишь за то, что я связал тебе руки поясом от халата? - простонал нолдо, извиваясь под горячими губами возлюбленного. - Так в душ или в постель? - Наступи мне на ногу или влепи пощёчину, - рыкнул Ройенталь, на миг оторвавшись от выцеловывания шеи любовника. - Если я сейчас не остановлюсь, мы вообще никуда не дойдём... Он поглаживал большими пальцами запястья и ладони Инглора, и нежность этих прикосновений резко контрастировала с силой, с которой адмирал удерживал его руки. - Можно и здесь, - довольно мурлыкнул эльда, ощутив сильное возбуждение. - У меня такое чувство, что я растекаюсь лужицей... Если тебе так хочется - возьми меня здесь и сейчас! Кто же виноват, что ты у меня такой... ненасытный? Впрочем, мне это даже нравится! Оскар зарычал и подхватил его на руки. - Держись крепче, - прошептал он на ухо любовнику. - И при этом... старайся не очень меня отвлекать. А то уроню же... - Хорошо, - улыбнулся тот в ответ. - А ты уверен, что донесёшь? Мы же одного роста! А падать на тебя... мягко. Это тебе будет больно, если я на тебя упаду! - рассмеялся Арфинг. - Если ты на меня упадёшь - это будет не больнее, чем когда сбивает с ног розенриттер... и уж точно - гораздо приятнее, - ухмыльнулся Ройенталь, мысленно уговаривая себя не смотреть на любовника. - Да и потом - ты весишь немного больше, чем мой любимый топор. Даже удивительно. - О да, полагаю, после такого падения мы проведём время с пользой! - расхохотался Финарато, стараясь не приставать к возлюбленному, хотя и очень хотелось. - А что касается веса... ну, кости лёгкие - что поделаешь! Сам же видел, на что я способен - тогда, в вечер моего бегства. Тот заурчал и, не удержавшись, потёрся небритой щекой о щёку Инголдо. - Какие-нибудь слишком умные учёные сказали бы что дело тут не в костях, а во взаимодействии физических тел из разных миров, в результата чего эти физические тела имеют разные возможности при немногим отличающемся объёме и, в силу этого, разный вес... Но я не учёный, поэтому принимаю твою версию. Дойдя до ванной, Ройенталь ногой открыл дверь и усмехнулся, подумав: "Значит, я правильно вспомнил, что душевая кабинка здесь... Надо раздеть себя и Инглора, и настроить воду. Желательно именно в таком порядке. Мокрая одежда - это плохо и неуютно". Поставив Арфинга на пол, он с хищной улыбкой принялся развязывать пояс его халата. - Хм... интересная теория, - нахмурился нолдо, почёсывая возлюбленного за ухом. - Жаль, мне в голову она не приходила. А касательно взаимодействия - всё более чем верно! - оказавшись на полу, эльда принялся помогать ему раздеваться. Тот засмеялся и погладил кончиком пальца морщинку между бровями Инголдо. - Не обдумывай так напряжённо всё то, что я говорю. Тебе бы о чём-нибудь полезном подумать, а не о том, что я сказал - и тут же забыл. Ну не стоит оно того. Если уж думаешь - думай о чём-нибудь более приятном.... например, о том, что я сейчас с тобой сделаю... - голос Оскара стал тише и более хриплым, он шептал, почти касаясь губами уха любовника, одновременно стаскивая с него одежду. - Я буду целовать твоё тело под струями горячей воды. Сначала лицо - мне слишком нравится прикасаться к твоим губам, чтобы лишать себя такого наслаждения. Ты умеешь целовать так страстно, что я просто таю под твоими губами, словно мороженое на солнце, мороженое, которое ты облизываешь и берёшь в рот, и прикрываешь глаза от удовольствия... Но ты умеешь быть и покорным - и я схожу с ума от твоей покорности, от того, как ты приоткрываешь рот для меня, а я вбиваюсь в него, задыхаясь, не в силах оторваться, словно наркоман, а на твоих губах - мой наркотик. Потом я буду целовать твою шею, слизывая капельки воды, чувствуя, как бьётся под твоим языком твой пульс, ласкать тебя, чтобы, твоё сердце застучало чаще, чтобы, теряя голову, слегка прикусить твою кожу, лизнув, успокаивая лёгкую боль. А позже - мои губы соскользнут на твою грудь, прикасаясь к каждому участку кожи. Я проведу языком по твоему соску и возьму в рот, слегка коснувшись зубами, но осторожно - ведь он, хоть твёрд, как камень, но и нежнее, чем лепестки цветов. Обласкав