Казнить или помиловать?

Охота. День третий. Ночь. Было тепло, удивительно тепло и мягко. Но стоило мне дернуться, как резкая боль оглушила меня, заставив зашипеть сквозь зубы. Я распахнул глаза, уткнувшись взглядом в потолок, на котором мелькали языки пламени от костра, разведенного в пещере. И обратил внимание на скрутившуюся рядом со мной Риту, которая положила голову на свои руки и заснула возле сооруженного для меня ложа. На ее лице так отчетливо отражалось умиротворение, что я волей-неволей стал любоваться ей, но лишь мгновение, чтобы в следующие — провести подушечками пальцев по ее скуле, заставив девушку вздрогнуть, прогнать дремоту и посмотреть на меня. — Как ты? — ее голос звучал приглушенно, хрипло, а я прищурился, мысленно оценивая свое состояние. — Терпимо, — коротко, ясно, емко ответил, чтобы вновь прикоснуться к ней, потянуть на себя за подбородок, и она поддалась. Рита смотрела на меня прямо, но в ее взгляде читался страх, а также неуверенность, непонимание. Я чувствовал ее тревогу. Ощущал ее волнение, и понимал, что сам нахожусь на грани. Что внутри меня происходит что-то необъяснимое, совершенно несвойственное мне. Я словно переживаю. Переживаю за нее, не за себя. И это чувство гложет меня. Ущемляет. Делает слабым. А я ненавижу слабость, но даже не стараюсь отвергнуть того, что чувствую. Дерьмо. — Где все? — слишком спокойно, расслабленно, будто меня ничего не тревожит, не сжирает, проговорил я, всматриваясь в глаза девушки нависшей надо мной с моей подачи. Ее губы так близко. Это пугает. Но я не в силах заставить себя не смотреть на нее, не держать ее, не вкушать ее беспокойство и не переплетать его с моим. Что-то пошло не так. Давно уже не так, а я только заметил. Глупец. — Жрец со своими людьми на улице. Он пошел собирать какие-то травы, которые снизят твою боль. Мне приказали за тобой смотреть, — на последних словах она сдержанно улыбнулась, не предпринимая попыток отдалиться от меня, хоть я и заметил, как она стала дрожать, начиная нервничать сильнее. Ее пугало то, что она позволяет мне так просто касаться себя. Пугало то, что она не хочет, чтобы я это прекращал. И я это чувствовал. Даже знал, почему все так складывается, но в то же время я слышал свой внутренний голос, который уже во все горло кричал о том, чтобы я прекращал ходить по лезвию ножа, что мне необходимо оттолкнуть ее от себя. Необходимо показать ей, что я не изменился. Что монстр по-прежнему внутри меня, что он моя часть. Но видимо я не был властен контролировать свои эмоции сейчас, ощущая ее мягкую, теплую кожу под подушечками пальцев. Я притянул ее ближе, оставляя крошечный зазор между нашими лицами, всматриваясь в ее напуганные, полные непонимания глаза. И она не вырывалась. Смиренно ждала моего вердикта. Моих действий, которые для меня самого стали неожиданностью, потому что я едва ли помнил, когда последний раз позволял себе касаться губами чужих губ. Это был столь короткий, едва уловимый поцелуй, но для меня он был оглушающим. Сердце бешено стало отбивать удары, а пульс так и бился в висках, словно в меня выстрелили в упор. Загнали в ловушку, и клетка захлопнулась за мной. Кажется, я покрылся испариной, глядя прямо в глаза той, над которой смел издеваться, получая от этого удовольствие. Той, которую с удовольствием ломал и продолжу ломать, потому что хочу этого, дико хочу. — Ты издеваешься?! — рык разъяренного Арчи стал для меня неожиданностью, впрочем, как и для Риты, которая отскочила от меня, как от прокаженного. — Какого дьявола тут происходит? Эта пресмыкающаяся сучка ни на что не способна, а ты подпускаешь ее к себе?! Я видел, как он закипает изнутри. Как в кристально чистых, ледяных глазах зарождается непроглядная чернота, выраженная гневом. Видел, как его коробит. Трясет. И он