Zayn - TiO
Луи абсолютно не должен был думать об инциденте с Гарри, который произошёл, когда парни играли в «правда или действие». Он не должен был закрывать глаза и представлять, как Стайлс снова и снова проводит своими огромными руками по изгибам тела Томлинсона, как его мягкие губы проходятся по выпирающим венкам на шее. Он не должен был с замиранием смотреть на Гарри, когда тот ярко улыбался, обнажая свои ямочки. Луи, вообще-то, должен был ненавидеть Стайлса, а не хихикать над его «knock-knock» шутками, маскируя смешки под кашель. Томлинсон всегда отличался своей холодностью, многие сравнивали его с Каем из «Снежной Королевы», потому что все люди, которые хотя бы раз общались с ним, больше не хотели этого делать в силу ледяного взгляда и острого голоса дизайнера. Он буквально впивался в барабанные перепонки слушателей, вызывая при этом страх и восторг одновременно. И когда Гарри снова появился в жизни Луи, держать стержень хладнокровия внутри становилось очень и очень тяжело. Хоть он и пытался себя убедить, что Стайлс в его жизни был явлением временным, и что скоро он снова уплывёт восвояси, где-то на задворках сознания таилось осознание того, что Луи за все четыре года сам ни разу не попытался отпустить Гарри. Он крепко хранил каждое воспоминание, каждую вещь, которая когда-то связывала двух парней, у Томлинсона даже был плейлист на телефоне, в который он собрал все песни, напрямую или косвенно связанные с кудрявым. И это уже было похоже на некую одержимость, которую Луи пытался отрицать всеми возможными способами. Каждый раз, когда он покупал Esquire или Vogue, где на обложке красовался Гарри Стайлс, он продолжал себя убеждать, что эта покупка ради интересных статей (но в итоге страницы глянца прятались своим хозяином в дальний ящик, не открывавшись дальше форзаца с знакомыми зелёными глазами). Возможно, Луи просто не видел ничего плохого в своей скрытой (очень скрытой) влюблённости в парня, который сжёг его сердце и даже не сохранил пепел, развеяв его по холодной Англии. Хорошо, справиться со своими ночными и эротическими фантазиями Луи вполне мог бы, но его волновал только первый показ. Он так долго шёл к статусу лучшего дизайнера острова Великобритания, делая маленькие, но уверенные шаги к своему пьедесталу. И теперь, когда шатен на него взошёл, та корона, которую торжественно надели на него, как раз и было открытие Недели Моды, и если он облажается, то полетит в грязную лужу быстрее, чем успеет открыть рот. И он не был готов к тому, чтобы отказаться от работы, которая буквально вытащила его из депрессии. Три дня до начала апрельской Недели Моды в Лондоне. Оставалось всего три дня до момента, когда Луи Томлинсон либо ещё сильнее прославится, либо опустится на то дно, где он находился не так давно. Только на сей раз без финансовой поддержки, потому что отец явно не станет содержать своего уже взрослого сына. На показ Луи были приглашены очень влиятельные люди в сфере моды, журналисты Vogue и GQ, поэтому напряжение с каждой секундой росло вторым скелетом в теле мужчины. Он понимал, что модели одежды, которые он собирался представить всем в Сомерсет-Хаус, не смогут вызвать неоднозначный вердикт: людям либо очень понравится, либо не понравится вообще. Но Томлинсон так долго прорабатывал детали эскизов, столько бессонных ночей он провёл в своей студии, где создавал первую линию коллекции вручную, уделяя внимание каждому шву на брюках, каждой пуговице на пиджаках, что был уверен: лучшее, что он когда-либо шил, предстанет перед глазами всего мира уже через три дня, — и от этой мысли его мутило. За три дня до показа, Зейн увидел Луи всего один раз, когда пришёл сообщить Томлинсону, что все модели прибыли в Лондон, а Сомерсет Хаус начал приготовления