Пособие для начинающих психов

По обратную сторону пространство сразу чвокнуло звуком, похожим на погружение в толщу воды. И когда я решился открыть глаза — окружающей материей действительно оказалось H2O — по крайней мере на внешний вид. Рядом перпендикулярно и равнодушно проплывала туша кита, и за секунду до нашего соприкосновения я начал усиленно тонуть, аки казнённый пиратами мореплаватель, пленник с якорем защёлкнутым на талии — но не вниз, а в сторону. Сверху мелко двигая плавниками пронеслась стайка отражающих свет рыб и только после этого ощущение движения по горизонтали сменились на вертикаль. Материальный теперь якорь с характерным звуком стукнулся о кафель под слоем песка, и вместе с ним я, спасибо без удара головой. Любопытства ради разгрёб немного песок — кафель под ним оказался черно-белыми квадратами, похожими на шахматную доску или узор на полах в туалете. Гул вернулся, на время утопления поставленный на паузу, и шевелил «воду» у входа в тоннель, тёмной ямой уходящий в подземелье под песком. Бросив попытки освободиться — у цепи якоря не нашлось замка, она цельной змеёй овивала талию и уходила вниз к грузу — поволок его вместе с собой, оставляя след на песке… наверное. В подобных местах не хотелось рисковать, оборачиваясь. Кроме тёмного тоннеля никаких других объектов не наблюдалось — одна глубина да морские создания. Можно было попробовать оседлать ската и, с видом «покатай меня большая черепаха», попробовать телепортироваться в закат, но меня буквально воронкой затаскивало в черноту. Не хватало лишь большой красной стрелки с мигающими желтыми лампочками и надписью «туда б*#ть» от одного известного мне творца креативных GPS маршрутов. Снаружи темнота казалась уютной, но стоило войти — появилось ощущение тошноты, похожее на зуд внутри горла. Гул обволакивал с обеих сторон, точно кто-то дул с обратного входа огромной раковины или трубы паровоза. Пока я ковылял, свет за спиной постепенно исчез и, шагая во мраке, оказалось сложно понять не только направление, но и траекторию: вверх, вниз, в сторону? Пространственные ориентиры исчезли, как и в один момент ощущение тела, движения, оставляя только гул, тошноту… и якорь — его шум, шерудение по поверхности — сначала по песку, потом по кафелю. Такое странное онемение, похожее на помехи в телевизоре: в чудаковатом ненастроенном канале с черно-белыми бегающими пикселями — пришло по щелчку, как если бы маэстро в клетке приказал выпустить тигров — не действие, а сама секунда, плотность щелчка, ощущение трения подушечек пальцев друг о друга. Канал значил больше — гораздо больше способностей моего сознания. Тут же появился мерцающий свет впереди — непонятно, правда, привела ли дорога обратно к месту входа или к другой локации. Но что оставалось кроме движения вперёд? И я пошел сквозь толщу тёмной воды, волоча за собой неудобный балласт в виде якоря на цепи. В итоге ноги донесли до холла со знакомыми портретами с расползшейся от воды краской, и всё окончательно встало на свои места. Так и знал — не обязательно было смывать себя в унитаз. Дальше, за аркой мелкой точкой виднелся телевизор, отвечавший за помехи, и зелёный диван. Когда притащился поближе, увидел двух валяющихся скелетов и истощенную Рыжую в той самой тоге, подпиравшую кулаком подбородок. Микки Маус на экране замахал руками и восторженно кувыркнул сальто назад. Привидение вяло повернуло голову, и за ним последовали призрачные огоньки в глазницах скелетов. — О, это ты? — она вяло усмехнулась. — Пришел принести себя в жертву? Вздрогнув, нащупал кулон на груди — всё ещё со мной. Заметив движение, Рыжая рассмеялась — хихикнула скорее, насколько хватило сил. — Боишься, — кивнула, — теперь правильно, не то, что в прошлый раз. — Выражение её лица стало непонятным и одновременно знакомым: — Страх — это хорошо, он помогает нам выжить. В тот момент она казалась сиреной — почти живой. Мысленный вопрос мягко перешел в слова, кусочком масла скатился от гортани к языку: — Остальные живы? — Они? — небрежно