Начиная заново

*** - «Алиби»? Ты серьезно? – Йен закатывает глаза, когда они входят в местный бар. - Расслабься. Просто подожди и ты все увидишь, – Микки садится на стул и показывает Йену, чтобы тот сел рядом. – Привет, Кевин! Два пива, пожалуйста. Кевин подходит к ним с хитрой улыбкой и ставит локоть на стойку, опираясь на него. - Могу я видеть ваши документы, джентльмены? Микки и Йен дружно показывают ему средние пальцы. Кевин кивает. - Отлично, спасибо. Микки барабанит пальцами по стойке и болтает ногами, пока пьет, он чувствует напряжение и страх, и это выводит его из себя. Йен кладет ему руку на плечо, и Микки успокаивается, поворачиваясь к своему бойфренду и слегка улыбаясь. Именно в этот момент дверь распахивается, впуская Терри Милковича в сопровождении двух дядьев Микки. - Я вернулся, уебки, – ревет он, приветствуя нескольких знакомых посетителей под испуганными взглядами остальных. Тут он замечает Микки и Йена, сидящего рядом с ним. - Да вы должно быть совсем охуели! Микки встает, чувствуя на себе взгляд Йена и тяжесть его руки, лежащей на плече. - Слушайте сюда! – кричит он, обращаясь к посетителям. - Я сказал, слушайте, суки! Это важно! – кричит он, в этот раз привлекая всеобщее внимание. – Это мой папаша! – указывает он на Терри, который выглядит так, будто готов убить Микки. Он преодолевает свой страх и продолжает: – Он только что вышел из тюряги. Однако у нас есть проблема. Папаша зол на меня. Не так ли, отец? - Заткнись на хуй, ты, сукин сын! Микки смеется, адреналин начинает бурлить у него в крови. - Да ладно, отец! Не будь таким гребаным говнюком. Они хотят знать, да, парни? Никто из посетителей не решается на это ответить. - Так вот, причина, по которой он зол на меня, в том, что я гей! – кричит он еще громче, чем до этого. – Да, все правильно! Мне нравится член! – он проговаривает каждое слово медленно, раскрывая руки в капитулирующем жесте. – Теперь все знают об этом! – он поворачивается к Тэрри и усмехается. – И что ты с этим сделаешь, отец? Он едва успевает почувствовать боль от удара, как Йен оказывается рядом, чтобы защитить его, и сбивает Терри с ног. После этого начинается беспорядочная драка, и очень скоро он слышит вой сирены. Полицейские хватают Терри, сокрушаясь, что выпустили его только час назад. Новый рекорд для него, думает Микки. К счастью, муж Карлоса уже при исполнении и отпускает их, сделав предупреждение. Лицо Микки залито кровью, все тело болит, но когда Йен смотрит на него, он не может скрыть широкую улыбку. Свободен. Наконец-то. *** День выдался теплым и солнечным, и Йен не перестает ныть по поводу жаркой, как ад, мантии и тупой шапки. Фиона советует ему заткнуться и отсосать, потому что он первый Галлагер, у которого настоящий выпускной, и ему придется все это надеть, без вариантов. И да, там будут делать фотки. Много фоток. Йен закатывает глаза, но не может скрыть, что он чертовски счастлив. Он берет Микки за руку, и тот на мгновение напрягается, чтобы сразу же успокоиться от прикосновения Йена. Все в порядке. Он поднимает взгляд и видит, что Мэнди смотрит на их соединенные руки, и пользуется другой рукой, чтобы показать ей палец. Она усмехается в ответ, и Микки тоже смеется. Слава Богу, Мэнди бросила Кеньятту и теперь не перестает смотреть на Липа и его странную богатую подружку, которую тот привел. Микки хочется, чтобы она увидела, какой Лип придурок, и покончила бы с ним, но еще он знает, что не все так просто – посмотрите, как много раз он пытался сделать вид, что Йен ничего для него не значит, и насколько бесплодными были эти попытки. Мэнди выпускается вместе с Йеном, так что его братья тоже здесь (кроме Тони, сидящего в тюрьме). Колин даже привел подружку, хотя Микки понятия не имеет, где он ее откопал. Светлана тоже пришла и стоит теперь неподалеку, с ребенком на руках. Несмотря на свои угрозы, Микки передумал и решил помогать ей, давая время