ни черта не может с этим сделать. Эмоции заглушают собой все. Переливают через край. И бьют. Бьют. Бьют. — Успокойся, — цежу, присаживаясь на ложе, сверля ее предостерегающим взглядом, немного морщась из-за раненного плеча. — О, мой дорогой друг, я спокоен… Ты даже не представляешь, насколько я спокоен, — сквозь зубы проговаривает Жрец, давая мне прочувствовать ураган эмоций, который бушует в его глазах. Незримая борьба повисла между нами. Давящая, накаляющая воздух, но нам это было необходимо, чтобы в который раз отпустить это недопонимание, возникающее с завидной регулярностью. — Я приготовил тебе отвар, который снимет жар и боль, чтобы утром ты был как новенький, — с усилием подавив в себе злость и раздражение, проговорил Арчи подступая ко мне, сжимая в руках алюминиевую кружку, тотально игнорируя Риту, словно в пещере были лишь мы. — Спасибо, — принимая из его рук горячую емкость, я сделал пару глотков, ощущая некую горечь, но все же не противился предложенному напитку, зная, что он поможет мне. Арчи знал толк в травах. Интересовался ими, и часто спасался, когда ничего не было под рукой, кроме знаний. Я же всегда доверял его знаниям, потому что если и был человек, которого он боялся потерять, так этим человеком был я. Единственный и неповторимый, которому он бы никогда не дал то, в чем бы сомневался. Впрочем, он был таким же и для меня. — Я жду тебя снаружи. У нас есть незавершенное дело, которое я не стал заканчивать без тебя, — сухо бросил наемник, не став дожидаться, когда я осушу кружку и покинул пещеру, забирая свою пролитую агрессию с собой. Мне оставалось лишь покачать головой на очередной его выброс, чувствуя, как заработали шестеренки в поисках ответов. Я не понимал, зачем сделал то, что сделал. Не понимал, что нашло на меня. Это был словно не я. Какой-то другой я, который умер несколько лет назад вместе с телом на руках той, которая заставляла мое сердце пробиваться сквозь каменную скорлупу, что покрыла его. Которая заставляла дышать с собой в унисон. Которая снилась и не отпускала. Пропитывала болью каждую клеточку моего тела. Разрушала нервную систему. Превращала меня в чудовище, а потом отступала, словно смиловавшись надо мной. Издевалась. Разрушала. Убивала. И возрождала. Роза. Розали… Даже сейчас это имя отдает болью в висках. Выбивает воздух из легких. Душит. Забирает почву из-под ног. Сокрушает. И с каждым разом становится все сложнее прогонять ее из своей головы стоит лишь посмотреть на ту, которая сейчас обнимает себя руками и дрожит. Сам Господь издевается надо мной. Как? Как они могут быть так похожи? Почему я не могу отключить в голове постоянно всплывающий образ той, что в клочья разорвала мою душу? Почему я заставляю страдать ту, которая даже понятия не имеет о том, что жрет меня по кусочку? И когда уже этот круг замкнется? Когда я смогу вдохнуть спокойно, не боясь задохнуться и сгореть в агонии прошлого, что следует за мной по пятам, не давая времени на передышку? Когда я начну жить настоящим? — Останься здесь. Тебе не стоит видеть то, что мы собираемся сделать, — сухо произнес я, поднимаясь и отставляя кружку. — Хорошо, — согласно кивнув, потупив взгляд в пол, ответила девушка, заламывая пальцы. Свежий, прохладный воздух овеял меня, как только я покинул пределы пещеры. Отрезвил мысли. Вернул к реальности. Суровой и жестокой реальности, к которой я давно привык, которую вкушал с наслаждением. Я взял с собой лишь два своих любимых кинжала, отлавливая взглядом Арчи, который умывался теплыми водами и разминал шею. — В последнее время ты слишком часто срываешься, — подойдя к нему, проговорил я, в то время как он выровнялся. — В последнее время ты слишком часто размениваешься по пустякам, — в тон ответил Жрец, сверля меня негодующим взглядом. — Что не