Пособие для начинающих психов

— Защищай меня, мой рыцарь, — торжественным шепотом провозгласил Сонька, когда мы уже приближались ко входу. На недоуменное выражение моих бровей добавил: — Просто представь, что все вокруг Герасимы, и хотят меня утопить. Рыдая, но хотят. Это, конечно же, никак не пояснило зачем ему нужен собственный рыцарь, и причем здесь Герасим. Хотя, мазохисту уже явно похорошело и было всё равно какую чушь молоть, так что я выбросил сказанное из головы. Мы подошли ближе, осматриваясь: наибольшее количество вещей принадлежало реконструкторам и ролевикам — их походные рюкзаки, раскиданные то тут, то там холмиками возвышались над остальными вещами и как-то подсознательно имитировали зачатки хижины Бильбо. Так и представляю, как они иномирным табором тусовались в метро и маршрутках со всякими полунастоящими мечами, молотами, топорами, лунными призмами и картонными, тщательно выкрашенными доспехами защитников всего подряд. На их фоне заметно выделялся типчик, усердно корчивший подлую морду с узкими глазами. Его черное одеяние с широкими рукавами тащилось за ним по траве, пока тот выделывал грозные па, широко размахивая руками. Мелькор, наверное. Одеяние напомнило мне моё любимый черный плащ, коий, к сожалению, в батискаф не уместился. Сонька, пока мы медленно брели, хищно исподтишка оглядывался, предвкушая веселье, а я же нашел взглядом админа, сидящего у костра и жарящего нечто, напоминающее жабу на палочке. Рядом с ним, скрестив ноги, сидел паренёк лет двадцати пяти в рясе и еврейской шапочке и что-то втирал Тапкозавру, на коленях которого восседала догадываюсь кто с шикарной гривой вьющихся каштановых волос. — Воистину, — услышали, проходя мимо, — пути Эйнштейна неисповедимы и будь законы физики устроены несколько иначе, вполне возможно нам бы никогда не довелось узреть явление наподобие ангельской лестницы, что, всенепременно, наводит на мысль… Мда, не думал, что он и в жизни так разговаривает. Тапкозавр вдумчиво кивал, Инквизиция, как я понимаю, фыркала, админ же продолжал коптить жабу и мыслями явно находился далеко отсюда. Так, озираясь, мы набрели на стойку регистрации с внушительной надписью: «Явись, пользователь, и будь зареган!» У стойки, на складной табуретке сидела Мику11, и хотя я видел её фотку до этого — не опознал бы без бейджика, ибо она почти вдвое похудела, плюс свои длинные гладкие волосы эта дикая женщина покрасила в ядовито-розовый, завязав в два хвоста.  — А почему не голубой? — улыбаюсь ей, подходя к стойке, и неожиданно не ощущая этого напрягающего барьера, который возникает при моих попытках заговорить первым. — И где лук-порей?  — Воу, — девчонка разулыбалась и лёгким движением смахнула с плеча хвост. — Нус, розовый сейчас в тренде, а мой замечательный голубой до этого выцвел в болотно-зелёный, так что я чуть не стала Гуми*, вместо Мику. Было бы обидно. Потом, конечно, я всё нормально перекрасила, так что… ой, я совсем заболталась! Вы же новенькие? Как вас звать? Сонька открыл уже рот, но вовремя получил тычок в бок, надулся, но рот закрыл:  — Она Муму, — представил мазохиста. — А я просто с ней.  — О-о-о, — Мику заулыбалась ещё шире и полезла обниматься, чего Сонька не ожидал от слова совсем. Неловко положил ладонь на её спину, вторую прижимая у паху, чтоб не дай Апчхибудьздравий. Мику вообще не обратила на это внимания, затараторив:  — Муму, вот и свиделись вживую — ты такая очаровательная, прям как я представляла! Класс! Кредо, зуб даю, будет в восторге! Вам совершенно точно надо с ним поболтать! Он ещё в первый день пришел — у них там с ролевиками какой-то ивент к днюхе, только он куда-то щас слинял… Куда же… Эта страстная женщина отлепилась от Соньки, обшаривая взглядом толпу, пока жертва её тисканий не отошла от изумления, войдя в образ и нацепив сладкую улыбочку.  — Ой… а ты не разговариваешь? — удивилась Мику секунду спустя, так и не найдя нашего плейбоя. Сонька, актер малого театра, показательно провел соединенными большим и указательными пальцами по полоске рта, сотворил страдальческую морду лица и выразительно указал на меня взглядом. Я, в свою очередь, любезно пояснил:  — Одну её не отпустили, только со мной, но у нас уговор: моё присутствие на её молчание. И каждое её слово — сто рублей.  — Ой, как всё сурово. А чего так? Тут уже актера малого театра изобразил я. Глядя Соньке в глаза, ответил, не покривив душой:  — Язва это создание. Мозг расщепляет за две секунды. Язва, не отпуская моего взгляд, лукаво сощурилась и изогнула нечестивые губы в милейшей улыбке.  — Пхах, ну вы и даёте, ребята, — моя добрая знакомая покачала головой. — Так, мы бы мне тебя наименовать… У нас ещё ничего не началось — всё завтра — четвертого, но, если хотите, я могу бейджики уже сегодня дать. Не потеряйте только. И с вас по двадцать рублей, ерунда, конечно, но хоть что-то организаторам возместим. И ещё… — задумалась, — Кузен у нас в чатике есть, он, конечно, не придет, но нехорошо брать чужие имена, ща мы тебе что-нибудь придумаем, — это уже листая какой-то список в телефоне. Болтала она со скоростью пулеметной очереди и служила бы отличным примером отпугивания иностранцев от зачатков желания изучать мудреный русский язык. Я знал, что Плюшка тоже где-то здесь, и едва прикусил язык, чтобы не спалиться и спросить, где она. Мику быстро расчехлилась, продолжив:  — Так… ничего такого не вижу, с цифрами может… Будешь Кузен404, типа потерянный, окей? Думаю так пойдет — у нас таких кузенов ещё нет. Ты ж не против, нет? — и, не дожидаясь моей реакции: — Регистрация вообще-то не началась, но вы будете выделяться без бейджиков, так что… сделать вам?  — Кузен, — высоким голосом пискнул Сонька, похабно улыбаясь в подмышку, будто уже мысленно замутил инцест во всех позах и теперь примеривается, с какой серии бы начать. Шиза, со своей стороны тоже развела драму в трех актах и теперь отыгрывала последний, где, собственно, участники инцеста трагически травились, не в силах примириться с жестокой судьбой, сотворившей их кровными родственниками. Я устрашающе — внутренними и внешним взором, — вперился в мазохиста:  — Сколько ты там мне уже должна? Тот плямкнул многозначительно и уткнулся в пол, изображая раскаяние, однако впечатление напрочь портила бессовестная улыбка на лукавых тонких губах. Мику, глядя на творящееся безобразие, рассмеялась:  — Так что, делать или нет? Я отказался, мол, мне сейчас ни к чему. Сонька же, намереваясь с самого начала почувствовать себя избранным, часто и мелко застучал по тощей груди: смотри, я хочу, вот сюда, пожалуйста. Мику, аки заправский бюрократ, размашистым почерком вывела фиолетовым фломастером на бумажке «Mumu», вдела её в пластик бейджика и прицепила Соньке на воротник. Пока новые знакомые сердечно прощались, я снова огляделся, на этот раз пытаясь различить призраков — их здесь, как и в Анте, в принципе, обреталось в разы меньше, нежели в моём обиталище. Вот и здесь кружил один, сложно отличимый от остальных ролевиков, линейкой измеряя длину и ширины лже-оружия. Почивший крафтер, что ли? С далека он бы даже показался настоящим, если бы не парил над землёй. Из всех находящихся рядом мне бы больше всего хотелось поболтать с Плюшкой или Тапкозавром, но первая довольно проницательна, да и не знакома особо с Муму; было бы странно, если б я просто подошел и такой, ну привет. А второй уже сидел, окруженный стадом расхитителей его внимания. Кроме того, Тапок тоже очень наблюдательный и… даже не знаю. Наверное, лучше общаться с теми, кто меня как Джокка не знает… В общем, к Тапку мы не пошли — вместо него любопытный Сонька утащил нас в священный круг ролевиков, в данный момент отыгрывающих привал в тёмном, мрачном заколдованном лесу. Реконструкторы в сценке не участвовали, но милостиво созерцали в сторонке. Где-то среди них должна быть и Лена — девушка Лехи, но её бейджика я не различил, а в лицо не узнал.  — Ночь будет тяжела, — вздохнул бородатый мужик в черном плаще на одном плече. Взмахнув тем самым плащом назад, чтобы сесть на лавку в виде полена, он хлопнул себя по разведенным в стороны коленям: — Сестра, а не споёшь ли нам? Твоя песнь исцелит наши души и призовёт спасительных исцеляющих духов к огню! Девушка с огненно-рыжей шевелюрой с накладками эльфийских ушей величаво кивнула, достала из чехла гитару и, обведя других «путников» взглядом полным воодушевления и надежды на светлое будущее для их славного племени, зацепила длинными ногтями струны. Играла она хорошо, да и пела неплохо, правда на другом языке, может даже на Квенья**, что-то типа эпоса. Всё вокруг живо заслушались, и даже Сонька, вцепившись мне в локоть, во все глаза уставился на эльфийскую деву. День стоял солнечный, погожий, но у ролевиков по сценарию давно царили холода, и уже подавала голос снежная буря, о чем поведал тот же бородатый, заставив всех участников ёжиться и кутаться в одежды. Кажется, сюжет игры заключался в поисках некоего ритуального наруча, в коем оказался заключен осколок сильмарилла***, и коий им нужно в позарез найти, правда для чего — до меня не дошло. Мы нескоро покинули эту группу: отчасти потому что Сонька никогда не бывавший на такого рода сборищах, смотрел действо как кино, хоть и не понимая наверняка половины отсылок, и отчасти потому что мне и самому оказалось впервые смотреть на квест вживую, а не через запись. В надежде встретить других знакомых сочатников, я всё же отлепил Соньку от бревна, где мы умостились, увлекая в другую сторону. С большим удовольствием я бы отправился один, но уж слишком мне дорога репутация второго ника. В итоге, обойдя всю локацию, мы наткнулись только на: а) ту же Мику11, что-то сосредоточенно сверяющей с телефоном, б) того же Тапкозавра окруженного всё теми же пылесосами его внимания, в) того же админа, вяло валяющегося на каремате, г) скорее всего Плюшку на кортанах с сигаретой, возле какой-то другой девчонки на кортанах и тоже с сигаретой. Но с Плюшкой это не точно, потому что у неё на аве картинка, а «Pl» которые я успел уцепить с её бейджика вполне могли означать и что-то вроде Плесени. Дело медленно близилось к пяти. Вздохнул, присел на лавку у помоста. На душе парадоксально было одновременно радостно и тоскливо. При этом рациональная часть мозга даже сейчас убежденно доказывала, мол, происходящего может и не быть, а это всё очередной глюк, выверт сознания, издевки шизофрении, компьютерная игра — да что угодно, только не р-реальность. И я склонен был ей верить… и не верить одновремено, ибо взирал я на холмики палаток знакомых и не знакомых людей, и из глубины моей темной душонки поднимался глупый щенячий восторг, который я вообще-то не умею выражать и даже не очень-то умею испытывать. Вот и остаётся сидеть и чесать несуществующую бороду. А тоскливо, потому что мы здесь, а я ни с кем и не поговорил толком, даже с Мику. И не поговорю, ибо здесь я не Джокк, а Кузен404, и это будто стену выстраивает — тот барьер, который всегда существует между своим и посторонним. Я, естессно, знал про это, когда ехал, и не надеялся — не логично даже предполагать… но хакнули моё злополучное рацио бездарным эмоциональным трояном…  — Ужасно хочу тебя поцеловать, — шепотом признался мне Сонька, — Ужасно. Вздохнул ещё раз, длинно и тяжело. В тон ему заурчал мой бедный желудок, ибо последние события воспитывали во мне питание фотосинтезом, в силу отсутствия условий для иной формы поддержания жизнедеятельности.  — Пойдём поедим? — поддержал желудок Сонька. Я только кивнул. Конечно же мы почалили в тот самый бар с вяжущим владельцем. Так-то пораздумав, я не нашёл ни одной причины для вязания одежды на лето, но ему, конечно, виднее. Может, весной шерстяные нитки дешевле, или хозяин состоит в фонде помощи чукчам, где в любое время неплохо бы обрасти дополнительным слоем шерсти. В самой таверне кроме него обнаружился ещё и повар-официант, подавший нам меню. А может, он и есть хозяин, а вяжущий мужик — так, украшение заведения?  — Заказывай мне то же, что и себе, — лениво изъявил Сонька и расползся по столу, подложив под щёку локоть. Под столом он нашёл мою ногу и сжал её двумя своими. Сидя напротив становилось хорошо видно, насколько длинные его светлые ресницы, совсем как у девчонки. Усатый повар-официант с серыми глазами слегка навыкате выжидающе подошел к нашему столу.  — Это похоже на свидание, — меланхолично вздохнул мазохист после нашего заказа, и тут же, портя впечатление, расчётливо добавил: — ты ж за меня заплатишь, да? А то у меня денег нет. Я хмыкнул:  — А где твой индийский друг? Сонька снова вздохнул, как барышня из замка. Подпёр ладонью щёку, но тут же лениво расползся обратно, ткнувшись лбом в столешницу. Из-под гривы волос донеслось:  — Жалко. Он наивняшка такой. В любовь верит, представляешь… с первого взгляда. Я думал такие повымирали давно.  — А ты?  — А что я? — Сонька запустил пальцы в волосы, откидывая назад гриву. Потёр затылок: — Я не не верю в любовь, но в ней не участвую. Нафиг надо.  — Ммм… В его словах не было драмы или чего-то трагического, но при всей ясности смысла понять, что он имел в виду не получалось. Тон — праздный, скучающий, но Сонька не тот персонаж, чьи мотивы выдаёт интонация — скорее, наоборот, она сама служит их сокрытию. Неожиданно что-то блеснуло на краю глаза — дернул невольно голову в ту сторону голову, и посредине таверны во всей красе предстала растянувшаяся от потолка до пола, переливающаяся от оконного света огромная паутина. Это настолько неожиданно, что я замираю на полумысли, пытаясь вспомнить, находилась ли она тут всегда или это какой-нибудь фокус-покус моего подсознания, обречено полагающего, что реальность - одна сплошная ловушка для невинных душ, вроде меня, неспособных даже осознать, насколько жизнь — это улица, фонарь, аптека. По-совиному склоняю голову к плечу и резко вздрагиваю от коснувшейся паха ступни. Взгляд закономерно взлетает на Соньку, он же мило интересуется:  — О чём задумался? Секунды три размышляю, стоит ли говорить и решаю, что всё-таки не стоит. Безмолвно пожимаю плечами. Однако тощий развратник не унимается и принимается елозить ногой по паху с хитрым прищуром наблюдая за выражением моего лица. Показательно закатываю глаза — будто тут возможна какая-либо другая реакция? Мазохист ловит взгляд — ловит будто в клетку, заставляя цепенеть.  — Как я выгляжу? — неожиданно интересуется.  — Хорошо, — снова пожимаю плечами. Недовольно дует губы, как если бы я выдал ему в ответ тираду, что он страшен аки семь смертных грехов и проще было переодеть в Муму уродскую калечь, так она бы выглядела краше и играли пристойнее:  — А я думал сногсшибательно. Нам на стол наконец-то прямо-таки роняют деревянный поднос с горячей пиццей и ставят рядом большой кувшин с узваром на два стакана. От запаха еды у меня даже начинает кружиться голова. Переждав приступ, запихиваюсь первым куском, а потом ещё и ещё. Паутина никуда не исчезает — застывает вне времени, имея несколько бесхозный, выжидающий вид. Без хозяина и жертвы. Может, данное видение на самом деле призрачный арт-объект, призванный выразить, что подобные забегаловки заманивают к себе невинные умы, опутывая их коварной сетью пиццы (сотворённой из нитей теплого тянущегося сыра), заставляя проводить здесь больше времени, чем с женой и детьми. Или это предупреждение, что хозяин маньяк-шибари#, подсыпающий одиноким клиентам снотворное и вяжущий их в подвале в своё удовольствие. Или у него просто фамилия Паучевский, и паутина — это на самом деле креативное призрачное лого от заботливой прабабушки, желающей хоть как-то помочь в продвижении «Барсука» в такой-то глуши. Или… это сама прабабка! Сказал бы «черт его знает», однако, к моему вящему сожалению, не похоже, чтобы вера Апчхибудьздравия содержала в себе концепт ада, и будучи адептом данной религии, негоже отсылаться на создания нелегитимные канонически. К счастью, в моём распоряжении всё ещё оставались фиги, поэтому да фиг его.  — И всё-таки ты на что-то смотришь, — заключил Сонька, поворачивая голову в ту же сторону. — Там тоже обитает какое-нибудь нечто? Под выжидательным взглядом медленно дожевываю.  — Паутина, — коротко отвечаю, надеясь, что это не повлечёт дополнительных вопросов. На недоверчивый хмык заверяю: — Правда.  — Мамой клянёшься? — наспех насмешливо выдал, явно сболтнув впереди думалки и тут же прикусил язык, виновато моргая. Даже ногу убрал, хотя держал её всё время там, пока мы ели — не самая удобная для трапезы позиция, хотелось бы заметить. Вздыхаю, в который раз пожимая плечами — меня в любом случае не задело. Нечему там задеваться, хотя шизофрения и зашипела предостерегающе, потихоньку раскручивая нунчаки. Однако, этому засранцу не помешает иногда чувствовать себя виноватым. Думаем в молчании. В Барсук подтягивается всё больше народу — апогей наступает, когда внутрь вваливается Кредо с толпой в черных мантиях. Кредо сложно не заметить или не узнать — не только из-за тёмного загара, сколько из-за громкости голоса и шума вокруг. Сколько мы знакомы — он всегда собирает людей — и в чате и в реальности. А сколько мы слышали от него историй, как вечером он решил махнуть на речку/озеро/море/океан в заграничье один, и тут вдруг/внезапно/неожиданно ему предложили поехать вместе/встретил нормальных чуваков/на пляже познакомился с компанией, пока играли в волейбол и так далее. Непонятно вообще, как он с таким количеством событий на минуту времени успевал находиться в чате, так как по ощущениям, он тусуется там как минимум столько же времени, сколько и я. Компашка с Кредо уселась за большой стол напротив, и хозяин, закинув недошитые штаны (скорее уж шаровары) на плечо, со спицами в заднем кармане, подошел к ним, отслюнявливая листочек с блокнота записать заказ. Рассеянно наблюдая за компашкой, понял, что на меня смотрит голова оленя со стены — приятным таким, откровенно изучающим взглядом. Вопрос в том, была ли на стене голова оленя с самого начала — как мы зашли? Или это проделки арт-дизайнера паутины, под шумок переквалифицировавшегося в таксидермиста. Реальность в мозгах раздвоилась на мгновение и с липким чмокающим звуком хлопнулась обратно — не как перед приступом, а просто с головой затопила душная мысль: абсолютно всё здесь может оказаться ненастоящим — от хозяина до стула. И действительно, почему бы стулу прям сейчас не встать на дыбы и с задорным иго-го не повести меня аки печь — Иванушку-дурачка на встречу невиданным приключениям в неведомые дали. Меня тут же ухватил за руку Сонька. Такая тёплая рука. Наверное, бред мысли как-то отобразился на моём лице, ибо смотрел он слегка обеспокоенно.  — Попросим счёт? Я мог только кивнуть. Расплатившись, выскочил на улицу — но легче не стало, стало по-другому: в «таверне» царил бледно-желтый деревянный полумрак, и резкая смена обстановки в сторону солнечного света заставила воспринимать окружающую местность в качестве какой-нибудь начальной локации фентезийной игры, типа Зельды — там обычно тоже красиво качается на ветру ярка зелёная трава. Да-да, и мир построен из пикселей, и если я обернусь, то пойму, что сзади ничего нет, потому что там ещё не успел подгрузится кусок локации. Сонька приобнял меня за предплечье через спину:  — Всё норм? Отравился? На что мне оставалось только неопределённо кивнуть — не объяснять же, что у меня тут кризис реальности из-за пристально-всезнающего оленьего взгляда, голову которого я наивно считал частью настоящего интерьера «таверны». Долго не церемонясь, упал задницей на траву рядом со ступеньками — в мозгу всё потихоньку устаканивалось. Ну да, олень смотрел, ну да, раньше призраки не пытались настолько мимикрировать под предметы интерьера — какой призрак вообще захочет стать головой оленя? Или это результат действия кармы на сверхработящего таксидермиста? Шизофрения продолжала лихорадочно складывать рубашечки. И всё же, это не приступ. Шикарно. После третьей аккуратной стопки, смог наконец выдохнуть. Облизал искусанные губы, только догадываясь, как выгляжу со сторону.  — Эээй, не хочешь с ним пообщаться? Судя по твоему взгляду, тот красавчик — твой знакомый, — проницательно заметил Сонька, совсем не по-дамски присев на кортаны и положив кисть мне на внутреннюю сторону бедра. Мотнул головой, не в состоянии представить, как мы подходим друг другу просто так.  — Да ладно тебе, чего терять, — расплылся содомист в широкой улыбке. — Один раз живём. Между прочим, когда ты на меня так смотришь — это прям огонь как возбуждающе, Солнышко. Комментарий относился к моему испепеляющему прищуру. Не хватало ещё, чтобы Сонька под этим своим «один раз» полез к Кредо со своей теперешней ультой оголения левой пятки (ака поза таящегося тигра в стойке розовой животворящей цапли под леденящим водопадом Красной Зори и тэдэ). Однако, разговора с Кредо избежать не удалось: пока мы, за неимением потолка, плевали в небо, он вышел из избушки, заметил нас, цивилизовано обретающихся на траве, и резко образовался. Одним залихватским махом спрыгнул со ступеней и присел рядом с нами на кортаны, пока Сонька почти танцевальным движением из мужицких кортанов сдвинулся в дамский присест на колени и задницей на пятки. Кредо можно было дать лет двадцать-двадцать три, но сколько ему реально — вряд ли вспомню. Кредо был образцом классической мужской красоты с симметрическими чертами лица — хоть линейкой меряй, что вместе с харизмой обеспечивало этому товарищу непреходящую компанию.  — Салют. Я только хотел подойти, как ты уже сбежала. Прям Золушка. Классно увидеть тебя в реале. Из данного монолога, обращенного в основном к Соньке, выводилось два вывода: а) Кредо умудрился различить бейджик с именем «Mumu» на тощей Сонькиной груди. б) «Mumu» умудрилась непостижимым образом Кредо очаровать своим притворно-невинным видом, и он намерился немного подбить к ней клинья. Мазохиста, больше по привычке начавшего строить глазки и медленно принимать соблазнительную позу, я ткнул в бок локтем, одновременно поясняя Кредо:  — Ей нельзя разговаривать, это цена за то, что её пустили со мной сюда.  — Ооо, — его взгляд зашарил по мне, видимо, в поисках бейджика. — Ты тоже?  — Нет, — скривился, ложь скрипела на зубах, — я не в чате.  — Хмм, ясно. Даже если так, Муму, можешь ничего не говорить, я буду, — вызвался этот рыцарь. — Хотите пройтись? Всё моё существо переполошено заверещало в отрицании, но Сонька, пылая энтузиазмом, уже поднялся.  — А как же те, кто с тобой пришел? — предпринял я последнюю попытку. Кредо легкомысленно пожал плечами:  — Не думаю, что они будут против, но чего уж там, надо предупредить. Я сейчас. Как только этот плейбой скрылся в дверях, я схватил Соньку за руку и попытался потащить прочь, но того как к полу прибили.  — Валим! Нифига нам не надо таких проблем! — зашипел на него, применяя все свои хилые силёнки, но куда там. У Соньки в глазах светилось «Хочу» и внезапно прищурившись, он усмехнулся — не как изображаемая им весь день барышня, а по-настоящему — проницательно и цинично:  — Мы сюда, Солнышко, приехали не для того, чтоб ты потакал своим нелепым страхам. Передернувшись, скривился от его правоты, зашипев в ухо:  — Тогда, только попробуй что-то учудить, и близко ко мне ты больше не подойдёшь! Это единственная угроза, которую я мог бы воплотить, ибо фразочки «я тебя изобью» и проч., были бы пусть исполнимы, но бесполезны. И да, избить Соньку я бы смог только по обоюдному