от времени немного денег на ребенка. Нууу, если честно, это Йен, с его большим сердцем, заставил его, но все же… Церемония долгая и нудная, и Микки почти засыпает, слушая бесконечные речи, но это стоит того, чтобы увидеть улыбки на лицах Йена и Мэнди. Празднуют они, как обычно, с большим количеством спиртного и несколькими видами наркоты. Йен почти подпрыгивает от радости. - Я сделал это! – кричит он Микки, перекрикивая громкую музыку, льющуюся из их старенького радио. – Я не могу поверить, что сделал это! Ты можешь поверить, что я сделал это, Мик? – он приближается, кладет руки Микки на шею и говорит быстро-быстро: – Я получил диплом! Я окончил школу! Теперь я могу найти работу получше, что-то, за что платят немного больше, и мы уедем отсюда, ты и я, мы уедем отсюда вместе. Вместе, правильно? Ты так сказал, ты сказал «вместе». И – о, Господи, Микки! – мы переедем в другой город, может в Детройт или Милуоки. Или Детройт! Нет, я знаю! Поехали в Нью-Йорк! Нет-нет-нет, даже лучше: поехали в Сан-Франциско! В этом городе дружелюбно относятся к геям, ты знал? И он далеко, так что мы будем супер, супер далеко, и твой отец никогда не найдет тебя, – он становится серьезнее, когда шепчет последние слова. Микки качает головой. - Да, давай сделаем это. Когда ты протрезвеешь. Йен улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать его, и Микки улыбается в поцелуй, наслаждаясь тем, что его любят, и кто-то настолько удивительный, как Йен, хочет провести с ним остаток жизни. Это просто здорово, потому что Микки также планирует быть с Йеном вечно. Они слышат свист и улюлюканье, и как кто-то прочищает горло, так что они разъединяются, заливаясь краской, но по-прежнему улыбаясь. Их семьи и друзья могут поддразнивать сколько угодно, ничто не способно разрушить их счастье. Они уезжают в пасмурный и хмурый вторник, три недели спустя, взяв с собой лишь немного одежды в рюкзаках, кое-какое оружие (потому что это вообще не вариант, чтобы Микки ходил по улицам без защиты), все деньги, которые им удалось скопить и на которые им придется жить какое-то время, а еще благословения и пожелания удачи от их семей. В конце концов, они выбрали Цинциннати – достаточно далеко, чтобы не быть легкой мишенью для Терри (когда бы он ни освободился и ни решился бы заморочиться по их поводу), но и не слишком далеко, чтобы вернуться назад, если это потребуется. Они никому не говорят, куда направляются, чтобы для начала посмотреть, как все сложится на новом месте. Есть вероятность, что они снова переедут, поскольку они свободны и могут жить, где пожелают. Город им очень нравится. Они достаточно быстро находят съемное жилье, пусть и крохотное. На самом деле, квартира гораздо чище, чем Микки ожидал, и гораздо дешевле, чем она обошлась бы им в Чикаго, так что он не жалуется. Вопреки всем его прогнозам, он первым находит работу на стройке. У него длинный рабочий день и не очень высокая зарплата, но этого достаточно на первое время, так что он счастлив, и это законная работа, что радует Йена. Йен, однако, не может ничего найти, даже несмотря на то, что каждый день, с утра пораньше, уходит из дома в поисках. Он строит планы, как срубить немного денег, начиная от стрижки изгородей и заканчивая написанием романа. Он рассказывает об этом Микки во время их ужинов, и Микки начинает беспокоиться, потому что каждый день у Йена возникает новый план. Вначале он не придает этому большого значения, но вскоре замечает, что Йен снова не в себе. Микки придумывает ему оправдания, пытаясь найти разумные объяснения: Йен беспокоится, что не может найти работу, переживает по поводу заканчивающихся денег, скучает по семье, не знает, куда девать свою энергию во время вынужденного безделья. Это успокаивает на какое-то время, и он убеждает себя, что все будет в порядке. Но все оказывается не в порядке, совсем не в порядке. Однажды Микки возвращается в молчаливую и