так? — вопросил, с вызовом посмотрев в ледяные глаза друга, который не пытался скрыть своего раздражения. — Ты у меня спрашиваешь?! Это я должен задать тебе этот вопрос. Какого хера я видел? С каких пор ты разрешаешь ей вылизывать свои гланды? — практически рычит Арчи, вплотную подойдя ко мне, едва не сталкиваясь своей грудью с моей. Я был выше его на несколько сантиметров, и это давало мне преимущество, я мог смотреть на него сверху вниз, отчего он закипал сильнее. Злость так и сочилась из него, как и привычная ему ревность. Ревность меня, конечно. Не псих ли? Однозначно псих. Вот только я понимаю, что он переживает. Так сильно переживает, что готов раскроить череп Рите, а потом сделать трепанацию черепа мне, чтобы я и думать забыл о ней и о Розе. Впрочем, это был бы неплохой вариант. — Это смешно. Это даже поцелуем назвать нельзя, — какого-то беса стал оправдываться я, а червь сомнения стал закрадываться в мои мысли. В чем-то Арчибальд был прав. Даже это легкое соприкосновение губ для меня значит больше, чем секс, а если я захочу большего? Если произойдет сдвиг по фазе и меня заклинит? Что если я снова окунусь в это дерьмо, называющееся чувствами, отношениями, любовью? Как же мерзко это звучит. Изнутри коробит. Любовь — что это? Клетка? Капкан? Цепи? Ошейник? Возможно безумие. А может мучительная смерть? Сжирание себя по кусочку. Отравление организма ядом, расплавляющей его кислотой. И такое чувство, что все органы пустили через мясорубку, и кровавый фарш подали к столу, с украшением в виде нетронутого сердца. Еще бьющегося, практически живого, но сдыхающего, как и твоя жалкая сущность. — Оправдываешься? Это жалко. Слишком жалко для тебя, — похлопав меня по здоровому плечу, голосом полным разочарования, непонимания произнес Арчи, и, развернувшись, последовал куда-то вниз по течению реки, а я следом за ним, ощущая, что меня макнули с головой в дерьмо, от которого мне не отмыться. Оправдывался ли я? Да, скорее всего да. Но я не мог признать очевидного. Очевидного для него. Не мог позволить себе сознаться в том, что я сделал. Даже не мог мысли допустить о том, что я сам подпустил ее к себе. Сам стал рыть себе могилу. Очередную могилу. Отогнав от себя все ненужные мысли, которые впились в мой мозг, словно клещи, разрушая и высасывая здравый смысл, я остановился прямо за Арчи, отмечая связанного и уже изрядно потрепанного паренька, которого едва ли не пригвоздили к стволу дерева. Рядом с ним стоял Джинн, ухмыляясь проделанной работе, который поклонился, как только мы подошли. — Можешь оставить нас. Дальше мы сами, — сказал Арчи, на что наемник лишь утвердительно качнул головой и удалился. — Он твой, если у тебя есть вопросы. Мы особо его не трогали. Так, немного развлеклись, — обратился ко мне Жрец, а я шумно выдохнул, расценивая сложившуюся ситуацию. Безусловно, я мог сейчас поиграть в зверя и выпытать у него все, что моей душе угодно, и мне было бы неважно, когда он бы стал врать для того, чтобы спасти свою шкуру от моих дальнейших действий, и раньше я бы сделал именно так, но только не сейчас, не тогда, когда мои парни остались хрен знает где без меня. Не тогда, когда злость сковывает мое тело от неизвестности и той анархии, которую они здесь развели. Не тогда, когда мне всадили гребаную одиннадцатую пулю, и неважно, что это был мой прокол, факт остается фактом. Не тогда, когда я чувствую необходимость в информации, которая откроет мои глаза и поможет сложить пазл воедино. И не тогда, когда мой названный брат начинает сомневаться во мне. Сейчас я примеряю на себя роль охотника, который поймал жалкое существо, и которому нужно добраться до норы, чтобы вытравить и умертвить оставшихся. Потому что так будет правильно. Потому что так нужно. Мы не можем оставить даже одного гнилого