«Прости меня. Я не могла рассказать тебе правду. Мы тайно встречались с Питом, скрывая это даже от родителей.»
Он отвечает мне почти мгновенно. «Ты не говоришь мне правду. Думаешь, я тебе поверил, Китнисс?» Конечно же, ты мне не поверил. Конечно же, я не убедительна и всё видно не вооружённым взглядом. Я такая лгунья! Даже сестра видит это, но, возможно, из-за своей наивности списывает на мою чудаковатость, но у всего же есть пределы. Как бы я хотела тебе написать правду, но приходится писать другое:«Я на это даже не надеюсь. Но я хочу, чтобы мы остались хорошими друзьями.»
«Китнисс… Проблема в том, что я не хочу быть для тебя просто другом. Я чувствую, что ты мне лжёшь. Китнисс, я вырос среди постоянно лгущих людей. Я вижу ложь.» Совесть клюёт меня, отрывая куски моей уверенности в действиях. Я даже нажимаю на поле, чтобы ввести настоящее сообщение, правдивое, но Гейл, кажется, сдаётся, поэтому присылает ещё одно сообщение, но уже с другим вопросом, от которого у меня по спине бегут мурашки: «Скажи, где ты?» После всего, что произошло сегодня, он беспокоится обо мне.«Я в Сассексе.»
Потом добавляю самое важное:«С Питом.»
Через несколько минут он отвечает: «Пожалуйста, береги себя.» И тут уже я не знаю, что ответить, поэтому так и пишу ему:«Гейл, я… Не знаю, что ответить тебе.»
«Не надо ничего отвечать. Для меня важно твое доверие. Я попробую сделать вид, что верю твоим словам, потому что ты важна для меня. Я не обещаю, что у меня получится. Мне не нравится Мелларк.» Несколько раз перечитываю его сообщения, вздыхаю, переворачиваюсь на живот, снова закрываю голову подушкой, потом набираю ему самое простое, что пришло в голову, и самое искреннее, что могу сказать:«Спасибо.»
Я засыпаю незаметно, держа в руке телефон и оставаясь в том же положении, погружаясь в поверхностный, беспокойный сон. Мне снится, что я сижу за столом в кабинете папы за его столом, заполняю бланки. В комнату входят Хеймитч, Пит и Гейл. Следом за ними, буквально по пятам идёт полицейский. Пит смотрит с жалостью на меня, Хеймитч холодно, а Гейл пронзает взглядом, наполненным разочарованием. Когда полицейский защёлкивает на моих запястьях наручники, Пит отворачивается. Спрашиваю: — Что происходит? Почему вы это делаете? Вы не имеете права! — но меня не слушают, на меня никак не реагируют, выводят из комнаты, настойчиво подталкивая в спину. И я иду по бесконечным коридорам, спускаюсь в лифте, ощущая стыд, жалость к себе и боль от их предательства. Когда я покидаю здание и прохожу к машине, вижу Пита, вышедшего на порог. Дует ветер. Солнечно. Весна. И я внезапно чувствую удар вслед за резким хлопком. Просыпаюсь в холодном поту. Что это было? В распахнутое окно влетел голубь и кружит сейчас по комнате. Подпрыгиваю на кровати и кричу на птицу, чтобы та улетела обратно. На крик прибегает растрёпанный Пит, распахивает дверь, будто в свою комнату, и смотрит на меня со странным выражением лица. Вот уж кого я не ожидала увидеть здесь, прибежавшего на мой крик, так это его. Птица завершает последний круг и вылетает на улицу. Это к несчастью. Не то, чтобы я была суеверна, но в последнее время мне кажется, что меня окружает только несчастья да неудачи. Плюхаюсь на кровать, пока Пит закрывает окно за голубем. — Знаешь, это мог бы быть и коршун, — Пит мне улыбается и садится на край кровати. — Как ты? Тебе нравится комната? — Комната просто замечательная, но мне кажется, что нужно кое-что прояснить, Пит, — решаюсь поговорить с ним о случившемся. — И что же? — Пит чуть наклоняется, а улыбка пропадает с его лица. — Я не хочу мешать тебе с Джулией. Ты любишь её, наверное. Поэтому, может быть, нам стоит не делать этого? — я с толикой надежды смотрю на Пита. — Честно признаюсь, мне не хочется снова врать и изворачиваться перед сестрой, да