Пособие для начинающих психов

Тут только часть главы и экстра. Дело было швах. Я чуял, если мы не уберёмся, то будем погребены под этим же потолком. Вопреки просьбе не говорить, я встал на носки и прошептал Оранжевой:  — Может её перед убийством изнасилуют? Однако это её не взбодрило, хотя я не совсем понял почему — это ведь означало, что у нас будет больше времени для маневра. На нас обернулись двое в масках, стоящие прямо перед нами. Оранжевая дернулась, я прикусил губу. Ну же, женщина, ты же сторож этой хрени с границей! Ты должна быть бэтменом, стюардессой и прима-балериной с курсами акробатики от местного шапито. И демоном, и дворецким, в конце концов! Да что же так руки трясутся? Тяжелая полутьма и нависающий балкон давили на психику основательно. Кажись, стоит мне вдохнуть этот сгущенный повальный воздух, и начнётся паническая атака. И самое непереносимое — вязкое чувство, что сейчас все до единого обернутся, и эти карикатурные маски посмотрят именно на меня глазами без зрачков. Без разума. Для полноты картины не хватало только молний и заволакивающего пол зелёного дыма. Вообще, было не понятно — это призраки или люди. Если последнее — тем хуже, от духов хоть знаешь чего ожидать. Так. Нет, нельзя скулить. Я вообще расклеился. Кто прошел все версии Сталкера, Фар Края и бесчисленных стрелялок про монстров самых разных мастей?! Кто пандемэн и доморощённый убивец?! Всё то же самое, просто в реальности это оказалось немного… реальнее. Я попытался сглотнуть — получилось с трудом, и утянул Оранжевую в самую темную нишу залы. Дух перехватило, когда по мне мазнул взглядом кто-то в маске японской китсунэ. Но маска посмотрела тёмными провалами глаз и отвернулась. Я смог выдохнуть. Очень тихо. Вдруг маска резко обернулась снова. Что-то прошептала возвышающемуся рядом созданию в облике краснолицего японского демона. Тот тоже обернулся. Посмотрел на нас очень внимательно. Очень. И отвернулся. Шепнул что-то маске китсунэ. Она кивнула. Грёбаный подвал. А всё начиналось так хорошо — мужик в костюме, шикарные резные двери. Оранжевая, чуть наклонившись, проинформировала:  — Красный здесь. В то же время монах в бардовом плаще начал что-то говорить, но я не понимал — похоже было на турецкий или арабский. Нужно что-то срочно сделать. Так. В стрелялках я сразу проверяю способности, которые мне даны на игру. Дернул Оранжевую:  — Что может Красный? Способность? Она, кажется, взяла себя в руки:  — Он делает иллюзии. Миражи.  — Правдоподобные? Она кивнула:  — Но короткие. — Вы можете общаться? Маска кивнула. Тогда я заставил себя обратиться к мозгам. Мозги… мозги… Но, когда плащи начали расходиться вдоль стены и через поредевший круг я увидел главного светоча собрания, заносящего над Виталиной какую-то ритуальную утварь, я понял, что мозги не помогут. Они никогда не помогали. Так. Подсознание. Долбаная шизофрения. Ну, тарахти! Давай! Но в голове опять проносилась идиотические оказии — гуси, расклад пасьянса, распад атома, Ален Делон, попивающий… нет, вообще не то. Что-нибудь на букву «А»… нет, на «Б»… б, б… Бульбозавр, Бенджамин, бируши, бульдозер, бульдог. Во! Бульдог! То, что надо!  — Скажи, чтоб он сотворил щеночка! — яростно зашептал Оранжевой. Она глянула на меня так, что я даже из-под маски понял — взгляд на дибила.  — Давай, — тихо зашипел ей в ухо. Ну, кто здесь ГГ, которого ты засунула в задницу! Я ещё не прошел все части Файнэл Фэнтэзи, чтобы умирать. Она таки дергано кивнула. И секунд через пять все присутствующие замерли, остолбенело таращась на радостное лающее создание, на неверных лапах с энтузиазмом припрыгивающего в сторону постамента. Правда, был это не бульдожек, а кокер-спаниель, но ничего, брак продукции, так сказать. Щенок дотопал до жертвы и попытался цапнуть тапок за свисающее ухо. Но едва подпрыгнул, как с тихим хлопком — будто пространство вжалось само в себя — исчез, оставив на своём месте вздымающийся вверх дымок. Дымок медленно развеялся, и пока все офигевали, я с оголтелым энтузиазмом вякнул:  — Больше щенков! Оранжевая с Красным, видимо, впечатлившись, насоздавали горы — нет, не так — лавины коричневых, точно игрушечных щенков со счастливым тявканьем начавших обрушиваться на несчастных сектантов. И тут началось — крики, удивлённые возгласы. Не хватало воплей: «Женщин! Спасайте женщин!» Я нормальным голосом, не скрываясь, сказал изумлённой Оранжевой:  — Ты ж можешь до них дотрагиваться — плащи с масками поисчезают. Женщина по-деловому кивнула:  — Я думала об этом. А ты — как мы договаривались, найди эту вещь. Опустил голову вниз в знак согласия. Оранжевая хлынула в массы, но меня одного не оставили. Сзади за руку схватил мужик в дешевой, пластиковой маске Санты.  — Это я, Красный, — ответил. — Что думаешь? Нужно что-то менять, я не могу поддерживать одну и ту же галлюцинацию долго. Так, ладно, ладно.  — Джунгли, — ухватился за идею. — Папоротники всякие. Цветы, жрущие людей.  — О! — Красный вдохновился. Голос звенел от напряжения. — Всё сделаю! Но меня уже было не остановить:  — Львов им. Кинговских. И ниндзя. Как в Наруто. Мужчина затормозил. Прервался:  — Я не смотрел Наруто… — прозвучало немного жалобно.  — Ничё, — отмахнулся. — Тогда можно динозавров. И избу. На куриных ногах. Я вовремя опомнился, завтыкав про амулет. Залез рукой под футболку, сжав талисман, и закрыл глаза. Попытался представить мир, как просила Оранжевая. Сначала ничего не получалось. Только темнота и звуки мечущихся людей. И пульсирующее почему-то солнце. Открыл глаза, наша чудо-женщина цапнула маску создания в красном плаще и, не удержавшись, злостно заехала ему локтем по рёбрам. Бедняга, видимо, и так держался на слабых ногах, так что после удара просто грохнулся на пол. Потом женщина принялась за развязывание Виталины. Моё внимание отвлекла летающая кочерга. Ладно, попытка номер два. В этот раз мне удалось ухватить суть — надо, как в прошлый раз, с безумцем в лесу. В горле запершило — тоже — как в прошлый раз, только слабее, а по телу прошла дрожь. Мир — совсем серый, сумеречный, и в нём только золотые светляки. У Оранжевой — совсем тусклый, у Виталины — наоборот, очень яркий. Он был в каждом из мечущихся фигур, во мне, в амулете… Я стал обшаривать пространство, и вдруг в глаз будто попала соринка. В глазе промелькнула вспышка и погасла — а потом я понял, что это не соринка, а просто невероятно яркий желтый светляк — в той самой ритуальной утвари на полу. У товарища, кстати, которого пнула чудо-женщина, ничего не было — он был абсолютно серый, и если в той хрени хранилась его жизнь или что-то там, то — как банально. Уж лучше, как Кощей — в иглу и с глаз долой. Но… я снова, как в прошлый раз, или даже ещё сильнее оказался заворожен. Этим тлеющим, выцветшим желтым, каким-то хрупким ощущением разрухи — как с тем приступом сумасшествия, когда казалось, что мир распадётся на пиксели — но ещё тоньше. Нужно было отогнать наваждение, но не хотелось, хотя глаза начинали болеть. Что-то… нереальное… серпия… негатив мира. За шкирку и навыворот. Тряхнул головой. Надо пойти и взять. Я попробовал двинуться — тело двигалось сомнамбулически — приходилось сосредотачиваться — одна нога, поднять, передвинуть, поставить, другая… — поэтому потребовалось довольно много времени. Хотя, может, это моё восприятие ускорилось и отчалило к лучшим видам — звуков не было, да и присутствующие двигались достаточно неадекватно. Наконец, я пришел. Создание в капюшоне попыталось подняться, и глядя сверху вниз, я увидел его мертвые внимательные глаза на сгнившем лице. Зрелище заставило меня отдернуть ладонь. Мертвец тут же встрепенулся, потянувшись за ритуальным орудием. Я же, переборов ужас, тоже протянул к нему руку — что-то влекущее было в этой вещи. Как сила земного притяжения, только жестче, властнее. Океаническая воронка с острыми зубьями по внутреннему кругу. И я не мог не коснуться. * * * От третьего лица. Мгновение. Мальчишку скрутило и всосало внутрь. Мёртвый мерзко усмехнулся в лицо Оранжевой. Кряхтя, поднялся и насмешливо протянул руки вперёд. Словно для наручников. Женщина оскалилась, сорвала с груди брошь и едва попыталась взять того за предплечье, как уродец издевательски рассыпался прахом. Виталина, покачиваясь, сползла с помоста и прислонилась к плечу рыжей. Плащи всё ещё бегали вокруг, ничего не понимая.  — Они люди, — устало сказала девчонка. — Все одурманены. Я думала, сдохну здесь. Нужно было убираться. Разошедшийся Красный как раз заканчивал второе межгалактическое нашествие трёхголовых безрогих гуманоидов с традиционной атрибутикой, вроде всасывания коров космическими шаттлами. Поймав мысль Оранжевой, он с сожалением оперативно свернул галлюцинацию, и всё распалось. Подошел:  — Что будем делать с людьми?.. Женщина подала плечами:  — Нужно звать Четвёртую. Хоть и наслушаемся её воплей, но она всё поправит.  — Ну конечно, — фыркнул тот, перекривив: — Вы же подружки.  — А… с этим… — неуверенно повела плечом Виталина в сторону праха и ритуального прибора. Оттерла пот со лба, оставляя вместо него полоску сажи от грязной руки. Оранжевая поджала губы, сделавшись неожиданно некрасивой. Развернулась, чтоб уйти:  — Алисе… Скажем, что несчастный случай. Это не редкость, она и сама знает. * * * Экстра. (Относится к тому эпизоду, когда Антон удивился, что Матвей успел задолжать Соньке третий раз).  — Мне… нужна помощь, — выдавил. Тот лениво открыл один глаз, лежа на лавке, на сцепленном замке рук:  — Хочешь помощи, ты знаешь мои правила. Я тебе не джин из банки. Всё, по домам, тебе нужна другая сказка.  — И… чего ты хочешь?  — Ты знаешь.  — Гомик, — презрительно.  — А сам? — насмешливо-ядовито. Матвей ощерился — он всегда ненавидел эти проблемы с выражением. Слова были жесткими, каменными, никогда не поддавались, слишком тяжелые для его языка. А когда получалось их поднять — они выстраивались в уродливую цепочку, неспособную по существу передать мысль. Он старался что-то с этим делать — читал книги, смотрел сериалы, иногда самые мерзкие, чтобы этими мерзкими словами передавать смысл, запоминал отрывки — выучивал сотнями наизусть, но, когда приходило время — всё тут же выпадало из головы. Вылетало в мгновение ока, особенно в критичных ситуациях вроде этой.  — Это… другое, — выдавил. И человека перед собой он тоже ненавидел. Хотя бы за то, что у него слова легко складывались в витиеватую завораживающую цепочку, в вихляющий византийский узор, опьяняющий, гипнотизирующий слушателя. Он мог говорить мягко, глухо, резко, визгливо, бархатно, менять темп и тембр — и всё это в процессе речи. Такому отвратительному мерзавцу… не положен был этот дар.  — Конечно, — снова яд. Медленный, изнывающий. — Расскажи мне тут, герой-любовник.  — Ты нихера не понимаешь, — Матвей зло сплюнул. — Потому что ты блядь. Тот закаменел. Зрачки оледенели, а усмешка перешла в оскал.  — Всё сказал? А теперь соси. Я тебе всё равно нужен, иначе б не пришел. Тогда Матвей без размаха зарядил другому в щеку. Тот от неожиданности не успел увернуться, пошатнувшись, посмотрел из-под челки непонятным взглядом, в котором через мгновение загорелась какая-то дикая, опасная идея. Он выпрямился, ухмыляясь и оттирая губы.  — Знаешь, Митя, я тут подумал, — и, скривив губы в подобии улыбки, медленно опустился на колени. — Я подумал и понял, что мне сойдёт и наоборот. Но Матвей, не понимая — оглушенно отступил на шаг:  — Что ты?..  — Иди сюда, говорю, — парень обманчиво ласково поманил, а потом вообще поднял руки вверх, точно сдаваясь. — Иди, говорю, тебе же нужна помощь. А это будет аванс. Остальное отхватишь позже, — и видя, что жертва никак не реагирует, поднялся: — Эй, ну что ты такой тупенький? Валера решительным шагом подошел и вжал Матвея в стену. От лёгкого удара сверху посыпалась известка. От места, где они стояли — одного из раздолбанных гаражей — несло сладковатым запахом гнили, затхлости и чего-то отсыревшего. Валера, подходя, наступил на булыжник и отбуцнул его назад. Посмотрел прямо в глаза и на показ облизнулся. У него был особый фетиш — на глаза: наблюдать, как сужается-расширяется радужка, обнажая многоярусную сферическую вселенную. Ловить пульс, барахтающийся на дне. И дыхание — то размеренное, то осколочное, как испуганная тень по вздрагивающей поверхности. Матвей дернулся от неожиданности и другой, чтобы не спугнуть, шепотом произнёс:  — Я же сказал, это аванс. Ничего страшного, я потом помогу. Я пойду с тобой. И когда парень обречённо закрыл глаза, Валерий понял, что выиграл. Снова медленно опустился на колени. Расстегнул пряжку чужого ремня, а за ней — молнию. Джинсы мешком упали вниз. Всё-таки было ещё холодно — кожа покрылась мурашками. Валик пробежался пальцами по выпуклости на серых боксёрах, резко стянул их за резинку, оставив болтаться на коленях. Матвей сосредоточенно смотрел вниз, узкой полоской сжал губы, выдыхая через раз. Но не сопротивлялся. Валик усмехнулся:  — Если тебе так противно, можешь представить вместо меня какую-нибудь порнозвезду, или певичку, или… Его, — и искушающе усмехнулся. Взял член в руку, провел от головки до мошонки, волнообразными движениями, как бы выкручивая к себе. И неожиданно впился засосом во внутреннюю сторону бедра, там, где кожа была особенно чувствительной и нежной. Матвей вздрогнул, не понимая, отвратительно ему или приятно. Да и вообще — можно заставить себя перетерпеть. В конце концов, в книгах, которые он читает, бывают вещи и похуже. В конце концов, можно действительно представить на месте этого мерзавца… Его. Он всё-таки не смог удержаться от пораженного, едва слышного выдоха, когда обжигающие губы сомкнулись на кончике ещё вялой плоти. Кровь прилила к щекам. Вдохнул через нос и закрыл глаза. Это оказалось более приятно, чем он предполагал. Все, с кем он встречался, все, с кем он занимался сексом — всегда в этом деле корчили из себя невинность. Стеснялись, или были слишком горды. С другой стороны… он никогда не занимался этим с парнями. И даже если так… никто из этих парней не был бы такой… умелой блядью. Он с шипением впустил через зубы воздух:  — Сш-ш-ш, — когда холодные пальцы прошлись по мошонке. Этот контраст — холод и жар. Когда Валик заглотил плоть полностью, впуская до самой глотки, и быстро задвигал: вперёд-назад, Матвей с судорогой сжал бёдра, но не смог удержаться. Ему и не нужно было много. Он кончил прямо в подставленный рот, и Валик привычным движением проглотил вязкую жидкость.  — А ты скорострел, — усмехнулся, оттирая рот. Матвей молчал. Он смотрел на щёку парня, там, где ударил — наверное, не останется даже синяка. Всё с него сходит, как с собаки. Или как с бляди. Пока тот поднимался, он надел боксеры и подтянул вверх джинсы, застёгивая молнию и пряжку. Хотелось вытереться, но нечем. Было в этом что-то… унизительное. Не для Валеры — для него, даже несмотря на вроде бы невыигрышное положение первого. Эта мразь что, любит чужие члены? Любит отсасывать? Матвей не понимал. Как не понимал этого человека вообще. И поэтому — ещё и поэтому — ненавидел. Хотя, к остальным оставался холоден — обычно, никто кроме брата, не мог вывести его на эмоции. Брата и… почему-то Его. Но Он — это другое, это что-то тёплое. Не такое, как… этот. Пока парень замер, Валик поднялся:  — Видишь, не так уж и страшно. Говори уже, что надо. Матвей поднял взгляд. Апатично ответил:  — Мне нужен ствол. Я знаю, где взять. Одному не выйдет. Валик задумчиво пожевал губу:  — Ствол говоришь… Хорошо, но на этот раз ты точно должен мне отсос. Без отговорок. Другой, ничего не ответив, отвернулся. На склад они пошли вместе.