Пособие для начинающих психов

Я сморщил нос, стирая ребром ладони остатки персиковой помады со щеки, и благодарно отхлебнул глоток из проходящей по кругу чьей-то бутылки воды, когда завибрировал телефон. Время близилось к десяти вечера, и звонил, конечно же, отче. Пришлось подняться и отойти подальше, прежде чем принять вызов.  — Привет. А ты где? — мутно поинтересовались на той стороне. Я вздохнул:  — Ты опять напился? Пауза.  — Данет. Да-да.  — Это ты где? — перевёл тему.  — У друзей.  — Ясно. Там и оставайся. Я заеду за тобой утром, только адрес скинь, хорошо? Снова пауза. Насколько понимаю, попытка собрать в кучу расплывающийся мозг. Шум на фоне — какие-то разговоры и смех — зазеркалье событий за спиной у меня.  — Хрошо.  — Я утром ещё позвоню, — пообещал, отключаясь, пока отче не надумал вернуться к тому, зачем звонил. Шизофрения, продолжая тихонько безобидно пироманить, поставила мне огненные десять из десяти в способности уходить от ответа. Засовывая телефон в карман, передёрнулся — вечер выдался прохладным, и даже в легком отдалении от костра легко можно озябнуть. Когда подошел обратно, рядом стоял на коленях Кредо с двумя кривыми палками с уже обожжёнными и даже чуть тлеющими концами — явился, странник, за удивительно нетронутой пачкой зефира. Громко вскрыл её и проткнул одну нежную прямоугольную зефирину, похожую на мочалообразное облако, приближая кончик к огню. Вместе с собой он привёл ещё народу, сейчас скучившихся вокруг новопришедшей девчонки в коричневом байковом пончо с игрушечными медведями. Петь уже прекратили, только Тунеядец расслабленно перебирал струны. Девчонка в пончо с ником мне неведомым, ибо люд массово облепил её со всех сторон, предложила:  — Давайте тогда поиграем — первый спрашивает про следующего, трясёт шар и читает предсказание про него. Народ согласился, чинно рассаживаясь по котомкам, коврикам и карематам. Наконец стало можно нормально разглядеть саму девчонку — курносую, с пухлыми щеками и бейджиком «Импала», с припиской ниже едва различимым почерком «попрошу, африканская антилопа, а не две опечатки». В руках она держала гладкий черный шар с восьмёркой в центре белого круга.  — Ммм, шар предсказаний, — оживился Сонька. Хорошо хоть вякнул тихо — я сразу дал ему щелбан. Негодяй прыснул и скорчил рожу «бей меня больше». Чувствую себя в последнее время садистом и применителем насилия в жизни повседневной. А шар действительно — для предсказаний. Импала тряхнула его раз для демнстрации своих выдающихся умений пророка, и на вопрос «Почищу ли я завтра зубы?» шар гордо выдал «Даже не думай!».  — Кароч, задавайте двухответные вопросы, или как там они называются, типа — да-нет, — суммировала благодарным слушателем, передавая шар тощему парню справа. — Э-э-э, — заглянула в его бейджик, — Макскиллер, проснёшься ли ты завтра с незнакомкой? Тот, прыснув, тряхнул шар. Прочитал:  — Хорошие перспективы. Члены его белого клана присвистнули, перемигиваясь, мол, знаем мы эту незнакомку по имени правая рука, на что крайний из них получил подзатыльник и шар вместо возражений. Сонька, покрывшись мурашками, придвинулся ближе, и хотя меня тоже приморозило со спины и левого бока — там где не жарило костром — уходить не хотелось. Охочих до предсказаний набралась целая толпа, а вопросы сыпались один коварнее другого, такие, что все заливались хохотом над ответами. Когда очередь дошла до Хельги, она, отложив гитару в сторону, пафосно вопросила:  — Светит ли Тирибиниэлю изучить славный синдарин*?  — Лучше не рассчитывать, — кисло прочитал тот, и популяция черных капюшонов зафыркала.  — Четвертый год его мучает, бедолага, — поделился с нами шепотом Кредо, подкидывая в костёр дрова. — Нечего там мучать, конечно… Постепенно очередь дошла и до нас, подкрадываясь по рукам с левой стороны. Фрик с инуяшевыми космами вопросил у шара, согласилась бы оная особь встречаться с молодцем-плагиатором-Инуяши, и за Соньку я прочитал: «По моим данным — нет», хотя по данным Соньки — подкат засчитан. Портится у него и без того несуществующий вкус в нашем дурном обществе. Кредо рассмеялся, обещал попробовать повторить вопрос, но с собой в главной роли. Мазохист таинственно улыбнулся, всем видом обещая рассмотреть оба предложения вне зависимости от ответа магического шара. После игрушка попала в мои руки, и я немного растеряно поглядел по сторонам: предсказания так после пятнадцатого, на играющих, кроме самих избранников шара, в конкретный момент обращали мало внимания, однако Сонька всё равно законспирировался и натайпил сообщение на телефоне:  — «Грозит ли Кузену404 что-то в этом…» — я прокашлялся, закончив фразу, — «году?» Пальцы вмиг повлажнели, будто в руках находился не шар, а детонатор, и, быстро глянув по сторонам в нерациональном припадке паранойи, уставился на Соньку. Тот смотрел спокойно и выжидательно, будто задал вопрос праздности ради. Может, так и было — кто поверит в пророческие силы выдающей рандомные ответы детской игрушки? К тому же я и без неё знаю — грозит. С молниями и летним ливнем. Беззаботность улетучилась, и происходящее вмиг отодвинулось, приобрело тридэшный гротеск с красно-синим подсвеченным изумрудным фоном. И я сидел в этом огромном невзаправдашнем темном кинотеатре как посторонний, как играющий в плейстейшен на большом мониторе, в замедленном темпе отыгрывая собственную жизнь. На экране рекламой предстала девчонка-призрак — с дома дяди Саш — тоже с шаром, и я рефлекторно нажал кнопку на джостике — поймать. И сразу дошло, что к чему. Ещё миг — и всё вернулось на круги своя. Отмороженно, непослушными руками тряханул шар три раза вместо одного, и тот с запинкой выдал тормознуто выплывающее из чернильного марева: «Опасайся Единорога». Я снова нервно заоглядывался по сторонам — на нас по-прежнему не обращали внимания, только Сонька заглянул посмотреть ответ. Нахмурился. Странно, я же говорил ему про Единорога, да? Или… хмм, я же не говорил никому про своё «приключение» в и-реальности. Кажется, столько времени прошло — и там, и после: года. Другое измерение с другим потоком времени. С другого бока Кредо, дожарив очередную зефирину до чуть подгоревшей золотисто-коричневой корки, сунул морду лица наперерез, посмотреть, чего я там так онемел.  — Эм, оо, это же какой-то нестандартный ответ, типа, супермегалегендарный. Эта штука только на да-нет-неверно же рассчитана, не? До меня дошло, что и он, и Сонька видят то же — и тут буковки перестали казаться нависающей угрозой призрачного апокалипсиса, так что вполне адекватным голосом я зачитал ответ, и слова — выговоренные, начали и вовсе казаться нелепостью скорее, нежели угрозой. Опасайся… Почему не: бойся? Типа, боятся можно того, что внушает страх — бедствия, а опасаться надо даже того, что не выглядит страшным? Типа, будь внимателен, салага. Или как это вообще понимать? Игра продолжилась. Пока я вис в прострации, ощущая дым предсказания на кончиках пальцев, Фунтик поднялся:  — Ребятки, кто здесь не ночует — последняя маршрутка идёт минут через пятнадцать, имейте ввиду. Фан прервался, и «не ночующие» резко зачесали бороды. Я — без бороды — вместе с ними. Можно, конечно, подождать утра, но если отче явится-таки в отель, а меня там нет… А на такси из такого царства у меня налички не водилось. Так что мы с Сонькой быстро попрощались, наобнимались с кучей людей, ников которых я даже не успел прочитать, ибо на том месте вмиг образовался обнимательный флешмоб-куча-мала, в которой в уголке разревелась Плюшка, до этого всё время сидевшая в компании у другого костра. Мику кинулась её обнимать-утешать, но, видать, заразилась, и они начали реветь на пару, попутно клянясь в вечной дружбе, любви и вообще в чём попало сквозь эпичные рыдания. Разорвав зрительный контакт между Кредо и улыбающимся одними губами Сонькой — не по́шло, а скорее задорно-хитро, потащил своего верного спутника к остановке. И — вовремя, ибо все желающие в маршрутку не вместились бы даже с тремя прицепами и маленькой мотоциклетной