Пособие для начинающих психов

Часть вторая: «Атака бульдозером»

Хохот жуткий в темноте, Ты сегодня кто и где? Ты сегодня с кем и как? Обратись скорее в прах. Раз, два, три, четыре, пять – Вышел в небо погулять. В небо птицею взлетел, Но… остался не у дел. Тише-тише. Тише шаг. Кто тобой владеет? Враг? Кем ты нынче одержим? Кем так яро нелюбим? Кто ты: фельдшер или кок? Три стены и потолок. Сумасшествие – тюрьма, Ну же. Прыгай. Дальше – тьма.

Я не ходил в школу уже больше недели. Сидел дома. Вымученный и изнеможенный. Сидел на диване, задвинув шторы, потерявшись в подушках и одеяле, без ноута, без телефона. Сидел с таким ощущением, будто валяюсь в заброшенной секретной лаборатории в канаве, откуда меня вот-вот выйдут встречать черепашки-ниндзя. После экстрим-лагеря жутко хотелось комфорта. Что ни говори, а отче неплохо понимал меня, смирившись, что я останусь здесь, в большом доме, в одиночестве, приходить в себя. Проблема заключалась в том, что приходить в себя я не хотел. Я хотел замкнуться и не выходить больше – в прямом и переносном смысле. Так вышло… не сказать чтобы конкретно из-за убийства Веника, как думал отец, психолог и остальные; эта нелепая смерть – только звено в цепочке, в конце которой с уютом расположилась моя небольшая депрессия. Слишком много вещей случилось – и о большинстве из них взрослым не дано узнать. Когда менты приехали, нас расспросили. Именно «расспросили», потому что вряд ли хоть у кого-то повернулся бы язык назвать случившееся допросом. Во всех нас – даже в Штирлице – видели лишь бедных деток, ставших жертвами безобразника-маньяка. Меня опрашивали предпоследним и ничего нового не услышали. Труп решили накрыть чем-нибудь и отправить на дальнейшее обследование. Потом, несмотря на порядок расследования, нас развезли по домам. Последнее что я видел, залезая в отцовскую машину, как из другого авто выбегают трое и встревоженно, ещё не веря, направляются к санитарам. Папень отвёз меня не, как я предполагал, домой, а в область, в кафешку. Ели в молчании. Отец попробовал было завязать диалог, но тот что-то не вязался. После обеда мы отчалили на квартиру, а на следующий день к психологу. Отче, когда до меня дошло, к чему всё идёт, посмотрел на меня просительно и сурово. В его глазах светилось капсом: «Прости, сына, так надо». Ну, надо, так надо. Я смирился. Если ему ещё раз надобно убедиться, что по мнению общества его сын асоциальный психопат, пусть убеждается. Психологом нам представилась женщина тех форм и размеров, коими привлекали папеня. Я смирился ещё раз. Женщина обладала нежным голосом, внушительными размерами груди и низкоинтеллектуальными зачатками здравого смысла. Сначала со мной поздоровались. Потом спросили о самочувствии. Потом посочувствовали, что я попал в такую ужасную ситуацию. Потом ещё раз спросили о самочувствии. Потом прозвучало ещё несколько подобных вопросов, только другими словами. Потом мне надоело, и я отвечал на автомате, больше прислушиваясь и пререкаясь с иронизирующей шизофренией, появления которой стали реже, но не лишились эффектности. Затем наступило время приключений! То есть, тестов. И первым был тест, наверное, имеющийся на вооружении всех неопытных психологов мира. Тест на цвета. Передо мной расположили планшет с тестом, где на экране изображались десять цветов, в зависимости от порядка которых определялось моё эмоциональное и психическое состояние на данный момент. Тест был до тошноты абсурдным и предсказуемым: выбираешь первыми черный, серый, коричневый - и у тебя тяжелое психическое расстройство и глубочайшая депрессия, выбираешь