для принятия гостей. Луи лишь махнул рукой, перешивая пуговицу на платье уже в миллионный раз. Зейн бы очень хотел провести побольше времени рядом со своим другом, которому нужна была поддержка, но у него также было много дел вроде организаций перелётов моделей в Лондон, их комфортное размещение, проверка рассадки гостей, и, конечно же, никто не отменял приглашения издательских домов на показ. Малик и сам не заметил, как он занял сразу несколько должностей, отчего пиарщика и менеджера по работе с клиентами пришлось уволить, но, собственно, Луи был только рад тому, что в его команде стало меньше чужих людей. С доверием у шатена были проблемы. Лиам, как агент модели, участвовавшей в Неделе Моды, тоже бегал по всей столице, разбираясь с документами: везде ли соблюдены права Гарри. Брюнет внимательно изучал каждый договор, затем отдавал его на проверку юристу, прежде чем снова его прочесть и только тогда отдать своему клиенту-другу для того, чтобы тот подписал. Найла, конечно, пригласили освещать мероприятие и назначили его главным фотографом на показы Луи, модных домов Paul Smith и TopShop, так что ирландец был в таком же водовороте бумаг и нервов. Когда до показа оставалось два дня, Зейн попросил Луи поехать домой и хотя бы принять душ, в ответ он получил только холодный взгляд посеревших (то ли от синяков под глазами, то ли от переизбытка кофеина в крови) глаз. Каждый раз перед показами происходило одно и то же: Томлинсон отказывался вспоминать про то, что он человек, а не робот, забывая абсолютно обо всём: он сосредотачивал своё мнение только на костюмах, которые доводил до идеального состояния. Луи предпочитал не спать три дня, но убедиться, что ширинка не разойдётся, а пуговица не отлетит в глаз какому-нибудь гостю. Когда до показа оставалось меньше восемнадцати часов, Зейн вломился в студию Луи, который возился с пальто. Рядом с дизайнером стояли пустые чашки и банки энергетика. Почему его сердце не остановилось от такого количества кофеина в крови - непонятно. «Лу, тебе нужно поспать хотя бы пару часов, поэтому мы едем ко мне. И слышать ничего не хочу. Тебе пора бы сменить рубашку и помыться, нехорошо вонять, когда на твой показ придут Джулиана Мур и Гвинет Пэлтроу, знаешь ли». Луи впервые согласился с другом, даже не открыв спор. Зейн посчитал, что это маленькая победа. Согласиться — не значит приехать и сразу же уснуть, опустив себя в объятья шёлковых простыней. Сколько бы Томлинсон не мучился, погрузиться в сон у него не получилось. То было слишком жарко, то слишком холодно; то Зейн храпел так, что было слышно в соседней стране, то неугомонные соседи стучали кроватью о стены. В итоге, Луи просто поддался своим мыслям и позволил им атаковать голову. Будильник прозвенел в четыре тридцать утра, но шатен в это время уже был на кухне с чашкой кофе в руках. Он терпеть не мог резкий горьковатый вкус кофеина на своём языке, но о добавлении молока не шло и речи, потому что уснуть на своём же показе Томлинсон не хотел. Но он бы вряд ли это сделал, потому что желудок скрутило от волнения так, что всеми силами Луи пытался не выплюнуть его на паркет из тёмного дерева. Ему, на самом деле, очень не хватало поддержки. Луи понимал, что сам от неё отказался, когда свёл общение со своей семьёй на «нет». Отцу всегда было не до него, а после смерти Джоанны мужчина ушёл в работу с головой, совсем забыв о существовании других членов семьи. Ранний уход мамы семейства Томлинсон повлиял на всех: Лотти уехала учиться в Америку, полностью отдав себя журналистике, Физзи начала писать стихи, отец совсем забыл про существование своих детей. Просто повезло, что Лотти уже было девятнадцать, а Физзи шестнадцать, так что они сами могли позаботиться о себе. После того, как