кивнула на скелеты. — Пока да. Не живы — не мертвы. — А второй? — Хах, второй уже нет. Он был одиночеством. Сказала так, словно это слово всё поясняло, хотя для меня не имело смысла. Хмурясь, хотел переспросить, но Рыжая скривилась — её лицо приобрело старушечье выражение: — Эй, Избранный, — донеслось из щёлки губ отравленной иронией: — Давно хотела попросить — там вон алтарь, не принесёшь себя в жертву нашему боссу, Границе? На автомате повернулся вслед за сморщенным пальцем и с замиранием увидел собственный алтарь, подвязанный розовым бантом, словно кукла в магазине игрушек. Одновременно с этим в лёгкие попала вода — в момент отняв умозрительные жабры. В ту же секунду якорь дёрнулся и потянул вверх. Пол и потолок поменялись местами, даже гравитация сменила полюса, всё посыпалось к параллельному дну, мне на голову. Кашель от воды в лёгких напомнил о чудом забытой аквафобии, и, задыхаясь, я впервые на полном серьёзе подумал, что сейчас мог умереть. Прямо сейчас. И весь окружающий океан сыграет роль огромного алтаря. Савана. Якорь продолжал тянуть незнамо куда — то ли балластом, то ли спасением. Но поздно. Откашливая лёгкие, дернулся вверх, и мир окончательно потух… …чтобы тут же выплюнуть меня обратно в прошлую реальность, подкидывая на месте, по-прежнему задыхающегося, с глазными яблоками вылезающими за орбит. Отхаркивался ещё секунд пять вязкой слюной, пока не понял — воды-то в лёгких нет… …пока не встретился с обеспокоенными Лёхиными глазами. Он сидел передо мной на коленях и требовательно искал контакта взглядами — после которого, ухватив нить, выдохнул. Дал мне немного прийти в себя и с шумом снова выпустил воздух: — Напугал меня, Тоха, ты конкретно. Бестолковость и отвага — вот наш девиз, но не до такой же степени. Как вообще можно прыгать головой вперёд? — Я… ударился головой? — Ещё как, — он осторожно дотронулся рукой до моего лба. Холод ощущался приятным островком в расходящихся эхом волн тупой боли от того места. — Как бы сотряс не заработал. Ты врагов своих тоже так мочишь? Коронным в бошку? Из-за гудящей головы мне так и не стало понятно — это Лёха отчитывал меня или просто язвил от стресса. Прибавил взволнованно: — Ты точно норм? Вздохнув, собрал колени и опёрся на них рукой, пряча внизу голову. Страх, она сказала. По коже прошла волна мурашек, сменяясь стрёмным, сложным образом потерпевшего кораблекрушение и теперь выброшенного на песок. Страх, да? Такое… омерзительное липкое слово. Точно обгадился в штаны и теперь пытаешься скрыть запашок. Страх, помогающий выжить… Да не собираюсь я умирать. — Тох, если ты щас не ответишь — я вызываю скорую, — вырвал из пелены мыслей голос, и я с трудом поднял голову. — Лёх, мне норм, — попробовал слабо улыбнуться. Он, вместо облегчения, тревожно нахмурился, закусил губу. У него такое выразительное лицо, и когда смотришь — хочется жмуриться, словно при взгляде на слепящий солнечный круг. И я щурюсь: отчасти из-за отсутствия очков разглядываю его настолько пристально, что пропускаю вопрос. Ему приходится повторить снова — тихо и напряженно: — Расскажи мне. Тош, говори со мной. Что происходит? И его слова на секунду вырывают мне душу, сколько там её осталось после аппетитного откусывания Номерами. Со стороны она похожа на спелое яблоко — тот самый приглянувшийся Еве плод, — и в это мгновение мне даже не жалко отдать его, не Границе, не Номерам, а именно Лёхе за его простой вопрос. Никто кроме него не разговаривал со мной так — и остаётся удивляться — как он умеет? От кого научился? Но потом я беру себя в руки. Он замечает перемену и трогает за плечо. — Тоха, ты обещал. Усмехаясь, отвожу взгляд: — Нельзя бить ногами лежачих. Помоги очки найти. Пауза. — Хорошо. Как я могу рассказать тебе? Ты же такой… Ты же мой друг. Мы идём домой молча. Хочу спросить, сколько пролежал в отключке, но боюсь, что фраза начнёт разговор, а с него станется перевести тему. У самого порога, пока я ищу ключи, он берёт меня за локоть, заставляя обернуться. — Чего бы там не