желтый, белый или розовый – и ты нормален. По-моему, те, кто выбирают подобные цвета скорее счастливые кретины, а не адекватная личности. Подумав, я начал с нейтральных цветов и закончил чередованием темных с сопливо-радостными. Планшет выдал, что состояние у меня нейтральное, но впал в подозрение, мол, что-то всё-таки не в порядке. Психолог согласилась, и последовала ещё одна череда мозговыносящих вопросов. На середине моего ответа она глянула на часы, дослушала и объявила, что сеанс окончен; попросила меня позвать отца. Он вошел, махнув мне, мол, выйди из кабинета: взрослые нынче беседы беседовать будут. Я кивнул и вышел, оставив дверь открытой. Вообще-то, мне даже не требовалось слышать, о чём они говорили – я практически слово в слово знал, о чём пойдёт речь, но не стал отказываться от возможности подтвердить догадки. И подтвердил. На половине речи мне надоело, и я сел в кресло в коридоре, доставая откопанную в квартире PSP. Телефон потерялся – не помню где, а новый мы купить не успели. С крайнего кресла мне подмигнул закутанный в простыню призрак. Можно сказать, что всё возвращалось на свои места – никаких последствий второго контракта мне не перепало. Папень вышел хмурый, но, по-моему, довольный. Он, небось, под конец её праведного монолога, мол: "С мальчиком нужно заниматься, а то он совсем отчается", — умудрился свиданку назначить. Не хватало мне мамаш-психологов. - Пойдём, - покивал отче в сторону выхода, и мы поплыли в магазин за новым телефоном. Экран у него был размером с лопату, но на восторженное отцовское: «Этот лучше всех. Берём?» - я только пожал плечами и отец тут же расплатился. Там же неподалёку обзавелись карточкой. По мне так – лишь бы в чат заходить можно было. На следующий день нас снова вызвали на допрос. В том районе, у леска и лагеря объявили розыск особо опасного преступника неопределённой наружности. Выходя из кабинета, я встретил Штирлица с высоким человеком, очень на него похожим, но слишком молодым для роли родителя. Штирлиц читал «Волхва» Фаулза, а при пересечении взглядов мы обменялись приветственными кивками. Похоже, его нож не нашли, а остальные почему-то не сказали об этом. Пока не сказали. Нож ему всё равно рано или поздно аукнется – всплывёт из уст той же перепуганной Маруси или Кролика, и Штирлица будут долго мусолить, хотя, наверное, ничего не докажут. Надеюсь, не докажут. Это всё так зыбко. После допроса мы снова остались ночевать на квартире. По-моему отче не хотел оставлять меня одного, но ему так или иначе пришлось – каникулы закончились, и начальство грозно потребовало, если уж у сотрудника дитё цело и невредимо, явиться на работу. Папень позаламывал руки, поохал на мировую несправедливость, но потом поехал являться. И ещё пару дней мы провели так. Ни Алиса, ни Зелёный не появлялись – вероятно, они уже обо всём знали, но почему-то не спешили навестить меня. Оно и лучше. В те дни я даже нэт не юзал – выбрал в домашней библиотеке наугад какой-то томик, и как раньше, до времён чата, погрузился в него с головой, отрываясь только на туалет, сон и, иногда, на еду. Но вскоре от такой жизни заскучал по шкафу, и написав записку, мол, «уезжаю и не вернусь», на маршрутке отчалил восвояси. Вечером отец в панике по телефону пафосно вопросил, хочу ли я его смерти, на что я невозмутимо ответил – нет, поэтому-то и поехал домой: стыдно мне, проклятия над головой родственника возводить. Впрочем, он успокоился только когда я пригрозил принести в жертву все его журнальчики и надувные куклы во славу Сатане. Отче загрустил, затопал ногами, восклицая, мол, я совсем от рук