Казнить или помиловать?

Празднование шло полным ходом. Большинство наемников уже были в стельку пьяными, другие же продолжали что-то обсуждать, выбирать «грелку» в лице девочек на ночь, третьи, соревновались в умениях. В целом, каждый был чем-то занят. Я же наблюдала за разворачивающимися действами со стороны, потеряв из вида Драко, которого куда-то увела поджарая брюнетка, лишившая меня единственного спасения от скуки. — Ты оказалась умнее, чем я думал, — раздался грубый голос со стороны, а я повернула голову на звук. Надо мной, облокотившись об стену, стоял Вадим, потягивая коньяк из своего бокала, смотря вдаль, словно обращался и вовсе не ко мне. — О чем ты? — нахмурившись, спросила я, едва выдержав его прожигающий взгляд, которым он наградил меня. — Трахаться с мастером каждая может, а вот залезть в его душу — нет. Пять баллов, Рита. Прекрасная работа. Причем качественная и незаметная. Может с тебя что-то и выйдет в будущем. Посмотрим, — с нескрываемым пренебрежением произнес Док, а у меня от злости свело челюсть. — Это не твое дело, — огрызнулась я, прищурившись. — Конечно нет. Вот только нежнее он не стал, да? Я видел синяки на твоих бедрах от рук. Он снова брал тебя силой или это игры у вас теперь такие? — бросил мужчина, а меня пробрала дрожь, следовавшая за волной боли и разочарования. — Ты ни черта не знаешь, — прошипела я, поднимаясь, поравнявшись с ним. — Ни черта! — рявкнула, срываясь на крик, ощущая, как глаза увлажнились от еще непролитых слез. — Ты понятия не имеешь, что он для меня сделал. — Куда уж мне, — иронично протянул наемник, делая очередной глоток со своего бокала. — Но ты молодец, быстро сориентировалась, только зачем упиралась? Столько времени потеряла зря, да и здоровье изрядно подпортила, как и шкурку, — вскинув брови, дополнил Док, а я едва не захлебнулась в отчаянии, без возможности поверить, что все это говорит он. — Так может ты и с Кантом спала, а Драко вас прикрывает, чтобы не лишиться доверия мастера? А, Рита, он тебя трахал? За это был кинжал? — Пошел ты! — выплюнула я ему в лицо, не скрывая своего отвращения, чувствуя, как потекли слезы по моим щекам. Смахивая соленую жидкость, увлажнившую мою кожу, я зацепила Вадима плечом и вылетела в сторону выхода, полностью игнорируя просыпающуюся боль в бедре. Я была разочарована и разбита, без возможности поверить в то, что это все сказал он, а не кто-то другой. Что он думал, что я стелюсь под мастера, пытаюсь втереться в его доверие, что я хочу быть одной из его подвластных шлюшек. Но это не так. И никогда не было так! Он считал, что та гнусная ложь является правдой, а я понятия не имела, что я ему сделала и почему он стал так отвратительно относиться ко мне. За что он так со мной поступил? Мне нужно было успокоиться. Нужно было привести мысли в порядок. Я реагировала на все слишком эмоционально, и причиной тому было множество других причин: усталость, стресс, боль, седативные вещества. Все это образовывало уничтожающий коктейль, разрывающий меня по кускам. И я едва ли могла это вынести. Я сама не знала куда шла, но когда меня снова схватила боль в ноге, которую я не смогла проигнорировать, я открыла первую попавшуюся дверь и вошла в комнату, тут же облокотившись об диван, втянув воздух сквозь зубы. — Ты пригласил к нам свою девочку третьей? — сладко промурлыкал женский голос со стороны, а я повернула голову вправо, чтобы остолбенеть от увиденного. Руслан смотрел на меня горящим от возбуждения взглядом, его вздыбленный член плотно сжимала ладонь Нелли, которая нависала сверху и сейчас вобрала его сосок в рот, из-за чего он напрягся, шумно выдохнув. Она даже не думала останавливаться, вновь вернувшись к ласкам его достоинства, вбирая его без остатка, вынуждая меня смотреть, потому что я и шагу не могла сделать, ощущая себя словно прикованной. Грудь что-то сдавило и казалось, из легких выкачали весь кислород. Мне было больно дышать. Смотреть. Стоять. Пока мучитель сам не отпихнул от себя девушку, подрываясь, и не стал поправлять джинсы, я же вылетела из этой злосчастной комнаты пулей, несмотря на состояние своей ноги. Мне просто нужно было где-то забиться, где-то, где меня никто не найдет, не достанет. Мне нужно было выплеснуть свои эмоции. Я хотела кричать, рыдать, биться