коляской. Т-тайминг. Отбывающие скорбно махали платочками несчастливым собратьям, больше половины из которых, судя по разговорам, просто решили остаться до утра. Я же, прижатый сзади к стеклу в углу, мог только дышать. Вспомнил, что у меня вроде как лёгкая форма социофобии. Или тяжелая. Жутко не хватало моего косплеящего смерть уютного плаща. Дедок за рулём тронулся, и маршрутка, кряхтя, отчалила во тьму с редкими чахлыми фонарями, как прабабушка Поттеровского Ночного Рыцаря. Пока ехали, я по удачному стечению обстоятельств прижатый к стеклу мордой лица, а не затылком, глядел на отдаляющееся «место происшествия» со сложным ощущением близости и отдалённости — будто действительно отбывал с оздоровительного пансионата для туберкулёзников. Причём туберкулёза того времени, когда его ещё не лечили, а только красиво описывали всякие Манны и Ремарки. Эти люди (даже несмотря на то, что в данный момент из-за них у меня плавно развивается клаустрофобия) особенные… Для меня в смысле. Наверное поэтому среди них чувствуешь себя на своём месте. Предсказание, правда, добавило ложку дёгтя, испортило удовольствие, или лучше сказать — вернуло к реальности… к какой из которых? Что если их больше? Не так — их действительно больше, и в этой многоступенчатости, в свете всех обстоятельств — моя ложь в чате кажется такой… мелочной… Удивительно, как из катастрофы и масштабного бедствия она в эту секунду резко растеряла весомость, затерявшись в масштабе остальных проблем. Будто я раньше смотрел на высокий дом снизу, а теперь наблюдаю его с высоты выросших вокруг небоскрёбов. Мелькнула шальная мысль — а не признаться ли? Завтра встать и рассказать, мол, вот он я, Антон Батькович, Джокк собственной персоной. Да, личность из меня так себе, мерзенько, зато есть навык фотошопа восьмидесятого левела. Можно гордиться. Мелькнула — и пропала: от воображаемых последствий начали трястись поджилки и даже дурнота… или это от качки и трясучки. В любом случае — нет, во мне нет ничего примечательного, ничего выдающегося, чтобы перекрыть эту дрянную ложь. Во мне нет ничего… И вообще, что я зря заключал контракт? Там, глядишь, приеду со сходки, и Алиса состряпает мне теневого клона-молодца из ларца, коий будет и отличником, и сердцеедом, и бедбоем, и что я там ещё наплёл. Сонька, которому уступили сидение в заднем ряду, вздыхал в окно, аки меланхоличная девица — мне, в отсутствии возможности по-совиному повернуть голову на сто восемьдесят, удалось ухватить его только краем глаза. Когда нас потоком вынесло из маршрутки на ближайшей остановке возле метро, он сел на ближайшую лавочку и закурил, широко расставив ноги и уставившись в выключенную лопату смартфона в ладони. Выпустил длинную струю дыма, по-пацански зажал сигарету указательным и большим пальцами. Предложил мне, хмыкнув под скептическим взглядом.  — Зря, они ванильные, — выдал. Что бы это ни значило, ибо ваниль и сигареты в моём мозгу не синхронизировались, хоть шизофрений и пыталась химичить.  — Заебался, — вздохнул мазохист, отбросив дамские повадки и явив многоликого себя во всей красе, от чего мне почему-то стало легче и свободнее рядом с ним — пускай прежде эта скрытая напряжённость и не ощущалась. Просто некоторые состояния до мозга доходят только после того, как они прошли. Так и здесь — будто до этого грудь и талию стягивал тугой корсет, и шнурки вот только что благополучно насовсем развязали.  — Холодно, — вяло пожаловалась причина моего недавнего неудобства, снова затягиваясь. И вправду — похолодало к ночи… или это от разницы температур после забитой маршрутки… во всяком случае, немногочисленные прохожие, оставшиеся на улице после того, как рассосалась шумная чатская толпа, щеголяли в плотных куртках, а некоторые даже в тонких шапках. Полуобнаженкой щеголял только мускулистый пацан-призрак, выныривающий и снова ныряющий в асфальт, аки радостная касатка. Или касатик…  — Сам виноват, — хмыкнул Соньке в ответ.  — Красота требует жертв, — дрожа, парировал тот противным голосом барышни из рекламы шампуня. — А ты, между прочим, согласился меня, слабую и беззащитную Муму, защищать как славный рыцарь, Солнышко. О да, слабую и беззащитную. Кто б меня защитил? Однако, оставалось только взять его за тонкое запястье и потащить в теплое метро.  — Но ночь только начинается, — заныл искатель приключений на задницу, впрочем, совершенно не упираясь. Мне тоже не особо хотелось спать, но и оставаться на улице глупо. К тому же, дурацкое предсказание прочно засело в голове, и даже заметно подсвечивалось среди прочей прилипшей к мозгу мешанины, время от времени тригерившей странные, спутанные, почти бессознательные мысли о пользе алтарей в пошаговом разведении муравьедов, возможности изменения человеческого ДНК на расстоянии посредством начертания «666» на его лоб, или разнице влияния двух- и трёхокончатых трейлеров на развитие кинематографии жанра хоррор, через погружение находящихся внутри актеров в менее и более плотную степень полумрака. Где-то за сиянием пророчества тускло поблёскивало число Пи и координаты расположения Бермудского треугольника, но смысл обоих оставался скрытым моему бренному разуму. Или… может это покинутый мною Макаронный бог сигнализирует, что моя вера в Апчхибудьздравия бессмысленна, и мир на самом деле состоит из количества тефтель отображённых в цифре Пи умноженной на Бермудские координаты? Если так, то данная истина имеет высший, божественный смысл, и мне надлежит раскаяться и вернуться в лоно изначальной правдивой веры, чьим адептом ваш покорный слуга являлся испокон веков. Пока я неподвижно сидел в метро, молча переживая сакральный опыт смены вероисповедания (наверняка, лучи тёмной энергии истинной веры исходили от меня ореолом просвещающего мирян сияния), Сонька успел заскучать и клевал носом. Пришлось разбудить его, чтобы перейти на другую ветку, и вторую половину пути он дремал на моем плече. А возле отеля нас ждал сюрприз: махараджа на кроваво-красной ламборгини покрасневшими глазами пялился в ярко светящийся экран телефона. Завидев его, Сонька перестал кунять и кисло поморщился. Махараджа тут же выцепил нас взглядом — лицо его исказилось в сложной эмоции, понять которую мне просто не дано. Что-то вроде эм… ревности? Только — куда больше… Физиогномик из меня никудышный, а жаль, ибо о выражении этого лица можно было составить диссертацию. Сонька отцепившись от моего локтя, пошел к выскочившему из машины махарадже на встречу — не по-дамски элегантно, чем баловался на сходке, а просто — пошел. В свете фонарей, пробивающихся сквозь безлунную, забитую тучами ночь, слышать их тихий разговор с непривычно серьёзным Сонькой и мрачно-несчастным махараджей показалось мне подслушиванием, подглядыванием через замочную скважину чью-то интимную сцену. Поэтому, чувствуя себя лишним, я поспешил зайти в отель. Пожилая женщина за стойкой регистрации кинула на меня беглый безразличный взгляд и уткнулась обратно в игру на планшете «собери три». Свет не горел нигде, кроме как лампы на столе ресепшена, и, поднимаясь по ступенькам вместо лифта, при свете телефонного фонарика я сам себе напомнил призрака. Кентерберийское привидение. Интересно, обращусь ли я в призрака после радостного высасывания Номеров из меня жизненной энергии, или что они там ещё собирались высосать? Куда вообще в таком случае денется мой дух? Выпав на внутреннюю сторону мысли, я пропустил ступеньку, споткнулся и въехал носом в покрытую дорожкой бетонную лестницу, едва не выпустив с рук телефон. Со старческим вздохом поднялся, сел на ступеньку, ощупывая нос и подбородок. Нос вроде цел, а подбородок кровит. Вздохнул снова. Нужно ли с этим бороться? Читать изотерическую литературу, экзорцистские свитки, проситься в послушники буддийского храма? Это ведь всё… серьёзно, наверное. Или же это действительно только в моей голове, не могут же люди реально перемещаться в параллельновселенческие комнаты посредством смывания себя в нерабочие унитазы. А зрение… галлюцинации