Зима сбежала, суетливо хлопнув дверью, И в душу ломится обманщица весна. Нам остается лишь оплакивать потери, И врать себе, что это лето навсегда. В дырявых душах так давно сквозняк и ветер, Как в этой кухне с этой трещиной в стекле. Я ничего не жду, не чувствую, не верю, Только себе, только тебе. Агата Кристи – Я тебя ненавижу
Провоцирует лунный свет, Снова тянет с тобой поскандалить! Ты давно мне чужая, но нет! Мне себя от тебя не избавить! В глубине твоих бархатных глаз Всё такие же прячутся звёзды, Они словно манящий алмаз Драгоценны и слишком серьёзны! И не вяжется наш разговор, Словно клинья вбивает кто-то, И украв тебя, словно вор, Я всё жду и всё жду чего-то! Я бы к сердцу тебя прижал, Чтобы ты не смогла оторваться. От тебя всё же не убежал, Хоть совсем не хотел влюбляться! Автор: лена 1974
Отдышавшись, я застёгиваю блузку и возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться. Странное поведение Пита тревожит меня. То он целует меня так жадно, то уходит, оставляя после себя холод. Чувствую нарастающее разочарование. Чего он хочет? А что хочу я? Не знаю. Стоит забыть случившееся, оставить всё, как есть, и перестать целоваться с ним. Это выглядит глупым, неправильным, натянутым. Чёрт, не совсем так. Это неправильно, потому что папа и его родители умерли, а мы ищем утешения в объятиях друг друга. Да-да, точно, это было всего лишь утешением, не более. Это временное помутнение рассудка. Это последствия стресса. Это… чёрт. Дожила, оправдываюсь перед самой собой. Не хочу думать об этом сейчас. Не время. Но мои мысли так и кружатся вокруг этого, а постепенно угасающие ощущения, покалывание и жар кожи, лёгкая дрожь, испарина на лбу, не дают мне перестать возвращаться к произошедшему. Боюсь встречаться взглядом с Мелларком. Что же теперь до конца жизни избегать его? Надеваю простые джинсы и тёплый свитер. Выйдя из спальни, направляюсь в кабинет отца. Пит должен был уйти, но он остался. Как раз в тот самый момент, когда я захожу в кабинет, он расстилает плед на диване. В камине потрескивает огонь, верхний свет выключен, и только несколько ламп освещают небольшое пространство возле камина и дивана. Полутьма окутывает весь периметр. — У нас есть комнаты для гостей, — напоминаю ему, отводя взгляд. Я беру трубку внутреннего телефона, чтобы позвонить экономке и попросить приготовить комнату для Пита. — Не стоит, я могу и здесь, — Мелларк садится на диван, но я игнорирую его слова. Открыв ящик рабочего стола отца, достаю документы: расчётные книги, счета, описи имущества, официальные письма из государственных органов, приглашения на приёмы и благотворительные балы. — Странно, ежедневник отца пропал, — ищу в других ящиках, но его не нет ни в столе, ни на нем. — Его здесь нет. — Может быть, он в офисе или в спальне? — голос Пита кажется заинтересованным. — Нет, там нет. Я смотрела. Кто-то выкрал его. Кто-то, кто был в доме и знал, где отец хранит его. Он точно знал, что ему нужно. — Зачем тебе нужен именно ежедневник мистера Эвердина? — он, кажется, спокойным. — Неужели ты собралась сама искать убийцу? — Я уверена, что не всё так просто. Вдруг официальное расследование остановится на версии несчастного случая? Ты не подумал об этом? — я опускаюсь на паркет, скрестив ноги, и снова и снова перерываю все папки, но ничего не нахожу. — И потом, как ты думаешь, настоящий преступник был бы так беспечен, чтобы оставить прямые улики, которые прямо указывают на него? Чтобы его сразу же поймали, предъявили обвинения? — Ты всё ещё надеешься, что Гейл не причастен ко всему? — Пит подходит ко столу. Он хочет ещё что-то сказать, но входит Сэмми и сообщает, что его комната готова. — Что-нибудь ещё? — услужливо спрашивает она. — Сэмми, попросите накормить гостя, а я пока разберу документы, — Пит отрицательно качает головой и пытается возразить, но я настойчиво продолжаю, не замечая его нежелания. — И ещё предупредите охрану, что скоро приедут дядя Хеймитч и мистер Хемпт. — Хорошо. Экономка выходит, а я замираю, боясь даже дышать, предчувствуя начало неприятного разговора. — Скажи мне, пожалуйста, ты веришь, что Гейл не знал? — по его голосу слышу, что Пит начнёт сейчас спорить. И не могу винить его в этом, я бы тоже спорила, если бы не знала Гейла до этого. — Да, — поднимаю на него