Другое оружие

Dreams like the castles that sleep in the sand Medhel an gwyns, medhel an gwyns Slipped through the fingers or held in the hand Medhel, oh, medhel an gwyns Eleanor Tomlinson — Medhel an Gwyns

      Вопреки всем моим страхам и предрассудкам, путешествие с ребенком оказывается не совсем уж тяжелым испытанием. Например, преимуществом может считаться абсолютно пустое купе поезда, где не приходится волноваться, что малыша кто-нибудь разбудит или, наоборот, его плач потревожит попутчиков. Кроме того, это избавляет от нежеланных собеседников и еще более нежелательных вопросов — по крайней мере, никто не увидит насколько Китнисс Эвердин ужасна в общении с детьми и некомпетентна в вопросах воспитания.       Хоть путь из Двенадцатого в Четвертый составляет всего несколько часов, мальчик сразу же крепко засыпает на моих коленях и мне не остается ничего, кроме как убрать непослушные черные прядки волос с его прелестного круглого личика и наслаждаться расплывчатым пейзажем за окном. В последний раз я ехала в поезде почти восемь лет назад с билетом в один конец до Капитолия. Это было даже не в прошлой жизни, а в совершенно другом мире, где бедность, голод и страх дистриктов вместе с роскошью, азартом и похотью Капитолия ходили под руки со смертью. Теперь же мой путь простирается через территорию Нового Панема — республики, где свобода выстрадана каждым своим обитателем.       О Голодных играх практически не вспоминают; арены были уничтожены во время строительства купола, но в каждом дистрикте есть свои мемориалы — дань уважения и память о павших трибутах и солдатах. Однако практический каждый помнит, что такое война и каждый пытается позабыть о ежедневном страхе за свою жизнь. Подписанный два с половиной года назад мирный договор стал наглядным примером другого оружия — слов.       Главой республики была выбрана Пэйлор, принимавшая активное участие в обсуждении и составлении соглашения о мире, — ее здравый смысл и умение найти компромисс уверенно меняют к лучшему облик Панема. Спустя много лет чаши весов наконец-то замерли в равновесии — справедливость царит в семьях, в работе, в политике и в сердце каждого панемовца. Из неизменного остается только Пит Мелларк — глава миротворцев. Верный своему долгу и женатый исключительно на работе он иногда мелькает в телевизоре — может быть даже часто — просто я редко включаю его.       Поезд замедляет ход и по громкоговорителю извещают о скором прибытии на станцию. Мне приходится потревожить сон Джереми, чтобы закинуть на плечо сумку с вещами и подхватить самого малыша. Заранее подхожу к выходу, чтобы потом не оказаться в гуще толпы с ребенком, а быстро и беспрепятственно покинуть здание вокзала. Однако этот план резко меняется, когда на перроне я замечаю знакомую светлую макушку. — Мама? — неуверенно окликаю я, на ее лице расцветает теплая улыбка и она спешит к нам. — Джереми, милый, иди к бабушке! — радостно восклицает женщина, поднимая мальчика на руки. — Ты так вырос с нашей последней встречи!       Однако сонный малыш, получив порцию поцелуев, лишь утыкается ей в шею и прикрывает глазки. — Ты выглядишь счастливой, — замечаю я; вполне безобидная фраза для начала разговора. — Еще бы, — улыбается она. — Даже не знаю чему радоваться больше: приезду внука, отпуску или тому, что старшая дочь наконец-то выбралась за пределы Двенадцатого дистрикта. — Я не…, — хочется возразить, но не решаюсь: мы и так редко видимся и не разумно тратить столь драгоценное время на споры и пререкания. — Какие люди! — раздается позади меня знакомый голос. Он как всегда полон усмешки, но с теплыми нотками отцовской заботы. — Не уж то решила выйти в свет, солнышко? — А ты-то что забыл в Четвертом, Хеймитч? И это летом-то? — парирую, крепко обнимая бывшего ментора. — О, я здесь по очень важному делу, — уклончиво отвечает Эбернети, и тут же спешит сменить тему: — Мальчуган-то и правда стал в два раза больше с тех пор как я его видел! И все больше похож на... — Я рада, что ты относишь свою жену к разряду важных дел, — прерывает строгий женский голос, но лицо его обладательницы прямо-таки лучится счастьем и гордостью. — Жену? — не веря своим ушам, перевожу взгляд на Хеймитча и жду из его уст очередной дурацкой шуточки или просто кислого и недовольного выражения лица, но с удивлением наблюдаю как его щеки покрываются легким румянцем. — Единственную и неповторимую, — вздернув носик, подтверждает Иви и легким движением руки отбрасывает с лица темную прядь волос. Этого достаточно, чтобы разглядеть как на ярком солнце вспыхнул золотой ободок на ее безымянном пальце. — Ух ты! — ошарашено бормочу, заключая девушку в объятия. Кто быть мог подумать, что внутри этой маленькой и с первого взгляда неприметной женщины таятся невероятная сила и мудрость, способные