Муж по завещанию

Оставлена одна, Душою невинная. И ложь во спасение Не может быть оправдана. Твой демон гложет внутри И начинать игру велит. На сцене кривишь ты душой. Не обрести тебе покой. Забудь, забудь, Растворись в гармонии всецело. Забудь, забудь, Растворись в гармонии всецело. IAMX — S.H.E.

      Открываю глаза. Будильник не перестаёт звонить, и я сажусь на кровати, поднимая руки вверх и потягиваясь. Зеваю.       Поворачиваю голову в сторону и вижу, как по стеклу стекают прозрачные капли, а небо свинцовое. Чёртов Лондон, опять дождь. Природа решила, что мы не достойны солнечных лучей.       Иду в душ, расчёсываю и сушу волосы, чищу зубы. Смотрю на своё отражение, разглядываю синяки под глазами и припухлые веки. Моя мама никогда не выглядела так.       — Уставшая и потерянная я, совсем не похожая на меня прошлую. Приветствую тебя, давай познакомимся.       Вытираю тело насухо полотенцем, выдавливаю из тюбика лосьон, смазываю им бёдра, плечи, грудь, живот… Пальцами втираю с силой жидкость, пахнущую жимолостью. Набрасываю шёлковый халат и иду босиком в гардеробную. Достаю бельё, джинсы, свитер, жакет и белые кроссовки. Выношу всё в спальню сажусь на край кровати и опускаюсь на спину. Лежу минуту, пока будильник снова не начинает звенеть. Полседьмого, пора бы уже одеться и выйти из комнаты, чтобы начать делать дела.       — Новая Китнисс, я всегда любила спать, а ты? Ты всё ещё любишь?       Беру джинсы и лёжа натягиваю их, потом сажусь и надеваю серый свитер. Я быстро заплетаю в косу волосы, чтобы пряди не мешали мне собирать чемодан для поездки в поместье Пита.       Обуваю кроссовки и встаю. Первым делом возвращаюсь в гардеробную, достаю чемодан, складываю необходимую одежду и обувь, потом — освобождаю кейс от документов и пистолета, оставляя в нём только акции.       Мобильный звонит, когда я уже спускаюсь с вещами вниз. На экране высвечивается имя абонента — Гейл Хоторн. Я останавливаюсь и смотрю на телефон несколько секунд, а потом сбрасываю вызов.       Не хочу с ним разговаривать. Если быть абсолютно честной, я не знаю, что ему сказать, как с ним говорить и что мне делать, когда Гейл узнает о моей помолвке с Питом. Надеюсь, что семья Хоторн не причастна к смерти отца и родителей Пита. Можно простить всё, конечно, но я не наделена способностью всепрощения. Знаю, что Гейл не виноват, но если это не так? Да и потом… я буду замужем, хоть и не по-настоящему, но законно. Я не могу себе представить измену.       Но какая может быть измена, если мы неофициально свободны и ничем не обязаны друг другу?       Быстро спустившись вниз, я оставляю чемодан возле двери и заглядываю на кухню, чтобы взять что-нибудь и быстро перекусить.       В кухне, уже одетый стоит Пит в фартуке и с миксером в руках. Я замираю в проходе, потом разворачиваюсь и ухожу. Он меня не видел, а я притворюсь, что не видела его. В конце концов, акции намного важнее завтрака.       Выхожу из дома, сажусь в машину, оставляя кейс на переднем сидении.       Я вожу машину два года, но не люблю ездить сама. Иногда мне кажется, что я тоже погибну в аварии, как и мой отец. Это предчувствие, кажется, преследует меня со школы. И каждый раз, сидя за рулём, мне не по себе. Я разговаривала на эту тему с психотерапевтом. Он сказал, что это последствия детской психологической травмы и с этим нужно работать. Уроки вождения и преодоление страха и есть работа. На разговоры теперь у меня нет времени.       Когда я была маленькая, никогда не понимала фразу отца: «У меня на это нет времени». «Как это нет?», мне всегда хотелось спросить, но я замирала и молча соглашалась — взрослым виднее.       Пит сказал, что я не живу. Хочу сделать вид, что не понимаю, о чём он говорит. Этот самообман тоже спасение, как и фраза отца, пришедшая и ко мне.       Мы находим время для всего, что действительно хотим.       Когда я еду по сырому асфальту и слушаю, как дождь барабанит по крыше машины, мне становится страшно, но в то же время я чувствую власть. Это большая громадина, которую не смогут столкнуть с места другие без ключей, едет, а её маршрут зависит от меня одной.       Это глупо и наивно, но мне нравится это ощущение.       