и перед всеми. Пит почему-то глупо улыбается, а потом прикрывает руками лицо, словно пряча от меня свой смех, который я и так прекрасно слышу. — Я что-то смешное сказала? — Ки-итни-ис, — протянул он, давясь от смеха, — почему ты считаешь, что я не хочу видеть именно тебя своей женой? — Но буквально два дня назад ты мне сообщил, что любишь другую! — я не понимаю его ещё больше. — А ещё я тебя не люблю. Я всё время вру. У меня это плохо получается. Сестра считает меня дурочкой, Джулия, скорее всего, вообще стервой последней, а Гейл? Ты знаешь, что думает Гейл? Конечно же, он думает, что это всё неправда. Он видит всё, и между нами были отношения на грани между дружбой и флиртом. Если бы я действительно встречалась с тобой, то… Он закрывает мне рот ладонью, заставляя замолчать. — Я прямо так и сказал: «Я люблю Джулию»? — парень серьёзно спрашивает меня, но, не получая ответа, поясняет. — Джулия была моей любовницей, Китнисс. Я не думал, что она останется в моём доме, когда меня здесь не будет, узнав, по каким именно обстоятельствам я отсутствовал. И потом, знаешь, я обожаю девушек. Я тащусь от них. — Но… — Ах да, забыл. Возможно, я слишком поспешно это делаю, но должен тебе открыть тайну. Я думал, что ты сама догадаешься, но… Ладно, — Пит шумно вздыхает, потом опять смеётся, проводя пальцами по затылку. — Видишь ли, Китнисс, вообще-то, я влюблён в тебя. Я тебе уже признавался, помнишь в лифте… — Не помню. — У тебя частичная амнезия, что ли? — Я помню только твой отвратительный поступок и кольцо на своём пальце. Ах, ещё пробуждение в твоей квартире! Как я могла забыть такое? — трясусь от праведного гнева. — Больше — ничего. Как ты мог меня заставить через такое пройти снова? — Но я, правда, тебя лю… Моя бровь взлетает вверх, а сарказм пробивает потолок. Это невозможно. Нет, это и впрямь невозможно, только вот голубые глаза не сводят с меня взгляд, почти щенячья преданность читается в них, и это чересчур. — …блю. — Правда? — спрашиваю, прямо и открыто глядя на него. — Правда, — тут же отвечает Пит. — Правда, правда, правда! Правда-правда-правда-правда… — повторяет он, будто скороговорку. — Как же так? То есть, как это любишь меня? Мы виделись всего-то несколько раз, по пальцам пересчитать можно, а до моей школы мы, вроде, дружили, но были совсем детьми. Не верю, бред какой-то, это совсем не логично и неправдоподобно. Не мог ты меня «полюбить». — Долгая история, — снова вздыхает Пит, опускаясь на кровать и обнимая руками подушку, — но я сам этому не рад, если честно. Так много неприятностей это чувство мне принесло. Если вкратце — ты была единственной, кого я не мог забыть через несколько дней после расставания. А насчёт любимой, дай подумать. Наверное, я имел в виду свободу. Уж больно не хочется мне её терять, меняя на фиктивный брак с девушкой, любящей другого. — А что тебе сказал Хеймитч, чтобы ты всё-таки согласился и подписал контракт? — видимо этот вопрос лишний, но я увлеклась этим допросом Пита, а он сначала задумывается, потом тихо отвечает. — Мы были в клубе с не очень хорошей репутацией, если ты понимаешь, о чём я. За очередной порцией виски, Хеймитч сказал, что девушка мечты итак будет моей. А потом… кхм… припомнил мне кое-что. Знаешь, невеста Финника была влюблена в меня. Но я ни-ни. Она сама, честное слово. На самом деле, именно это заставило меня сделать выбор и подписать документы. — Я не верю, — шепчу я. Все знают, по каким именно местам любит ходить Хеймитч, но это его личное дело. И я видела фото драк и кутежей Пита. Их было предостаточно. То, что Пит так спокойно говорит о том, что Джулия была его «любовницей», вообще меня выбивает из колеи. — Я не верю в твою влюблённость. Не притворяйся хорошим. К сожалению, я вижу людей насквозь. — А кто говорит, что я хороший? — смеётся