темную квартиру, и это так странно, что он даже думает, что Йена нет дома. Но когда он включает свет, то слышит протяжный стон, а когда оборачивается, видит на диване бесформенную кучу, накрытую одеялом. У него такое чувство, как будто он падает с неба без парашюта, просто летит, бесцельно и бесконтрольно. Внутри все леденеет, и он прирастает к месту, пытаясь контролировать удары сердца. Медленно, шаг за шагом, он подходит к дивану и становится возле него на колени. Он решается стянуть одеяло, но Йен снова стонет и крепко зажмуривает глаза. - Йен? Я дома. Йен моргает и отворачивается от Микки. Такое чувство, как будто ему всадили нож в сердце. - Йен? Ты заболел или чего? - Отвали, – слышит он в ответ бормотание из-под одеяла. Ну уж нет. Не теперь. Без вариантов, Микки не позволит случиться этому снова. Не для этого ему дали второй шанс, не для этого Господь, или Будда, или Зевс, или кто угодно, решили, что он заслуживает еще одну попытку. На этот раз он все сделает правильно. Он должен. Микки знает, что не стоит медлить с началом лечения, с другой стороны, он понимает, что не сможет заставить его, и ему остается ждать и молиться о том, чтобы Йену стало лучше и он согласился принять помощь. Он звонит на работу и, сказавшись больным, остается с Йеном, и на следующий день тоже, потом начинаются выходные, так что Микки может не беспокоиться. Но выходные заканчиваются, а Йен по-прежнему едва шевелится и отказывается от общения. Микки разрывается на части, не зная, что предпринять. С одной стороны, Йену необходимо его присутствие, не говоря уже о том, что может быть опасно оставлять его без присмотра. С другой стороны, если Микки не будет работать, его уволят, а им нужны деньги, и их понадобится еще больше, если придется покупать Йену лекарства. Поэтому Микки с тяжелым сердцем идет на работу, но перед этим тщательно прячет все оружие и ножи, как и все имеющиеся в доме лекарства. Это не спасает его от беспокойства, и он весь день думает о Йене и о том, в безопасности ли тот в их доме. Он едва справляется с работой и даже получает втык пару раз. Когда он возвращается, Йен сидит на диване, завернувшись в одеяло, но на этот раз не настолько плотно. В руках у него стакан воды, глаза сосредоточены на маленьком экране старенького телевизора. Йен поворачивается к Микки, его лицо искажает болезненная гримаса, но он не отводит взгляд. Микки облегченно выдыхает. Йену, кажется, лучше, а любое улучшение – это великое достижение для него. Микки готовит ужин на двоих – несколько тостов и жареные яйца с беконом. Йен съедает только тост, но Микки все равно молча радуется этому. По крайней мере, он что-то ест. На следующий день, уходя на работу, он оставляет Йена спящим, а все потенциально-опасные предметы спрятанными. Микки все еще беспокоится, но не так сильно, как раньше. Поэтому то, что случается позже, настолько его шокирует. Он помнит, как закрывает за собой дверь и включает в гостиной свет, а потом на него обрушивается темнота. Провалы в памяти, которые, казалось, прекратились навсегда, возвращаются. Возможно, прав был врач, к которому когда-то его водила мать, сказавший, что они связаны с психологическими травмами, а в последнее время уровень стресса в жизни Микки невероятно возрос. Когда он приходит в себя, то обнаруживает, что сидит, скрючившись, на кровати, в левой руке зажат клочок бумаги, а правая колотит по матрасу. По щекам струятся слезы, из носа течет, а все тело сотрясает крупная дрожь. Он смотрит на бумагу в руке с недоумением и разворачивает ее, чтобы прочесть единственное слово, написанное дрожащими буквами. ПРОСТИ Он поднимает глаза и замечает лежащий на полу стул, шнурки, связанные вместе, ноги, торчащие со стороны кровати рядом с ним. Его взгляд медленно движется вдоль лежащего на полу тела, боясь того, что он сейчас увидит, и заранее зная, что это будет. Он издает задушенный всхлип, когда прикасается