приручить такое непостоянство как Хеймитч Эбернети. — Как тебе это удалось? — спрашиваю напрямик, когда тем же вечером мы вместе с Джереми отправляемся на прогулку к пляжу. Мальчик, никогда не видевший море, приходит в полнейший восторг и с громким визгом принимается носиться по мокрому песку, оставляя за собой цепочку крохотных следов. — Что удалось? — рассеянно переспрашивает девушка, отвлекаясь от наблюдения за ребенком. — Женить на себе Хеймитча, — выпаливаю, слегка краснея. — Я его не женила — он сам так решил. — Но почему? Не пойми меня неправильно, но ты знаешь его не хуже, чем я. Он — одиночка, многое переживший и потерявший не меньше. Брак — в его возрасте, с его страхами и предрассудками просто восьмое чудо света! — Возраст тут совсем не причем, хотя разница его сильно волновала — я же ему в дочери гожусь, но это же было и плюсом. — Что ты имеешь в виду? — О, ты прекрасно знаешь, о чем я. Посмотри на Джереми, — подсказывает она.       Первые несколько секунд я не вижу ничего, кроме двухлетнего босоногого мальчугана, с упоением носящимся по берегу, и волн, шум которых перекрывает его звонкий смех. Однако стоит мне представить, что его никогда больше не будет в моей жизни, так все встает на свои места.       Два года назад не было ночи без кошмаров и криков, дня без слез и сожалений, без цели и смысла. С появлением Джереми моими ежедневными заботами стали пеленки, присыпки, детские смеси, стирка и прогулки. Да и занимаясь целый день ребенком, я просто без сил падала на кровать и единственным, что могло меня разбудить — его плач. Постепенно, шаг за шагом Джереми превратился в центр моей жизни, важной и неотъемлемой ее частью. Его смех, улыбки, первые слова, просто взгляд полный любопытства пробудили желание двигаться дальше — вместе с ним, ради него. — Да, вы просто вросли в наши жизни, — тихо соглашаюсь я, не сводя глаз с малыша. — Джереми — просто вылитый отец, — негромко произносит Иви, — такой же неугомонный маленький ураган: сильный, чистый и смелый. Жаль, что из ваших генов мальчику достался только цвет глаз. — Радуйся, что тебя Хеймитч не слышит! — широко ухмыляюсь. — Он чуть ли не каждый день с облегчением заявляет, что его деньки в качестве няньки нашей неугомонной семейки закончились. — Да врет он все! — заливается смехом девушка. — Хотя кое в чем он прав: мальчику уже нужен компаньон, а не строгий воспитатель. — О, нет! — отрицательно машу головой. — Я только-только стала забывать про пеленки, присыпки и прочее! — Думаю, тебя даже спрашивать не будут... — Джереми, не подходи близко к воде! — предупреждаю я, а потом поворачиваюсь к Иви: — Это абсолютно исключено. Вот вы с Хеймитчем вполне можете заняться этим вопросом и обеспечить мальчика кузеном или кузиной. — Думаю, что для этого еще слишком рано, — на удивление грустно произносит девушка, и мне тут же хочется забрать свои слова обратно. — Как женщина я желаю этого большего всего на свете, но как жена вынуждена считаться с мнением мужа.       Понимаю, что тема детей в новоиспеченной семье Эбернети не просто отложена в долгий ящик, но и является нежелательной и весьма болезненной — особенно для молодой жены. Даже тот факт, что Иви на протяжении двух лет является не только близкой подругой Прим, но и моей хорошей знакомой не уменьшает смущения от того, что я, хоть и не специально, залезла в чужое грязное белье. Однако именно это и подталкивает копнуть поглубже — кто же сможет помочь, если не друзья? — Вы говорили с ним об этом? — мягко интересуюсь, аккуратно прощупывая почву. — Напрямую нет, но я чувствую, как его это тревожит. Ты не видела, сколько было страха в его глазах сегодня, когда он взял на руки Джема. — Это только по началу, потом он его вообще с рук спускать не будет, — спешу уверить, радуясь, что эту иллюзию мне под силу развеять. — Раньше я без устали твердила, что никогда не буду иметь дело с детьми, особенно с маленькими — и погляди, что из этого вышло. — Не в этом дело, Китнисс, — качает головой девушка; тихий голос дрожит на ветру. — Ты же помнишь, каким он был раньше: вечно пьяным, неухоженным и грубым... — Еще бы! Не знаю, что было бы с ним, если бы не ты и твое упрямство. — Ничего хорошего, — невесело усмехается она. — Однако груз вины за прошлое не отпускает его — как он может стать отцом, примером и образцом для подражания, если раньше... — Вполне себе хорошим, — перебиваю я, не собираясь поддаваться ее панике. Если я что-то и знаю о Хеймитче Эбернети, так это то, что по части воспитания ему нет равных. Да и как человек, исцеливший его от алкогольной зависимости и вечного пессимизма, может испугаться такой мелочи? — Он и в своей прошлой жизни давал неплохие уроки мне и... Питу, а с тобой вообще станет образцово-показательным папашей.       