Мобильный снова звонит, и высвечивается номер Гейла. Он должен был прилететь сегодня, ранним утром, немного раньше, чем я проснулась. Да, он прибыл в Хитроу уже в шесть утра. Я должна была его встретить, если бы всё так не обернулось.       Сжимаю руль левой рукой и отвечаю на звонок.       — Господи, Китнисс, я так испугался! Слава Богу, ты взяла трубку! — голос Гейла слишком далёкий от меня. Часть моей души, что ещё живёт прошлым, откликается радостью на его слова, но я нахожу в себе силы подавить её в глубине. — Привет, Китнисс. Как ты? Проспала? Ничего страшного, что не встретила меня. Я уже добрался до Лондона на поезде.       — Привет, — спокойно отвечаю, поворачивая на главное шоссе. — Я тоже в Лондоне. Нам нужно встретиться.       — Хорошо, — он рад, даже больше — счастлив, и по его голосу это очень заметно. Он говорит о Чили, рассказывает о строительстве нового завода и местах, где отдыхал, что видел, о людях. Гейл говорит, что скучал, и не врёт, потому что его речь очень возбуждённая и перескакивающая с одной темы на другую.       Он открыт и не готов к тому, что услышит, встретившись со мной или отцом, к тому, о чём прочитает. Человек, знающий всё, что произошло девять дней назад, вряд ли сможет так искусно играть, источая искренность в каждом слове.       Гейл — американец. Он более открытый и впечатлительный, чем британцы. Мы привыкли сдерживаться, даже когда счастливы или рады. И я первое время была удивлена поведением Гейла. Он казался мне большим и наивным ребёнком, но потом я поняла, что это совсем не так. Это я похожа на сухарь, смешанный из этикета и этики, а вовсе не он на чудика, человека, не признающего ничьих личных границ.       Мы всегда были разными, но Гейл стал для меня близким другом, со схожими стремлениями и интересами. Я, правда, была счастлива с ним и не ожидала, что он признается мне в своих чувствах перед отлётом, в день его рождения. Всё, разрывающее нити, связывающие людей, происходит внезапно.       Наши отношения, наша дружба и так и так были обречены. После приезда и моего отказа, он, скорее всего, уязвлённый, разорвал бы со мной всё, что нас связывало. Я так думаю. Я этого ожидаю. Я на это надеюсь.       Гейл не знает об убийстве. Гейл не знает об угрозе делу наших с Питом родителей. Гейл вообще ничего не знает, и я боюсь начинать говорить с ним по телефону, вступать в обсуждение. Я только слушаю его рассказ и веду машину, подъезжая к банку, который откроется через десять минут.       Мы договорились, что Гейл приедет в наш головной офис и мы поговорим в кафе на первом этаже, вместе позавтракав. Я, конечно, сомневаюсь, что мне удастся хотя бы крошку проглотить.       Когда банк открывается, я захожу внутрь, регистрирую и оплачиваю ячейку, помещая в неё акции компании. Это самое надёжное место, которое только возможно в данной ситуации. И когда я выхожу из банка, весомый груз ответственности, эта тяжесть, спадает с моих плеч. Кажется, мне становится легче дышать.       Когда я приезжаю к офису, Гейл уже стоит недалеко от парковки. Он уже в костюме и его волосы, как всегда, аккуратно уложены — волосок к волоску. Хоторн вовсе не похож на Пита. Он простой, открытый и прилежный человек. На его руке всегда есть часы, на которые он постоянно поглядывает. Гейл никогда не опаздывает. Он терпеливый и надёжный. Я бы сказала, что Гейл станет прекрасным генеральный директором, а потом и президентом компании, да и, что уж скрывать, будет хорошим мужем и отцом.       Если бы у меня был выбор, и обстоятельства были бы иными, возможно, я не стала бы так поступать. Вероятно, я бы уклонилась от ответа или сказала бы правду, что он мне дорог как друг и нравится, как человек и мужчина, но я не готова к романтическим отношениям в ближайшее время. Это было бы правдиво.       Уклонившись тогда от ответа, попросив время и доведя всё до ссоры после поцелуя, я лишь всё сильнее запутала и сейчас нам обоим будет больно, когда я скажу полуправду-полуложь.       Я собираюсь с силами, сидя в машине и делая вид, что что-то ищу в бардачке. На самом деле, я глубоко и резко дышу, пытаясь прогнать назойливое желание заплакать и уехать отсюда в слезах, так и не сумев всё исправить в одиночку.       