к бледному лицу Йена и его неподвижной груди. Кажется, что-то ломается внутри него, и он кричит, вцепившись в безжизненное тело Йена. Шнурки! Как он мог забыть гребаные шнурки? Ему казалось, что Йену лучше, что он в порядке. Это не должно было случиться, это не могло случиться, не может быть, что он снова проходит через этот ад. Он кричит и кричит, до тех пор, пока не срывает голос, а в теле, кажется, больше не остается слез. Он слышит, как кто-то громко барабанит в дверь, но у него не осталось сил, чтобы встать и открыть. Они могут выбить ее, ему по фигу. Как это могло случиться снова? Как его жизнь может быть настолько проклятой? Он прижимается лбом ко лбу Йена, слезы снова застилают ему глаза, и все расплывается. Комната начинает трястись, становясь шире и уже, он словно проваливается в тоннель, который временами слишком мал для него, сжимаясь и вытягиваясь снова и снова, но в этот раз он знает, что это, и радуется, и молится, чтобы на этот раз он сумел спасти Йена. *** Первое ощущение Микки, когда он приходит в себя – ему жарко, очень жарко, и что-то тяжелое лежит у него на груди. Он открывает глаза и немедленно зажмуривается из-за солнечного света, проникающего через окно. Потом слегка приподнимает голову и видит лежащую на нем веснушчатую руку. И тут до него доходит. Воспоминание о том, что произошло, вышибает из него дух, внезапный образ неподвижного тела Йена и острая боль в груди заставляют судорожно вдохнуть воздух. Он резко садится, тело рядом с ним шевелится и переворачивается, бормоча что-то во сне. Микки ничего не может поделать со слезами, которые быстро наполняют его глаза, когда он видит, что Йен мирно спит рядом. Это снова случилось. Он каким-то образом снова вернулся в прошлое или, возможно, он действительно сумасшедший, но ему по барабану. Если сумасшествие означает, что он может спасти Йена, вернуть его, живого и здорового, то Микки согласен сходить с ума в любое время. Он вытирает слезы тыльной стороной ладони. Черт возьми, он превращается в какого-то слюнтяя. Тогда, в прошлом, Микки бы вызверился на Йена за то, что он делает его слабаком, но теперь он знает, что немного слез – это нормально для людей, которые знают, что такое любовь. А он теперь знает. Он знает, каково это – любить кого-то так сильно, что словно теряешь часть себя, когда его нет, и что значит быть любимым кем-то и чувствовать рядом с ним покой и безопасность. И все благодаря одному высокому, сексуальному, доброму и щедрому рыжему. Микки нежно проводит пальцами по волосам Йена, и только сейчас замечает, что у того короткая стрижка. Очень короткая, такой у Йена не было очень давно. Насколько же далеко он ушел в прошлое? Он осматривает спальню в поисках подсказок, но она выглядит как обычно, не считая одежды Йена, разбросанной по полу. Микки встает, надевает боксеры и осторожно открывает дверь. Кажется, никого нет. Он делает шаг в гостиную, замечает еще больше одежды и обуви на полу, поднос и несколько пустых пивных бутылок, коробку от диска «В осаде». «В осаде»… Вот дерьмо! Микки очень хорошо помнит, когда последний раз смотрел «В осаде» с Йеном. Это была первая ночь, которую они провели вдвоем в доме Милковичей, когда Микки пригласил Йена, яростно отрицая, что это свидание. Ночь перед одним из самых худших пробуждений в жизни Микки, а это очень высокая планка. Он быстро подбирает с пола одежду и обувь и бежит назад в спальню. Если это то самое утро, значит, есть еще пара вещей, которые он может исправить. Он трясет Йена, зовя по имени. Тот стонет и зевает, потягиваясь всем телом. - Который час? – спрашивает Йен все еще хриплым ото сна голосом. - Время проваливать отсюда! – отвечает Микки, кидая в него футболку. – Давай, собирай свое барахло. Йен садится на кровати, явно разочарованный. - Нет никакой необходимости вышвыривать меня так быстро. Если ты не хотел, чтобы я пришел, зачем тогда приглашал? Он