Пособие для начинающих психов

Отче не спускался довольно долго, и я уже начал подозревать, уж не удумал ли родитель слинять. Но он таки вернулся из душа, вытирая синим махровым полотенцем мокрые волосы. Алиса, подпирая щёку рукой, выдала:  — Знаешь, а я только сейчас поняла, папик-то твой — красавчик, — потом включила бабулю и запричитала: — Вы же родственники, так какого ты взращиваешь в себе лохматое убожище на ножках? Одежда эта, а особенно твоя причёска — это же кошмар! Я дернул головой, типа, отстань, ирод поганый, и указал отче на тарелку. Сам сел рядом, пожевывая бутерброд. Папень мой на самом деле выглядел прилично — не удивительно, что многие девушки на него велись только так. А у матери внешность была самая обычная: не удивлюсь, что из-за зависти окружающих над ней висел целый грозовой перевал. Но при этом, во всём, что не касается работы, папень — это не ноль, это минус один. Безалаберный и расхлябанный, он даже омлет не приготовит без применения черной магии. Ошиваться на кухне я ему категорически запретил, пока тот не выучил технику безопасности как Господи благослови — в приют для сирот я пока не очень хочу; но и после не снял эмбарго, ибо единственное применение шедеврам его кулинарии — на моих жертвоприношениях, когда заканчиваются агнцы и белые невинные ягнята. Однако, со мной родитель носился, как курица с яйцом, и я был почти уверен, что он не откажет. Спросил:  — Ты же свободен третьего и четвертого? Он задумался:  — Ну, сейчас майские. Но, учитывая, что суббота–воскресенье и так выходные, думаю на понедельник и вторник будут отпускные.  — Это хорошо. А сможешь на пятое-шестое взять отгулы?  — А что? — вопросом на вопрос. Подумал, как бы это сформулировать:  — Хочу поехать на встречу в Анту. Но один не смогу. Он помолчал, переваривая:  — Это довольно серьёзно, — выдал наконец. — А по нашей державе никак? Чем тебя наша столица не устроила? Закатил глаза:  — Это не от меня зависит. Мои друзья там. Я случайно бросил взгляд на идальго Зелёного, храбро восседающего на столе. Весь вид которого так и говорил: «А может его стукнуть?!», имея в виду отче. Ага, он станет фиолетовый, в крапинку. Нет, спасибо, не надо*. Вышеупомянутый предок тем временем вздохнул:  — Хорошо. Как ты себе это представляешь?  — Мы поедем туда, — с готовностью откликнулся: — Посмотрим достопримечательности, потом я навещу друзей, а на следующий день уедем. Папень призадумался:  — Надо снять номер в отеле. Я кивнул:  — Снимем.  — И билеты.  — Тоже закажу. Я всё сделаю, ты только присутствуй. Отче фыркнул:  — Может ты вместо меня чучело возьмёшь? Если бы мог, взял бы. Или хотя бы шкаф. Он-то совершеннолетний, по своим меркам. Однако, в силу невежественного заблуждения людей, считающих себя единственной формой жизни с сознательным разумом, на таможке меня не поймут. К тому же, как я заметил, при разговоре со взрослыми очень важно не задеть их чувство собственной значимости.  — Не выдумывай. Пойду искать, а ты вещи сложи. Часа два вместе с каркающим мне в ухо Зелёным я искал нам жильё и билеты. Когда нашел пару вариантов, позвал отче СМСкой вниз: «Спускайся. Всё нашел». Алиса, конечно, услужливо подсказывала пару опций, но к бежевой кровати с рюшечками и балдахином я был ещё не готов. «Что у нас по бюджету?» — добавил вторую СМС.  — Перестань мне писать, когда я всего лишь в другой комнате, — отче вошел и сел рядом на быльцу дивана. Я пожал плечами:  — Не вижу причин этого не делать. Отче прицокнул, склонившись над монитором:  — Так, это ты сразу выкинь, — пробормотал. — Это больше похоже… — он смешался, пытаясь подобрать определение, и Алиса, зависнув за нашими спинами, услужливо подсказала:  — Траходром. Чего папень, конечно же, не услышал. Не тратя слов, закрыл вкладку. Так мы и довыбирались. Я сделал всё, что нужно, отче только осталось связаться с отелем. Для Соньки ничего не заказал — сказал, разберётся сам, вот пусть и разбирается. Так, значит вещи нужно собрать, а то ещё уползут. Только осознав, что счета уже проплачены, и дороги назад нет, мой незабвенный родитель, наконец, въехал на что подписался. Сел. Сосредоточенно потёр виски.  — А ты серьёзно… — ошарашено выдал. Я одними губами улыбнулся. Дружелюбно. Отче проникся и утопал к себе. К вечеру притащил свой рабочий планшет и попросил накачать в него всякостей в дорогу.  — Порно? — уточнил. Папень открыл рот для возмущений. Закрыл. Засомневался.  — Только качественное, — кивнул в итоге. Едва он закрыл за собой дверь, Алиса мечтательно вздохнула:  — Есть в нём какой-то шарм. Какой может быть шарм в сорокалетнем мужике, дрочущем на дешевую порнографию, я не особо втыкал, и шкаф со мной согласился. А вообще, мне и самому не верилось, что мы поедем. В чате, когда я зашел, все рьяно обсуждали послезавтрашний день. Плюха вообще уже была на месте и помогала Фунтику разбираться, где можно разместить такое количество человек. Недавно прошло голосование, и выяснилось, что на стрелку собирается едва ли не триста человек. Конечно, собираться и прийти — две разные вещи, но это уже больше пяти процентов от всех, пасущихся в чате. Хотя, не удивительно, ведь чат стартовал исключительно как Антовский. Я покинул комнату и зашел в неизменную обитель Тапкозавра «Мудаки xD», где какой-то неизвестный мне обыватель длинными предложениями с правильной пунктуацией пояснял пастве, почему небо голубое. Дочитав до слова «стратосфера», я плюнул и отписал Нокси: Jokk (приват): Хай. Но тот молчал. KAP-KAN: да ты шо. а бог бы тебе ответил по-другому. Адвербиальный пастор №7: Я и тебе, и Богу могу по полочкам разложить с особыми ухищрениями. Человек, не читающий Доккинза, естественно не усматривает в концепции монотеистического Бога, просвечивающих лжеистин, соответственно, маловероятно, что он может сомневаться в правдоподобии таких постулатов, как… Из праздного любопытства я залез в его профиль, где на аватарке у него висел Аль-Пачино в костюме с красным галстуком-бабочкой, а описание пестрело оккультно-научными завихрениями, вроде:

«Вношу мир в души агнцев, жаждущих покаяния, раскаяния и прозрения посредством оперирования научными истинами и зачатками психоанализа. Знайте, страждущие, что силы разума подпитываются по алгоритму Дарвина! Библию не исповедую, ибо в руках горит — в ней слишком мало притяжения. Кто желает срочной исповеди, рисуйте пентаграмму с номером 777-93-415-7- 77-182-671-13-654-777-96969699-7-18-777-93-415-7-77-182-671-13-654…»

…и ещё две строчки цифр, смысл которых в голове не укладывался и тут же утопал на границу подсознания к аллигаторам, северным оленям и попивающему чаёк Алену Делону в каком-то чахлом трейлере. Сдался мне этот Ален Делон? Вернувшись в чат, ответа я таки не получил — спор Пастора и Кап-Кана разгорался, хотя Тапкозавр пытался хоть как-то уберечь этих аргонавтов** от костра Инквизиции. Инквизиция деликатно вставляла замечания и мило отделывалась смайликами. Инквизиция является модером уже год, и в основном она гоняла всех шваброй, словесным оборотом скатывая в рулетик и потом ещё часа два со вкусом вонзая в данный рулетик шпильки своего острословия. Ещё грозилась прислать гильотину по почте — совами, но при Тапкозавре мгновенно добрела, разбрасывалась игривыми смайликами и вообще притворялась не Инквизицией, а, скажем, Клубничным Вареньем. Я отписал Лехё СМС: «Ты чё, уснул?» Но он ответить не успел, ибо в окно ко мне ворвалась Оранжевая. Мокрая, будто её кто-то макал головой в унитаз, и выдохнула:  — Ты обещал помочь!!! Не припоминаю такого. Выглядела она очень встревоженно, а на лодыжке красовался след от чьего-то укуса. Она выжала мне на ковёр воду из подола своего синего китайского платья с белыми узорами и попыталась поправить прическу.  — Ты, — она чуть отдышалась. — Нам нужно то, что у тебя есть. Не удивлён. За последний месяц всем почему-то нужно, что у меня есть. Что в этот раз? Сапоги-скороходы? Скатерть-самобранка? Какой-нибудь градусник, о таинственной мистической силе которого я не подозреваю? Мне захотелось прискорбно вздохнуть. А Оранжевая, видя, что посылать её не спешат, сняла тапочки и вытерла ноги о ковёр.  — Так вот, — очи её алчно блеснули, — мне нужна эта штучка, которая у тебя на шее, дорогой. Совсем ненадолго. Скоро верну. Я задумался. То, что снимать безделушку мне противопоказано - понятно. Иначе придёт Великий Пылесос и высосет мою душу во имя всего доброго и благородного. Но, с другой стороны — если отдам эту хрень от меня на время отстанут. Видя мои сомнения, Алиса сделала большие глаза и попыталась ими что-то просигналить, однако данный язык был мне неизвестен, и я смело его игнорировал. Тогда эта ярая защитительница правопорядка взялась наводить контакт с инокомнатной сущностью сама — во избежание.  — Отдельно в аренду не сдаём, — отрезала. — Либо в комплекте с владельцем, либо ищи другой талисман.  — Там же опасно, — запричитала Оранжевая. — Там канва рвётся от нагрузки, а ты хочешь, чтобы я запихнула ребёнка в это логово?  — Тогда вообще отстань, — задрала нос мелкая. — Или так, или никак. И презрительно скрестила лапти на тощей груди. Переменив позицию — сев прям на пол, из-за чего стали видны её оранжевые стринги, инокомнатное создание взглянуло на меня просительно. Я прикинулся ветошью и скосил глаза на телефон. Лёха написал ответ. К тому же, какие к чертям приключения в полдвенадцатого? О чём кратко и поведал:  — Отче не разрешает мне шляться по ночам. Оранжевая с немым укором зыркнула на Лис, наткнувшись на непреклонный валенок. Снова вернулась ко мне:  — Ты нам очень нужен... — начала задушевно. Я такое начало слышу обычно в квэстах — принцесса трогательно прикладывает ручку к груди и смотрит своими кукольными глазами прямо в душу. А потом, такая: «Мой герой!» Но я уже тренированный, не проканает. Она, видимо, это осознала, ибо сменила сцену:  — Если ты настоящий мужчина!.. Что так же не возымело действия, ибо мужчина я ненастоящий, о чём свидетельствуют количество волос на ногах и уровень тестостерона. Поняв, что вариантов осталось мало, она засунула руку в разрез платья на бедре и извлекла оттуда привязанный к чулку прозрачный пакетик. В пакетике лежала серёжка — золотое колечко с крохотным рубином.  — Тогда вот, — изрекла со вздохом, — взамен на помощь я согласна отдать это. Лис от избытка эмоций аж взлетела к потолку, прикрывая рот рукой:  — Всё… так серьёзно? Та подернула плечами:  — Не сказать. Я всё равно решила её отдать кому нужнее. К тому же, — лукаво улыбнулась: — Вторую я потеряла, а мальчик может и одну поносить. Не давая опомниться, Лис, с глазами клептомана Соньки, вытолкала меня из-за стола — туда же, в окно. Я попытался возразить, но эти женщины… Вот появится у меня окромя всех прочих ещё и фобия на женский пол или какая-нибудь экстремистская форма мизогинии, при которой я буду унижать и властвовать... Хотя, стоит признать, к Оранжевой я испытывал какую-то иррациональную симпатию. Это сложно представить, но если приводить сравнение… что-то вроде сентиментального чувства сутенёра к старой, отработавшей своё проститутке. Как-то так. Поэтому я смирился: не распнут же меня там. Но, вообще, может, сначала нужно было торжественно вручить мне агитационный плакатик? Не могли сообразить что-то вроде «Родина-Мать зовёт!» — типа «Граница взывает к подданным!!!» Развешали бы плакаты, рекламки всякие, продавали бы сувениры, постеры, лотереи, акции. Угрожающие вывески: «Ты же не хочешь, чтобы твою душу выпили?! Вступай в…», «Она уже на фронте, а ты?!» Создали бы общественный бренд, под ним организовали сборы на благотворительность, из денег на благотворительность наняли бы профессиональных экзорцистов — предложили им службу по