Эпитафия

Он был чист. Он начинался там, где и заканчивался. Не надо было ничего решать. Никто не был нужен. Он был безмятежным нулем, благословенной пустотой, богом. Не было ни чувств, ни желаний, кроме одного... Голод. Голод обосновался в районе груди и протягивал жаждущие щупальца в руки, в ноги, в голову. Его глаза мечтали пожирать, его пальцы были готовы хватать и запихивать пищу в жадно открытый рот, его кожа зудела от желания насытиться. Он уже слышал, как переспелым плодом лопается голова жертвы, как с мягким влажным шелестом наружу выходят розоватые от крови мозги, такие сочные, свежие, сладкие... Вкусные. Пересохшие горло и язык хотели получить свое по праву, каждый вкусовой сосочек трепетал в ожидании райской амброзии. Он - пустыня, десять лет не видящая дождей. Но там, где-то глубоко-глубоко внутри, сидел другой он: маленький человечек, который не знал своего имени. Этот человечек говорил, что голода нет, говорил, что он сильнее своего тела, что быть нулем бессмысленно. "Ты пожалеешь, - твердил слабый голосок. - Ты забыл, кто ты. Ты должен вспомнить". Жертва не убегала. Жертва открыла рот. Жертва издавала звуки. Звуки что-то значили. - Я верю, ты слышишь меня, Кирен. - Человечек внутри него зарыдал, завыл, он кричал и бился, но оставался немым. - Мы давно не говорили с глазу на глаз - это не значит, что я тебя не люблю, каким бы ты ни был теперь. Я знаю, что ошибался. Я не позволю им забрать тебя. Ты мой сын. "Я твой сын!" - Маленький Кирен умел прощать. Маленький Кирен знал, что свобода в выборе. Маленький Кирен не будет есть. Маленький Кирен будет любить. Вокруг загудело. Раз. Два. Три... Он знал этот гул, заставляющий податливый воздух дрожать в истоме. Он слышал его бесконечность назад, на этом же месте. Дежавю. Как будто он все начал сначала, и теперь будет смертельный пир, а потом больница, боль и раскаяние. Нет! - Папа! Папа! - умолял кого-то девичий голосок и болезненно сильно хотелось вторить ему: "Папа!" Чудовищный грохот неожиданно разорвал сознание и принес избавление. Что это? Конец? Он летел. Он видел свинцовое небо Роартона и тяжелый изумруд листвы, важно шумевший над головой. Из небытия появившийся Саймон заслонил его от жала пули, прикрыв собственным телом и опрокинув на землю. Придавленный нежданным спасителем Кирен ощущал себя героиней слезливой мелодрамы - Уитни Хьюстон, сбереженной от чужого коварства отважным Кевином Костнером*. Он даже не успел испугаться за своего новоявленного телохранителя, когда "Кевин Костнер" зашевелился. - Привет. Все хорошо? Ты в порядке? - Саймон суетливо гладил его по лицу и буравил глазами. Он выглядел  напуганным, черные пряди своенравно спадали на высокий бледный лоб, прорезанный морщинами тревоги. - Я кого-нибудь ранил? - с трудом разлепив губы, спросил Кирен о том, что беспокоило его более всего. - Нет, не ранил. Ты победил! - улыбаясь счастливо и немного безумно, с гордостью и благоговейной дрожью в голосе ответил апостол. - Вставай. Давай тебя поднимем. Вот так. Все хорошо. Все хорошо. - Саймон сам поднялся и протянул руку, помогая встать Кирену, тело которого будто онемело и с трудом подчинялось простейшим приказам своего хозяина. Мистер Уолкер тоже не замедлил поспешить на помощь, но Кирен вздрогнул и опасливо отстранился. В котле его чувств варилось столько всего - память о голоде, обида и вина, страх и любовь... Нет, сейчас он не был готов к семейным разборкам. Все что угодно, чтобы отсрочить момент, когда придется заглянуть отцу в глаза и увидеть там отражение страха... Или не увидеть. Неважно. Он больше не принадлежал своим родителям, он принадлежал себе и, может быть, чуть-чуть тому самому заполошному ирландцу, что так пугал его когда-то свободой мысли и действий.  - Саймон, а второе восстание?! - закричала Бренда из толпы немертвых и неживых. - Его не будет. Заплаканная Перл Пиндер трясущимися руками запихивала в сумочку пистолет. Ирландец гладил Кирена по волосам и прижимал к себе. Казалось, он боялся, что кто-то попытается отобрать у него подопечного, будь то Стив или сборище бунтующих мертвяков. - Но оно должно случиться! Второе восстание должно случиться! - истерично вопила Бренда им вслед, когда они поспешно покидали неестественно многолюдное кладбище. Опавшие листья обиженно хрустели под ногами. Ветер пел заупокойную мессу. Плаксивые тучи застилали прозрачную голубизну небес.   *** - Что? - нервно спросил Кирен - уже минут десять как Саймон не сводил с него глаз, и было больше невозможно притворяться, будто он этого не замечает. Они сидели в просторном холе Роартоновской больницы и ожидали, когда доктор Руссо освободиться и сможет их принять. На осмотре настоял Саймон. Кирен пытался убедить его, что все в порядке и вовсе незачем тревожить доктора, но наткнулся на стену невозможного упрямства и очень быстро сдался: ссорится по пустякам после феерического воссоединения с перестрелкой и героическим спасением не хотелось. - Я еще не видел, чтобы кто-то справился с синим забвением, - потрясенно и глухо прокомментировал случившееся на кладбище апостол. "Начинается. Зачем он так говорит? Почему все время ищет чудеса и знамения в пустом и обыденном?" Смущение накрыло с головой, и оказалось, что изучение собственных рук необыкновено увлекательное занятие. - Ну, еще поживешь и не такое увидишь. - Кирен вовсе не желал становиться для Саймона новым идолом: он был и есть всего лишь человек, и когда Саймон поймет это, ему не избежать разочарования. - Ты невероятный, Кирен, - и не думал отступать от своего мужчина, его глаза изливали благоговейный восторг и жажду обладания. - Нет, вовсе нет. Я просто больше не хочу никому причинять вреда и в этом нет ничего невероятного. Я не мессия. У меня нет каких-то особенных сил в отличие от некоторых. - Ну у меня тоже нет никаких сил. - Саймон удивленно поднял брови. - Ты умеешь исчезать без следа. Ты пропал. Я искал тебя повсюду. Где ты был? - обвиняюще вопрошал Кирен у вмиг помрачневшего Саймона, вновь вспоминая все тревоги и сомнения прошедших суток - отчаяние, беспомощность и могильное безвременье одиночества. - В городе. - Зачем? - Немногословный ответ Монро не мог удовлетворить жаждущего подробных объяснений Кирена. Кое-кому придется приложить много сил, чтобы оправдаться. - На помощь! Кто-нибудь помогите! - Отчаянные крики с улицы ядовитым жалом  прорезали притихшую было реальность. Неужели вновь случилось что-то ужасное? Еще одно нападение? Кирен бросился открывать дверь и первое, что он увидел - алый цветок в петлице пальто и пышные розовые оборки юбки. Внезапный лед сковал внутренности, подобрался к горлу и безжалостно вцепился в него когтями. Филип Уилсон кричал отрывисто и страшно, а Эми на его руках была недвижна - голова запрокинута, рука безвольно свешивалась - печальная кукла с обрезанными нитями - все это казалось слишком неправильным, чтобы быть правдой. - Эми?!   *** Эми на узкой больничной кушетке непривычно безмолвная. Блузка на животе и груди почернела от крови. Безащитная шея испачкана красным. Доктор Руссо склонился над девушкой и потрясенно помотал головой. - Мы были на кладбище. К нам подошла мисс Мартин и сказала, что Эми будет первой и последней. А потом она ударила ее. - Филип все причитал и причитал, он пытался что-то объяснить плаксивым заунывным голосом, но Кирен не слышал его и не понимал, о чем идёт речь. Он смотрел на Эми на ее спокойное бледное лицо, на маленькие пальчики и обнажившееся тонкое запястье. Он вдруг понял с пронзительной ясностью, как когда-то с Риком, что вот эта смерть окончательна, но, как и тогда, не хотел верить ни глазам своим, ни правдивому сердцу. - У нее льется кровь! - Доктор был потрясен сделанным открытием. Растерянный и обескураженный, он некоторое время завороженно вглядывался в девушку, а потом, очнувшись, бросился прикрывать раны. - Вы должны что-нибудь сделать, - взмолился Филип. - Я не понимаю! - Эми, пожалуйста! Прошу, Эми. - Кирен схватил безвольную руку подруги и сжал в ладонях. - Тебе нельзя вот так вот уйти, ты же мой лучший друг навсегда. Слышишь? Навсегда! И это не обсуждается.   Только не Эми! Нет! Кто же тогда будет беззаботно смеяться и беззаветно верить в будущее? Кто еще придумает расписывать мусорные баки по ночам цветами или устраивать пикники на кладбище? Кто станет прятать в библиотечные книги послания потомкам, воровать яблоки в саду миссис Блэк и подсовывать деньги за них ей под дверь? Кто? - Она потеряла слишком много крови. - Слова Руссо были приговором не только Эми, но и  всем тем, кто зависел от ее всеобъемлющего света. - Но вы должны что-то сделать! - Филип Уилсон сорвался на крик. - У нее зрачки изменились. - Доктор заглянул Эми под веки, подержал ладонь у ее полуоткрытых губ, проверяя дыхание, отошел и замер в обреченном бездействии. Кирен не мог понять, почему Руссо вдруг перестал оказывать помощь. - Что вы делаете? - за всех них спросил Саймон. - Она мертва. Неправда! Восставшим не страшны раны. Восставшие не истекают кровью. Они не спят беспробудным сном. - Нет, не может быть. Эми. Ворох волнистых волос, в беспорядке рассыпавшихся по подушке. Радужный карнавал цветастой юбки. Стрелки сомкнутых ресниц. Молчаливость рта. Ноги согнуты в коленях неудобно и неправильно. Кап-кап-кап - срываются на пол вязкие капли. Филип надрывно плачет, а они с Саймоном не могут. Не могут проронить ни одной чертовой слезинки - в них нет жизни, а смерть безжалостна и глаза ее сухи. Кап-кап-кап - плачет кровь, безнадегой скапливаясь на больничной плитке и прокладывая русла в ее прямолинейных стыках...   _____________________________________________________ * Имеется в виду фильм "Телохранитель" (1992 г.), главные роли в котором исполнили Уитни Хьюстон и Кевин Костнер.