случилось… — колеблется, — даже если ты грохнул кого-то и теперь мучаешься… я приму это. Что бы ты не сделал, понял?! Не отпускает меня, пока не киваю в ответ. Слова об убийстве наводят на мысль о пистолете и Матвее. Нужно рассказать Лёхе и про пистолет тоже. Я не обманываю его… на сей раз. Я просто… не могу. Это хуже скелета в шкафу. Это сумасшествие. Легко представить: он фыркает, не поверив, а когда верит… много чего случится, когда он поверит — скорее всего, не в призраков, а в серьёзность моих слов. Не все секреты нужно разбалтывать даже лучшим друзьям. Я в курсе, что я псих. Просто при Лёхе из слов исчезает ирония. И остаётся… Нет, не буду говорить. Целенаправленно делаю шаг в сторону себя прежнего. В сторону пузыря, щита, апатии. Главное, удержать равновесие. Вхожу первым, стаскивая кроссы и сразу направляясь прямо в спальню — даже взгляд на ванную вызывает дрожь. За дверью в мою комнату обнаружилась занятная картина: Сонька сидит на коленях Штирлица, полуразвалившегося на стуле, и надевает ему мои запасные очки. — И как, твой размерчик? — Бесполезные, — поморщился тот. Перевёл взгляд на меня и досадным жестом скинул блондина на пол. Поднялся, снял очки, навис надо мной небоскрёбом. Дотронулся до шишки на лбу и тут же отчалил из комнаты. Вздохнув, я сел на диван и понежился в сочувствии шкафа — оно укутало меня тёплым махровым полотенцем. Когда открыл глаза, оказалось, полотенце действительно существует — Лёха, накинув его мне на плечи, протёр углом грязь на лбу с частью свезенной кожи. — Я так понимаю, у тебя часто такие приколы, друже? — кивнул на заклеенную пластырем рану на руке. Неопределённо пожимаю плечами, радуясь зажившим ранам от прошлых приступов — от них почти не осталось следов. — Тоха… серьёзно, что-то не в порядке, но я не понимаю что? Тогда, по телефону. Ты обещал, что расскажешь. Началось. На пороге, за спиной друга, застывает Матвей с пакетом льда, с выражением, словно у него украли нечто ценное. Встречаюсь с ним глазами и спрашиваю отчасти запоздало: — Можно я расскажу ему про тебя? Он никому, ручаюсь. Матвей смотрит на меня долго, и я мысленно извиняюсь, потому что Лёха уже знает часть и без разрешения. Но не знает всего. Последний успевает пару раз обернуться туда-обратно, с переменным успехом читая диалог наших выражений лиц — моего скорее, учитывая непроницаемость Матвея… хотя, может друг получше шарит в физиогномике. Ничего не говорит, наверняка не желая выдать меня и наш прошлый разговор в чате. Губы Матвея дрогнули, прежде чем он опустил ресницы: — Делай, что хочешь. Карт-бланш с выходом на бис. Дергается уйти, но передумывает, и, глядя в сторону, бросает себя на противоположный край дивана широким движением, точно в комнате никого нет. При всей свободе, сколько я могу рассказать? Как ситуация с лагерем выглядела для Матвея? Соньку бы сюда сейчас — он рассказчик получше. …но он же был здесь. Да? Или нет? Точно был — но исчез, стоило отвести взгляд. Правда же был? Кого тогда Штирлиц смахнул с колен? Он даже не поздоровался… мираж. Хмурясь, пытаюсь привести мысли в порядок. Поднимаясь, заставляю Лёху сделать шаг назад и подхожу к открытому окну — с Соньки сдалось бы выскочить туда, шутки ради, прячась под подоконником с обратной стороны. Но на траве никого нет. Оборачиваюсь — проще спросить Матвея, но не сейчас, не факт, что он даже ответит. Откладываю мысль на полку и подкатываю к окну стул, пока Лёха садится на диван впереди Матвея. На данный момент нужно сосредоточиться на другом, а то в голове кроме Соньки уже начали бегать гуси и Ален Делон с трейлером. Загоняю всех в вагон. Занавес. Шиза вяло трепыхается, мол ей и одной места мало, но дергаю за верёвку с кисточкой ещё раз, и её глушит вторая красная бархатная занавеска. С чего бы начать… Вздыхаю, перебарывая настойчивое желание залезть в шкаф. Лёха, спокойный, аки патологоанатом, ждёт, пока я расчехлюсь, а главный герой повести сидит сзади нахохлившимся сычом. Ну серьёзно, где Сонька, когда он так нужен. Из-за стены моральной