пса за своей спиной. Я присел на корточки, вглядываясь в юное лицо, подавив в себе все лишние эмоции, сделав ставку на холодный расчет. Кинжал в моей руке всегда смотрелся органично, устрашающе и сейчас он производил такое же впечатление, из-за чего паренек как-то нервно дернулся, сплевывая кровь, собравшуюся в его ротовой полости. — Я задам тебе несколько вопросов. Каждый раз, если я буду слышать, что ты мне лжешь, я буду вгонять тебе иглы под ногти, потом, буду отрезать фаланги пальцев, после сами пальцы, далее последуют уши, нос, губы, член, все, что так или иначе выступает. Ты меня понял? — беспристрастно произнес я, наблюдая за зарождающимся ужасом в глазах юнца, который нервно моргнул подбитым глазом, смотря то на меня, то на Арчи. — Кстати, он, — указав на наемника за своей спиной. — Еще больший выродок, чем я. Исполосует так, что ты будешь умирать долго и мучительно. Так что слушайся Палача и будь хорошим мальчиком, пока он не избавит тебя от мучений. — Я ничего не знаю, — продолжая мельтешить взглядом по мне и по Арчи, сказал паренек, а я приподнял ветку и быстро, методично заточил один из ее концов, чтобы в следующую секунду сжать ладонь юнца и вогнать заточенный конец ему прямо под ноготь, подрывая его с мясом, слыша едва ли человеческий вопль, когда сокрушительная боль обрушилась на него. — Лгать — это единственное, чего тебе не стоит делать, — без тени эмоций на лице проговорил, чувствуя, как губы Арчи растягиваются в кровожадной ухмылке за моей спиной. Я не был удивлен. Он любил жестокость. Любил садизм. Так сильно, что порой терялся в этом. Погружался с головой. Я же относился к этой практике с некоторой опаской, потому что знал, что она может затянуть и тогда ничто не спасет мою грешную душу от кары. — Как твое имя? — вопросил я, подобрав очередную ветку, и приступил к ее заточке. — Лик…я Лик, — запинаясь, проговорил парень, стискивая зубы. — Хорошо, Лик. Что ты здесь делал? — очередной мой вопрос, а юнец шумно сглатывает, испарина появляется на его лице, и я чувствую, что он снова собирается солгать мне, отчего меня коробит. Передернув плечами, я вогнал очередную заточенную ветку прямо под ноготь, так, что кровь незамедлительно потекла по моим пальцам, а мальчишка стал извиваться, как уж на сковородке, оглушительно крича, из-за чего Арчи пришлось встрять и приглушить его крик собственной ладонью. — Ты несдержан, — отметил Жрец, а я бросил на него озлобленный взгляд, говорящий о том, чтобы он не лез, не тогда, когда я начинал входить во вкус. — Что ты здесь делал? — повторил вопрос, отмечая, как Арчи убрал свою руку от окровавленного рта. — Охотился. У нас был приказ, — быстро проговорил юноша, а я бросил взгляд на наемника, стоящего за его спиной, и взял очередную ветку, вытирая свои пальцы от чужой крови об листья. И словно ощутил на себе чей-то давящий взор, что заставило меня даже оглянуться по сторонам, но я ничего не заметил. — Какой приказ? — пристально посмотрев на юнца перед собой, вопросил я. — Я не могу сказать, — млея, проговорил Лик, а мне захотелось что-то изменить, потому как боль, которую я ему причинял, не приносила того эффекта, который был мне нужен. — Знаешь, когда я был маленьким и когда я лгал или воровал, то мне ломали пальцы, чтобы проучить. Потом, конечно, вправляли, но для семилетнего ребенка — это была адовая боль. Попробуем? — резко выхватив ладонь мальчишки, которую он жал к туловищу, и наслаждаясь его страхом на «эники-беники» (детская считалка), выбрал необходимый мне палец, тут же сломав его, вновь наслаждаясь приглушенным криком юноши и даже пробравшими его судорогами от боли. — Какой приказ? — грубо повторил я, ощущая дикое отвращение, когда увидел, как Лик глотает слезы, что стали литься из его глаз. Мерзость. Отребье. И как