Яд жизни

      Переглянувшись, мужчины кивнули друг другу, приходя к молчаливому решению.        - Ты сможешь его уговорить? - все же спросил Фортескью.        - А у нас есть варианты?        - Можно попробовать перевезти мальчика ко мне в дом... - неуверенно протянул Флориан.        - И чем это будет отличаться от нынешнего положения дел? Если мы хотим, чтобы Поттер был в безопасности, то есть лишь одно место, куда его стоит перевезти,- отрезал Гивори.        - Тогда тебе лучше уже сейчас переговорить с Гулем. Если мы явимся без приглашения, да еще и с Гарри, то с него станется вышвырнуть нас за дверь или и вовсе не пустить даже на порог.        - Я знаю,- раздраженно глянул на друга целитель,- но, думаешь, сильно хочется? Мне проще иметь дело с взбешенной мантикорой, чем с собственным племянником. У той хотя бы понятны мотивы.        - Печально известный блековский нрав,- кивнув, сочувственно улыбнулся ему Фортескью.        - Если бы все было так просто...если бы,- хмыкнул Цисус.        - Желаю удачи, она тебе пригодится,- кивнул другу Флориан, увлекая его в сторону двери комнаты Гарри. Гарри выжидающе посмотрел на расположившихся с серьезными лицами у его кровати волшебников. Флориан хмурился и переглядывался с не менее сосредоточенным Цисусом. Написанная на их лицах новость явно тяготила их, заставляя нервничать. Неудивительно, что Гарри тоже встревожился.        -Успокойся, тебе нельзя переживать,- нахмурился Гивори,- новости, конечно, не приятные, но ничего смертельного.       Поттер лишь улыбнулся на успевшее уже стать родным ворчание целителя. За то время, что мальчик болел, как-то стало для него привычным доверять Флориану и Цисусу.        - В общем, Гарри, нам придется перебраться на другое место,- немного задумчиво пояснил причину нервозности Цисус, постукивая пальцами по подлокотнику кресла.        - Почему?- удивился подросток.- Чем не годится Дырявый котел?        - Видишь ли, Поттер, здесь перестало быть безопасно,- отозвался Гивори.        - Не безопасно?- недоуменно моргнул мальчишка.- Почему?       - Что ты заладил, почему да почему, подожди пару секунд и все услышишь,- чуть укоризненно улыбнулся ему Фортескью,- мы для того и пришли, чтобы все объяснить. Только вот, предупреждаю, разговор будет не из приятных, и в первую очередь для тебя, Гарри. Видишь ли, речь пойдет о событиях, тесно связанных с Хэллоуином 1981 года.       Поттер поспешно опустил голову и, тяжело сглотнув, сжал одеяло в руках. Раньше, когда он был маленьким, он безоговорочно верил словам Петуньи и Вернона о том, что его родители были дурными людьми и погибли по собственной глупости, поэтому не особо стремился расспрашивать тетушку о маме. А когда Хагрид рассказал ему про Волдеморта, про ту ночь, в словах лесничего он впервые увидел не мать и отца, которых нет и не будет, а родителей, безоговорочно его любивших, защищавших до последнего вздоха. С того момента в его сердце поселилась ледяная тоска по людям, которых ему не довелось узнать и не посчастливилось помнить. На первом курсе, столкнувшись с зеркалом Еиналеж, он почувствовал, как эта тоска превращается в теплый греющий комок чего-то иного. Но его мечта была неисполнима... и вместе с этим пониманием тоска вернулась и стала еще больше, жаля ледяными иглами при каждом напоминании о том, что у него отнял Волдеморт, о семье. Вот и сейчас, едва Флориан сказал про ночь, осиротившую его, мальчик едва смог сдержать навернувшиеся на глаза слезы, почувствовав себя одиноким и никому не нужным. Но, будто прочитав его мысли, старый мороженщик поспешно присел на постель Поттера и крепко сжал в теплых объятиях, даря поддержку и защиту, напоминая, что подросток не один.        - Ничего страшного, говорите, это ведь, наверняка, важно,- Поттер благодарно улыбнулся Флориану и серьезно кивнул целителю.        - Гарри, скажи, что ты знаешь о Сириусе Блеке?- прямо спросил Цисус.        - О ком?- вопросительно поднял брови мальчик.- Я впервые слышу это имя.       Фортескью и Гивори вновь обменялись одним им понятными взглядами и, вздохнув, целитель начал рассказ.        - Пожалуй, я начну с самого начала и буду рассказывать так, как я это запомнил. Не удивляйся, если что-то я буду описывать иначе, чем тебе уже говорили, Поттер. Я стар и помню еще войну с Гриндельвальдом, помню, как мне, тогда еще практиканту в Мунго, приносили магов, окровавленных и едва живых, попавших под магловскую бомбежку, а ведь волшебники маглов никогда раньше не воспринимали всерьез. После таких моментов легко было возненавидеть обычных людей, Гарри, поэтому ничего удивительного, что политика Абрахаса Малфоя, выступавшего за еще большее отстранение магического мира от магловского, нашла в народе ощутимую поддержку. Известный аристократ, меценат и добропорядочный семьянин, казалось бы, отличный кандидат в министры... Стоявший за этой фигурой юный Темный Лорд, тогда еще просто Томас Реддл, сделал умный ход. Поверь, ему бы спокойно удалось прийти к власти таким путем, Гарри, но… неожиданный конфликт с Магической Францией на пустом месте, пара выступлений Альбуса Дамбладора, новоиспеченного директора Хогвартса, и все вспоминают: Малфои вообще-то французы Малфуа. Предвыборная кампания провалена, Томас в раздумьях, а Абрахас оскорблен в лучших чувствах. Если Дамбладор и хотел, чтобы Реддл остановился, то он добился строго противоположного эффекта. Поняв, что законным путем власть ему не захватить, Реддл начинает собирать орден Вальпургиевых рыцарей. Амбициозный, умный и харизматичный мальчик Том Реддл к тому времени - уже талантливый сильный волшебник с однозначными целями, и за таким магом с готовностью встают засидевшаяся молодая аристократия и цвет умов Магической Великобритании, не вписавшихся в узкие рамки Министерства. Это еще не Пожиратели Смерти, но их предвестники.

***

      Темные кроны деревьев, мягкий мох под ногами, легкий ветерок в лицо - живописное место. Беспросветная глушь, конечно, но безмерно красиво. А вот старая усадьба на поляне посреди всего этого великолепия не очень вписывалась в пейзаж.       Построенная в типично английском стиле, строгая, мрачная и старая, окруженная высоким каменным забором, она навевала холод. Со стороны дом выглядел давно заброшенным и едва ли вообще знавшим руку хорошего хозяина. Закрытые ставнями окна, проржавевшие массивные запоры на главных воротах, заросшая дорожка и общее ощущение опасности, пробирающее до мозга костей - все эти незначительные мелочи превращали обычный старинный дом в его сознании в полуживое существо, неясное чудовище. И это при том, что уж Гивори знал, что все это лишь иллюзия, что едва он зайдет на территорию, как все преобразится, скинув пелену многолетней пыли с себя и засверкав чистотой и местами - дотошным порядком.       Этот дом напоминал своего хозяина, он был такой же нелюдимый, дикий снаружи и до мозга костей рациональный изнутри. Внутрь идти отчаянно не хотелось, и Гивори предпочел предаться воспоминаниям, разглядывая знакомые окна поместья рода Меддоуз. Здесь и жил его...племянник (Цисус давно воспринимал его именно так), однако, на самом деле меж ними не было никакой родственной связи. Но целитель, не имевший ни единого родного человека, кроме лучшего друга Флориана, предпочел сам взять на себя ответственность за тогда еще мальчишку. Это была жестокая история того, как от ребенка, потерявшего родителей, раз за разом отказывались все его родственники. История, как часто это бывает, связанная с женщинами, что поделать - любовь в нашем мире порой закручивает такие истории, что политике и не снилось.       Вот и Гивори был влюблен в прекрасную волшебницу, Сарин Крауч, дочь Биллиуса Крауча и его жены Чариз, урожденной Блек. У семьи Крауч было три ребенка: старшая, но слабая магически, Сарин, во всем пошедший по стопам отца Бартемиус, его гордость, и самая младшая - Доркас, поздний ребенок, чрезвычайно сильная колдунья. Сарин и Цисус познакомились, когда он уже пребывал в зрелом возрасте, пожалуй, даже слишком зрелом для того, кто ни разу не связывал себя узами брака и не имел наследников. Она была прелестна, молода, образована и пленила его одной улыбкой, но выходить за него замуж не собиралась: она посвятила себя науке. История, генетика и километровые математические формулы безраздельно правили в сердце старшей дочери семейства Крауч и все, на что мог рассчитывать Гивори, - лишь крепкая дружба.       