Пособие для начинающих психов

- Издеваешься? – обретя дар речи, полюбопытствовал я. - Ни разу, – паскудно загоготал дяденька. – Она обещалась прислать мне детку на съедение. И вот, ты здесь. Совершенно охреневший я немного выпал из бренного мира, позволив призрачной страхолюдине, прихрамывая, с любопытством обойти меня по кругу. - На диете? – осчастливили диагнозом. - Да, – на автомате буркнул, – собираюсь переквалифицироваться в травоядное. - О, успехов, – умилился призрак. Он сложил лапти аки заботливая мамочка и улыбался остатками зубов. Видок не ахти, но я привык, ещё и не такое видел. Однако хотелось уточнить: граница не просто стенка, а стенка одушевлённая? Значит, она как шкаф, только стенка? Тогда я не против свести знакомство. Я уже открыл рот, собираясь задать вопрос, когда привидение оглянулось и удивлённо приподняло брови. Чему-то или кому-то отсигналило и деликатно исчезло. У меня прямо челюсть отвалилась: призрак реально исчез. Я моргнул – и пусто. Огляделся – никого. Ерунда какая-то. Вытянул шею, чтоб посмотреть, на что тот глядел, и увидел Соньку. Он шёл, радостно скалясь – в одних устрашающий трусах в дикий красный горошек – и махал мне рукой. М-да, анорексик, дистрофик и мечта патологоанатома, а ещё на мою худобу жаловался. Зато волосы растут – я лично наблюдал за их уничтожением ночью в общественном туалете. - Ты с кем-то болтал? – спросил мазохист, подойдя ближе. Не желая отвечать, пожимаю плечами. Может, отговориться шизой? Сказать, мол, от нечего делать играли в шахматы: я пытался коня на Е5 поставить, а она не давала, визжа, что это незаконно и вообще мат. - Я слышал чей-то голос, – поясняет, указывая на невытащенный подарок Алисы в ухе. Сия ерундень что, водонепроницаемая? Ёжится, а на теле выступает гусиная кожа – замёрз, наверное. Остальные ещё плескались, а я снял с себя кофту, накинув её Соньке на плечи. Простудится, будет всю ночь носом шмыгать – терпеть не могу сей звук. Блондинчик же сначала впал в прострацию, но вскоре пришёл в себя и вовсю разулыбался. Попробовал полезть целоваться, однако я радости не разделял и мрачно зарядил ему оплеуху. Улыбка с лица мазохиста не спала – наоборот, стала ещё шире. Он присел на траву, притянув колени к подбородку и обняв их руками, тем самым приобретая странное сходство с лягушкой или кузнечиком. Эдакий нежный одинокий мальчик на выданье – Дюймовочка с хозяйством пониже пояса. Ему соорудить печальную мину – и все педофилы его. Сонька откинул назад голову, чтобы встретиться со мной взглядами, и приглашающее кивнул на место рядом с собой: - Я больше купаться не буду. Давай посидим рядом. Секунду поколебавшись, я опустился на землю. Запачкаю джинсы – плевать, постираю. На блондинчике моя полосатая кофта смотрелась как влитая – наверное, у нас одинаковый размер. Он взял мою руку в две свои и крепко сжал – погреться. Вдобавок прислонился ко мне плечом вплотную и положил голову с мокрыми патлами на моё плечо. Футболка тут же промокла, и я поморщился – нашёл бы себе другую грелку. Настоящая ледышка: лапти холодные, как у жабы. Впереди раздавались сумасшедшие вопли и брызги. Если бы я ничего не знал, подумал бы, что кого-то топят. Веник, парниша, постоянно носящийся с гитарой, умолял Заводилу снять вымокший лифчик, у второй девчонки потёк мейк-ап, а через мокрую майку просвечивали все выпуклости. Федя бездумно «лежал» на спине, Штирлиц, оставив очки на берегу, плавал, как золотая рыбка – по замкнутому кругу. Бабай обитал не иначе как под водой, пытаясь стянуть хоть с кого-нибудь нижнюю часть импровизированного купальника. Подкатив к Штирлицу, бескомпромиссно получил от него пяткой в лоб и попробовал на манер умирающего лебедя театрально пойти ко дну. За другими я наблюдал краем глаза, заодно пытаясь подобрать подходящие имена. Узнал бы настоящие, да спрашивать не хочется. Второго из ларца я назвал бы Чаривныком, девчонку с поехавшим макияжем – Марусей, а бугая – Вандалом. Для