отбился, отца не уважаю, потом опять загрустил и в конце концов пообещал наведаться в ближайшие выходные. Отключившись, я грохнулся мордой в диван и проспал до полуночи. В полночь меня разбудил Сонька. Он, очевидно, пролез через незакрытое окно и бесцеремонно тряс меня за плечо. Добудившись, усмехнулся: - Доброе утро. Ты, наконец, приехал. Я поглядел на него сонно, снизу вверх, протёр глаза через очки и сразу понял, что что-то в нём изменилось. Чтобы убедиться, потянулся к выключателю, но мою руку перехватили: - Забей на свет. У меня есть кое-что получше. Прости, Макаронный бог, что ещё за пафосная фразочка из какого-нибудь ситкома? Он отошел обратно, к наполовину зашторенному окну и поднял с пола шелестящий пакет с позвякивающими стеклянными бутылками внутри. Пока он возился, я поднялся на локтях, нащупал на полу ночник и воткнул его в розетку. Комнату осветил бледновато-зелёный свет. Сонька сначала хотел возразить, но передумал и перевернул вверх дном пакет. Из него на покрывало посыпались бутылки с прозрачной и не очень жидкостью, при нынешнем освещении смахивающих на яд. При виде такого богатства я только удивлённо мдакнул: - У тебя День Рожденья, что ли? От моей незамысловатой догадки Сонька нелепо улыбнулся и фыркнул: - Что-то вроде. Как непьющий всякую подозрительную гадость из чужих бутылок, от «горячительного» я попробовал отказаться. Ага, кто б мне дал. Из другой сумки появилась пицца и всякая закусь, от которой мой желудок велел мне не морщить нос. Мы поели. А потом выпили, просто потому, что в горле пересохло, а не вставать с дивана мне приказали под страхом долбануть ноутбук о стенку шкафа. Я хлебнул немного, надеясь перекрыть жажду, но это не помогло, и через какое-то время я выпил ещё. И мне даже понравилось. Горечь не отбила желание распробовать напиток, и это-то меня и погубило. После пятого глотка прямо из горла всё начало походить на сон. Не знаю, сколько мы выпили, но судя по пустым бутылкам – прилично. А на середине оргии Сонька достал какие-то травы и мы ещё и вкурили. Комната наполнилась немного удушающим дымом, но к тому моменту мне было плевать. Под конец я вроде бы понимал, что происходит, но вряд ли мог менять реальность в свою пользу. Этим Сонька и воспользовался. В какой-то момент он наклонился надо мной и подтянул вверх, к стене и подушкам. Взял моё лицо в ладони и поцеловал настойчиво и ласково. Я попытался отвернуться, но куда там, и слабо упёрся руками в его плечи. Его язык гулял у меня во рту и если бы в обычном состоянии я не почувствовал бы ничего, то теперь, когда чужая рука сжала через ткань пах, в голову долбанула ответная реакция. - Не такое уж ты и бревно, - засмеялся Сонька. И смех его совсем не походил на пьяный. Тогда мазохист задел ремень на моих джинсах, расстегнул его и следом пуговицы и молнию. А после всё поплыло, как в тумане. Тело было чужим и неповоротливым, я ничего в нём не контролировал: ни как кончил первый раз, после отсоса, ни второй раз, когда немного прошла боль в заднице. Можно сказать, ублажили меня по полной программе, хотя не знаю, насколько интересно было Соньке трахать полено. После третьего раза мир погас и открылся для меня только с наступлением утра. Утро светило ярко. Даже через шторы. Я открыл глаза и с безнадёжностью поглядел в потолок. Жизнь – дерьмо. Выбрался из-под разлёгшегося на моей руке Соньки и охнул от резкой боли в спине и ноющем позвоночнике. Ах ты ж скот. Пытаясь вытащить из одеяла ногу, упал на пол на колени и руки. Свесил вниз голову. Что я там говорил про жизнь раньше? Ну вот, теперь уже по доброй воле раком