в истерике. Я должна была дать выход тому, что сейчас рвало грудную клетку. Что убивало меня, и я даже не понимала за что… У меня не было к нему чувств. Не могло быть. Я ненавидела его всей душой, но вместе с тем я погибала. Словно прогнивала изнутри, рушилась. И все внутри меня переворачивалось, сжималось, давило, уничтожало. А ведь я только сегодня, всего на секундочку задумалась о том, что все может быть относительно нормально. Что я смогу предложить ему себя. Что я сама этого захочу, и больше не будет боли. Не будет извечной боли, которая испепеляет меня дотла. Или она хотя бы уменьшится. Хоть на чуть-чуть. Пожалуйста, пусть она уменьшится. Я больше так не могу. На улице шел ливень, но я, как никогда, была ему рада, потому что в нем я могла скрыть свое состояние, и он же мог поглотить мой крик отчаяния, который вот-вот готов был вырваться из меня и вырвался, стоило лишь мне забежать за угол особняка, выйти в сторону тренировочного поля и затеряться в тени, судорожно закричав. Это был крик. Просто крик. Никаких слов. Я кричала, обнимая себя за плечи, сотрясаясь в рыданиях, погибая в истерике. Это уже давно нужно было сделать. Я должна была выплакать все то, что перенесла. И сейчас, я не была уверена, из-за чего по моим щекам струились горячие слезы, так отвратно контрастирующие с прохладой дождя. Мне было жаль себя, свое тело, душу. Мне было жаль моей так и не прожитой жизни. Мне было жаль, что у меня не было никогда родного человека. Мне было жаль, что я одна. Я всегда одна. — Рита? Черт, что с тобой? — обернув вокруг меня свои руки, проговорил знакомый голос, но я даже не стала раскрывать глаза, просто уткнулась носом в чью-то мускулистую грудь, продолжая реветь, продолжая опустошаться. Я потерялась во времени, поглощая чье-то тепло, бормоча все, что накипело на душе бессвязным текстом. Но меня слушали, не перебивали, только где-то ответом служило более тесные объятия или едва ощутимые поцелуи в макушку. Я рассказала все, с самого начала: как меня забрали, как привезли, как отвели посмотреть на клетки, как изнасиловали, как показали выпотрошенные трупы людей, как надо мной издевались. Рассказала о том, что было на охоте, рассказала о том, что меня едва не изнасиловали втроем, рассказала о поцелуе с мастером, рассказала, что сама полезла к нему и рассказала то, что произошло сейчас. Я выложила все, всхлипывая и утыкаясь в мужскую грудь. — Позволь. Меня приподняли, не дожидаясь ответа, унося куда-то в темноту, под навесы у дома, где не было слышно музыки и голосов, где не было ничего видно, где было спокойно и хорошо. Я робко сжала свои плечи, когда меня лишили тепла, но всего на секунду перед тем, как мужчина притянул меня к себе на колени, а сам облокотился об стену, сев на небольшой выступ, запрокинув голову, давая мне себя рассмотреть. — Я могу пожалеть тебя. Если тебе это нужно, — проговорил Кант, прикрывая глаза, не выказывая своих эмоций. — Могу поговорить с тобой обо всем. Я могу представить твою боль, но не могу этого почувствовать. Не могу у тебя забрать ее и пережить это сам. Мне жаль, что тебя вырвали из нормальной жизни. Мне жаль, что тебя убивают здесь. И мне жаль, что у меня связаны руки. Я бесполезен, — горько ухмыльнувшись, дополнил наемник, а я обняла его шею, вновь утыкаясь носом в него. — Можно мне просто посидеть с тобой? Чуть-чуть, совсем немного, — прошептала я, чувствуя себя слишком разбитой, для того, чтобы оттолкнуть и его. Мне было необходимо чье-то тепло. Мне необходимо было ощутить себя хоть на капельку цельной, и не одной. И я могла позволить себе эту слабость. Могла, потому что он позволял, он изначально позволял мне быть с ним слабой, подшучивал и не уничтожал за это. «— Ты дерешься как девчонка, — проговорил Кант, вновь опрокинув меня на маты, отсалютировав недовольной мне, покрытой уже десятком синяков. Шел только пятый день моей ссылки вместе с Драко, но я уже порядком заколебалась ежесекундно выслушивать нагоняи и едва ходить после нещадных тренировок два раза в день. Два. Чертовых. Раза. В день. Я один едва выносила, на втором же выносили меня, правда, пока еще не вперед ногами, и на том спасибо. — Это должно было меня задеть? — вопросила я, за что получило пинок по щиколотке, несильный, но достаточно ощутимый. — Это должно было подбодрить тебя, слабачка, поднимайся, у нас еще два раунда, — протягивая мне руку, передразнил меня наемник, а я устремила на него испепеляющий взгляд. — Когда-нибудь, я надеру твой зад, — ткнув указательным пальцем ему в грудь, проговорила я, и моментально поплатилась за свои слова, когда правую ягодицу обожгло как огнем от ладони Канта. — Ага, только сначала я надеру твой…

