Пособие для начинающих психов

Когда Лёха возвращается с лицом, скривившимся от досады, ничего не спрашиваю. Включаю Марио на две персоны и подаю ему второй джойстик. Впрочем, он сам говорит, злостно тыкая по кнопкам:  — Мать рыдала, говорила маленький я пока, чтобы валить за тридевять земель. Вздыхаю. Все они так думают. Не отрывает взгляда от экрана и поджимает губы — у него очень честная, выразительная мимика, читаешь его открытой книгой, и мне в энный раз подумалось — он даже не пытается скрыть свои чувства. Будто он — инь. Говорит:  — Сорян, настроение пропало играть. Мы молчим, жду, когда он продолжит. Сам воздух опускается незавершенной интонацией. Кидает взгляд, и в карих глазах упрямство — не в мою сторону, а далеко:  — Я знал, что так и будет, но всё равно паршиво.  — А батя знал?  — Не. Тогда, в смысле. Он то отговаривал, а я уже пообещал себе, что приеду. Собираюсь со словами, и не найдя ничего лучше, предлагаю:  — Можем фильмец посмотреть. Кивает. На флешке остался Город Грехов и Хеллбой. Мы оба их уже смотрели, но садимся пересматривать снова. Заснул я на софе, когда Лис проплыла сквозь Лёху вперёд и, закусив ноготь большого пальца, зависла прямо перед экраном. Соваться или окликать её не хотелось, поэтому сидел я, притворяясь, мол, «смотрю», с закрытыми глазами воссоздавая картинку по звуку и прошлым пяти просмотрам. С экраном под занавесками век, унёсся я в фантастические Морфейные дали, психоделически убившие несчастного адского мальчика. Часа в два меня разбудила тихая рука на лодыжке. Привычный к неуместному лапанью Лис, я даже не вздрогнул. Сверху, судя по фигуре, навис Матвей. Заметив моё пробуждение, он хапнул меня за предплечье и потянул вверх за собой. Вспомнив о пистолете и ноже, подумал, а вдруг он и правда прирезал Веника? Он — а не полковник. И ведёт меня сейчас на деликатную процедуру расчленения и изъятия жизненно важного фиброзно-мышечного органа в качестве заключительно элемента коллекции. Но его рука отдавала человеческим теплом, мягким, несмотря на зловещую ауру, и убаюкивала, словно музыка в маминой шкатулке с танцовщицей. Она всегда любила такие нелепые банальные вещи. Мы пришли в мою комнату, и Матвей утащил меня вниз за собой, укладываясь рядом на спину оловянным солдатиком. Пришлось лечь на бок, аки охранный талисман от демонов. Скорее всего, его собственных.  — Зачем разбудил? — ворчу, усилием призывая шизофрению в костюме гипнотизёра накинуть обратно развеянную вуаль сна. Он не отвечает. Почти не дышит. Думаю, хочу ли сделать… что-нибудь? Сам. И сразу после этого подмыслью — если хочу, то наверное он мне нравится. Ясно и просто. По-другому и быть не может, но оно приходит озарением, потому что — в первый раз. Значит вот что это. Поэтому я согласился оставить его пожить. Поэтому захотел спровоцировать его. Поэтому он привлекает меня — странный, искорёженный, действительно ненормальный, искалеченный человек. Никогда раньше такого не случалось — ни с Сонькой, ни с той девчонкой из клуба, Лёха — вообще другая категория, а здесь… Он нравится мне… в том самом смысле. Должен ли я что-нибудь сейчас сделать? Смогу ли я что-нибудь сделать, зная — Лёха спит под боком. От силы осознания, сжимаю ткань футболки на груди, точно истина пряталась прямо там. Черный куб, внезапно ставший прозрачным. Пылившийся на полке самолётик оригами, наконец развернутый, а там — записка. Пару стандартных слов. Перевариваю. Катаю на языке туда и обратно — нравится. Раньше это слово не несло для меня никакой смысловой нагрузки. Хорошо или плохо? Будто можно отправить его в некую категорию. Долго не могу уснуть и в итоге тыкаю Матвея кулаком в грудь: — Зачем тебе такой пресс? — задаю нелепый вопрос, лишь бы что-то спросить. Он то ли не спал, то ли быстро проснулся. Касался едва меня согнутой правой рукой, левую убрав подальше, будто чтобы не