оба твоих соска, я начну целовать живот... - выдохнув последнюю фразу, он опустился на колени, чтобы снять с любовника уже расстёгнутые брюки. - О-о, Оскар, не мучай меня! Ты знаешь, как сильно я этого хочу, - застонал тот, освобождаясь от одежды. - Хочу... чтобы ты целовал и гладил меня всего, а потом - овладел мной! Ройенталь, быстро раздевшись сам, толкнул Инголдо в душевую кабину. Включив воду - и выругавшись сквозь зубы, потому что настраивать её пришлось несколько дольше, чем хотелось бы - он поцеловал любовника, положив руки тому на ягодицы и начав грубовато ласкать. Поцелуй был, наоборот, очень нежным и долгим. Оскар прервал его, только когда в глазах уже начало темнеть от недостающего воздуха. Арфинг застонал и ответил на поцелуй, царапая спину - нетерпение возлюбленного передалось и ему. - Это всякий раз - как-то по-особенному, - произнёс нолдо, оторвавшись от его губ. - И мне нравится, что мы никак не можем насытиться друг другом. А когда ты об этом говоришь - меня это вдвойне заводит, мелданья. - Я чувствую, - ухмыльнулся Ройенталь. Его рука скользнула по бедру Финарато и легла на возбуждённую плоть. - Ты такой твёрдый... - почти с восхищением протянул он, медленно и совсем легко поглаживая кончиками пальцев. Не убирая руки, Оскар начал слизывать капельки воды с кожи любовника, жарко дыша в шею. Постанывая от наслаждения, Инголдо запутал пальцы в густых волосах любимого - ему нравилось их гладить, прижимая к себе темноволосую голову. Затем принялся легко почёсывать его за ухом. Ройенталь чуть повернул голову, чтобы тому было удобней. Положив руку на грудь эльда, он прикоснулся к соску и внезапно ущипнул за него. Затем повернулся, чтобы взять с полки флакон с маслом. Нолдо вздрогнул и коротко вскрикнул. Заметив движение возлюбленного, он спросил: - Хочешь прямо сейчас? Лично я уже готов... и, если ты не прекратишь меня мучить - то я тебя просто изнасилую. Возьми меня... - Изнасилование - тоже неплохо, - усмехнулся адмирал. Смазав пальцы, он осторожно коснулся входа, медленно проникая, растягивая. Проводя пальцем по бьющейся на шее Финарато жилке, он внимательно наблюдал за реакцией любовника на прикосновения. Тот стонал и извивался, нетерпеливо насаживаясь на его пальцы и слегка царапая спину. - Мой... мой... только мой! Через минуту Ройенталь вытащил пальцы и, почти без перерыва, резко вошёл. Замер, закусив губу, давая привыкнуть - и себе, и любовнику, почти машинально поглаживая того по животу. Инголдо прижался к нему и принялся осторожно двигаться, наслаждаясь ощущениями твёрдой плоти внутри себя и прикосновениями горячих струй воды к обнажённой коже. Он легонько прикусил кожу на плече возлюбленного, слегка царапал спину и прижимаясь всем телом, растворяясь в нахлынувшем, словно прилив, наслаждении, в ощущении единения. Оскар резко выдохнул, теряя голову от чужого жара. Прижав любовника к стене, он начал вбиваться - яростно, почти терзая, словно желая наказать, а не доставить удовольствие. - Что же... ты делаешь со мной... - выдохнул он на ухо Арфинга. - Я... теряю себя... - Не теряешь, а обретаешь! Исцеляешься... - выдохнул тот в ответ, царапая его спину и убыстряя темп. - Люблю тебя... люблю! Ройенталь толкнулся ещё несколько раз и, уткнувшись лицом между шеей и плечом Инглора, впился зубами, заглушая крик. Его тело выгнулось в судороге, перед глазами полыхнуло белым, на несколько секунд Оскар словно выпал из реальности. В то же самое время нолдо громко, пронзительно вскрикнул и выгнулся дугой. Перед глазами сверкнули ослепительные искры наслаждения и он вовремя устоял, вцепившись в плечи возлюбленного. Открыв глаза, Финарато тихо проговорил: - Это было великолепно, мелиндо... Как ты? Ройенталь не без труда разжал зубы и сполз на пол, увлекая за собой любовника. Уронив голову тому на плечо, он пробормотал: - Я чувствую себя сливочным маслом, которое размазали по бутерброду... Правда, сливочным маслом с зубами, - подумав, добавил адмирал, осторожно коснувшись места укуса. - Напомни, чтобы я смазал тебе синяк - без него явно не обойдётся... Арфинг звонко