поддержкой выплёвывается Зелёный. Непонимающе оглядывает собрание и направляется ко мне. Я почесал шею, и так как оттягивать дальше некуда, начал. Вышло, конечно же криво. Сначала выдал про ствол, и затих. — Ну и что, — не понял друг. — Это, конечно, чутка незаконно, но как бэ, а кто сейчас святой? — Мнэ-э, он не совсем хорошо его добыл… — промямлил. — В смысле? К счастью, ответил Матвей позади. Резко и отрывисто: — Мы взяли его без разрешения у преступников. — Мнэ-э, так не только поэтому, — решил внести ясность. — Его, — кивнул на мрачного Штирлица, — разыскивает не только местная мафия, но и полиция по подозрению в убийстве. Лёха замер, причмокнул, переваривая. Обернулся осторожно: — А ты э-э-э, да? — Нет, — рыкнули в ответ. Лёха покивал: — Ок, ясно, понятно. Неопределённо махнув рукой, я продолжил корявое повествование, напоминая про маньяка в лесу и о том, что произошло с двумя негритятами. Когда закончил, сбившись пару раз, мы некоторое время сидели в тишине. Надеюсь, не сказал Лёхе слишком много. Из окна подул тёплый летний ветер, и захотелось расползтись по креслу во всю ширь. С происходящей околесицей периодически забываю — уже ведь лето. Чем я занимался прошлым летом? А позапрошлым? Память, обычно фиксирующая рандомные мелкие детали, на сей раз жалобно подсовывает дулю. «Простите, но сохранение отсутствует», ага. Память… память… вот оно! Откуда я знал про копов? Сонька говорил, что его разыскивают, но не помню, чтобы он или Матвей вдавались в детали, откуда же… Но я точно знаю — за что его разыскивают. Не знаю, что должно пугать и настораживать больше — отсутствие летних воспоминаний или наличие лишних. — Можно спросить, — вышел из ступора Лёха, поворачивая голову назад: — Зачем тебе пушка? Ага, давай ответь, мол спать боишься без ствола или подобную чушь. Однако с ним играть в лингвистические игры Матвей не собирался. Аж завидно: — Самозащита. — Э-э-э, не знал, что у вас так опасно. — Не опасно. Не всем. — Оке-е-ей, — друг растеряно почесал лоб. — А почему опасно именно тебе? Хмурюсь — он же уже знает ответ, но… может зачем-то хочет, чтобы Штирлиц рассказал сам? Пытается подружиться? Матвей-то не в курсе, что мы с Лёхой обсуждали его проблемы в чате. Тот сидит на иголках, и думаю — скорее всего Лёха третий после меня и Соньки человек, которому он рассказывает о себе. — Мой отец должен денег им. Был, — выдавил сквозь зубы. Не зло, но с усилием. Пытался небрежно, мол, не прошу помощи… но вышло как вышло. И меня осеняет — едва ли не в первый раз я нормально понимаю выражение кирпича его лица. То ли прогрессирую в физиогномике, то ли что-то не так с Матвеем. — Милашка, — раздался сзади голос Лис. Чуть обернулся — она невозмутимо сидела на подоконнике, с равнодушным взрослым выражением лица разглядывая нашу троицу. Отвернулся, дабы не казаться слишком подозрительным. — Окей, то есть кроме полиции тебя ищут другие стрёмные типы не для того, чтобы отжать пистолет обратно? — суммировал друг. После утвердительного кивка, присвистнул: — Ого, прям скрипт для какого-нибудь фильма. Триллера. Почесал бровь: — Жесть, конечною А ты точно не убивал того школьника, хоть одного? — быстро переспросил, почти из спортивного интереса. — Нет, — рыкнул тот, набычившись. — Окей, тогда сфигли ты скрываешься от ментов. — Одного грохнули ножом, а у Мити видели нож. Но, думаю, того парня убили другим, — пояснил я. — Ну и чё? Я читал, что у ножей срезы отличаются, и можно определить, каким оружием конкретно кокнули человека. — А если у него был такой же нож? Лёха причмокнул и задумался. Я со вздохом добавил: — А ещё он сидел за самооборону, и у него нет нормального алиби. И остальные знают про нож. Друг аж погрустнел на глазах. — Мда… А ты уже прямо в розыске? Тот мотнул головой: — Не официально. Лёха озадаченно почесал бровь. — Реально сценарий для фильма… — и затих. После некоторого времени у меня появилась идея под названием «спроси Лис», и с невнятным «я отлить» смылся из комнаты на второй этаж, перед чем выразительно выпучил