более точных «вторых имён» узнать бы о каждом побольше, но слишком стрёмно заводить разговор первым. - Всё-таки ты с кем-то разговаривал, – задумчиво заключает Сонька, а на мой вопросительный взгляд, мол, с чего ты взял, поясняет: – У меня-то зрение хорошее, и я немного умею читать по губам. М-да, не ожидал. Когда он вообще успел заиметь себе столько полезных скилов? - Призрак, – нехотя отвечаю. – Сказал, меня ему Граница подарила. На секунду виснет, но не так, как несколько минут назад я – ещё бы, он не столько живёт бок о бок с призраками, чтобы отличать в этой стороне мира странности от повседневки. - А ты? – азартный вопрос. - Понадеялся, что призраки не питаются травоядными. Сонька прыскает от смеха, а затем и вовсе хохочет, обнимая руками живот. Заваливается спиной на траву, продолжая прижимать ноги к туловищу: - Ахахах, ты неповторим. А он что? Признал в себе хищника? Почему-то не могу не улыбнуться в ответ. - Исчез, – прячу руки в карманы джинсов. – Посмотрел на тебя и исчез. Мазохист расхохотался ещё больше: - О да-а-а, – катаясь по земле, – я же такой, ха-ха-ха, стра-ашный. Вдруг он резко поднимается и на четвереньках ползёт ко мне. Становится на колени, пальцами разводя кожу на моих щеках в разные стороны. Сущий ребёнок. Стоически терплю издевательство и убеждённое сравнение: - На медузу похож. Кто бы говорил, гусь-лапчатое. Из воды, возмущённо прикрываясь руками, как раз вылезла Заводила – лифчик у неё умудрились увести. Отфыркиваясь и игнорируя насмешливые присвистывания Веника, держащего лифчик, как трофейный флаг, она уселась рядом с нами. Ответила колкостью на колкость Бабая и полезла искать свои вещи. У этой трусы оказались с нелепыми рюшами и идиотским осьминогозайцем на заднице. Не отыскав в горе одежды ничего своего, кроме чулок – Веник приосанился ещё сильнее, размахивая тряпкой над головой – она презрительно фыркнула и, вытащив из вороха чью-то рубашку, независимо её напялила. Ей впору в такой хламиде утонуть, но самое страшное далеко не это: одёжина по воле злого рока принадлежала Штирлицу. Веник, судя по всему, тоже это знал: он кинул быстрый взгляд на владельца рубашки, потом на Заводилу и, наконец, на меня. Состроил фальшиво-сочувственную мину, а я снова поглядел на местного зека. Он всё заметил, но продолжал флегматично плавать по кругу. Через полчаса все наплавались, а мы с Сонькой отсидели себе задницы. Штирлиц невозмутимо надел носки-штаны-кроссовки-очки, отряхнул белую майку, которую не пожелал снять на время купания, но за рубашкой не обратился. Я же во все глаза уставился на его торс, облепленный мокрой облегающей тканью. Он стероиды пачками глотает? В семнадцать такого пресса не бывает – там кубиков тридцать, не меньше. Пока я пускал слюни, Веник отбивался от наездов Заводилы: - Давай сюда, козёл! Куда ты дел мою одежду? Веник прикидывался веником, отбиваясь от кулаков чехлом с гитарой: - Я откуда знаю? Пойди, поищи. - Нет, ты знаешь, где она! – настаивала девчонка. - Я ж говорю: пойди, поищи, – смеялся Веник. - Да ты, да вы!.. – Заводила неожиданно всхлипнула, но, прикусив губу, заставила себя прекратить ныть. В её глазах стояли слёзы, однако это смотрелось комично. Всхлип повторился – Заводилу окружили остальные наши. Мы молчали, большинство ухмылялось. Даже Федя, которого я считал неизменным её союзником, не поддержал девчонку. Тогда я хотел сам шагнуть вперёд, но был крепко удержан Сонькой за запястье. Вопросительно повернулся к нему, натыкаясь на злорадный волчий взгляд. Насмешливый, азартный и весёлый. Гремучая смесь. Так смотрел не один он: Маруся, Вандал, Бабай, Чаривнык… Одна секунда – люди, вторая – волки. Хах, кто самое слабое звено? Осталось, подобно акулам или аллигаторам, втянуть ноздрями ароматный запах боли и крови ослабевшей жертвы. Заводила с вызовом пялилась по сторонам, иногда панически озираясь. То и дело вгоняла ногти себе в ладони, оставляя на тех красные полумесяцы. Подавила