такое можно выпускать на задание? Какой идиот додумался послать это по наши души? Гадство. Я сплюнул в сторону и вернул свой хмурый взгляд на юношу, который уже хныкал в голос. — Какой, мать твою, приказ?! — пророкотал я, резко поднявшись, и вонзил заточенную ветку прямо в плечо, вновь испачкавшись брызнувшей кровью. — Палач, — предостерегающе бросил Арчи, но я не слышал его, с маниакальной сосредоточенностью представляя все зверства, которые могу воплотить в жизнь прямо сейчас. — Убить! Убить всех наследников! — истерично, визгливо, как девчонка, выкрикнул Лик, а я воткнул клинок в сантиметре от его уха, слегка задев его, заставив юнца от страха испачкать свои штаны, чему свидетельствовал запах. Я поморщился, отмечая, что Жрец смотрит на меня как-то ново, как давно уже не смотрел. Словно видит во мне то, что давно уже не видел, и это его страшило и восхищало одновременно. А также меня все еще не покидало ощущение, чьего-то взгляда со стороны, что заставляло меня передергивать плечами, словно так я пытался сбросить его с себя. — Кто твой хозяин? — очередной мой вопрос, а мальчишка сжимается, что-то мямлит себе под нос, читает молитву. — Ты думаешь, это тебя спасет? Отчего-то меня пробрало на смех, на такой жуткий, озлобленный смех, что я сам почувствовал, как холодок прошелся по моей спине. Это был не я. Совсем не я. Это просыпался монстр внутри меня. Расправлялся, потягивался, лениво зевал и смотрел, смотрел, отравляя мою сущность ядом из жестокости и боли. — Я не знаю. Я никогда его не видел! — взвизгнул паренек, когда я стал прокручивать в нем ветку и вгонять ее дальше, вновь заливаясь слезами и пачкая меня кровью. Своей гребаной, трусливой кровью! — Значит, глаза тебе ни к чему, раз ты ничего не видишь? — сквозь зубы прошипел я, запрокидывая голову паренька, удобнее перехватывая кинжал, чтобы вогнать острие прямо в глазное яблоко, но так, чтобы не повредить коробку и не убить его раньше времени. Только ослепить и принести сокрушающую боль. — Они говорили! Они говорили, что мы должны убить тех, кто мешает! Кто не дает подчинить территории…Кто неуправляем…Они назвали имена: Велиар, Жрец, Бенжо. Угроза! Смерть! Угроза! — затараторил паренек, как заведенный, я даже отклонился от него, словно от безумца. — Кому же это мы так не угодили? — задал риторический вопрос Арчи, посмотрев на меня. — Кончай его. Он пешка. У меня есть более исчерпывающая информация. — Нет! Прошу вас! Я никому не скажу! Я скроюсь! Меня никто не найдет! — слезно взмолился Лик, попеременно смотря на меня и на Жреца, прижимая к телу поврежденные конечности. — Ты бесполезен, Лик, нам жаль, — с мнимой искренностью проговорил Арчи, чтобы в следующую секунду вонзить свой клинок в ухо наемника и мгновенно лишить его жизни, практически не запачкавшись. — Он был мой, — осуждающе посмотрев на друга, сказал я, на что Жрец лишь пожал плечами. — Мои люди его поймали. Я и так позволил тебе с ним поразвлечься, — лукаво ухмыльнувшись, ответил он, тут же прочистив клинок землей, а я заметил движение со стороны, откуда мы пришли. — Еще бы не позволил. У тебя ведь встал, да? — с издевкой вопросил я, на что Арчи ударил меня по раненому плечу, заставляя зашипеть от боли. — На парней у меня не стоит, но знаешь, если использовать твою Риту, то будет стоять колом, — нагнувшись, процедил наемник, а я бросил на него предостерегающий взгляд. — Впрочем, к черту. Разбирайся со своей соской сам. Она ведь многое успела увидеть, пока ты развлекался, — дополнил Жрец и ускорил шаг. Я замер, нахмурившись, смотря в спину удаляющегося наемника. Значит, не показалось. Она была здесь. Она смотрела. Смотрела, как я превращаюсь в монстра. Как я становлюсь тем, кем являюсь на самом деле. Рита-Рита. Зачем? Зачем ты пошла за мной? Зачем ты сделала это?