сердце Луи разбилось дважды (сначала смерть мамы, а затем и «игры» Гарри Стайлса), он попытался оставить всё в прошлом, и его сёстры являлись частью воспоминаний, которые приносили столько боли. Он виделся с Физзи только по праздникам, а Лотти звонил раз в полгода, будто эти малышки виноваты в чём-то. Какой же он был эгоист, чёрт возьми. Почувствовав укол вины, Луи взял в свободную руку телефон со стола и набрал нужный номер. Он не знал, зачем это делал, но именно в тот момент Томлинсону нужна была поддержка. — Лу? — звонкий женский голос раздался спустя два гудка. Луи улыбнулся в трубку. — Привет, красавица. Надеюсь, я тебя не разбудил? — он услышал, как Лотти фыркнула в трубку. Наверняка она закатила свои голубые глаза. Они же были голубые, да? Луи не видел свою сестру два года. Два, мать вашу, года. — И звание «Самый лучший хреновый брат в мире» получает Луи Томлинсон, — серьёзно заявила она, прежде чем хихикнуть в трубку, — ты такой козёл, я серьёзно. Почему ты мне не звонишь? Луи вздохнул, сделав глоток кофе. Такой же мерзкий, как и сам дизайнер. — Времени совсем нет, ты же понимаешь, я… — Лу, не надо, — прервала его Лотти, — я знаю, что тебе пришлось несладко, но ты такой мудак, если думаешь, что нам с Физзи было легче пережить смерть мамы, — её голос задрожал, — нам, блять, нужен был ты и твоя поддержка, и что мы получили? Сначала ты постоянно пропадал, появлялся дома только пьяный или в край обдолбанный, а потом снял квартиру и погрузился в учёбу. Ты вообще в курсе, что у меня уже полтора года парень есть? Или о том, что Физзи собирается поступать на учителя драмы в Нью-Йорк, надеясь, что она хотя бы этим привлечёт твоё внимание? Твою мать. Ладно, Луи знал, что он скотина, но знать и слышать — разные вещи. — Мне очень жаль, — прошептал шатен в трубку, — и я… дайте мне шанс всё исправить. Пожалуйста? Ты можешь прилететь сегодня? Я всё оплачу, Лотти, только приезжай. — Я не могу, — нотка сожаления показалась в голосе девушки, — я сейчас в Техасе, родители Джона празднуют юбилей, поэтому мы здесь. Но я обязательно прилечу как только смогу, чтобы надрать своему известному старшему брату задницу, ты понял? — Шарлотта! — Что? Я имею права на такие реплики после всего того, что ты сделал. И если ты не будешь звонить мне как минимум два раза в день, я на полном серьёзе откажусь от наших с тобой родственных связей. Её голос был таким уверенным, что Луи даже не думал о том, что его сестра шутит. — Сегодня стартует Неделя Моды, и я открываю её, — выдохнул он, всё ещё прижимая чашку с остывшим кофе к груди, — я не должен волноваться, но именно этим я и занимаюсь. — Я знаю, что у тебя сегодня показ, придурок, — нежно поддразнила сестра, — и если бы ты чаще проверял свои сообщения на телефоне, то увидел, что пожелания удачи от меня висят непрочитанные уже часа три как минимум. — Я такой мудак. — Я знаю. Но все мы оступаемся, поэтому постарайся не просрать свой последний шанс, — Лотти звучало так мягко, но уверенно, что Луи неосознанно улыбнулся снова. Чёрт. — Я постараюсь. — Если не постараешься, то мой парень занимается боксом. Он выбьет из тебя всю дурь. — Перестань мне угрожать, я старше! — Заткнись, Луи. Ты ведёшь себя как самый настоящий ребёнок. — Действительно. — Надери им задницы, Лу! Я знаю, ты сможешь! Луи ухмыльнулся в трубку. — Разве журналисты имеют права употреблять столько ненормативной лексики? — В разговоре с тобой — да. Лотти ещё раз фыркнула, прежде чем повесить трубку. Всё прошло не так уж и плохо. Конечно, от чувства вины Луи не избавился, как и от волнения, которое накрыло его ещё сильнее, но хоть что-то. Он хотя бы знал, что его не ненавидели. Луи отодвинул мысль об этом в сторону, решив действовать по правилу «разбираемся с