ещё один всхлип. Она определённо боится, а волки – радуются. Это удивительно чётко напомнило мне, что мы не слаженная группа и ни разу не друзья, как, например, я и ребятки из чата. Неприятное мерзкое ощущение заставляет передёрнуть плечами. Поворачивая голову, я переглядываюсь со Штирлицем. Он совершенно спокоен, прямо как сытый удав. И именно он прерывает беззвучную травлю небрежным: - Пошлите. Нас могут хватиться. Не оборачиваясь, разрывает круг. Народ нехотя идёт следом. Мы топаем вторыми – за Штирлицем. Сонька, прикасаясь к моему уху губами, шепчет: - Терпеть не могу таких самодовольных сучек. Мы утопили её барахло, когда бежали купаться. Киваю, мол, понятно – верно, я слишком увлёкся болтовнёй с призраком, чтобы что-то заметить. Сзади плетётся Заводила. Мокрая, жалкая, облезлая кошка. Держит в руках корзину, пачкая чулки о траву – туфлей-то тоже нет. Отворачиваюсь: я не волк, но и не белая ворона. И тем более не альтруист. Заслужила, пусть выбирается из вырытой ямы сама – руку помощи никто протягивать не станет. У входа в турбазу нас поджидает злющий Раф-Васильевич. Обещает пешочком прогнать нас по всем кругам ада и отдать чертям на закуску. Нет, правда, он так виртуозно матерится – заслушаешься. При виде полуголой Заводилы едва не падает в обморок и заплетающимся языком спрашивает, какая катастрофа нас застала в этот раз. Веник вдохновенно плетёт про тайфун, а Заводила упрямо твердит, что хотела соблазнить дикого гуся, а он не повёлся и в отместку за попытку зоофилии сожрал всю её одежду. Тогда коммандер, осоловев от порции бреда, гонит нас в душ и на зарядку. По пути к баракам Сонька перекликается с мольфаром, отцепляется от меня и отправляется выпрашивать ещё гашиша, чтобы тоже попробовать совершить акт насилия над и с облаками. Мы со Штирлицем заходим внутрь, где откапываем по мылу, мочалке и полотенцу. Удивительно, как Алиса умудрилась вместить всё в мой небольшой рюкзак. Сидя на своей кровати, Штирлиц вдруг спросил: - Ты считаешь меня уродом и зековцем? Ну как тебе сказать, друг мой, уродом – точно нет, с таким-то прессом, а насчёт зековца – точно сказать не могу, мы не настолько близко знакомы. Оставив размышления при себе, ответил нейтрально: - Не знаю. Штирлиц чуть нахмурился, затем поднялся, дошёл до меня, практически нежно поднял за шкирку и пришпилил к стене рядом. Достал раскладной нож, приставив его к моему горлу. Вот и обещанный Заводилой экшн с ножичком. - А так? – задумчиво спрашивает. В зрачках – спокойствие. У меня стойкое ощущение, что это выглядит как разборки семейной пары. Причём оба супруга почти скучают. - Есть немного, – пытаюсь пожать плечами, но в воздухе сделать это не так-то просто. Стальное лезвие касается кожи на горле, но страха не вызывает. Это мне, что ли, нужно бояться острых предметов? Смотрим мы, значит, друг на друга, его нож романтично прижат к моей сонной артерии, и тут в спальню заходит Отелло. Немая сцена. Нет, честное слово, на это зрелище стоит посмотреть: Сонька, открывая-закрывая варежку, впервые растерялся. - Извиняюсь, – Штирлиц, деликатно опустив меня на землю, убрал железку обратно в карман. Сама вежливость. Мазохист от нехватки выражений попытался просигнализировать всё руками, но потерпел поражение. Зековец же, накинул на плечи полотенце, взял сетку с мылом и мочалкой и вышел за дверь. - Это что было? – спросил блондинчик, едва закрылась дверь. А непонятно? Он проверил моё самочувствие и извинился за столь радикальные меры. - Спектакль, – почти не соврал. - М-м-м… – собеседник понятливо кивнул и тоже вытащил банные принадлежности. Душ, естессно, на улице, но лучше так, чем никак: я умылся, остаток отведённого времени простояв рядом с выпущенной водой так, чтобы она меня не задела, но нюхать болотную водицу из озера-болота на телах других не хотелось бы. День прошёл обыденно: по всем правилам лагерной жизни. Нокси поотсылал мне несколько сообщений, но ответа не получил: денег