Они общались постоянно на протяжении многих лет, и он изо всех сил пытался почувствовать себя членом ее семьи, потому что, казалось, не мог без нее жить. Она любила его как друга и с бесконечным доверием делилась тайнами, не только своими, но и своих родных. Так он узнавал о политических чаяниях Биллиуса, которые тот после поражения переложил на сына, о том, как мать не чает души в Доркас только от того, что та очень сильна магически, и о том, как саму Дор передергивает от такого отношения. Вместе со своей возлюбленной Цисус радовался женитьбе Барти Крауча, потому что любовь там сквозила в каждом движении, и не понять этого не мог даже слепой, а Барти-младший, казалось, был копией отца и деда. Горевали о вскоре после этого умерших старших Краучей (впрочем, драконья оспа в то время была делом не редким). Потом Сарин и Гивори вместе беспокоились о том, как совсем молодую, едва окончившую Хогвартс, младшую Крауч привязал к себе нагловатый Меддоуз, не отличавшийся хорошей репутацией. Потом они, конечно, так же вместе и удивились, когда Доркас выскочила за этого самого Меддоуза замуж и забеременела, по прогнозам близнецами. Одно время Сарин даже начала завидовать своим родственникам, в семьях которых царила идиллия и взаимопонимание, и Цисус подумал, что у него вновь появился шанс. Но все они забыли, что вокруг уже идет война, пропускали мимо себя все ее ужасы, не обращая внимания на жесткую грызню и военную диктатуру министерства, на уйму раненых и убитых, на магов, оставшихся без жилья или средств к существованию и на многое другое, неприглядное.       И война напомнила о себе в полной мере тогда, когда привычно ввалившись после работы в гости к лучшей подруге, Цисусу вместо чая пришлось принимать роды у находившейся на седьмом месяце Доркас, начавшихся из-за того, что девушке сообщили о смерти любимого мужа от рук Пожирателей. Это были первые и единственные роды, которые принимал Гивори: все-таки у него была и остается несколько иная специализация.       Родился мальчик, не близнецы, как ожидалось, один ребенок. Только спустя сутки, когда у Доры вновь начались схватки, Цисус понял, что это просто очень длинный интервал между рождением двойняшек. Первенец был назван Натаниелем, как и планировала чета Меддоуз. Маленький Натан унаследовал большей частью внешность отца: карие глаза медового оттенка, чуть вздернутый носик и полные губы, зато, судя по волосикам на голове, у мальчика обещала вырасти мамина чуть вьющаяся пшеничная грива. Доркес даже улыбнулась сыну, когда увидела впервые, несмотря на весь шок и депрессию. Второй ребенок был совершенно не похож на брата и родителей, роды проходили тяжело и очень долго, так что в итоге разница между днем рождения детей была в целых 3 дня. Второго сына Доркес невзлюбила сразу, то ли сказались мучительные роды и потеря мужа, то ли что-то иное, но это было ясно сразу, как только она дала ему имя. Алголь. Так зачастую поступали у Блеков – нарекали именем звезды, под которой ребенок родился, вполне понятно. Да и мальчик был скорее в блековскую породу: их глаза и нос, такие же темные волосы. Но даже сумасбродные Блеки ни разу не давали детям имя звезды, сулящей горе и несчастья, звезды дьявола.       Едва оправившись, Доркес ушла и почти перестала общаться с сестрой, от чего Сарин сильно переживала: не имея своих детей, она все же хотела побыть хотя бы тетей. Гивори видел это и так, но однажды любимая призналась ему вслух, и словно в злобную насмешку, через месяц в дом во время субботнего чаепития друзей ввалилась рыдающая Дора, прижимая к себе бездыханное тело 6-летнего Натаниеля. Добиться чего-то вразумительного от Меддоуз было невозможно, ясно было только, что ребенок сломал шею, упав откуда-то с высоты, и что Дора винит Алголя. Почему она так и не смогла объяснить, лишь сказала, что ушла ненадолго за ингредиентами в магазин, а когда вернулась, то нашла Натана мертвым. Целитель поспешил напоить женщину успокаивающим и увести от тела сына, Сарин занялась процедурой. Только когда прошли похороны, Сарин и Цисус вспомнили об Алголе. На вопрос "где ребенок?" Дора ответила, что знать не хочет, а дальше вновь впала в истерику. После недолгих поисков Сарин-таки обнаружила ребенка, оказалось, что мальчишка почти неделю просидел в подвале поместья Меддоуз. Доркес даже слышать о мальчике не хотела, а уж тем более забирать, они с Сарин в очередной раз рассорились, и Дора ушла, оставив сына на сестру.       