расхохотался, запрокинув голову: - Как же я люблю твои шутки, моё сердце! Конечно, напомню... Никогда ещё ни с кем так не смеялся! - Кстати, это не шутка, - сообщил Оскар, даже не думаю убирать голову с плеча любовника. - Прежде чем намазать сливочное масло на бутерброд, его достают из холодильника - чтобы оно растаяло - а то оно там превращается в какой-то кирпич, которым убить можно. Так и занятия любовью с тобой - сначала я таю от твоих прикосновений и поцелуев... ну не весь таю, конечно, кое-что - прямо наоборот... а потом меня размазывают по бутерброду. Один, какой же бред я несу... - Как бы то ни было - я просто обожаю твоё образное мышление, - продолжал смеяться нолдо. - Вот... никому бы такое в голову не пришло, спорю на что угодно! Мельдо, я тебя обожаю!!! Ройенталь поднял голову и серьёзно посмотрел на Инголдо. - Знаешь, - тихо заговорил он, - это первый раз, когда я сказал какую-то глупость и мне удалось тебя ею не обидеть. Я... мне нравится слушать твой смех. Очень. И вот это полушутливое "Я тебя обожаю" - мне... как-то в него больше верится, чем во все твои предыдущие пылкие признания. Ты мне очень дорог, Инглор, правда. Если бы я мог, я бы запер тебя в своей груди, в сердце, чтобы до тебя никто не смог добраться, обидеть, оскорбить. Моё сердце стало бы твоей крепостью - более неприступной и безопасной, чем твой Нарготронд. Эльда коснулся его лица: - Ты и есть моя крепость, Оскар! Единственный и неповторимый. Ты - моё сердце. Ты - тот, кто заставил меня смеяться и мне с тобой безумно хорошо - и душой, и телом. И мне действительно с тобой хорошо и... Я не могу долго на тебя ни обижаться, ни сердиться. Ты мой, понимаешь? - Опять твои нежности... - неловко улыбнулся адмирал, на мгновение замерев под рукой любовника. Затем резко встал и потянулся за шампунем. - Твои волосы так и просят, чтобы их хорошенько вымыли. Ума не приложу, как ты управлялся с этой гривой в мире, где не было электричества и канализации. - Обижаешь! Канализация у нас была! - надулся бывший король Нарготронда. - Что, если мы выглядим более архаичней, чем вы - то значит, у нас нет того, что вы именуете благами цивилизации? А на эту, как ты говоришь, гриву уйдёт пол-флакона зараз! - Ну уйдёт - и уйдёт, - пожал плечами Оскар. - Если ты не хочешь, чтобы я помог тебе их вымыть - так и скажи. Я пойму. Ты ведь никогда не даёшь позаботиться о себе толком. - Я хочу, - довольно улыбнулся тот. - Сердце моё, я так люблю, когда ты обо мне заботишься! Ройенталь усмехнулся и едва-едва коснулся губами его затылка. Затем принялся втирать шампунь в мокрые волосы, перебирая их пальцами, то и дело легко, почти случайно прикасаясь к шее и плечам нолдо, с нажимом поглаживая того по голове. - Мне нравится о тебе заботиться, - тихо сказал он, пройдясь ладонью по виску любовника, собирая несколько вырвавшихся из рук прядей. - Но ты чаще всего говоришь: "Я и сам это могу!" и я чувствую, что моя помощь тебе не нужна. Не самое приятное чувство. Инглор замурлыкал, как довольный кот: - Тогда... я буду всё чаще и чаще позволять делать тебе это, мелиндо! Мне, на самом деле, это приятно - я просто не привык. И твоя помощь, и твоя нежная забота - всегда будут мне в радость. Мне ведь тоже надо привыкать к тому, что я теперь не один. Ты, наверное, думал, что раз я был королём - то привык к тому, что меня все одевают-раздевают-причёсывают? - Думаю, этого многие хотели, - ухмыльнулся Оскар, начиная промывать волосы любовника. - Наверняка в Нарготронде было немало молодых эльфов, романтически влюблённых в своего короля... - Да, было дело, - вздохнул эльда. - Только вот моё сердце ни к кому не лежало. - Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу, - мягко приказал ему Ройенталь через пару минут. - Теперь мне нужно промыть твои волосы непосредственно на голове. - Хорошо, не буду открывать - а то ещё попадёт в глаза, - согласился тот в ответ. Оскар взял Финарато за подбородок и немного наклонил его голову назад. Смывая с волос шампунь, он одновременно массировал кожу любовника, то и дело проводя кончиками пальцев за ушами и по затылку. Адмирал