глаза на контрактершу. Та поняла правильно и почалила вместе со мной. Присев на кортаны, шепотом спросил у неё: — Его же пока не ищут? Та мотнула головой: — Только как свидетеля для повторной дачи показаний. Просто, дело встало, но недавно кто-то им походу намекнул про нож. Раньше всех запугал Валера, но мне кажется, кто-то из них сказал. Киваю больше себе. — У тебя есть идеи? С сожалением качает головой: — Я таких фильмов не смотрю. Ну да, у неё в коллекции обычно хорроры и эзотерический взрыв мозга. Испробовав помощь зала, возвращаюсь, но до этого захожу в кухню и, отдаляя момент, делаю всем чайку в белых кружках. Одна из них с бабочками и надписью «Папочка» разноцветными буквами, куплена родителю на ДэРэ. Аккуратно открывая дверь, чтобы не перелить, взираю на картину маслом «два задумчивых пацана в кровати». Жаль, что шкаф не способен передавать мыслеобразы, возможно у него, с его стрёмными могущественными связями, нашлось бы решение. Ставлю две кружки на стол и сажусь с третьей обратно в кресло. — А что если… — выдаёт Лёха, поднимая голову, — что если подкинуть им нож? Стереть оттуда отпечатки и подкинуть как-нибудь, чтобы они определили, это тот нож или нет. Итак, начало триста девяносто второй серии «Миссия невыполнима». — И как ты предлагаешь подкинуть его, — спрашиваю, изо всех сил стараясь скрыть сарказм, ибо пока только Лёха родил хоть одну идею. — Э-э-э… хороший вопрос… ну, э-э, будет тупо, конечно, подкинуть его в тряпочке, и потом ждать ответа от космоса и астрологических домов. Но-о-о… мы можем стать друганами с каким-нибудь ментом. Пинаю сарказм в голову и уточняю нормальным голосом: — Мы же не сможем выполнить всё за раз. — А почему нет? — вдохновляется. — Подкатим к адекватному оперативнику в баре. Скажем, мы друзья Мити и уверены в его невиновности. Дадим ему нож на экспертизу с условием, что он скажет нам результат. Ясно, если у Лис в фильмографии хорроры, то у этого молодца сплошь детективы со своеобразной логикой. Выдвигаю первое возражение: — У нас нет баров. — Не проблема! — его уже захватило. — Где тогда обретаются обычно полицейские? — И кафе с пончиками тоже нет, — уточнил на всякий случай. Отмахивается: — Короче, проследим за ним, ты как, Мить… — осекается, оборачиваясь, ибо Штирлиц — айсберг в Северном Ледовитом океане. — Я не отдам нож. Лёха беспомощно замирает. Кидает на меня быстрый взгляд, мол сделай что-нибудь, друже. Атмосферка опять накаляется включенной на газу сковородкой и нас в качестве двух ужиков и одного представителя хладнокровных. Жутко не хватает долбанного Соньки, и в ту же секунду меня осеняют две вещи: а Лёха-то за нас, даже на секунду не засомневался и… я так незаметно привык полагаться на Соньку, точно он находился со мной всё время, а не пару месяцев. Но его нет здесь… его нет здесь, и я беру себя в руки. Говорю: — Митя… мы вернём его потом. Он хмурится и дёргает верхней губой в раздражении, а я заставляю себя смотреть ему в глаза. Красивые, но с ледяной коркой. И в какой-то момент он подчиняется — меняется выражение, точно по нему провели кистью сверху-вниз. Не знаю почему, но судя по зеркалу, взгляд у меня не особо убедительный. А его… Он вынул из кармана нож, но потянулся через Лёху, чтобы передать «улику» лично мне, и когда наши глаза встретились, я почувствовал тиканье той самой бомбы у себя в горле. И не только её… там была вечеринка у Кролика, тёмный коридор третьего этажа; взгляд в затылок, пока я шел в свою комнату… больше, там было гораздо больше, и оно пугало до усрачки, заставляя схватить ручку оружия, тут же отдергиваясь обратно в кресло. Он нравится мне — вспомнил. Не потому ли… Но если… нет, не время, позже. Момент длится не дольше мгновения, и Лёха, окинув нас поочерёдно непонимающим взглядом, озадаченно нахмурился. Спрятав нож в карман от греха подальше, отвернулся, пристально изучая шкаф. Зелёный, перебравшийся на его верх, сверлил Матвея подозрительным взглядом. Когда, сбросив наваждение, я обернулся к остальным, Штирлиц откинулся на