нагибаюсь. Надо мной образовалась небольшая дождевая туча. После душа стало немного легче. Я вышел, кутаясь в огромное синее полотенце и вытирая мокрые волосы. По поводу спонтанного совокупления, а заодно и потери девственности, я особого ущерба гордости не чувствовал. Ну, подумаешь, поимели. Что, в первый раз, что ли? - церебрально подобное происходит намного чаще и болезненней. Единственное, что мучило меня – я ведь фактически изменил шкафу… ещё и на его глазах… Покаявшись, я нежно погладил дверцу шкафа, и, по-моему, мой всепрощающий возлюбленный за прошедшую ночь не держал на меня зла. Убедившись, что прощён, я в раздражении глянул на диван. Наглая скотина спала сном праведника. Вокруг него разве что блестяшки и прочие декорации не летали. Не особо раздумывая, резким движением раздвинул шторы. Поморщился, поняв, что хуже сделал только себе, и закрыл их наполовину. Подумав, прокашлялся для громкого окрика, когда загорелся другим планом. Мелодией будильника на моём новом телефоне я почти горжусь. Она хранилась на карте памяти, изъятой из одного моего старого девайса, и ласково называлась: «Предсмертный крик нетопыря». Причем название, я бы сказал, преуменьшало звук, ибо в нём смешались и ор голодного младенца, и пожарная сирена, и какой-то ужасающих вопль на одной ноте из фильма ужасов. А динамик моего нового телефона – слава Макаронному богу, а уж если подложить под самое ухо… В общем, я завёл будильник на минуту позже, отошел к шторам, в тёмный угол, и приготовился ждать. Будильник меня не подвёл. - УУУУАААААУАУАУА, - разнеслось по квартире. Сонька не просто проснулся – его подбросило на кровати, и он вскочил, глядя по сторонам с глазами на полморды. Ну, я в долгу не остался и со своего угла громко, гнусно захихикал: - Эхе-хе-хе-хе-хе-хе… Я не знал, что глаза могут увеличиваться до таких размеров, а зрачки становится такими широкими. Пусть даже от суеверного ужаса. У него задрожали руки. Видимо в моём взгляде и смехе что-то такое было… - Т-ты… - он выдал и замолк, понемногу приходя в себя. – Н-да… На неуверенных ногах, с голой задницей он поплёлся в сторону двери, кажется, топая в туалет. Телефонный вой с перерывами в пару секунд преследовал его до самого конца, пока я не подошел и не выключил будильник. Да, я злился. В частности потому, что теперь становилось ясно – план по траханию меня был продуман заранее и выполнен на сто процентов. Я поглядел на одеяла и подушки и решил, что их придётся перестирать. И их, и само покрывало на диване, ибо нефиг. Принялся по очереди снимать пододеяльники и наволочки. Пока справлялся, пришел Сонька, выкупавшийся и слегка взволнованный. Подобрал с пола свои трусы. Усевшись на диван и, сердечно обняв подушку, я боролся с желанием рыкнуть на него: «Убирайся, ушлёпок!» Боролся и наблюдал. А у него к образам клептомана и мазохиста, похоже, прибавился ещё один – одинокого, несправедливо обиженного принца. Эдакая вселенская печаль во влажных голубых глазах, прикрытых большими пушистыми ресницами, плавные движения принцессы-лебедь и всё такое. Гадость. Скривившись, я выдохнул: - Чтоб когда я приду, тебя здесь не было. Сонька закусил губу. То ли обиженно, то ли выделываясь. Ничего не ответил. Никогда не знаешь, что от него ожидать - вот выйду, зайду, а он сменит личину и лежит себе хитро, голышом средь подушек, мол, хрен меня выгонишь, короля вселенной. Так и не услышав от него ни слова, я подхватил грязное бельё и потащил его к стиралке. Как ни странно, Сонька смылся. Но срач после себя оставил, и мне пришлось, охая-вздыхая, собирать с пола остатки закуси и бутылки, чтобы