даже не сразу заметил, как смывать стало уже нечего, и продолжал гладить голову Инголдо, легко прикасаясь к мочкам ушей, лбу, гладя по волосам. Тот тихо постанывал от прикосновений. - А вот теперь, я чувствую себя лужицей... только кое-что твёрдое, как ты говоришь! - засмеялся нолдо. - Как же мне хорошо с тобой! - Не открывай глаза, - прошептал Ройенталь и погладил веки любовника. Затем обошёл того и, мягко коснувшись губами губ - тут же отстранился. - Я увлёкся. Прошу прощения, - он постарался произнести это как можно спокойнее. - Нам обоим пора спать, а тебе, наверное, ещё было бы интересно посмотреть, что принёс Миттермайер. Я-то ничего не понимаю во всех этих кистях, красках, холстах и прочем... Спокойной ночи, - адмирал, стараясь не оглядываться на Инголдо - иначе в ближайшие полчаса он бы точно никуда не ушёл - выбрался из кабинки и взял с вешалки полотенце. Вытираясь на ходу, он отправился в спальню, думая: "Что со мной такое?! Нет, в недостатке темперамента меня никто и никогда не смог бы обвинить, но чтобы так... Чтобы заводиться от лёгкого прикосновения, от взгляда... Он же так скоро поймёт, какую власть имеет надо мной. Если уже не понял. Да и я... я превращаюсь рядом с ним просто в тряпку. Вот уж точно - сливочное масло, размазанное по бутерброду... Так дело пойдёт - скоро я просто перестану быть ему интересен. Возможно, хоть это меня протрезвит". Эльда открыл глаза: - Мелиндо... куда же ты? Мне очень хочется рассмотреть всё, что принёс твой друг, но почему ты всё время куда-то уходишь? Словно и не хочешь спать со мной... - покачав головой, нолдо вылез из кабинки, вытерся и надел халат. *** Через некоторое время он уже сидел в гостиной и разбирал пакеты, содержимое которых не могло ни радовать - там было всё, что нужно любому художнику: и большие белые листы плотной бумаги, и холсты, и подрамники, и огромный мольберт, и этюдник, и разные - по размеру и толщине - кисти, и мелованная бумага, и сангина, и тушь, и краски - от гуаши и акварели до масляных. У Финарато аж глаза разбегались от всего этого великолепия. "А ведь я и не успел сказать ему "спасибо". Нет - им обоим: и Вольфу, и Оскару... Они столько всего делают для меня. Особенно, Оскар". Распаковав все принадлежности, нолдо так и не удержался от того, чтобы попробовать что-нибудь нарисовать. "Ты будешь моей моделью", - вспомнил он свои слова, обращённые к любимому. "А почему бы и нет? Я покажу тебе, что вдохновлять может и настоящее, а не только то, что ставят на пьедестал. Я покажу тебе твою красоту, мелданья!" Вооружившись карандашами и бумагой, Арфинг принялся за работу. Ему всё равно не спалось. *** Тем временем, Ройенталь пытался уснуть, крепко сжав веки. Ему было жарко, и он лежал обнажённым, раскинув в сторону руки. Наконец, плохо понимая, что делает, он встал, подошёл к закрытому ранее окну и распахнул его. Затем вернулся к кровати и, свалившись лицом в подушку, уснул почти сразу же. *** Тем временем, Инголдо в полной мере осознал, что никогда прежде не испытывал такого сильного творческого голода. То ли это было от того, что к нему наконец-то пришла любовь, то ли дело было в том, что нолдо долго не рисовал... тем не менее, он творил, не переставая. Прерывался лишь для того, чтобы взять новый лист или же - поменять изобразительное средство. Идеи и прежде роились в его голове - и течение нескольких дней он навидался уже достаточно ракурсов Ройенталя, так что неудивительно, что у Арфинга получались всё новые и новые рисунки. Вот лицо Оскара крупным планом - особенно выделены глаза и улыбка, вот Оскар в движении - медленно снимает с себя китель, вот он смеётся, запрокинув голову. Вот - сидячая поза и опущенная вниз голова. Вот он - в одном полотенце - Инголдо получал огромное наслаждение, прорисовывая великолепный мускулистый торс... вот Ройенталь лежит на кровати, подперев голову ладонью, и улыбается ему... Вот они вдвоём с Оскаром стоят у раскрытого окна... На последнем рисунке нолдо выбился из сил, уронил голову на руки и так заснул - сидя за столом, с карандашом в руках. Тем временем, наступило утро...