стену, скрестив руки на груди. — И что потом? — процедил сквозь зубы. Лёха прихлебнул чайку. Учитывая его феноменальную способность заставлять меня и Матвея говорить, неплохо бы другу заделаться логопедом. — Ну, если нож не тот, думаю, подозрения будут сняты или что-то типа того. А если да… посмотрим. Сначала надо завербовать на свою сторону копа… Тебе в любом случае придётся явиться в прокуратуру, но… — Я не пойду туда, — отрезал тот. — В смысле? Матвей скривился и крепче скрестил руки, точно ограждаясь: — Не вариант, — процедил. Лёха тоже оживился: — В смысле, не вариант? Если ты не заметил, приятель, мы тут из кожи вон лезем, пытаемся тебя вытащить из жопы. Так что во-первых, — он даже встал, — повежливей, слышишь?! А во-вторых… Хорошо, что Матвей лишился ножа — он явно всё это время искал повод сцепиться. То ли найти козла отпущения для навалившегося, то ли на него так действует доброта — попадая в организм сцеживается в яд. В любом случае, его подбросило на месте, и от разбитого носа Лёху спасла только хорошая реакция — он резко отклонился назад, стукаясь спиной о шкаф, и ошарашенным взглядом уставился на субъект собственной помощи. Тот, стоя на диване на коленях, процедил: — Не указывай мне! И смотрелся бы комично, если бы не убийственный льдистый взгляд. Жидкий азот. Цепочка действий произошла так быстро, что мне понадобилось ещё секунды две для реакции. Алиса сзади восторженно присвистнула: — Хорошо быть молодым и горячим. С обалденным прессом вдобавок, да. Скидывая фантазии, постарался придать голосу повелительный оттенок: — Успокойтесь! — в сторону главного буяна. — Он не хотел ничего плохого! Вон как могу! Хоть на диктофон записывай. Во взгляде Матвея перед угасанием мелькнуло нечто похожее на боль, но он послушно сел обратно, выключившись выдернутым из розетки торшером. Лёха опасливо шагнул вперёд, но я поменял нас местами, отправив его на стул, а сам усаживаясь на диван. Буду бит — лучше, чем наш буян сломает другу конечность. — Прости, приятель, — заключил Лёха, — но ты ведешь себя хуже сорвавшейся с цепи бешеной собаки. Задолбался? Плохо? Иди поделай триста отжиманий, триста приседаний — полегчает. Матвей в ответ оскалился: — Пошел ты! — вскочил с дивана и метнулся прочь. Лёха напрягся и шепнул мне, едва закрылась дверь: — Фух, думал щас вдарит. Вздыхаю: — Не ты один. — Это его обычная реакция? Мотаю головой. Обычно он… безразличный. Сдержанный. Холодный, но не всегда… агрессия не похожа на его перманентную функцию. Как бы он отнёсся к Лёхе при других обстоятельствах? Точно не знаю, но думаю, они бы подружились, ибо тёплое добродушие Лёхи с шипением столкнулось бы об его айсберг вызывая химическую реакцию. И учитывая его третий вопрос про стандартное Матвеево поведение, думаю, друг и сам в нём заинтересован. Вздыхаю, наконец: — Он напряженный в последнее время, но не агрессивный… обычно. Лёха цыкает: — Значит у него там реально напряг с психикой, хоть и не показывает, а я попался под горячую руку, — поддерживает мою догадку. — Ты чай не знаешь, друже, чего он так не хочет в прокуратуру, даже если будет норм с ножом. — Ну, помнишь, я рассказывал про брата, — поджимаю под себя ноги и забираю кружку, не тронутую главным героем наших раздумий: — он же пропал… А он вместо бати долг отдаёт. Судя по всему, отец их кончился, а про мать он никогда не говорил — скорее всего её тоже нет. Получается он круглая сирота, и нет у него никого, кроме брата… короче, он его ждёт. Друг склонил набок голову, точно для лучшего восприятия. — Ладно, признаю, я долбоёб, — заключил. — Это звучало очень фантастично, сколько всего и за раз, и я отнёсся к вашим проблемам несерьёзно. Кривовато, понимающе усмехаюсь: — Как к квесту в игре? Понуро кивает. — Давай спишем на защитную реакцию психики, ок?.. Блин, мудак я, конечно, надо извиниться… У меня бы крыша не его месте сто проц поехала. Точно, щас схожу и извинюсь! Он начал ходить взад-вперёд, и чтобы не убёг, я ухватил его за низ футболки. Покачал головой: — Не надо. Дай