Я большая трусиха в личной жизни. До Гейла я даже не целовалась ни с кем. Я замкнутая и не умеющая выстраивать отношения. Для меня всё, что касается романтики и отношений, кажется слишком сложным. Я бы делала сейчас всё, что угодно, но только не говорила бы с ним, только не выходила бы из машины и не говорила бы с ним.       Поэтому я так легко согласилась на брак по расчёту с Питом и волю родителей. Мне это далось легко, а сейчас мне трудно и, Боже, кажется, у меня начинает гореть всё тело, словно я за этот час с небольшим успела подхватить грипп.       Если бы не стук в стекло и не обеспокоенное выражение лица Гейла, я бы точно не нашла в себе силы. Но меня заметили и подпёрли к стенке, поэтому выхода нет, кроме как взять сумочку и выйти из машины, оказаться рядом с Гейлом.       — Извини, — тихо говорю я, встав рядом и вдохнув свежий утренний воздух после дождя смешанный с запахом его пряного одеколона. — Правда, извини, просто я никак не могла найти… кредитку.       — Ничего страшного, я всё понимаю, — Гейл мягко улыбается. — И ты меня прости, — он сокращает между нами расстояние и сжимает меня в объятиях, — я не знал, что произошло. Я не знал, что мистер Эвердин погиб.       Резко выдыхаю, а Гейл сжимает меня ещё крепче. Он приподнимает меня над землёй так, что я касаюсь асфальта одними носками кроссовок.       — Прости, я не знал и злился, что ты мне не звонишь и не пишешь, не отвечаешь на мои письма и… Боже, Китнисс, я так виноват, — он зарывается лицом в мои волосы, и я клянусь, что чувствую, как его тело вздрагивает.       Он… плачет?       Если так всё и дальше пойдёт, я не смогу солгать ему. Я не смогу оттолкнуть его. Я просто не смогу. Я не железная, не каменная, а обычная девушка.       Пытаюсь отстраниться, но Хоторн меня не выпускает.       — Прости меня, — он вновь и вновь вздрагивает, с каждым вдохом. — Прости меня, мне очень жаль.       — Тебе не за что извиняться, — пытаюсь его оттолкнуть, прекратить всё это, посмотреть ему в лицо, но он кладёт на мой затылок ладонь, не давая мне повернуть голову.       — Нет, я должен был быть рядом с тобой, — он говорит прямо и резко, будто бьёт сам себя, наказывая за несделанное. — Не смотри, — тихо просит, — не смотри, это неправильно. Мужчина не должен лить слёзы.       Глупо, но я не возражаю. Чем быстрее он успокоится, тем лучше для меня. Я замечаю, как люди на стоянке начинают оборачиваться и смотреть в нашу сторону. Мне немного неприятно, что за нами наблюдают посторонние и сотрудники, приезжающие на работу. Это начинает раздражать.       — Выпусти меня, — прошу, немного отстраняясь и смотря в сторону, — на нас смотрят.       — Хорошо, прости, — он разжимает объятия и опускает руки, а я поворачиваюсь к машине и ставлю ее на сигнализацию.       — Как ты узнал? — спрашиваю, надеясь, что ему рассказал об этом отец или кто-то из близких.       — Зашёл в холл, пока ждал тебя, и увидел потрет твоего отца и Мелларков.       — Значит, ты ещё многого не знаешь, — говорю я, поворачиваясь к нему лицом. — Все трое погибли в аварии, которую подстроили.       — Подстроили? Виновных нашли?       — Нет, — говорю я, сжимая ладони в кулаки. — Но идёт следствие.       — Я могу чем-то помочь?       — Нет, но ты можешь помочь своему отцу, — уклончиво отвечаю я. — Его подозревают в организации убийства.       Гейл бледнеет и, кажется, теряет способность говорить, а я продолжаю наступать на него, говоря болезненные для него слова, понимая, что они должны отдалить его от меня, расстроить, разгневать, разрушить всё.       — У следствия есть доказательства? — его нижняя губа дрожит, и он пытается найти опору руками. — Ты меня тоже подозреваешь? Китнисс, я…       — Я не подозреваю. Я ещё не разобралась во всём. У меня нет причин отталкивать тебя или говорить, что не доверяю, или боюсь. Наоборот, я была бы рада, если бы всё оказалось не так.       Он резко втягивает в себя воздух:       — Китнисс, как ты можешь быть такой сдержанной? Если бы ты накинулась на меня с кулаками, била бы меня ими в грудь или ударила по лицу, я бы понял. Я бы понял, Китнисс. Ты так и должна была сделать. Почему ты так спокойна? Ты думаешь, я убил его? Я? Китнисс, ты же знаешь, что я чувствую к тебе, как ты можешь так думать? Как ты можешь мне не верить?       — Нет, я верю тебе, разве ты не слышишь меня? Я доверяю, но… твоему отцу я не верю. Он даже тебе не рассказал о том, что произошло здесь. Ты понимаешь?       Гейл качает головой:       — Мой отец кажется таким человеком, но он другой. Ты его не знаешь. Ты не можешь так говорить. Ты… ты… Китнисс!       Он не находит слов, а я смотрю, как его трясёт, как взрослый мужчина дрожит, стоя в нескольких шагах от меня. Гейл ходит, думая о чём-то, касаясь ладонью лба, потом протирая руками лицо, останавливается, разворачивается и оборачивается, глядя в мою сторону.       Кажется, всё и все вокруг испарились, остались лишь мы вдвоём и пропасть из грядущих лжи и боли.       Несколько секунд — целая вечность.       Чувствую, как что-то разрывается внутри, когда наши взгляды встречаются.       Я не смогу солгать. Я не смогу солгать. Я не смогу солгать.       — Ты нужна мне, — Гейл смотрит мне в глаза, и мне нет причины ему не верить.       Единственное, что произносит он. Так искренне.       Прости меня.       — Я нужна тебе? — переспрашиваю, произнося каждое слово, как упрёк.       Прости меня.       — Да, нужна, — он расслабленно выдыхает и идёт ко мне навстречу, сокращая расстояние между нами.       Прости.       — Тебя не было рядом, — бросаю ему в лицо и протягиваю руку, упираясь кулаком в его грудь, останавливая. — Ты бросил меня, когда был нужен мне.       Он замирает, а я, проклиная себя за ложь, добиваю его ножом в спину.       — Прости, что не сказала тебе сразу. Я люблю с детства Пита, и мы какое-то время встречались, а в день твоего дня рождения Пит сделал мне предложение. Мы поженимся, когда закончится траур, — и добавляю, глядя в не верящие мне глаза: — Надеюсь, мы будем, как и прежде, друзьями.       Ты меня никогда не простишь.       И мы стоим так долго. Я чувствую ветер, слышу машины, заезжающие на стоянку, вижу Гейла, который, кажется, раздавленным и слишком глубоко уязвлённым. Я хочу сбежать. Это желание настолько сильное, что мне приходиться принуждать себя стоять и не двигаться.       А Гейл смотрит, и смотрит, и смотрит на меня. Не верящий взгляд блуждает по мне, клеймит меня.       — Зачем? — он беззвучно шепчет. — Зачем?       Его рука опускается на мою, освобождает ему путь. Он приближается, нависает надо мной, опускает ладонь на мою щёку, проникая в душу взглядом.       — Пожалуйста, не надо, — прошу его, зная, что это его не остановит.       — Зачем ты мне так бессовестно лжёшь? — его голос глух, опустошён. — Зачем?       — Отпусти, — пытаюсь вырваться, но не получается, я жмурюсь, понимая, что поцелуй неизбежен, а вместе с ним и признание, что я солгала о Пите и наших отношениях.       Ложь во благо всё равно ложь.       — Она сказала — отпусти.       Пит буквально отдирает от меня Гейла, держа его обоими руками за пиджак.       — Ты ещё кто? — Хоторн отталкивает Пита. — Это не твоё дело!       — Ещё как моё, — парень тяжело дышит, а я перевожу взгляд с одного на другого. — Она моя невеста. А ты кто? Ты ей никто!       — В первый раз вижу тебя и слышу о тебе! Я не верю. Не верю! Встречались бы вы на самом деле, она никогда не позволила мне себя поцеловать! Ты, вы… обманщики!       Они сцепляются. Гейл валит на асфальт Пита, а я окидываю взглядом стоянку в поиске помощи, но вижу только Прим, стоящую возле машины Мелларка и удивлённо смотрящую на меня.       — Помоги ему! — кричит она, а я качаю головой. Парни валяются на земле, душа друг друга руками. Теперь Пит сверху, Гейл на земле.       Я хватаю Пита за плечи и пытаюсь оттянуть его от Гейла, в этот момент руки Хоторна слабеют и падают.       — Прошу тебя, не надо, — всхлипывая, говорю я. — Ты же убьёшь его. Убьёшь! Пит, Пит, пожалуйста…       Мне кажется, что он никогда не отцепится от него, а когда это происходит, я отталкиваю Пита в сторону и прикасаюсь к шее Гейла, ища пульс. Его сердце бьётся и Хоторн тяжело дышит. С удивлением замечаю, как на его лицо капают мои слёзы. Когда поднимаю взгляд, Пит уже стоит и смотрит на меня такими глазами, будто бы я только что предала его.