проблемами по мере их поступления». Он допил свой кофе, прежде чем налить в грязную чашку ещё противного напитка, только на этот раз не для себя. В комнате Зейна был полнейший беспорядок, как и всегда: грязные рубашки вместо того, чтобы лежать в корзине для белья, удобно расположились рядом с кроватью хозяина квартиры; разбросанные носки и даже обувь, а также огромный слой пыли на рабочем столе — Луи поморщился. Шатен сел на свободную половину кровати, поставив чашку с кофе на прикроватную тумбу. Он вытянул руку, чтобы потрепать друга по голове, которая еле виднелась из-под пушистого белого одеяла. — Зейн, просыпайся. Малик лишь недовольно фыркнул, прежде чем спрятать свою голову под одеяло полностью. Он был из тех людей, которых разбудить очень сложно, практически нереально. Луи прекрасно это знал, и обычно, если ему нужно было поднять Зейна с кровати, он выливал на него стакан воды, но сейчас делать этого почему-то не хотелось. — Зейн, пора вставать. — Заткнись и ложись спать, — пробубнил парень сквозь одеяло, заставив тем самым Томлинсона усмехнуться. — Я позвонил Лотти. Заспанное лицо Малика показалось перед глазами, и теперь Луи не смог сдержать нервный смешок, который без предупреждения слетел с его губ. — Ты сделал что? — Я позвонил Лотти, — повторил Луи, передав Зейну чашку с кофе. Он благодарно кивнул, побуждая Томлинсона говорить дальше, — спросил, как у неё дела, а она меня оскорбила за пять минут как минимум семь раз. — Вообще-то, заслуженно, — Малик слегка нахмурился, — я бы тебя ещё и ударил пару раз, если бы был на месте Шарлотты. — Она сказала, что именно так и сделает, когда прилетит в Лондон. И ещё она сказала надрать всем задницы, а я вообще не уверен в том, что она учится на журналистике, потому что эта особа в своей Америке явно забыла о том, как нужно вежливо разговаривать. Луи старался не показывать своего волнения, потому что если бы Зейн попал под волну, от которой скручивается живот и кружится голова, то всё бы сразу было обречено на провал. — Хорошо, — пакистанец зевнул, прежде чем сесть на край, свесив ноги, — ты готов? Ха. Готов ли Луи увидеть сотню влиятельных людей, которые собирались пожирать критикующим взглядом его творения? Готов ли он к суматохе, которая закружит его вплоть до завтрашнего утра? Готов ли он потерять свои последние нервные клетки за час? Готов ли он увидеть Гарри в костюме с красными розами? Определённо, нет. — Как никогда, — ответил Луи, кратко улыбнувшись, — через полчаса мы должны быть в Сомерсет-Хаус, я не хочу, чтобы эти идиоты случайно поставили вместо стульев с белой обивкой какие-нибудь ужасные бежевые. Зейн практически залпом выпил кофе, вручил чашку Луи и скрылся в двери, ведущей в ванную комнату.***
Луи был похож на бомбу замедленного действия: если бы можно измерить уровень сейсмического участка земли, на котором находился Сомерсет-Хаус, то оценка была бы очень и очень неутешительная. Дизайнер каждой клеточкой тела был напряжён, он кричал буквально на всех, считая это абсолютно оправданным. «Если я сказал, что вешалки с платьями должны стоять слева, а не справа, значит, так и должно быть», «Неужели так сложно написать имена моделей на костюмах? Кто тебя брал на работу?» — и, ладно, все прекрасно знали, на что шли. До показа оставалось шесть часов, Томлинсон начал перепроверять все свои наряды в миллионный раз на наличие даже минимальных дефектов, пока ждал пребывающих моделей. Он видел вспышки камер из окна буфета, это означало, что папарацци уже были готовы к мероприятию. Было готово всё: огромные фарфоровые вазы стояли в каждом уголке, наполненные красными и чёрными розами; стулья для гостей подготовлены и подписаны; визажисты и стилисты находились в боевой готовности, ожидая прибытия