Пит. — Но я тебе всё равно нравлюсь, не так ли, Китнисс? Знаю, ты думаешь обо мне, — Пит придвигается ко мне ближе и, схватив мою руку, опускает ладонь себе на губы и медленно целует, поднимаясь к кисти, а потом его кучерявая, взъерошенная голова вдруг оказывается у меня на подушке, в опасной близости от моего лица. Поэтому я отвожу взгляд, вперив его в потолок. — А ещё, — он шепчет мне на ухо, — я уверен, что ты хочешь быть моей, — Пит резко поднимается с кровати и смотрит на меня сверху вниз. — И будешь. Наши взгляды опять скрещиваются. Что-то пробегает между нами. Страсть? Не думаю. Нехорошее предчувствие колет меня в бок. Эти холодные голубые глаза пронизывают меня. Я думала, что свободна. Нет, это вовсе не так. То есть, я понимаю, что мой выбор очевиден — спасение компании любой ценой. Никто и не отнимал у меня её, но мне кажется, что если я его не полюблю сама, он заставит меня силой. Если он меня, правда, любит, я не должна себя так опрометчиво вести. — Переодевайся, Китнисс. Через полчаса ужин, — Пит подмигивает мне и выходит из спальни до того, как подушка долетает до двери. Высокомерный, наглый, бесчувственный, манипулирующий, эгоистичный, лживый повеса… Уже минут десять я ищу негативные эпитеты, чтобы описать Пита, но чем больше я придумываю, тем чаще против воли всплывают другие: улыбчивый, уверенный, добрый... Сексуальный. Что уж скрывать... Подхожу к чемодану и ищу одежду. Он сказал, что я буду его! Посмотрим. Так высокомерно со мной никто не разговаривал. Можно подумать всё, что со мной происходит сейчас — месть. Его месть. Нет, ну за что мне мстить, если мы совсем не общались? За игнорирование? Нет, всё-таки, почему мне так сложно признать, что он влюблён в меня? А может быть, я слишком предвзято ко всему отношусь? Нет, невозможно одновременно искренне улыбаться, а потом быть ледяным, таким далёким. Что-то одно — маска. Только вот что? Ещё одна загадка. Ясно только то, что теперь у меня одной проблемой больше. Натягиваю узкие джинсы и просторную белую футболку. Никаких изысков. Обойдётся. Общий коридор отделан деревянными панелями, а между каждой дверью висит картина. Эти картины как бы являются продолжением одной темы — бушующего океана. Спускаюсь по парадной лестнице и вижу мужчину, похожего на покойного мистера Мелларка. Скорее всего, его брат. А глаза у него такие же, как у Пита, меняющие цвет от серо-голубого до василькового. — Я могу тебе показать одно интересное место в доме? — мужчина подаёт мне руку, чтобы я аккуратно спустилась со ступеньки. — Я не представился. Раймонд Джеймс Мелларк, граф Сассекский. Я дядя Пита. А ты, видимо, та самая первая любовь. М-м… Китнисс, да? — Ваша светлость, здравствуйте. — Давай только без этого пафоса и официоза. — Да, конечно, если вы этого хотите, — вежливо улыбаюсь. — Просто Джеймс. Хорошо? — киваю ему, а он, взяв меня под локоть, ведет в противоположную сторону от столовой. — Видишь ли, Китнисс, мой младший брат с твоим отцом решили заняться бизнесом. У них всё получилось с блеском. А я вот гожусь только писать монографии. Мой старший племянник тоже далек от мира бизнеса и занимается исключительно делами поместья и своим творчеством. О, конечно, я еще заседаю в Палате. Но сейчас я в отпуске. — То есть? Я не понимаю. Пит же учится. Джеймс улыбается, и на его щеках появляются ямочки. Определённо Пит — его копия, только моложе. — Да, заочно, — он открывает дверь и отступает, чтобы я вошла в комнату, в которой окна занавешены тяжелыми портьерами, и поэтому здесь очень темно. Как только мы включаем свет, я понимаю, что нахожусь в мастерской, рабочей студии Пита. — Мы вламываемся сюда без разрешения владельца. Неужели так можно? — Но и хозяин, надо признать, не агнец божий. На старой мебели лежат чистые холсты, краски, кисти. На