Джереми, которому наскучило носиться в одиночестве, подбегает к нам и начинает громко требовать взять его на руки. — Иви, я не узнаю тебя, — честно признаюсь, подхватывая Джема. — Куда пропала та бойкая и смелая девчонка, для которой любые трудности — не проблема, а вызов? — Она поумнела, — еще мрачнее произносит Иви, отводя взгляд, но я все равно замечаю, как в карих глазах блестят слезы.       Логического объяснения подобной слабости с ее стороны я просто не вижу, только если... — Иви, ты беременна? — слова вырываются быстрее, чем я успеваю об этом подумать, а ее испуганный вид только подтверждает мою догадку.       Открываю рот, но мои эмоции — радость, восторг, облегчение никак не укладываются даже в словосочетание. Перехватив Джереми одной рукой, я беру ее ладонь в свою и крепко сжимаю в надежде вложить в этот жест все, что не в силах сейчас сказать. Всхлипнув, девушка кивает и сжимает ладонь в ответ. Несколько секунд мы так и стоим, разделяя волшебство, подвластное только матерям.       Прерывает его, как ни странно, Джем, громко требуя возобновления прерванной прогулки и внимания к своей скромной персоне. Усмехнувшись, мы продолжаем идти вдоль берега. — Китнисс, пообещай, что никому об этом не скажешь! — нарушает молчание Иви. — Но это же замечательно, Иви! — широко улыбаюсь. — Мы с Джереми за вас очень рады, правда, Джем?       Услышав свое имя, мальчик тут же поворачивает голову и широко отрывает рот, демонстрируя все прорезавшиеся восемь зубов. — Китнисс, пока Прим в Тринадцатом, ты единственный человек с кем я могу поговорить начистоту. Только поклянись, что ничего не расскажешь Хеймитчу! — Хорошо, мы никому ничего не расскажем. — Мне очень повезло: я встретила человека, который любит меня, мужчину, который не побоялся стать мне защитой и опорой. Я счастлива, — на ее лице вновь появляется теплая улыбка, а в голосе звучат знакомые нотки гордости, — очень счастлива, что Хеймитч выбрал меня. Однако можешь считать, что я ослеплена ревностью или мое нынешнее положение затмевает мой рассудок, но я чувствую, что он что-то скрывает. — Что ты имеешь в виду? — настораживаюсь я, прекрасно зная, что хитрости Хеймитчу в любом статусе не занимать. Джереми, уловив мое настроение, начинает вертеться из стороны в сторону, и мне приходится перехватить его покрепче. — Мы поженились чуть больше месяца назад, — пускается в объяснения Иви, ловя упавшую с неугомонного ребенка панаму. — В Тринадцатом; просто подписали бумажки в присутствии свидетелей — ни я, ни Хеймитч не любители праздников, да и звать нам особо некого. Все было хорошо, но пять дней назад он пришел в наш отсек и просто поставил перед фактом — завтра мы едем в Четвертый. Мол, это прекрасное место для упущенного медового месяца: песок, море, солнце, друзья... — И что же в этом такого подозрительного? — не понимаю я. Ни одна из попыток вернуть панаму на голову мальчика не удается, и я, отчаявшись как-либо еще уговорить Джема, убираю ее карман. — Хеймитч просто хочет сделать тебе приятное: забыть о работе, о рутине и просто наслаждаться друг другом. Для него отношения в новинку, он просто волнуется.       Мое предположение вызывает у новоиспеченной миссис Эбернети улыбку и с появившимися ямочками на щеках, она кажется еще моложе. — Китнисс, я повторяю себе это каждый день, и иногда мне удается успокоить себя, — признается Иви, — но мы здесь уже три дня и каждый вечер он куда-то уходит. — Уходит? — Да, — кивает девушка, — каждый раз под разными предлогами.       Мы доходим до небольших скал и усаживаемся на плоский крупный камень. Джереми тут же вырывается из рук, снова проявив необычайный интерес к песку и воде, а я с облегчением разминаю затекшие конечности. Иви просто закрывает глаза, глубоко вдыхая свежий морской ветер. — Знаешь, твоя мама была очень добра, позволив нам остановиться у нее, — пару минут спустя произносит она. — В первый вечер я слишком утомилась в поезде, и она помогала мне справиться с тошнотой. Наверное, она тоже поняла, что дело не в смене климата, а в токсикозе, — смеется девушка, но затем ее лицо мрачнеет: — Где в этот момент был мой муж я могу только догадываться — миссис Эвердин обмолвилась, что его не было в доме. Вчера он вызвался сходить на рынок. Сегодня тоже найдется какой-нибудь предлог.       Пожимаю плечами: умом я понимаю, что это всего лишь буря в стакане — по опыту знаю, что во время беременности логика и факты не являются столь убедительными аргументами, и я должна всячески удерживать мысли Иви подальше от этого направления. Я начинаю бормотать какие-то утешающие слова, продолжаю шутить, но даже это не губит проросшее семя сомнения глубоко внутри.       Знаю, что с этой проблемой разбираться нужно им двоим, но ради своего спокойствия все же решаю понаблюдать за Хеймитчем — так, на всякий случай.