вынести их подальше, на случай, если обеспокоенный папень нагрянет раньше положенного. Но что-то после уборки на меня навалилась тоска зелёная, и мир погрузился в ленивый хаос. С одной стороны, мне хотелось поделиться с товарищами из чата адекватной стороной моих приключений, с другой стороны они бы сразу привели меня в чувство – приходить в себя я вовсе не желал. Но, честно говоря, этим душевным состоянием я искренне наслаждался, упиваясь собственным самобичеванием и торжеством шизофрении в воспалённых мозгах. Упивался особенно, зная, что когда нагрянет Алиса, подобного случая ещё долго не представится. Хвала Макаронному богу, Сонька покамест не заявлялся. Только староста заглянула, передав, мол, занятия уже начались, и учителя хоть и понимают мой кондишн, но настоятельно рекомендуют начать ходить на занятия и вообще, развеяться. По-моему, преподам чхать на меня, и слова старосты всего лишь пустая вежливость. По барабану им – есть я или меня нет. Кстати о преподах – от отца я узнал, что Раф-Батькович подал на увольнение. Или его заставили подать. Жаль мужика – мы его фактически подставили… Алиса вернулась спустя пару дней. Такая же идиотически радостная, как была, с Зелёным на плече, который, впрочем, тут же с воем вцепился в мою тушу, кажется, не переставая заверять в любви. Но что-то в ней всё-таки было не так. Или дело в моём обновлённом мировосприятии. На вопрос: «Милая, ты где была, твоя футболка совсем не пахнет», привидение закатило мне целую лекцию на тему: «Призракам тоже нужен отпуск», а под конец непререкаемо заявила: - Завтра ты идёшь в школу! Нам необходимы последователи! Я вздохнул и смирился – энергии на сопротивление не было. А потом пересилил себя и зашел в чат. Ничего не изменилось, только в шапке рядом с датой флэшмоба висел большой баннер: «День стратогречиков! Большая ролевушка! Призы за лучшие арты и теории!» Даже не знаю, у кого из модеров хватило бы духу оформить всё столь радостно. Но так или иначе, среди постоянных комнат затесались «Жизнь и смерть стратогречика», «Апокривы стратогреца», «Стратогреческий отец» и ещё много всякого. Чего говорить о временных халабудах. Открыв лист друзей, увидел, что почти все в сборе в одной комнате: «Мир маленьких стратогречиков». Я уже собирался кликнуть на вход, но что-то мне стало не по себе. Однако, делать нечего, и помаявшись с полминуты, я выбрал комнату. Пользователь Jokk зашел в комнату «Мир маленьких стратогречиков». Начирикал: «Привет, я вернулся», полистал немного назад, вникая в тему. Дискутировали по поводу «что есть стратогречик и чем он отличается от стратогреца?» Насчёт второго вопроса все согласились с Плюшкой, что стротогрец – взрослая особь, а стратогречик – молодое поколение. Но первый вопрос оставался неразрешим. Может быть, я не вовремя. Трабл: Из преисподней вернулся или из чистилища? Я думал, на меня повалятся тонны вопросов, но остальные молчали. Только Лёха выдал – медленно-медленно, будто заново учился находить буквы на клавиатуре. Noxi: Ну, привет. На меня ощутимо повеяло холодом. Я закусил губу. Застрочил в личку. Jokk (приват): Может все разборки в привате? Но как только нажал отправить, Мику точно научилась читать мои мысли: Miky11: Никаких приватов! Только попробуй, наглая морда! Кажется, она действительно сердилась. Noxi: Да уж. Последний раз мы списывались, когда ты в свою юрту на экспедицию уехал, а потом – ни сном, ни духом. Я уж думал, тебя там прикончили ненароком, за склочность характера. Jokk: Каюсь. Pljushka: Ты ещё в ножки бросься. Прекрасно зная, что без внятных объяснений со мной потом так и