взгляд. — Да, я верю. Сначала гнев, боль и скорбь застили мне глаза, закрыли пеленой, но сейчас я думаю, что всё не так просто. Гейл в другой стране, он ничего не знает, я уверена. И кем же нужно быть, чтобы испытывая определённые чувства к близкому человеку, — уклончиво говорю я, — нанести ему такой удар? Не верю, что Гейл причастен! Пит повышает голос: — Это только твои догадки! — он делает широкий шаг в мою сторону, но резко останавливается, так и не подойдя. — У тебя тоже есть только догадки! — вспыхиваю я в ответ, крича на него ещё громче. — У тебя нет ничего, кроме завещания и поведения его отца! И он был прав, когда сказал, что нельзя доверить тебе такой пост! Парень сжимает кулаки так, что побелели костяшки. — Ты считаешь меня беспомощным? — Мелларк щурится и говорит тихо. — Нет, я считаю и тебя, и себя некомпетентными. Но ты большая обуза, чем я, — честно отвечаю и отвожу взгляд. — Это одно и то же, — Пит хватает меня за предплечье и разворачивает к себе. — Да что ты обо мне знаешь? Ровным счётом — ничего. Ты думаешь, я ему или тебе уступлю? Я похож на того, кто проигрывает? — он дергает меня за руку, не могу вырваться из его захвата. — Я не настолько сильно отличаюсь от своего отца. Возможно, ты не только станешь моей женой, но и будешь всю свою жизнь моим заместителем, поняла? Мелларк отпускает меня, и я, потеряв опору, вдруг ослабев и пошатнувшись, опираюсь рукой о столешницу. Мы смотрим друг на друга. Он больше не милый, не смешной, не странный. Он пугающий до дрожи в коленях. Но я смеюсь. Смеюсь до слёз. Хватаюсь рукой за живот и сгибаюсь в три погибели. Такую реакцию Мелларк не ожидает, да и я сама тоже. Хоть мне и страшно — страх в последнее время не уходит — я искренне смеюсь. Да, он не милый. Совсем не милый. Как я могла думать, что он милый? — Посмотрим, — говорю ему. — Если ты этого хочешь — пожалуйста. Только ты сам наденешь на себя кандалы. Стоит ли? Ради мнимого спора на пустом месте? — Ты меня оскорбила. Господи, у этого человека есть гордость. Не просто гордость. Гордыня. И я случайно ткнула пальцем именно в неё. Нет, этот парень… он слишком… слишком разный. — Прощения просить не буду. Так ты работать будешь активнее, — пожимаю я плечами. Пит лишь хмыкает и выходит из кабинета, оставляя меня одну. Пользуясь одиночеством, я поднимаю тяжёлый персидский ковёр и нажимаю на две одинаковые половицы. В доме много тайников. Один из них полгода назад показал мне отец. Механизм срабатывает, открывая запертый сейф. Я ввожу код, открываю стальную дверцу и набираю ещё один пароль, лишь после этого могу открыть тайник. В первом отсеке лежат наличные и пистолет. Во втором — акции и две папки с бумагами. Складываю акции в кейс, чтобы завтра утром поехать в банк и положить их в именную ячейку Прим. Оружие прячу под джинсами, поправляю свитер и открываю папки, в которых лежат досье на знакомых мне и не очень людей. Нахожу папку на Гейла и, не удержавшись, открываю её. В конверте фотографии. На некоторых мы вместе проводим время, на других он сопровождает отца или посещает джентльменские клубы. Ничего, что было бы интересно, и я быстро перебираю оставшиеся снимки. На предпоследней фотографии, за день до отлёта Хоторн целует меня. Чувствую, как румянец приливает к щекам. Гейл тогда признался в чувствах, и мы поссорились, потому что я сказала, что я не готова к такому развитию наших отношений. Таких досье несколько, и одно из них на Пита, но я удерживаю себя, чтобы не начать листать его прямо сейчас. Складываю все папки в кейс и защелкиваю золотые замочки. Поправив ковёр, беру в руки кейс и иду в свою комнату, чтобы спрятать всё в шкафу. Завтра нужно получить именной доступ и копии финансовых отчётов. Когда я открываю дверцу шкафа, то вижу свет фар подъезжающей к дому машины. Наверное, приехал дядя. Быстро спрятав кейс и пистолет за потайной стенкой шкафа, выхожу из комнаты, как раз вовремя, чтобы услышать открывающуюся входную дверь. Мужские голоса наполняют пустой холл. — Как же быстро испортилась погода! — Хеймитч раздражён. — Так холодно, что, уверен, моя подагра мне не простит такие поздние визиты сегодня ночью. — Нужно радоваться любой погоде, — говорит незнакомец, когда я появляюсь на лестнице. Эбернети приехал не один. Рядом с ним стоит светловолосый мужчина, которого