своих прекрасных созданий. Зейн оставил Луи сразу же после прибытия на место — ему нужно было отследить присутствие гостей и моделей, так что нервный узел внизу живота Томлинсона как будто вихрем прошёл по всему организму, распространив такие по телу. Казалось, что дизайнер даже пошевелить языком не мог, потому что его руки предательски дрожали, когда он вешал платье назад на вешалку. Его не спасал даже идиотский зелёный чай, который ему принесла ассистентка. Прибытие первой модели должно было помочь, но всё стало только хуже. По мере наполнения помещения, Луи чувствовал, как его ноги становились ватными, а голос всё грубее и натянутее. Он понимал, что не должен облажаться, что должен взять себя в руки и адекватно руководить процессом, но как можно это делать, когда перед тобой стояла Меланика Фёрт и надевала не то платье, которое должна. — Твою мать, что ты творишь, — казалось, что модель готова была заплакать, а её ассистент вжался в туалетный столик, — я, конечно, понимаю, что ты работаешь телом, но мозг иногда нужно включать. Карл, пусть надевает своё платье, а это отдаст Делевинь, — кричал Луи, даже не старавшись сбавить напор, — где Кара? Блондинка проворно вылетела из вихря бегающих людей с готовым макияжем и конским хвостом на голове. — Луи, я здесь! — Делевинь слегка улыбнулась шатену, прежде чем ловко выхватить своё платье из рук Карла, прошептав «пардон», и снова потеряться в суматошном потоке.***
До показа оставалось два часа. Луи слышал, как зал потихоньку начал заполняться людьми. Вспышки камер теперь были слышны в любом уголке здания, тот человеческий ураган за кулисами только усилился. В комнатах было жарко, модели старались не мешать работе стилистов и визажистов, хотя нервы не давали спокойно усидеть на стуле. Каждый человек, находящийся в Сомерсет-Хаус, был взволнован: кто-то в предвкушении ждал выхода моделей на подиум, кто-то пытался привести себя в чувства с помощью успокоительного. Томлинсон, конечно же, продолжал бегать от одной модели к другой, придираясь к каждой мелочи. У Клосс были слишком длинные стрелки, у Гримшоу слишком сильно затянута бабочка. Палвин не должна была стричься даже на пару сантиметров, а остальные просто раздражали дизайнера своим спокойствием. Когда он подумал, что проверил уже всё, что можно, то понял, что ещё ни разу не видел Стайлса. В его организм, кажется, пришла зима. — Стайлс на месте? — Луи подбежал к первому попавшемуся парню, на шее которого висел бейдж с пометкой «ассистент». Парень опешил, проверив свой планшет, который держал в руках. — Да, мистер Томлинсон, он должен быть вместе с мистером Шварцем в их гримёрной. Луи отправился туда, даже не поблагодарив побледневшего от страха ассисента. Его самого знатно штормило, и он не знал, куда себя деть, поэтому перспектива накричать на Гарри была очень даже заманчива. Томлинсон мог вылить на модель свой бранный поток, тем самым немного успокоить нервы и нарастающую боль в груди от ещё оставшихся чувств. Шатен открыл дверь, ворвавшись без стука. Гарри сидел на диване, который был расположен около стены. Он с любопытством взглянул на Луи, оторвав взгляд от телефона. Его губы изогнулись в ухмылке, от которой Луи хотелось выблевать все свои органы. И это не комплимент. — Мистер Томлинсон, рад вас видеть, — пролепетал Гарри, но затем вернулся к прокручиванию ленты в Инстаграме, будто бы его вообще не заботил этот показ. — Какого чёрта ты здесь сидишь? — крикнул Луи, всплеснув руками, — ты сейчас испортишь весь костюм, встань немедленно! Стайлс заблокировал телефон, положил его на туалетный столик, который находился рядом, с интересом переводя взгляд на дизайнера. Нет, вставать он явно не собирался, отчего по венам Луи побежал ток. Он подорвался с