общаться перестанут, я попросил: Jokk: Дайте минутку, и я расскажу. Только не перебивайте. И я рассказал. Печатать для меня легче, чем говорить вслух – естественнее и привычнее. Слова врут, но особенно – в звуках. И вылетевшего не-воробья уж точно не поймаешь. Я рассказал, как смог. Конечно не всё. Конечно - что-то типа официальной версии властей. Так, чтобы меня не посчитали психом, а историю – шизофреническим бредом. После переваривания инфы Вегас выдал: Vegas: Ну ты даёшь… Он даже забыл писать через букву капсом, как делал раньше. Jokk: Если не верите, можете посмотреть новости. Думаю, о случившемся уже должны были сообщить. Кстати да, удивляюсь, как ко мне ещё не понаехали журналисты… Может, потому отче и сидел со мной в области, чтобы не докопались? Трабл: Да не, мы верим. Но как-то это… неожиданно… Jokk: Забей. Главное, что я здесь, так? Как у вас там дела со стратогречиками? Они, по-моему, уже не рады были, что и спросили. Меня ведь и пожалеть «вслух» нельзя – все знали, что на такое я реагирую крайне отрицательно. Килька: Очевидно, стратогречик – существо разумное. Мы решили, он должен быть млекопитающим, так как самые разумные на Земле расы – млекопитающие. Лейбл: Но он по-любасу летает. Или хотя бы пытается. Pljushka: Только пытается не так, как курица – он типа птеродактиля, но меньше по размерам. Mily11: А так как он летает и млекопитающее, и разумен, то скорее всего он существо мифическое, что возвращает нас к изначальной версии: стратогречик в природе не существует, а всего лишь является отражением нашего мировосприятия, порождённого нашим сознанием, и конкретного воплощения не имеет. Они явно договорились высказываться по очереди, а то здесь была бы уже не дискуссия, а дурдом. Dead: Но даже если он порождение сознания, то у него всё равно есть общий образ. В мифе, любом мифе – любая вещь - есть символ. А символ, настоящий символ – корнями уходит в миф, а поэтому имеет бесконечное количество воплощений, но в определённой ситуации он реализует свои конкретные черты. Слово – тоже символ, причём очень древний. Например, когда мы говорим слово: «стол», каждый представляет себе какую-то схожую вещь, но ведь на самом деле столы бывают разные: у него может быть и не четыре ноги, он может быть сделан из любого материала и так далее. И, соответственно, тоже происходит со словами, обозначающими мифических животных. Вот например, при слове «эльф» мы что представляем? Килька: Толкина. Бородатого. О, Макаронный бог, какие все начитанные. Куда не ступи, везде софисты. Dead: Тебе слова не давали: я ещё не дописал. Трабл: У тебя уже количество рекомендованных символов закончилось, так что считай, что дописал. Трабл: Кто следующий? Dead: Что за коррумпированное собрание! Это же форменное безобразие! Я буду жаловаться! Трабл: В бане соотечественникам жаловаться будешь. Смерть сникла. Fetiche: Ладно, я продолжу его мысль. Короче, если мы одинаково представляем себе и эльфа и стол, значит образ стратогречика будет в наших мозгах иметь сходные черты. Допустим, все согласились, что он млекопитающее и разумен. Кто против, что у него есть крылья? Мишура: Ага, и когти. Kredo: Тогда это уже грифон целый получается. Тапкозавр: Не, стратогрец же не хищник. И голова у него не орлиная, и хвоста львиного нет. И чего там ещё грифону прилагается – тоже нет. Nоxi (приват): Дай мне свой новый номер. Jokk (приват): Держи. +3805… Телефон зазвенел буквально через пару секунд. Noxi (приват): И только попробуй отключиться! Я оторвал глаза от экрана ноута, посверлил взглядом телефон и вздохнув, нажал кнопку принятия вызова.