***

— Драко, имей совесть, хватит жрать, — недовольно бросил наемник, скептически изучая меня, поедающую йогурт. — Что? — не выдержав, спросила я. — Когда вы уже наедитесь? Один полдня ест все, что только успевает схватить. Вторая перед тренировками наедается, а потом у нее все болит… — Ага, только ты у нас один на диете. Что, форму бережем? — поиграв бровями, проговорил Драко, доедая бутерброд и запивая его соком. — Пошел ты. Все, хватит, дай сюда, — покушаясь на мой йогурт, сказал Кант, а я прогнулась назад, быстренько запихивая в себя еще ложечку. — О-о, ты понял, как ее нужно тренировать? — смеясь, протянул Драко, а я бросила на него предостерегающий взгляд. — И не говори. Как на ринге, так реакции ноль, а как еду забираешь так вот она реакция, — все же вырвав у меня полупустую баночку, переглянувшись с другом, проговорил Кант. — Я убью тебя за это, — серьезно проговорила я, стараясь пригрозить, но никак не рассмешить их, едва не хватающихся за животы. — Да ладно, кушай, ребенок, может сил прибавится, — погладив меня, уворачивающуюся по голове, сказал мужчина, все же слопав одну ложечку, и вернул мне йогурт». С ним было просто: тогда и сейчас. Да, я получала и неслабо, когда начинала отлынивать или просто лениться, или же когда не слушала его, но я всегда получала за дело и никогда просто так, как это было здесь. Но никто не давал мне выбирать, и мне приходилось плыть по тому течению, по которому меня направили, с тучей подводных камней. — Я не могу и не хочу запрещать тебе этого. Но я по-прежнему не знаю, как тебе помочь. — Всем не поможешь, Кант, — полушепотом проговорила я, вспоминая давний разговор у меня в квартире, когда он и Драко думали, что я их не слышу, но это было не так. — Чем я тебе ее напоминаю? — Ее? — Да, ты знаешь о ком я. — Нет, не знаю, — напряженно посмотрев на меня, произнес наемник, а я выпрямилась, прямо смотря на него. — Ты сказал Драко, что я напоминаю тебе Лексу, твою сестру. Чем я тебе ее напоминаю? — нахмурившись оттого, что Кант отвернулся, спросила я, отмечая, как он стиснул челюсть. — Тем, что ты, как и она, была втянута не по своему желанию. И что ты, как и она, закончишь не лучше, — проговорил наемник, а его голос дрогнул, на последнем слове. — Что ты имеешь в виду? — отстранившись от него, вопросила я, чувствуя себя отвратительно из-за того, что он так и не смотрел на меня. — То, что ты не создана для Системы. То, что она сожрет тебя. Пропустит твои внутренности через мясорубку и выплюнет. Черт, Рита, ты не выживешь здесь! Не выживешь, как и она. У тебя нет шанса, — поднимаясь, когда я отступила от него, перестав как-либо его касаться, выплюнул Кант, разворачиваясь и собираясь уходить. — Ты не можешь бросить мне это в лицо и уйти! — толкнув его в спину ладонями, выкрикнула я, ощущая, как нещадно бьется мое сердце, готовое разорвать мою грудную клетку. — Не можешь! Он развернулся слишком стремительно, так же как и впечатал свой рот в мой, заставив меня едва ли не задохнуться под его натиском. Глубоко, слишком глубоко. Он неистово целовал меня. Удерживая за подбородок, откровенно пользуясь моей потерянностью, кромешной дезориентацией. Лаская языком мой язык, скользя по небу, давая попробовать себя на вкус, кусая при этом. — Я всего лишь сказал правду, — откровенно посасывая мою нижнюю губу, отрываясь от меня лишь на секунду, проговорил Кант и снова поцеловал меня, блокируя все мои попытки к сопротивлению, не принимая отказа. Я ударила его ладонью по лицу, прикусив его язык, с горящими глазами смотря на него, ощущая себя мертвой, неживой. У меня не было слов. Да и они были не нужны. Он видел все в моем взгляде. Он видел то, что я больше не хотела знать его. Он не имел права целовать меня. Он не имел права делать что-то насильно. Этого и так слишком много, слишком много для одной меня. Для одной разбитой меня.