места, подошёл к Гарри и встал напротив него, смотря сверху вниз на этого наглеца… ... будто бы они собирались. О, боже мой. Луи должен прекратить думать о таких вещах. Как они вообще способны пролезть в его голову в такой ответственный для него момент? — Нет, — просто ответил кудрявый, не отводя взгляд от Томлинсона. Своими зелёными глазищами он так внимательно изучал лицо Луи, что даже не заметил того, как слегка прикусил нижнюю губу. — Я, блять, сказал тебе встать, — отчеканил шатен снова. Между ними буквально летали молнии. Воздух накалился до невозможности, но парни, казалось, и не собирались бросать начатое. Луи всё так же упорно глядел в глаза Гарри, ощутив зуд под кожей от изумрудных глаз, которые смотрели на него в ответ. Любой вошедший точно бы почувствовал химию, происходящую между ними. Которую, они, конечно же, отрицали. Только вот почему-то Гарри встал, и тогда была его очередь смотреть на Луи сверху. Они стояли рядом друг с другом непозволительно близко, при вдохе их грудные клетки соприкасались. Томлинсона будто связали верёвками — он не контролировал своё тело, когда дело касалось Гарри. Он не смог заставить себя отойти хотя бы на несколько шагов, продолжая ощущать горячее дыхание рядом со своим носом. Хотя, даже если бы Луи и смог пошевелить нижними конечностями, он бы этого абсолютно точно не сделал. — И что дальше? — голос Гарри был хриплым и глубоким, отчего Томлинсон резко схватил воздух ртом, что не осталось незаметным для Стайлса. Он усмехнулся и положил свою большую ладонь на нижнюю часть спины дизайнера, прижав их бедра друг к другу. Луи обязан был отстраниться, ударить кудрявого, да что угодно, но только не издавать тихий, почти неслышный стон наслаждения. Наконец-то — пронеслось в голове шатена, и он испугался собственной мысли. Их зрительный контакт всё ещё не был прерван. Луи лишь мог чувствовать, как спадало напряжение в его теле, но нарастало в паховой области. Гарри усмехнулся, прежде чем положить вторую ладонь на рубашку Луи, опуская их всё ниже, наконец, достигая ягодиц дизайнера. Томлинсон всхлипнул, в плечо Стайлса, когда тот сжал свои ладони, прижав парня напротив к себе ещё ближе, хотя, казалось, что ближе уже некуда. Он не ослаблял хватку, лишь изредка сминая ягодицы Луи в своих руках поочерёдно, ловя вздохи шатена своим плечом. Гарри даже не заметил, как сам начал получать от этого удовольствие, прикрыв глаза и закусив нижнюю губу так сильно, что она была на грани ранения. В голове Луи всё застелило пеленой. Он хотел только одного — ГарриГарриГарри крутилось на его языке, когда шатен слышал, как звуки их прерывистых дыханий сплетались между собой. Это было всё так ужасно, но и правильно одновременно, что Луи просто не мог оттолкнуть парня, поэтому лишь схватился руками за его бицепсы, сжав их сквозь ткань рубашки и пиджака. — Гарри, нам по— оу, — Шварц явно не ожидал увидеть такую картину, и когда Луи быстро отлетел от Стайлса с растерянным видом, модели хотелось отмотать плёнку назад и не входить сюда ещё минут двадцать, — простите, я не хотел мешать, просто… Томлинсон поспешно подошёл к двери, даже не подумав скрыть наплывшее возбуждение, которое было отчётливо видно сквозь его тёмно-синие брюки. — А вы и не помешали, — холодно сказал шатен, — готовьтесь к выходу. И Луи ушёл. Он чувствовал, как его снова накрывало волной по имени Гарри. И в этот раз он вряд ли сможет добраться до берега живым. — Ты спишь с Луи? — удивлённо вскинул брови коллега Гарри, когда они остались одни. Стайлс лишь фыркнул, поправив хаотично лежащие на плечах кудри. — Не твоего ума дело. Кажется, этот ответ устроил парня, поэтому он снова вышел из комнаты, не сказав ни слова. Только вот Гарри не понимал, почему он не сказал Дэнни «нет».