и результат долгого сидения перед ноутом — если бы призраки его забрали, ничего нельзя было бы восстановить никакими очками, а тут, близорукость — это отклонение, а не отсутствие. Или — по-другому — это всё реально? Если да — то реально для какой реальности? Забавно будет, если после «высасывания» из меня Номерами всего живого, я открою глаза и пойму, что уже долгое время — может, со времени аварии, лежу в психушке, иногда буйствуя, вещая о призраках и балуясь битьём стекол и разрезания осколками запястий. Потому — и режу. Они, между прочим, до сих пор полностью не зажили с моего последнего блестящего выступления. …или — ещё лучше — я всё ещё в коме, которая длиться не месяц, а года, и всё вот это — моё хитрое подсознание, погрузившее организм в сон. Кряхтя, поднимаюсь и бреду в свой номер. Надеюсь, отче взял с собой аптечку. И действительно, в ванне промываю сбитый подбородок сначала водой, потом перекисью и залепляю рану пластырем. Она неприятно жжется, но я даже немного рад — внешняя боль легко отвлекает меня от внутренних заморочек. Окно номера выходило прям на улицу, где происходил тяжелый разговор Соньки. Фонарь, у которого он стоял, освещал сверху-вниз серьёзное, непривычно мрачное лицо. Я завис на секунду и отвернулся. Смахнул отцовские батончики с кровати, оставляя себе один, скинул очки на батискаф и упал лицом в холодную постель. Надо будет объясниться с Лёхой. Он наверняка сложил два и два: по датам и моему отсутствию — и в чате, и по «сломанному» телефону. Даже немного страшно менять симку — там наверняка груда сообщений и пропущенных вызовов. Придется ему рассказать — выбрать бы только что. И… как бы хотелось рассказать ему всё — абсолютно. Чтобы — душу наизнанку… Однако здравомыслящие люди вроде него имеют весьма предсказуемую реакцию. Слишком… предсказуемую. Блин, скучаю по компу. Немного. И по шкафу — сильнее. Неожиданно над головой раздалось хлопанье крыльев, и на спинку кровати что-то цепко приземлилось. Уже зная — что, приподнялся на локте. — Здравствуй, моё большое воображение, — вежливо поздоровался, надевая нашаренные на батискафе очки. — Сам такое, — обиженно отозвалось создание, нахохливаясь. Знакомая ворона на этот раз придерживаться театральных пауз предусмотрительно не стала, справедливо опасаясь разнообразных вторженцев:  — Я амбассадор! Хожу тут, ищу, предупредить хочу, но чер-ртовы людишки, — прикаркивая, создание важно прошлось туда-сюда по спинке кровати. Замерло на минуту, будто перезагружая скрипт, так что, чуя неладное, поторопил его, сменяя опорный локоть:  — И-и-и? Ворона метнула на меня высокомерный взгляд, мол, не торопи меня, смертный, и достала из-под хвоста скрученный в трубочку пожелтевший от времени свиток.  — Я хотел сказать… — вчиталось и нашло нужный пункт — сказать, — оторвалось, чтоб уставиться мне прямо в глаза, — чтоб ты опасался единорога. И этот туда же. Так, пришло время уточнений.  — Какого конкретно? Какого-нибудь плюшевого единорога? Урагана «Единорог»? Наводнения? Нужно избегать вещей с его изображением? Он придёт к мне во сне?  — Хватит ерничать! — рявкнуло создание, прерывая словесный понос. — Ты и сам знаешь какого! Я сказал тебе, а ты сам решай, опасаться или нет! Я тут прилетел специально, а он ерничает! Молодёжь пошла — хамло неблагодарное! От такого напора я опешил и сел на постели в растерянности. Ворона что — брат-близнец гопника-разработчика? Заботливый доппельгангер? …но почему я должен знать? Я только-только собрался задать наводящий вопрос, однако ворон уже начал красиво растворятся в воздухе, заткнув меня напоследок:  — Да вот ещё, девчонка твоя — Алиса, там скоро покинет… сотрётся. Вернее — её сотрут, без выполненной цели, что не является очень хорошо — она уже за кулисами. Так что я б на твоём месте, я б ей помог — и завтра. Завтра для неё — заключительный акт. И исчез. Приехали. А как всё хорошо начиналось. ____ *Си́ндарин— один из вымышленных эльфийских языков, разработанных Дж. Р. Р. Толкином.