почти дуется, и Микки вздыхает. Время для дипломатии. - Я хотел, чтобы ты был здесь, Йен, и все еще хочу, но мой отец может вернуться в любую минуту, так что ты должен уйти. - Ты сказал, что Терри уехал с твоими братьями. - Хмм… да, правильно. Но вдруг что-то пойдет не так, и они вернутся раньше? Тогда он… Я даже думать об этом не хочу. Просто собери свои вещи, хорошо? Я скоро приду в «Kash@Grab», обещаю. Йен все еще выглядит обиженным, но делает, как ему сказали, быстро одеваясь и обуваясь. Когда он встает и хватает рюкзак, Микки уже полностью одет и торопливо прибирает в гостиной. - Так… я пойду? – говорит Йен, задерживаясь у двери и глядя в пол. Микки закатывает глаза от его предсказуемости. Он подходит к нему, и прижимает Йена к входной двери, целуя его на прощание, что быстро превращается в нечто большее, когда Йен обнимает его и притягивает к себе. Микки неохотно разрывает поцелуй и отталкивает его. - Иди, – шепчет он Йену в губы. – Я скоро приду. Йен наклоняется, чтобы поцеловать его еще раз, и уходит, широко улыбаясь. Микки улыбается в ответ и закрывает за ним дверь, чувствуя нереальное облегчение. Он быстро заканчивает уборку гостиной и кухни, удостоверяясь, что избавился от всех признаков того, что прошлой ночью здесь был кто-то еще. Наконец, он валится на кровать, изможденный всплеском адреналина. Его голова едва касается подушки, когда он слышит, как открывается входная дверь. Он снова подскакивает на ноги и входит в гостиную в тот момент, когда там появляется Терри. - Отец? – говорит Микки, как будто не имеет понятия, кто пришел. – Ты рано. Что-то не так? - Твои братья идиоты! – отвечает Терри раздраженно. – Забыли половину вещей, которые нам нужны, и мне пришлось ехать за ними назад посреди ночи. - Вот ебанаты! - Ты должен был поехать с нами. Тебе бы это пошло на пользу, а у меня было бы на одного человека больше. Микки быстро качает головой. - Я не могу, отец, ты же знаешь. Я все еще на условно-досрочном. Должен ходить на работу и все дела, или они настучат на меня и отправят назад на малолетку. - Правильно. Кучка пидоров. - Ага. Отстой. Что ж, надо бежать. Увидимся, папан! Он уходит до того, как Терри успевает сказать что-нибудь еще, и практически бежит в «Kash@Grab». Он влетает туда, вспотевший от жаркого утреннего солнца, с трудом переводя дыхание из-за бега и из-за того, что их почти поймали. Йен выглядывает из-за прилавка и улыбается, когда видит его. В магазине только жирная тетка, стоящая перед холодильником, и высокий парень, медленно идущий по первому проходу, но кажется, никто из них не замечает Микки. - Ты быстро! – Йен поднимает бровь. Только тогда он замечает состояние Микки и заглядывает ему в глаза. – Ты в порядке? - Мой отец, – в качестве объяснения говорит он, наваливаясь на прилавок. – Меньше, чем через десять минут, после того, как ты ушел. Йен распахивает глаза. - Вот дерьмо! Микки только кивает в ответ. - Иисус, вот это удача! Здорово, что ты меня выставил. Ты будто знал… Эй, Микки, ты экстрасенс? Микки показывает ему средний палец. - У тебя есть курево? Я торопился свалить и не взял свое. И моя смена начнется, еще… – он бросает быстрый взгляд на часы на стене, – … через двадцать минут. - Да, конечно, – Йен дает Микки свою пачку и зажигалку. – Ты что-нибудь ел? Когда Микки качает головой, Йен достает пончик из витрины позади себя и вручает ему. Микки поднимает бровь. - Линда не рассердится? Йен пожимает плечами. - Я заплачу. В конце концов, ты платил за вчерашний ужин. Микки краснеет и качает головой. - Придурок. Йен улыбается, но становится серьезным, когда женщина, стоящая перед холодильником, подходит к прилавку, наконец-то сделав выбор. Микки разворачивается и выходит через главный выход, чтобы съесть завтрак и покурить на улице. Только сейчас его сердце успокаивается, и он мысленно похлопывает себя по плечу. В этот раз он все сделает правильно. Ему придется.