желанию. Тот, в ответ на угрозу, лукаво улыбнулся и показательно провел пальцами от одного угла губ к другому, словно застёгивая замок. Вдобавок, вцепился мне в локоть и чмокнул в щёку с видом «Что ты, дорогой, я только твоя» — у меня в голове даже фраза эта произнеслась его искривлённым женским голосом. Оборотень. Кредо выскочил минуты через две, подмигнул нам обоим:  — Пойдёмте обратно, на место сходки. Уверен, вы там были, но я вас познакомлю с другими прикольными ребятками. К моему удивлению, Сонька вел себя как приличная институтка: заглядывал Кредо в глаза, корчил милые рожи, когда не знал точного ответа на вопрос, создавал завесу тайны неопределёнными жестами или многозначительными выражениями, сложночитаемыми вздохами и прочим. Кредо перезнакомил нас лично почти с каждым присутствующим, даже с Плюхой, которая, как оказалось, сидела за холмиком палатки с какими-то сложными расчётами, выглядела настолько озабоченной, что мы только поздоровались. Было одновременно и забавно и хреново, впрочем, больше — последнее, потому что мне полагалось вести себя как посторонний. Для них я и был посторонним. О чем я вообще думал, когда ехал сюда в этом маскараде? Из-за этого всё происходящее в какой-то момент показалось за толстым стеклом, едва пропускающим чувства и звуки. Как в телевизоре, в игре «Симс», и даже Сонька ощущался тут своим больше, чем я. Не надо было врать, не надо было ехать как левый. Скорее — не надо было вообще ехать… Если бы я был тем, за кого выдавал себя в чате — как бы легко было приехать сюда — собой. Тогда это я бы был тем, кого пытается развеселить Кредо, и кому так тепло, будто мы всю жизнь знакомы, улыбается Тапок. Сонька заметил мой похоронный настрой и закусил нижнюю губу. Улыбнулся ему, чтобы хоть не портить веселье, он ведь тоже постарался, чтобы приехать, и старался ради меня, но, по-моему, улыбка вышла мрачновато-жалкой. Вместо ответа он хмыкнул и позже, в каком-то моменте театрально приложил внешнюю сторону ладони ко лбу, аля, щас грохнусь в обморок.  — Устала? — огорчённо вопросил Тапок. Мы уже как полчаса сидели в их с Инквизиции и Пастора компании, вместе с Кредо и, конечно же, десятком других мимокрокодилов. Начинало смеркаться и народ засобирался домой или разжигать костры. Сонька, скорчив прискорбную мину, кивнул.  — Тогда я провожу вас до маршрутки, — вызвался Кредо. Шли в молчании, пока в моём мозгу вяло крутилась теория, что возможно, смеркаться — это от сморкаться, что замечательно бы объяснило влияние Апчхибудьздравия на природные явления, и ещё больше доказало его величие, как божества этого мира. Напоследок пообещал Кредо прийти вдвоём завтра. В маршрутке мазохист, облизав губы с уже стершейся помадой, задумчиво заметил:  — А это забавно, — на мой недоуменный взгляд пояснил: — Не разговаривать. Офигенно обостряет ощущения. Довольно зацокал языком, не обращая внимания на моё крайне скептический взгляд. Потом резко повернулся ко мне на соседнем сидении, с поднятыми на уровень груди ладонями. Потребовал:  — Ладушки. И до конца пути мы, как дурные, в них играли. ________ *Gumi Megpoid (Ж) — Официальный вокалоид. Девушка с зелёными волосами, ориентированная петь японские песни. Очень любит морковь. http://i7.beon.ru/80/64/2596480/78/102164678/MegpoidGumi.jpeg А вот это Мику: https://mikupa.ru/system/files/pictures/for_Admin/07%20-Hatsune%20%20Miku.png **Кве́нья — искусственный язык, разработанный Толкином. Один из эльфийских языков. ***Сильмариллы — драгоценные камни, величайшее и драгоценнейшее творение эльфов, запечатлевшие свет Двух Древ. Главным назначением Сильмарилей, было сохранение света Древ Валинора от осквернения или исчезновения. Свет во вселенной Толкиена являлся ключевой силой существования. #Шибари — японское искусство ограничения подвижности тела человека при помощи верёвок, которое определено техническими и эстетическими принципами.