я с интересом осматриваю. Мы встречаемся взглядами, когда он передаёт горничной своё пальто и кивает мне. — Хеймитч, не могли бы вы нас представить друг другу? — не успевает спутник дяди закончить свою просьбу, как из гостиной выходит Мелларк и, не обращая ни на кого из присутствующих внимания, становится возле последней ступеньки, подавая мне руку. Когда я вкладываю в его тёплую ладонь свою, он с силой сжимает пальцы и не выпускает моей руки. Я, конечно, снова удивляюсь, но это удивление, нужно признать, входит в привычку. — Позволье представить тебе, Китнисс, мистера Финника Одейера, одного из лучших детективов Лондона, — дядя кажется смущён поведением Пита и даже не пытается этого скрыть. — А это Пит Мелларк, совладелец EMIG и исполняющий обязанности генерального директора, — кивает он в сторону парня. — Рад знакомству, мисс Эвердин, — Одэйр подаёт мне руку, и я, с силой вырвав из пальцев Пита, подаю ему свою для рукопожатия, но вместо этого он подносит мои пальцы к губам и легко прикасается к ним. Мягко улыбнувшись, мужчина опускает меня, переводит взгляд на Пита и подаёт руку ему. — Мы знакомы с мистером Мелларком. Пит игнорирует Одэйра, между ними сквозит холод. — Я тоже рада знакомству с вами, — улыбаюсь Финнику, а Мелларк берёт меня снова за руку. — Пойдёмте в гостиную, там нам будет удобнее говорить. Оказавшись в гостиной, Пит тянет меня на большой диван, не выпуская моих пальцев. Хеймитч, хмыкнув, опускается рядом с ним. Я едва заметно качаю головой на немой вопрос в глазах дяди, пока Одэйр занимает место в кресле напротив. Бесшумно входит мистер Хемпт, начальник охраны, садясь по правую руку от меня. Он последний человек, который присутствует на этой поздней встрече, — Здравствуйте, мистер Хемпт. Рада вас видеть. Алекс Хемпт, один из немногих, кто может ставить себя наравне, а то зачастую и выше своего работодателя. Ему почти шестьдесят, неизменная короткая стрижка, идеально аккуратный костюм. Он поддерживает хорошую спортивную форму, поэтому не выглядит на свой возраст и кажется самым сильным из мужчин, находящихся в этой комнате, будучи крупнее в плечах, хотя и ниже ростом. А, возможно, дело в уверенности и опыте. — Здравствуй, Китнисс, — он знает меня, наверное, всю мою жизнь, поэтому позволяет себе называть меня по имени. — К сожалению, я сегодня не смог с тобой увидеться. Опять эти шуты из страховой компании привязались к нам. — Да, я знаю. Расскажите, что вам известно о случившемся. — Китнисс, это было не покушение, а организованное похищение тебя или Прим с целью выкупа, — он переводит взгляд на Одэйра, и тот кивает, подтверждая слова. — Конечно, молодые люди были неопытны в этом деле или не ожидали, что ты сядешь за руль. — Вы уверены? — переспрашиваю я. — А как же водитель? Он жив? — Да, его ранили в ногу. Мы выплатим компенсацию, — Алекс немного наклоняется и смотрит на Пита: — Думаю, нужно усилить охрану девочек, а вы, мистер Мелларк, как считаете? — Думаю, вы правы, мистер… — видно, что Пит запнулся, вспоминая фамилию, — …Хемпт. — Кстати, похитить могут не только леди, но и вас. Как вы считаете, господа, за мистером Мелларком нужно приглядывать? — Алекс растягивает губы в улыбке, а Пит начинает краснеть. Я согласно киваю, Хеймитч хмыкает, потом охает, видимо, Мелларк ударил бедного дядю в бок локтем. — Он взрослый парень, — начинает Эбернети, — но я думаю, что так будет гораздо спокойнее. — Да я вас умоляю! Вы ещё жучок на меня повесьте и отслеживайте моё местонахождение в реальном времени. — А это хорошая идея! — мистер Хемпт, конечно, злопамятный и так просто забытую фамилию не простит, но, кажется, ему нравится подтрунивать над Питом и всячески выводить его из себя. — Но мы пришли не шутки шутить. С понедельника к вам будет приставлена личная охрана. Они будут с вами круглосуточно. Позаботьтесь, чтобы для них всегда была свободная комната. Что же касается похитителей. Все они сейчас находятся в следственном изоляторе. К утру мы будем знать всё, в том числе и об информаторе. — А по какому делу здесь ты? — Пит смотрит на Финника, который, скрестив руки на груди, всё это время молча смотрит на нас. — Неужели по старой памяти пришёл со мной встретиться? — Нет, я здесь ради того, чтобы расследовать дело об убийстве твоих родителей и мистера