на счёте – хрена с два. Чаривнык с Бабаем во время тихого часа отыскали-таки магазин: по их словам, захудалую лавчонку, где если и купишь просроченную год назад Фанту – и то счастье. Они приобрели пару пачек Прилук, закуски и кучу чего-то алкогольного. Вечером после отбоя заначку требовалось истребить, поэтому в их халупе собрались почти все. Почти заключалось во мне, Штирлице и Заводиле – видел её через окно – пыталась взобраться на дерево. Для чего именно – понятия не имею. Мы с зеком лежали в темноте – я убивал батарейку телефона в Файнел Фэнтези, а он пялился в потолок. Часа в два на него напала разговорчивость: - Не страшно со мной в одной комнате лежать? Аналогичный вопрос. - А должно быть? – отвечаю вслух. - Меня называют преступником. А меня – маньяком. Приятно познакомиться, коллега. - И что? – снова вслух. Раздалось скрипение – Штирлиц приподнялся на локте: - Я не зек. На меня заявление в милиции написали, но потом забрали. Самозащита потому что. Давай-давай, поведай мне историю своей жизни, я давно не слушал чужих анекдотов. - Понятно. И тишина. Снова скрип – зек… ладно-ладно, не-зек улёгся обратно. Оставив попытки пройти игру, я отложил телефон в сторону. За стеной доносился смех и громкие разговоры, Сонька клялся в любви Марусе и грозился подарить ей отсос, если она сейчас же не вернёт бутылку на Родину. * * * Утро наступило внезапно. Меня трясли и обещали отпустить, если открою глаза. Потом присосались к губам и ощупали пятую точку. Сомнений при идентификации не возникло – Сонька. - Пошли, пора вставать, – он умудрился поставить меня на ноги и стащить помятую «ночную» футболку. Приоткрыв глаза, я увидел Штирлица. Он смотрел на нас взглядом альпиниста, которому для прогулки в горы вместо стандартного комплекта снаряжения предоставили ласты. За окном едва-едва показалось солнце. - Ты сегодня спал? – полюбопытствовал я. - Не-а, – легкомысленно отмахнулся мазохист. – Кроме вас с Митей никто не спал. Вау, мне сообщили имя Штирлица. Куница, куница, агент ноль-три-ноль раскрыт, повторяю: агент ноль-три-ноль раскрыт. Отзываем войска. - Мы куда-то идём? – я рассеянно поглядел по сторонам. Что-то опять не так. Потянулся протереть глаза – а, ясно, заснул в очках. Никак не привыкну. - Мить, ты всё? – спросил Сонька, утрамбовывая левые шмотки в сумку. - Всё, – ответил. - Точка сбора: у ворот. Мы сейчас тоже выйдем. Он понятливо кивнул и направился к дверям. Я же нашёл нужную тряпку и снял очки, чтобы протереть линзы. Смутные очертания Соньки занимались своими делами, а именно: впихнув ненужные вещи вовнутрь сумки, пытались застегнуть неподатливую молнию. - Сегодня опять на озеро пойдём, – ответил на невысказанный вопрос блондинчик. - Угу, – отпираться бесполезно: с его-то напором записного тракториста и слона можно с места сдвинуть. Нацепляю очки на законное место. - Кстати, я тут заметил, – лукаво, но так по-доброму улыбается. – Ты стал меньше хмуриться. Ты меняешься, как и обещала Лиска. И эти изменения не зависят от шмоток и твоего внешнего вида, уж я-то знаю. Хотелось бы верить. Нет, реально хотелось бы, но я что-то изменений не вижу: как был орехом, так и остался. Не тратя времени на разговоры, я переоделся. Убедившись в моей готовности, Сонька собственнически хапнул мою руку и потянул к выходу. Я попытался не чёлгать кедами, поспевая за этим бронебойщиком, но обувь всё равно изгваздалась в пыли. Народ плотно кучковался, попеременно стоя на стрёме. Когда мы подошли, Сонька обменялся с остальными приветствием, и мы двинулись. Заводиле присудили временное помилование, поэтому она гордо вышагивала рядом со всеми. Та же местность: клещи, полевые мыши, недобелки – сплошные деликатесы. Опять безуспешные поиски аленького цветочка: Веник едва уговорил Марусю поверить ему на слово, что корявый серо-грязный гриб не очень съедобен. Мы со Штирлицем стояли в сторонке. Он, на этот раз без очков, читал «Шатуны» Мамлева, и сколько я ни