ему остыть. — Но… Друг погас, шумно выдохнул и уселся-таки обратно в кресло. Виновато почесал бровь: — До меня полноценно только сейчас дошло, правда… Я не потрудился задуматься раньше, слишком хотел приехать сюда и представлял нашу встречу… А Митя, он же несовершеннолетний, правда. Киваю. — Ясно. И даже если всё норм, так как он без родственников, его могут в интернат запихнуть. — Не знаю… Он школу только что закончил. Но вероятность есть. — Та даже если нет, его могут закрыть в обезьяннике, и если, как ты говоришь, он ждёт брата… Он хоть где-то живет? Митя, в смысле. Я прямо видел крючки цепи его мыслей… и кусал губы, чтобы не улыбаться… потому что он так включился — готов теперь заступаться за парня, знакомого от силы пару дней. Следовало гасить не только неуместную улыбку, но и дурацкое желание вцепиться в него в объятии. Давая выход чувству, сказал: — Спасибо, — на что Лёха, полностью погрузившись в свои мысли, отозвался: — А, да ты что, для чего ещё нужны друзья. Чтобы скрыть смущение, перевожу тему: — Мнэ-э, и когда мы пойдём вербовать копа? — Ну, завтра, наверное. Эх были бы у нас знакомые в милиции… Может, ты у своих поспрашиваешь? — я кинул быстрый взгляд на задумчивую Лис и согласился. Связи… Знать бы, где шляется Сонька, но у меня даже номера его нет … хотя, сдаётся мне, этот субъект ещё себя покажет. А у шкафа, конечно, есть связи, но только потусторонние. — Давай вечером составим план, — прерывает мой мысленный поток Лёха. — А пока можно отвлечься — зайти в чатик, там ивент всё-таки. Идея звучит неплохо, ибо происходящий напряг с Матвеем начинает потихоньку закручивать в животе узлы. Однако же… — Иди перекуси, руки помой, все дела, а я пока зайду. Секунды две смотрит мне в глаза и фыркает, бормочет «чего я там не видел», но разворачиваясь, послушно топает прочь из комнаты. Много чего не видел, поэтому уволь отчалить. Захожу в ноут, перепроверяя удалены ли данные. Лис, перекидывая одну ногу через другую, праздно замечает: — У Вероники папа какой-то именитый военный. У них там есть комната увешанная орденами, — видит ноль понимания на моём лице. — Вероника — это подруга Феди… вы к ней на вечеринку ездили, — уточняет. — Можно попробовать уговорить её поговорить с отцом. Киваю. Но её номера у меня тоже не имеется. Вздыхая, спрашиваю: — Ты не знаешь, где Сонька? Мнэ-э, Валера, то есть. Она моргает и смотрит на меня нечитаемым взглядом, аки древний монах в келье. Открывает рот, и на мгновение — появилось и исчезло — её лицо пошло трещинами, точно у старой фарфоровой куклы, упавшей на пол. Трещины исчезли, но она закрывает рот, усмехаясь уголком рта — и вся эта ситуация похожа на сцену из какого-нибудь фильма. Ломая сцену, обратно зашёл Лёха, вредно испрашивая: — Ну как, заныкал свою порнушку? Показательно закатываю глаза, отдавая ему драгоценный ноут: — На, заходи со своего акка. — Не вопрос. Садиться рядом со мной на диван, перекладывая ноут на колени и влёгкую тайпит свои логин с паролем. — Ты таки стал адептом скоропечатания. — Ага, с Ленкой поспорил, она мне до сих пор макфлури должна, — листает страничку с комнатами и удивлённо поднимает брови: — Глянь, бро, это не тебя хотят? Сунул морду лица в экран и с возрастающим офигеванием взираю на комнату «ТОШЕНКА ПАМАГИ» однозначно чудом не забаненную за капс. В её обитателях числятся Оранжевая, потроха, Страж порядка и Ostolpuki, звучащие для меня менее, чем благонадёжно. Зря, конечно, было надеяться на забывчивость Цветов и вознесение ими другой жертвы в мессии. — Судя по выражение лица, они твои знакомые. Ничего от него не скроешь. — Знакомая, — поправляю, выгоняя из головы картинку отношений сутенёра и старой проститутки. Прежде, чем успеваю возразить, он заходит внутрь, к счастью, под своим логином. Говорю ему почему-то шепотом, пока сзади подсаживаются любопытные Лис с Зелёным: — Не вздумай говорить им про меня. — Окей… Ты им что, денег должен? — Если бы… Внутри комнаты царил хаос и холивар. Лёха пролистал в самое начало чата, и оказалось