Тяжесть воспоминаний

      - Расскажи мне что-нибудь, - тихо просил светловолосая медсестра, смотря на задумавшегося парня.       Тот начинает говорить, неспособный отказать. И, кажется, мрачные тени отступают от его мыслей, напуганные яркой улыбкой. Да вот только ключевое слово здесь «кажется». Кайя, боясь разворошить «осиное гнездо» его боли, не решается копнуть вглубь его души. Заглянуть туда, где, кроме тьмы, возможно, ничего и не осталось.       Она уйдет до того, как солнце спрячется за горизонт. Уйдет не по своей воле, а потому что иначе брюнет будет за нее волноваться. И корить себя за то, что не может ее проводить, за то, что не может ее защитить. Она уйдет, и как только закроются двери лифта, ее улыбка исчезнет, чтобы вновь вернуться на несколько мгновений, когда она будет махать ему, смотрящему на нее в окно, чуть вспотевшей от волнения ладонью.       Усопп знает, что Кайя приходит к нему из жалости. Знает, что любовь его останется без ответа. Знает, что она не верит ни в один его рассказ, считая все выдумками для привлечения внимания. Знает, но не может прекратить этот фарс, чудовищный фарс.       Он лжец! Он был лжецом – лжецом и умрет! И он смирился с этим… Печаль же его в том, что Усопп не лжет, рассказывая Кайе фантастические истории мира, где разлилось безумное море Гранд Лайн. Каждая якобы сказка, будь она про великанов и гномов или людей, превращавшихся в стихии и вещества, была истинной правдой! И каждое слово про Мугивар, исключая его самого (тут он чуть приукрашивал), было правдивым. Но только кто поверит прикованному к инвалидной коляске парню?       Усопп и сам понимает, что жалок. И пусть в этом мире он не такой трус, как в том (и это, конечно же, лишь следствие различий самих миров), но там ему было бы мало попасть под машину, чтобы лишиться возможности ходить. Там он был сильным, пусть и был слабаком на фоне своих Накама. Там он стал Согекингом, не зная, как предстать перед друзьями, но не в силах оставить их в минуту опасности. Там он получил прозвище «Бог» за нелепо успешный план. Там были его дорогие Накама, с которыми он делил и горе, и радость, за которых он отдаст свою жизнь. А еще…       Еще там была Она! Другая Кайя! Та, что смотрела с нежностью, а не с жалостью! Та, что восхищенно вздыхала, слушая его выдумки, оказывавшиеся затем правдой! Та, что во всем мире лишь одна заметила его затылок на первой розыскной листовке Луффи. Та, чей образ нетленен в его памяти. Та, что нежно любит и верно ждет… А эта Кайя, она не его, она чужая. Вот только сердцу этого не объяснишь. Оно продолжит до боли сжиматься при виде ее жалеющей улыбки и бешено колотиться о ребра от страха, когда она растворяется в темноте вечерних переулков. Сердце не хочет понимать…       Телефонный звонок. Отец. Такой же далекий, но все же любящий. Единственный и неизменный в обоих мирах.       - Слушай, когда я приеду, может, выберемся куда-нибудь на природу? По банкам постреляем… Усопп… Мальчик мой, прошу, ты только не молчи…