двух мольбертах две не законченные картины — одна ещё в карандаше, другая в полутонах и не прорисованная, не чёткая, размытая. Кругом наброски. Самое страшное, что почти везде было моё лицо разного возраста, с разными эмоциями и чувствами. Мне становится очень трудно дышать. Поэтому мне всегда казалось, что за мной следят? Теперь понятно. На большом столе разложены фотографии с подписями и датами. Я на занятиях, в кафе, магазине, возле своей квартиры, в булочной, парке, на пробежке, даже на соревнованиях. — Как видишь, всё не так, как ты думала, — Джеймс отворачивается и уходит, оставив меня один на один со своими копиями. Значит, всё-таки правда. Теперь всё встаёт на места. Ещё тогда, в лифте, я должна была это понять, потому что у Пита был маленький альбом с фотографиями. Что там делала я? Ну что я могла там делать, если бы он хотя бы не чувствовал ко мне симпатии? Масштаб этого безумия порождает тихую панику внутри. Я выхожу, осторожно закрыв за собой дверь. По лестнице спускается Пит, держа на руках Прим. — Что случилось? — подбегаю к ним. — Я полезла на чердак, — рассказывает сестра, утирая пальцами слёзы, — а там… много сундуков. Ну, я начала открывать их. Понимаешь, из любопытства. А потом я нашла вот это, — Прим протягивает мне старый дневник и стопку писем с сургучными печатями. — Я пыталась разобрать почерк, а потом услышала твой крик и побежала, но, зацепившись за что-то, упала. Мне очень жаль, Пит. Я, честно, не хотела. Но ты сам сказал, что я могу делать всё, что захочу. — Надо было добавить «в пределах разумного», — Пит сажает сестру на диван, устраиваясь на полу, и осматривает её ногу. — Вот так болит? — Пит бережно прикасается к её щиколотке, но Прим качает головой. — А так? — Нет, но мне больно пошевелить ногой, и, скорее всего, наступить тоже, — Прим закусывает губу. — Но самое ужасное — я разбила телефон в дребезги! — Примроуз! Когда ты, наконец, поймёшь, что нельзя витать в облаках и совершать глупые детские выходки? — меня разрывают две странные эмоции: беспокойство и гнев. Наверное, эти чувства всегда испытывала мама, когда мы влипали в нечто подобное. — Я вызову доктора, — Пит поднимается с ковра и уходит в другую комнату. — Я больше не буду так делать, но оно того стоило. Посмотри, Китнисс! Здесь дневник какой-то Элеоноры Фрей, а также письма к графу Мелларку и от него ей. А ещё внутри локон волос, — Прим смотрит на меня, словно стала первооткрывателем какой-нибудь загадочной истории. Я забрала дневник женщины из легенды, что рассказал мне Пит. Его стоит вернуть хозяину, но не сейчас. В данный момент меня волнует только сестра. Врач приехал быстро. Он осмотрел Прим, и сообщил нам всем, что у девочки просто сильный ушиб и растяжение. Нужен постельный режим из-за ноги, поэтому для неё ни о какой поездке в Лондон в ближайшее время не может быть и речи. Героиня сегодняшнего дня гордо лежит в своей комнате на огромной кровати и восхищается весь вечер домом и людьми в нём, а потом сообщает, что хочет быть врачом. Я улыбаюсь. Она такая же, как мама, отходчивая и очень эмоциональная. Пит рассказывает нам нормандские сказки, потом его дядя поёт шотландскую балладу о двух влюблённых, которых разлучили их родители, но они сбежали вместе и остались жить в лесу. Как только Прим засыпает, убаюканная приятным баритоном Джеймса, мы уходим из комнаты, тихо прикрыв дверь. — Хочешь поговорить, Китнисс? — спрашивает мой наречённый, и очень хочется добавить «безумец». — Обещаю вести себя прилично и не хамить. — Да, я очень хочу поговорить с тобой, — открываю дверь и впускаю Пита в свою комнату. Мы садимся на кровать, облокотившись о подушки, и я задаю первый вопрос, мучивший меня последние несколько часов. — Если бы не завещание, ты был бы рядом? На что Пит тихо отвечает мне: «Да».