Сарин стала воспитывать племянника одна, и с тех пор Цисус сам себя стал называть почетным дядей, уверяя возлюбленную, что мальчику просто необходимо мужское общество. Если честно, мальчик был очень странный, да и то, что Дора обвиняла его в смерти Натаниеля сильно настораживало, так что отношения с ребенком у целителя не складывались. Шестилетний Алголь мало напоминал Меддоуз, но уже не казался таким откровенным Блеком: перед Сарин Крауч предстал худющий бледный мальчуган с все теми же синими глазами и заостренным носом Чариз Блек, но изрядно посветлевшими, уже скорее каштановыми, а не черными прядями волос до плеч. Ну а широкий рот с яркими губами и ямочка на подбородке напоминали скорее уж о самой Сарин. Племянник ни на что не жаловался, не плакал, не искал внимания. Он словно привык быть невидимкой и скорее недоумевал, когда с ним пытались пообщаться. Роль матери давалась Сарин тяжело: она слишком привыкла жить одна и мало что знала о воспитании детей. Дело пошло на лад, когда она обнаружила, что мальчик ночью таскает книги из ее библиотеки, после выяснения причин, она узнала, что племянник уже умеет и очень любит читать, да и вообще учится чему-то новому. Сарин учила его всему - тому, что надо ребенку, и тому, что знает не каждый взрослый. Алголь впитывал знания как губка и постепенно смелел, привыкал к людям, что, впрочем, не научило его их любить. Когда стал вопрос со школой, Алголь отверг Хогвартс, уверив тетю, что обрезанная английскими законами программа лишь навредит. После долгого года споров он все же поступил в Дурмстранг. Когда он заканчивал первый курс, пришло известие о храброй гибели аврора и члена Ордена Феникса Доркес Меддоуз. Алголь лишь пожал плечами, услышав об этом по возвращении в Англию. Тогда Сарин впервые за все время накричала на мальчика, назвав Гулем - иным и не очень приятным названием звезды, давшей ему имя. Мальчишка лишь обстоятельно объяснил, почему ему безразлична смерть женщины, бросившей его на произвол судьбы, да и вообще никогда не любившей, но прозвище прижилось и потеряло обидный смысл. Вскоре война закончилась, Темный Лорд оказался повержен младенцем. Барти Крауч-младший преподнес своему отцу ужасный сюрприз, растоптав его карьеру и свою жизнь заодно. А в семействе Сарин Крауч все было спокойно, Алголь учился хорошо, больше склоняясь к теоретической магии, древним рунам и нумерологии, обожал заклинания и весьма недурно разбирался в зельеварении, хоть и не слишком его любил. Совершенно не ладил он с щитами и атаками, так что Темные Искусства остались лишь грудой знаний в его голове. Сарин очень радовалась успехам своего племянника и названного сына, жизнь начинала вновь налаживаться, и даже Гивори нашлось в ней место.       Сарин умерла в 1983 году, абсолютно нелепо и неожиданно, попав под атаку маленькой террористической группы, возомнившей себя вторыми Пожирателями. Цисус был безутешен, а 15-летнего Алголя отказался брать к себе единственный родственник, Бартемиус Крауч. Подросток попал в обычный магловский приют, и к тому времени, как целитель сумел выяснить в какой именно, это испортило его характер еще больше. Гивори навещал его почти каждый день, но, как выяснилось, разговаривать они могли только разве что о зельях и медицинских заклинаниях, да о Сарин, но о последней говорить было больно обоим. Они сидели и молчали, потом неизменно ругались по поводу или без, огрызались и обливали друг друга сарказмом, и расходились до завтра.       Отметив 17-летие и закончив школу, Алголь увлекся артефактологией и, решив сделать это своей профессией, поступил на обучение к одному из мастеров-артефактологов из испанских магов. С тех пор они с Цисусом виделись лишь по праздникам, неизменно ссорились, но считать друг друга семьей не переставали. Сейчас Алголю было уже 25, он вернулся в Англию и стал весьма востребованным артефактологом, но характер его претерпел мало изменений.       Последний раз они виделись на Бельтайн и поругались сильнее обычного, так что идти к молодому человеку с просьбой Цисусу вовсе не хотелось.