Эвердина, — мы перестаём улыбаться, и детектив достаёт из кармана пиджака ручку и блокнот. — Для начала подробно расскажите о вашей компании. — У EMIG несколько направлений, — начинаю я. — Компания много лет успешно занимается прямыми поставками грузов, основана сеть торгово-развлекательных центров по всему миру, «E&M». Первый торговый центр был открыт в Лондоне больше десяти лет назад. Также мы предоставляем финансовые услуги, являемся кредиторами многих крупных фирм. Не так давно были куплены доли в двух строительных компаниях. Головной офис находится напротив нашего же магазина в Канэри Уорф*, а дочерние компании — в Париже, Милане, Риме, Берлине, Амстердаме, Осло, Нью-Йорке, Вашингтоне, Торонто и Квебеке. В этом году открывается новый магазин в Чикаго. Мы расширяем американское направление. — Кто ваши основные партнёры? — Финник делает пометки по ходу моего рассказа. Это продолжается несколько часов. В мой рассказ очень редко вмешиваются Алекс или Хеймитч, где-то поправляя, где-то добавляя. А Финник и Пит слушают, спрашивают, просят уточнить или пояснить, но больше задают вопросы. Оба. Одэйр понятно зачем это делает, а вот Пит… Уж точно не для победы в недавнем споре. К часу ночи мы остаёмся с Питом одни. Хеймитч ухмыльнулся, когда услышал, что Пит остаётся здесь на ночь. Он последним из гостей покинул дом. Попрощавшись с Хеймитчем, я иду на кухню, чтобы взять снотворное и успокоительное. После этого морально тяжёлого разговора, мой мозг отказывается переставать работать. Лекарства горькие и противные на вкус. Настойка на спирту обжигает мне горло. Я закашливаюсь и опускаюсь на кафельный пол. Стоя на коленях и схватив столешницу обоими руками, до боли в костяшках пальцев, я резко и часто дышу. Кажется, прошедшие сутки не пройдут для моей психики бесследно. На глаза наворачиваются слёзы, и я всхлипываю, опуская руки, тяжело падаю на пол, ударяясь плечом и головой. Притягивая руками колени, тихо плачу, дрожа всем телом. Я слышу гдухие шаги, прежде чем в дверях на кухню появляется Мелларк. Он просто смотрит. Не прикасается ко мне, ничего не говорит, тихо опускается в проходе и смотрит на меня. Сидит недалеко. Находится рядом. Возможно, окажись он рядом раньше, всё было бы по-другому. Я бы не испытывала столько жалости к себе. Не было бы во мне так много пустоты, которую теперь невозможно заполнить. Не было бы у меня воспоминаний о груде искорёженного металла, крови на асфальте, запахе хлора, спирта и консервантов в морге. Ведь везде была я. Именно я столкнулась с потерей, ужасной правдой, реальностью первая. Не Мелларк или моя мама, а я. Мама не верила и до последнего считала это шуткой, забавой отца, а потом сразу ушла в другую реальность, словно папа и не умирал, бросив нас с сестрой один на один с бедой. А Пит был в другой стране. На континенте. Планирование похорон, рассылка писем, ответы, подготовка дома — всё было на мне. И Прим не приехала на похороны. Мне пришлось в одиночку принимать нескончаемые соболезнования от бесконечной толпы. Занимаясь этим, я, словно, отрешалась от действительности, держала себя в руках, пока могла, чтобы силы не истощились. А теперь в груди звенящая пустота. Мне наконец не нужно что-то делать, ведь за окном уже ночь. Пит ради разнообразия не насмехается надо мной, не пытается меня провоцировать или выбивать из меня признания. Он не вгоняет меня в краску, поэтому эмоции, найдя трещинку в стене отрешённости и уравновешенности, выливаются из меня. Плачу, скорбя по родному человеку. Плачу, признаваясь в жалости к себе. Плачу, пытаясь заполнить слезами пустоту. Когда я поднимаюсь с пола, чувствуя, как меня пошатывает из стороны в сторону от лекарств, Пит замечает это и, безмолвно, подхватывает меня под руки. Мы поднимаемся наверх, и я, открыв дверь, благодарно смотрю на него. Всё-таки, каким бы он ни был гордым, странным, необязательным, распущенным, навязчивым, капризным, непостоянным, Пит остаётся хорошим человеком. — Спокойной ночи, — тихо говорю, а парень смотрит на меня сверху вниз, притягивает руками к себе, плотнее, ближе. Я тычусь носом в его рубашку. — Ночи, — желает он. Пит мог бы ничего не говорить, объятья намного красноречивее слов. Когда он уходит, от меня пахнет, как и от него. И этой ночью мне снится весна, наполненная счастьем.