сделать чего лишнего. Отвечает на удивление внятно: — Я читал, как один мужчина остановил прессом пулю, чтобы она не попала во внутренние органы. Логично. Но не факт, что реалистично. Впрочем, сомневаюсь, что Матвей внимет моим доводам. Мы лежим в миллиметре друг от друга, и пока я касаюсь его сам, и в то же время он не касается меня — ситуация выглядит странно. Выглядит моим выбором. И это… подначивает меня сделать больше. Время… наверняка, такие мысли возникают из-за времени суток. Кожа под кулаком тёплая, убираю, потому что это тоже наводит на мысли. Всякие. Я никогда не являлся образцом скромности, и в силу наличия Интернета знал о всяком, но не считал себя объектом таких действий. Теперь же… лучше не думать. Мы лежим близко, и это само по себе уже некий интимный акт. Едва я убираю руку — Матвей кладёт свою мне на талию обнимающим жестом. Он тоже не спит, хоть и старается показать обратное. …нет нельзя. И лучше бы ему не знать сейчас, к каким выводам я сегодня пришел. Силой отмахнув мысль, отворачиваюсь и, наконец, засыпаю. Утром Лёха воет не хуже будильника, отвратительно бодрый и готовый к приключениям. На его плече освоившийся Зелёный старательно имитировал зарядку. Матвей с комнаты сдрыснул чуть раньше, даже постель не успела остыть. Лёха, шарясь в телефоне, тактично подождал, пока я раздуплюсь, и облагодетельствовал уведомлением о доведённом до готовности кофе. Пока я разбирался и синхронизировал конечности, друг приглушил голос:  — Митя всегда такой? Пытаясь прочесть смысл по озадаченному лицу, в итоге не понял и переспросил:  — В смысле? Несколько секунд он затрудняется ответить и держит ручку двери, не поворачивая. Наконец, тщательно подбирает:  — Ммм… обособленный? Фыркаю:  — Не знаю. Я ж с ним не дофига давно знаком. Лёха чешет шею, открывая дверь. Говорит не в мою сторону:  — Забавно, — и поворачиваясь. — Я на кухню. Угум. А мне предстоят оросительные процедуры. После, разогнав несуществующих водных пауков полотенцем, натянул хитро подменённые Лис шмотки и вышел в коридор, нарядный аки байкер в день мотоциклиста. На кухне перед полувыпитой чашкой кофе сидел Лёха, уже без Зелёного, что-то увлечённо читая, а рядом, как привязанный сидел Матвей, хмуро пялясь на свою чашку, точно Лёха его откуда-то выщемил и приклеил к стулу.  — А жрать тут дают? — задал насущный вопрос друг, подняв морду лица с экрана. Вздыхаю — лень готовить:  — Что приготовишь — твоё.  — Понятно, — притворно-обвиняюще заявляет: — Вот такой из тебя хозяин! Даже крошкой хлеба не угостишь!  — Тебе чё, крошки с пакетика собрать? — имитирую гопарский тон. Получается так себе из-за зевка.  — Ну, к крошкам можно ещё бутербродик. А лучше два. Пытаюсь сдержать дурацкую лыбу, чтобы продолжить не менее дурацкие пререкания, но губы расползаются, заставляют сдаться светлому чувству. Слепому солнцу, попавшему в лицо.  — Окей, но на сосисоны не рассчитывай. Взгляд проскальзывает по зависшему в прострации Матвею, и чуть тупя, жарю нам двоим гренки. Когда зависаю над законченной работой, пассивно, где-то на краешке, мелькает хвост мысли — тут давно кроме отче никто не жил, а теперь сам дом кажется новым, и такая новизна не ранит, не кажется опасной (несмотря на ментов), может, из-за того, что я заранее ни на что не рассчитываю. И потом, я люблю одиночество… да? Мысль темнеет, обретая красноватый оттенок, и под тревожное помахивание флажков шизофрении прячу её обратно в шкаф. Открываю дверцу холодильника в поиске арахисового масла, а там неожиданно сидит Зелёный, при виде меня скорчивший оскорблённую рожу, точно я без спросу вторгся в его жилище. У него чё, бунт подросткового возраста: сначала любил, за руку хватал, таскал цветы, а теперь вырос, своя комната, ТВ-зависимость, алкоголь, наркотики и неправильные друзья? Насколько младенцы, играющие в покер, могут считаться неправильными