вглядывался, не увидел на его лице ни грамма того скептического ужаса, которое при прочтении сего бреда испытывал я. Попробовал почитать вместе с ним, привставая на носки, чтобы вчитаться в строчки. Скосив на меня глаза, Матвей опустил книгу пониже. Подозреваю, очки ему вообще без надобности, или зрение не настолько безнадёжно. Дальше последовал процесс купания – на этот раз со мной остался Федя, бездумно рубившийся в тетрис. День проходил зря: призрак не появлялся, через полтора часа все уже отогрелись и пошли на второй заплыв, а немногим позже собрались отчаливать. Думаю, многим интересно будет послушать трёхэтажные завороты в исполнении коммандера. Ведомый ветром, я бездумно поднял голову вверх. Солнце уже начинало слепить глаза, пробиваясь сквозь погрызенные листья на деревьях, а в траве всякая мелкая пакость начинала петь серенады. Мы двинулись обратно, когда на меня снова нахлынуло предчувствие – пятая точка зачесалась. Не слишком парясь насчёт общественного мнения, я исполнил акт чесания. Зуд прекратился, предчувствие осталось. Сонька болтал без умолку, периодически пытаясь втянуть в общий разговор меня и Матвея. Последний чхать хотел на что-то, кроме своей книженции: он за всю дорогу два раза голову поднял – второй, когда мы совсем остановились. Это Вандал окликнул народ, с сомнением проговорив: - Мы, кажись, не туда зашли. - Как не туда? Туда! – возразил Веник. Он возглавлял наше славное войско, поэтому не мог допустить падение своего авторитета. - Смотрите, – бугай раздвинул густую листву кустов слева. Мы подошли ближе, с удивлением заметив, что за ними то самое озеро – наш контрольный пункт и точка отсчёта. Я мальком поймал Сонькин немного удивлённый, напряжённый взгляд. - Как ты догадался, Рембо? – первой нарушила молчание Заводила. - Отлить сходил, – хмуро ответил тот. – Подумал, мы слишком долго идём, и решил немного осмотреться. К слову, пресс у него тоже имелся, но за счёт общей шкафообразности особого фурора не производил. Нет-нет, к моему шкафу никаких претензий, он вне конкуренции. - Мы же не заблудились, да? – неуверенно понадеялся Чаривнык. Воцарилось тяжёлое молчание. Мы переглядывались между собой, а Штирлиц как раз тогда оторвал взгляд от книги. - Тогда давайте начнём с начала, – предложила Маруся. – Вернёмся к озеру, мы же все дорогу помним. Пусть первым пойдёт кто-то другой. Народ согласился, однако вторая попытка окончилась неудачей. Третья и четвёртая – тоже. До истерик пока никто не опускался, но, думаю, до этого недалеко. Все шли в подавленном состоянии, позатыкавшись, и даже Матвей больше не читал. К четырём часам мы, безнадёжно уставшие, сидели на берегу озера. Сонька облокотился на меня, а Маруся, положив подбородок на притянутые колени, безэмоционально сказала: - Бедный Васильевич, если кто-то из предков и педсовета узнает, что мы потерялись, его на раз-два с работы выпрут. Я покивал: и не просто выпрут, а с волчьим билетом. - Ещё попробуем? – безрадостно предложил Федя. - А смысл? – в том же духе ответил Веник. - Есть хочу, – заключила Заводила. Голод не тётка, и не у неё одной заурчало в животе. Минут через пять температура по градуснику общего настроения упала до нуля. Чаривнык вскочил на ноги, отряхнулся и с наигранным весельем посмотрел на остальных: - Попробуем. Давайте, поднимайтесь! Никто не стал возражать. Я потянул вверх Соньку – он успел задремать – и мы на пару поплелись за колонной. Предчувствие не отпускало. Зацепившись за ветку, мои шнурки на левом кеде развязались. - Иди, я догоню, – я предупредил мазохиста, приседая на одно колено. - А вот и ты, я ждал, – в тот же миг сзади послышался замогильный голос. Призрак. Можно было догадаться. Не знал, что они могут путать дороги. - Чего ты хочешь? – негромко спросил, стараясь не привлекать внимание попутчиков. Шифруясь, якобы продолжал завязывать кроссовки. - А чего хочет одинокий старый полковник? – он издевательски хохотнул. – Конечно же, любви.