контракту, и всё, нет проблем. И никакой нужды во всяких нищих героях вроде меня. Нет в них предпринимательской жилы. Пока я раздумывал, как бы выдвинуть, по-тихому, эту агитационную кампанию, они уже довели меня до дряхлой тарантайки неизвестно какой породы — с разбитой фарой и вмятиной на капоте. Табуретку было жалко — судя по виду, врубали её во всё, что угодно, много и со вкусом. Припарковали криво, в ней сначала даже дверь не открывалась. Наконец Оранжевая сделала некое ломательное движение — дверь отодвинулась, мы сели. Вернее — я сел, а Алиса осталась. Вопросительно поднял брови, на что она закусила губу:  — Мне… мне нужно кое-что сделать, я, может, позже присоединюсь. На, возьми с собой Зелёного — и прицепила мне паразита на грудь. Тот, не теряя времени, влез на плечо и серьёзно отдал честь, типа, есть, мой капитан! Лис с не меньшей идиотической серьёзностью ответила тем же, козырнув. Оранжевая, тем временем, завела это чудо техники, и мы отчалили. Обернувшись, я мрачно пронаблюдал, как мерзкое создание слезливо машет нам вслед синим платочком. По-моему, тут все в заговоре. Почитать, что ли, теорию заговора — миром правят евреи, бермудский треугольник и чайник в космосе. Чайник особенно. Водить Оранжевая не умела — я бы ей не доверил водить даже детскую машинку. Да что там, даже желтую уточку на колёсиках. Нас то и дело заносило. Другие машины мелькали, как в пятом измерении, и явно отказывались связываться с дурной табуреткой на скорости больше, чем 60 км. в час. Деревья проскакивали мутным зелёным маревом в темноте — город наш не освещался ещё со времён Брежневских развалин, а оставшиеся от Сталина лампочки кто-то точно пожевал и выплюнул. Ехали долго. Едва я избавился от морской болезни, как попытался достать телефон. Два сообщения от Лёхи: «Я занят чуть. Делаю стойку на руках». «Если через час не будешь спать, позвони». Но ответить не смог — что-то с сетью, при отправлении выдавало ошибку.  — Связь не ловит, — попытался докопаться до сосредоточенной Оранжевой. Поймал в зеркале её взгляд — озорной и таинственный:  — Это волшебная машина. Ага. А потом она взлетит, и помчимся мы прямиком в далёкий Хогвартс, врубившись в стервозную иву. Я только вздохнул. Зелёный перебрался мне на колени и вдохновлённо показывал, как по-разному может каркать. Наконец Оранжевая, словно выехав из прокаженного участка, расслабилась. Плечи опустились, и она обернулась.  — Пока мы не приехали. Прости, что заставила ввязаться. Твоя помощь — это великолепно, гораздо лучше, чем амулет. Только там будет опасно. Это будет… собрание…  — Смотри на дорогу! — опасливо её оборвал. Женщина дернулась и увернулась от встречной фуры. Нас снова занесло, и я начал убеждать себя, что экстрим — это то, чего я жаждал всю мою сознательную жизнь. Я гурман экстрима. Магистр. Адреналин в крови так и бурлит! Прислушался к себе… нет, к сожалению, не бурлит. Но это не важно! Главное, это моя сила убеждения! Наконец нас перестало мотать из стороны в сторону. Оранжевая снова обернулась, но я зло рявкнул:  — Вперёд смотри! У меня скоро встреча с чатскими, и жизнь моя мне пока нужна. Женщина глянула на меня одним глазом:  — Тогда коротко… там… — снова заминка. Нехорошая такая заминка. Зловещая. — Там собрание. В багажнике есть плащи и маски. Нам надо их надеть. Войдём внутрь и будем ждать. Кто-то из присутствующих должен держать какой-то предмет, и нам нужно его забрать. Какой предмет — мы пока не знаем. Я скривился — у неё не только тарантайка волшебная, да и ещё инструкции — поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. С бантиком, пожалуйста. Попробовал спросить что-то более рациональное:  — Другие с нами будут? Оранжевая всё норовила обернуться, и у меня задергалось колено. Зелёный шанса не упустил — начал скакать на нём, как генерал на коне, и издавать звуки, вроде: «Вперёд мои войска! Вперёд!».  — Я позвала, но не знаю, мы не ожидали такого. Это должно было быть лёгкое дело. Никто не предполагал, что у них что-то есть. Спустя какое-то время меня снова сразило любопытство. Было в Оранжевой что-то располагающее. На вид ей — около сорока, думаю, но из-за живости в движении складывалось впечатление, будто ей едва за тридцать. Волосы рыжие, но и тогда и сейчас они казались мне крашеными — ненатурального, выцветшего оттенка. Кстати, Алиса знает о нашем предварительном знакомстве, а то, помнится, мне угрожали за разглашение?  — У тебя есть способности? — поинтересовался. — Как у Второго?  — Есть, но не очень-то полезные, — с сожалением. — Я не знаю, как это в точности работает, но могу дотронуться до чего-нибудь… до вещи и попросить, чтобы оно стало оранжевым. Оно станет, а потом исчезнет.  — Куда?  — Не знаю. Не замечала. Она явно была в своих мыслях, и я понял, что на этой почве они со Вторым и сошлись — бесполезной исчезательности. Кружок дематериализаторов. Как умелые ручки только с приставкой анти-. Приехали. Телефон показал, что чалили мы часа два, но точно определить не могу, ибо черт его разберёт с этими пятыми измерениями. Припарковалась тарантайка, грузно стукнувшись о бордюр, и затихла с подозрительным звуком приземлившегося в лужу гуся. Мы вышли. Выползли, вернее. Я снова долго не мог отпереть дверцу, и Оранжевая её таки доломала. Как машина не развалилась в прах пока мы ехали? — уму не постижимо. Впереди, за изгородью, высилось здание необычной постройки — стандартный двухэтажный дом, но с башенками по бокам фасада. Дом был давно заброшен — ворота заросли плющом, стекла выбиты, а оконные проёмы забиты и кое-где даже выломаны. Однако на улице везде горел свет. Даже в крошечном светильничке возле порога и то что-то теплилось. По часам было что-то вроде двух, и тьма этого времени всегда вязкая, как сахарная вата. Душно, словно перед дождём и прохладно — я даже не взял с собой ветровки, ибо был выпихнут чуть ли не в пижаме — в серых шортах с многочисленными страусами и полосатой футболке.  — Держи, — женщина подала плащ и черно-белую маску с обведёнными глазами и полосками с точками по всей поверхности. Её же маска напоминала хоккейную, только с маньячными акцентами. Мы надели плащи, сразу же накинув капюшоны. Это было очень кстати, ибо мою одежину с маячащими страусами вряд ли бы кто-то воспринял адекватно. Только очки из-за маски давили на лицо.  — Пошли, — Оранжевая кивнула. Мы обошли дом по кругу, чтобы зайти в разбитое окно с обратной стороны. Почему всегда окна? Двери для идиотов? Внутри женщина включила карманный фонарик, чтобы осмотреться — ошметки стульев, диван с вывернутой наружу ватой, стол в углу, заросший паутиной. Место было любопытное, и я даже ревниво приметил, где бы здесь можно было поставить алтарь. Деревянные доски на лестнице на второй этаж скрипели с каждым нашим шагом. Как по мне, здесь бы гениально вписывалось патетическое пришествие потомков Чужого или дядюшки Франкенштейна. Таковых, к сожалению, не нашлось. На втором этаже Оранжевая открыла дверь, впуская меня первым. Зашла сама и всё осветила: комнатой оказался санузел со всеми прилагающимися — ванной со шторкой с дельфинчиками, раковиной, зеркалом, в которое я избегал смотреть, и туалетом. Всё покоцанное, в плесени и пыли, кроме последнего. Я выжидательно уставился на создание с фонариком. Она спохватилась:  — А, ты же не знаешь. Давай тогда ты станешь ногами, а я тебя смою! Звучит угрожающе.  — Что это? — указал на унитаз.  — Это переносчик. Ладно. Понял. О назначении даже спрашивать не буду. Но она зачем-то уточнила:  — Он переносит. Спасибо, я уже понял.  — Куда? Оранжевая замялась:  — Я точно не уверена. Куда надо. Давай помогу. Гениально. О, Макаронный бог, ну почему унитаз? Почему не, хотя бы, ванна? Я вздохнул. Мне очень нравится экстрим. Да-да, очень нравится экстрим. И сила самовнушения у меня большая, как воздушный шар. Задушив в себе мысли о плавающем в туалете… всём, что угодно, я стал туда сначала одной ногой, дальше — другой, с отвращением отмечая, как ботинки и носки начинают промокать. А потом Оранжевая надавила на слив, заставив меня зажмуриться от вспышки. Открыл глаза я в другой комнате, борясь с подступающей тошнотой. Комната подсвечивалась приглушенным ночником, и через маску я уловил в зеркале свою тлеющую радужку — почему-то не серую, а светло-фиолетовую. Темнота отступила, но воздух всё еще душил и плавил. Рядом стояла Оранжевая, вытряхивая из туфель воду. Сказала шепотом:  — Пойдёшь со мной — ничего не говори, даже если спросят, милый. Держи кулон в руках и время от времени закрывай глаза — с закрытыми глазами лучше получится. Представь, что всё, что ты видишь — серое. И вот в таком сером ты должен увидеть золотое свечение. Это и есть то, что мы ищем. Скажешь мне, мы с Красным разберёмся — я его позвала, но не знаю, успеет он или нет. Она это говорила, пока мы шли по коридору. Коридор растянулся на несколько метров — широкий, вычурный, дорого отделанный со множеством поворотов. На стенах — экспрессионизм в тяжелых золотых рамах, огромные вазы симметрично на каждом повороте. Мы свернули раза два и увидели человека в маске и черном костюме у резных дверей.  — Пароль? — спросил вежливо.  — Фиделио, — ответила женщина, и загадочная личность в смокинге отворила дверь. Мы зашли в огромный полутёмный зал, освещаемый только факелами. Средневековье, мать мою, только ку-клукс-клана не хватает. Вокруг стояли люди в плащах и масках — такие же как мы — одни столпились вокруг, другие наблюдали с открытого второго этажа из-за балюстрады. Когда мы подошли, то заметили, что смотрят они все на что-то внутри плотного кольца, тоже освещённого людьми с факелами. Зрелище представлялось мрачное, что бы то ни было. Только оказавшись на месте, я понял, что происходящее здесь более чем опасно. Оранжевая выше меня, поэтому она первая заметила, что происходит в освещённом кольце, а увидев — охнула, с силой вцепившись в мой локоть. Мне тоже захотелось кусочка истины — пришлось подойти ещё ближе. Происходящее походило на какой-то дурной сон. Я поднялся на носки — в кругу стоял кто-то в красном плаще, водя над постаментом дымящимся кадилом. Только вместо мраморной статуи на постаменте лежало нагое бледное тело — отрок в кислотно-зелёных тапочках с ушами… или отроковица? Секунду спустя по тапкам я узнал в этом теле ту самую экзорцистку в трусах с мишками, которая ткнула мне молот.  — Виталиночка, — шепнула Оранжевая и, не видя лица, я по голосу понял, что это непредвиденное обстоятельство. Очень непредвиденное. И плана на этот случай никто не составлял. И, по-моему, сейчас кого-то начнут расчленять. Вон как склонился над телом дурной пастор в красном. Глядя на весь шабаш, я вжался в колонну, поддерживающую второй этаж, и с мрачной дрожью подытожил, что за всё пережитое мне положен, как минимум, этот долбанный агитационный плакатик с Родиной-Матерью. ___ * Из советского мультфильма от студии Союзмультфильм «Тайна третьей планеты». **Аргона́вты (др.-греч. от Αργώ — название корабля и ναύτης — мореплаватель) — в древнегреческой мифологии, участники похода в Колхиду (побережье Чёрного моря) на корабле «Арго». ***Мизогини́я (от др.-греч. μῖσος — ненависть и γυνή — женщина) — ненависть, неприязнь, презрение по отношению к женщинам. Может проявляться в форме дискриминации по признаку пола, принижения женщин, насилия над женщинами или сексуальной объективации женщин. # Вычурный — излишне затейливый, нарочито усложнённый, замысловатый. ## Постамент — четырехгранный, многогранный, цилиндрический или иной формы столб, сделанный из дерева, из мрамора или искусственного камня и служащий для постановки на нем статуи, скульптурного бюста, часов или какого-либо другого предмета. То же, что и пьедестал.