друзьями? Впрочем, покер же азартная игра. Надеюсь, он не начнёт втихомолку подначивать Лис воровать и продавать мои вещи, дабы оплатить карточные долги. Возвращаюсь с тарелкой хлеба, пастой и столовыми ножами для самообслуживания. Раздаю приборы. Матвей тупит над своим, наверное, в размышлении о невозможности протыкания обидчиков таким куском металла. Является ли существование таких ножей оскорблением для найферов? Лёха, тем временем, не глядя засовывает в рот кусок хлеба, даже без пасты, и тут его озаряет:  — Черт, опять забыл про ивент. И вообще, хотел тебе всякие паркурные штучки показать. Но давай хоть к нашим ребяткам сначала зайдём. Похвастаюсь им, типа я уже тут, и ты существуешь, а не какой-нибудь придуманный. «Существуешь» впивается мне в кожу металлически острой перчаткой, и некоторое время — буквально полторы секунды, забирает далеко отсюда. Я по-прежнему думаю про это, поднимаясь — перекручиваю предположение так да эдак, потому что… Первый раз кто-то сказал мне, что я есть? Будто собственного убеждения недостаточно. Будто он тоже допускал мою придуманность, в то самое время, когда я воображал будто он ненастоящий. Столкновение мыслей походило на два островка в воздухе — феодальных государства, осторожно пришвартовывающихся друг к другу, чтобы амбассадоры обеих сторон сошлись в неуверенном рукопожатии. И я уже делаю шаг — возвращаясь, когда на меня нисходит — на компе же не только логин детали Джокка сохранены, но и Муму. Стоит Лёхе заметить, стопроцентно будет эпик фейл.  — Не, — взмахиваю рукой, — давай не сейчас. Взгляд Лёхи становится смешливо-подозрительным:  — Ты по любому от меня что-то прячешь. У тебя там чё, голые фотки грудастых девиц? Я же пошерил с тобой своими, так что как бы жду ответной услуги. Пошли. Друг цапнул меня за руку, но я упёрся колодой.  — Ничё я там не прячу, просто щас вообще не время! Ты паркур обещал.  — Никакого паркура, пока не покажешь, чё у тебя там такого скрытного! — выставил ультиматум и дёрнул за руку сильнее. Лететь бы мне вперёд, если бы не влетевший пулей Матвей, закрывший обзор на Лёху и сильно сжавший его руку поверх моей.  — Он не хочет, — зло процедил сквозь зубы, напружинившись словно перед низким стартом. Нападением. При виде его второй руки с зажатым столовым ножом тупым лезвием вниз, внутри аж похолодело. Нужно срочно вмешаться, пока доморощенная боевая машина не перешла в режим атаки, но Лёха среагировал первым, отпуская меня. — Воу-воу, полегче. Я же не серьёзно. Матвей отвёл плечо руки с ножом назад, но не расслабился… точно он рад возможности, моменту выпустить из себя цепную псину, прикрываясь благими намерениями. Может, на самом деле он тупо искал выход агрессии и наткнулся на Лёху? Нашел удобный повод. В любом случае… Тронув его за локоть, встал сбоку, а не сзади, аки поруганная девица. Но в такой ситуации… Ейный фикус, не знаю… Хотел сказать «успокойся», а вышло:  — Извинись. Лёха ничего такого не сделал. Матвея передёрнуло, и он глянул на меня удивлённо, как на предателя. Точно я взял тот самый алюминиевый нож и воткнул ему только что в бок. Ничего не произнеся, он выскользнул мимо нас в коридор и скрылся на ступеньках наверх. Мы с Лёхой переглянулись, и я прямо услышал, как меня попускает, разрешая вдохнуть полной грудью.  — Он часто такой? — шепотом спросил друг.  — Не совсем, — ответил ему со вздохом. Но ножи явно включают в нём режим берсерка. В голове, следуя логике невразумительной, тут же проигралась сценка перевоплощения Сейлор мун с Матвеем в главной роли и металлическими приборами вместо лунной призмы.  — Но острые предметы лучше держать подальше? И не только острые. Вздыхаю:  — Пошли и правда на улицу, — ухватываюсь за возможность скрыться. Что ни говори, а самоназванный властитель острых столовых приборов дал возможность уйти от темы.  — А Митя? Оборачиваюсь в сторону ступенек:  — Ему нельзя, — поднимаю голос, — выйдем, расскажу тебе ещё кое-что. Он хмурится и кивает.  — Щас только переоденусь и пойдём.  — Окей, — спокойно отвечаю, но едва он топает со шмотками в спальню, бравым шагом спешу к ноуту и в темпе вальса очищаю все сохранённые логин детали, чтобы не дай фикус где-нибудь не выскочило. Когда Лёха заходит в спальню, притворяюсь созерцающим прогноз погоды, правда, почему-то в Калининграде.  — Обещают солнце? — заглядывает в монитор, и я угукаю, ставя ноут на спящий режим, мысленно приказывая хранить мои тайны до последнего заряда блока питания. Тот молча поклялся положить на данное дело всё, вплоть до видеокарты.  — Может, хоть одним глазком чатик глянем? — вопросил Лёха, но я был неумолим — не факт, что я не завтыкал и не пропустил нечто палящее меня с потрохами. На прогулке вспомнил:  — С телефона заходи, они же там навертели настроек.  — Навертели да не довертели, у меня смайлики на пол экрана, и сообщения глючат, плюс мобильный интернет вечно отстойный. Поэтому нет, спасибо. Фыркаю:  — Умерь тогда свою интернет-зависимость. Цыкает:  — Это не зависимость, а образ жизни. Я выбрал его сознательно.  — Поубеждай себя, ага. Продолжает философствовать о важности осознанного выбора, пути, направления и прочее, пока мы выползаем из дому. Идём куда глаза глядят, когда на полпути Лёха грустно вздыхает:  — Блин, я голодный. Одним хлебом сыт не будешь, а я плотно завтракаю.  — Мнэээ, а чё сам приготовить не мог?  — Это ж твой дом… короче, к чему я, жрать у вас тут где-то дают? Шаурму? Бутеры с колбасой? Задумываюсь, но понимаю — даже если и есть, с моими чётко установленными маршрутами данные заведения располагаются вне зоны исследованных локаций. Выкручиваюсь:  — Пошли в магаз за хлебом и колбасой, дешевле будет. Довольно кивает, и мы петляем кругами в поиске ближайшего. Пока друг лихо заключает торговую сделку, замечаю огромную котоподобную тварь с огрызком хвоста, лениво притворяющегося куском волосатого хлебобулочного изделия среди настоящего мучного. Замечает моё внимание и глядит вслед немигающим глазом. Нарезанного ничего не оказалось, поэтому нам пришлось взять батон и сервелат. Лёхе, вернее.  — Хлеб! — мощно заключил, едва за нами закрылась дверь и вгрызся в горбушку. — Пахнет вошхитительно, — прошамкал с полным ртом. Запах исходит действительно приятный, но мне есть не хотелось от слова совсем, и я мотнул головой в сторону, мол, пошли туда. День стоял погожий, прямо как спойлерил прогноз Калининграда. На горизонте ни одного облачка не припарковалось, и людей по пальцам пересчитать. Ещё бы, в выходной в такую рань. Лёха, углядев мою задранную вверх голову, быстро дожевал и закинул свою.  — Прикольно, это будто стартовая площадка в космос, — выдал. — Прям чистенько, без турбулентности. Можно выпрыгнуть в стратосферу. Я засомневался:  — По-моему в ракетах не бывает турбулентности, только в самолётах.  — Ммм, но они оба же в небе летают… пошли погуглим, — закинул клич. Мы заоглядывались по сторонам, но лавочек нигде не обнаружилось, и пришлось сесть на кортаны на месте. В итоге, внятного ответа никто из нас не нашел, зато узнали про синдром взрывающейся головы, гравитационный разворот и другую кучу рандомных космических фактов.  — Тут говорится, что турбулентность даже в космосе есть. И что она бывает даже при ясной погоде, — не сдавался друг. Закатил глаза:  — Ну ок, твоя взяла. Довольный, аки победитель игры в миллионера, он бодро встал:  — Куда теперь?  — Давай налево. Там заброшенные дома. По пути мы продолжали трындеть про неисповедимые гугловские пути к знаниям о разной никогда не пригождающейся фигне, пока не дошли до почти полностью разваленного дома, смутно мне знакомого: осколки одной разбитой стены, некий перфекционист сложил идеальными рядами в том месте, где должна располагаться гостиная. Место вызывает сильное дежавю — но, на удивление, не полноценное, а словно место когда-то являлось во сне. Нет, я явно знал его, но Лёха быстро перебил настроение:  — Нихрена се перемена местности. Тут же недавно коттеджи всякие шли чуть ли не замки, и хоп, уже бомжевальня. Фыркаю:  — Не всем жить в пентхаусах.  — И то правда, — он осмотрелся с видом профессионального паркурщика, уже лет тридцать зарабатывающего на жизнь этим благородным искусством, и тыкнул пальцем в сторону стены полуразвалившегося здания: — туда. Мы пошли вперёд, дежавю резко усилилось, уплотнилось до слабого, низкого гула, похожего на работающий за стеной мощный генератор. Тянуло заглянуть туда, где половина стены отсутствовала, но фикус его возьми, ситуация выглядела странно, а мне абсолютно точно, никоим образом не хотелось выдавать свою ненормальноть. Хотя, звучит смешно — загляну за стену, ну и? Что за паранойя… Нет, обойдусь. Насильно натягивая на валенок лица физиономию беззаботности, старательно игнорирую игриво подмигнувшую нам с дерева черно-туманную хрень.  — В общем, тут, конечно, не самая офигенная площадка, но для начинающих самое то. Когда выберемся на крышу, покажу тебе клёвые штуки, а пока, научу тебя парочке. Фикус его раздери с такими идеями. Я ж в лучшем случае буду паркурить аки кирпич. Но нужно поддерживать авторитет бесстрашного хулигана и, преисполненный дурных предчувствий, я серьёзно кивнул.  — В общем, в идеале, пока я в гостях, хочу научить тебя делать флип. Такой прыжок через себя. Не офигительно сложный, но мы пока только шаг попробуем. Короче, гляди. Он чуть отошел, и чиркнув кедом по земле, побежал на стену, прыгая прям на неё одной ногой, оттолкнувшись и кувыркнувшись назад через голову. Мысленно пшикая Антижуком на отвратительные призраки модуляций всевозможных вариантов самоубийств с помощью так названного этим акробатом-авантюристом «флипа», попытался придать морде лица вменяемое выражение. Лёха тем временем обернулся, сверкая щенячьими глазами:  — Ну как? После нескольких попыток мне удалось растянуть губы в подобии улыбки, подозреваю, кривоватой.  — Агонь, — выдавил.  — Ага. Ощущение полёта — моё любимое, подсаживаешться на раз. И оно не нереально, главное — сильнее оттолкнуться, сгруппироваться и голову сильно не высовывать. Как тот покемон, который в клубок сворачивался, помнишь? Желтый такой.  — Сендшру, — буркнул на автомате. Заметив моё настроение, Лёха рассмеялся и подойдя, хлопнул по плечу:  — Тохааа, не дрейфь, мы же не прямо щас будем через себя прыгать. Это типа конечный этап эволюции. Ага, ща как эволюционирую в Чаризарда и начну вместе с паркуром парить и мочить противником-паркуристов столбами пламени из зубастой пасти. Кисло улыбнулся:  — Показывай тогда, что именно ты от меня щас хочешь.  — Окии, кароч… Он развернулся, и снова шаркнув кедом, напрыгнул на стену на сей раз лишь широко оттолкнувшись. Завис в воздухе на мгновение, приземлился и триумфально обернулся.  — Вот и всё. Попробуешь? Сосредоточенно кивнул. Силы и без того уходили на игнорирование нарастающего гула дежавю, воспоминаний; игнорирование несуществующего, сюрреалистичного, чтобы заставить себя хоть сегодня быть нормальным. Сегодня точно. И чтобы принудить тело сдвинуться понадобилось, странно, сверхчеловеческое усилие. Словно я застрял в глине замедленной кадровой плёнки, и переключение на следующий эпизод требовало напряженного щелчка. Однако, сдвинулся и, перескакивая кадры, побежал. Мультипликационный персонаж, вырвавшийся из последовательности нарисованных от руки фреймов. Стена приближалась, и за секунду до я вспомнил эти чертовы руины. Какого фикуса до меня не дошло раньше? Пытаясь повторить козырный Лёхин шаг, выставил вперёд ногу, но вместо жесткой поверхности оказалась желейная жижа, и меня на полном ход всосало внутрь — не хватило времени даже коротко обернуться.