здесь побывала половина модеров, Оранжевая разбила лагерь где-то часа четыре назад и всех мимокрокодилов умоляла разыскать вашего покорного слугу. Модеры пожалели убогую, кроме того — она даже умудрилась собрать толпу сочувствующих, время от времени скандирующих непонятную чушь, вроде «Долой огурцы, давай капусту!» Вдобавок, Оранжевая всем желающим рассказывала полную грамматических ошибок историю, заставляющую заподозрить, кто именно обучал Лис Великому и Могучему. Повествование велось о некой барышне Виталине, в очередной раз без вести пропавшей и запертой настолько искусно, что лишь умелый поисковик расчехлится и, применяя доступную лишь ему технику могущественной абракадабры, сможет вычислить местоположение славной девы. Все мои силы ушли на сдерживание желания посоветовать Лёхе предложить им использовать калькулятор вместо моей тщедушной шкуры и сомнительных мольфарских способностей. Сомневаюсь, что Лёха оценит, поэтому дипломатично воздержался от комментариев. Однако, тут Лёха выдал: Noxi: А где вы живёте? Мы бы могли помочь вам найти девушку? У меня вырвался офигевший стон: — Лёха-а! Тот повернул голову: — А что? У них беда, и раз ты их знаешь, они, наверное, недалеко живут. Если у Цветов и есть какая-то беда, то это беда головного мозга. Оранжевая: мне приятна твая забота но ксажилению только челавек с асобеными спасобнастями может нам памоч — Вот видишь, — ухватываюсь за её слова, — если бы ей реально требовалась помощь, она бы не говорила про магию и всё такое. Леха глядит на меня подозрительно. Сканирует так, что становится не по себе. — Ты же знаешь, о чём я хочу спросить. Нервно усмехаюсь: — У меня есть несколько вариантов развития событий. Медленно склоняет голову к плечу: — Ты ведёшь себя… — глотает слово «странно», будто знает… что он может знать? — Подозрительно, — выдаёт после паузы. Но я всё равно вздрагиваю. Собираю слова — испуганно разлетающихся воробьёв на электрическом проводе предложения: — Все мы немного маньяки. — Тоха! — морщится и не отпускает. Не знаю, что сказать ему, как снять напряжение. Вопреки обычной лихорадке воображения, предшествующей действию, сейчас всё во мне замерло, точно Матвей схватил ледяной рукой за шею и поднял в воздух, индевея голосовые связки. Помощь пришла неожиданно: — Что ты хочешь от человека, ударенного головой? — раздалось слева, и Сонька через окно влез в комнату. Хитрец, подобрал момент так, будто до этого сидел под подоконником и выжидал наиболее эпического момента для появления. Главный актёр моей пьесы. Подмигнул мне: — Лис со мной почирикала, сказала, надо помочь с Митей и всеми приколами. Киваю. Лёха молчит, и я боюсь к нему оборачиваться, хотя, конечно, это иррациональный страх. Сонька в облегающих красных штанах, делающих его и без того худые ноги произведением искусства мумификации, и синей воздушной тунике, в добавок к так и не снятым сабо, плюхается с другой стороны от Лёхи, с любопытством заглядывая в ноут. — Оу, и тут нужна помощь. Одни страдальцы кругом. И их будете спасать? Занятно. Куда вы, кстати, Митю засунули? Пойду поищу его, а то ещё кончится так от тоски и безысходности. Беззаботно болтая, мазохист пружинисто встал с дивана и выпорхнул из комнаты, направляясь в сторону лестницы. Мы только проводили его взглядами. Мда, в своём репертуаре. Только перьев цветных не хватает. Лёха повернул ко мне голову, тут же напоминая о прерванном разговоре: — Ты… — начал, внимательно разглядывая лицо. Нахмурился — непривычно, почти неестественно, и резко отвернулся к экрану: — Нет, забей. По это профилю ничего не читалось, но почему-то в параллель с облегчением вкралось разочарование — в себе, не в нём, и даже… не моё собственное, а отзеркаленное, будто я был им, получил его эмоцию. Вместе с этим реальность начала украдкой двигаться, медленно рассекаться на красное и синее, как в 3D очках в кинотеатре. Замигали в мозгах лампочки, пока кто-то внутри не щёлкнул ощутимо, вернув привычные краски. Оглянувшись, я понял, что остался в комнате один.