Треугольники: Герои-любовники

      Она смотрит на него строго, чуть вздернув левую бровь, совсем как та, которую она не может помнить. Ее тонкие изящные губы кривит застывшая вежливая усмешка – дань этикету. Она держит спину прямо и глядит чуть свысока, так как учит леди Монтилье. Она говорит очень уверенно и вроде бы уважительно, но все же слегка снисходительно. Она – дочь дворянского рода и должна соответствовать своему положению.       Она не подозревает, насколько хороша в дорогих платьях нежных тонов, в туфельках на небольших каблучках и с легким умелым макияжем, наложенном чужой опытной рукой. А как ей к лицу высокие прически, когда ее крупные каштановые кудри собраны в затейливую фигуру. Так она выглядит старше, серьезней и привлекательней. Так она кажется хрупкой и невесомой. Так ее хочется защищать намного бдительней, чем прежде. И так она невообразимо далека от него…       Сердце Каллена сжимается от тоски, когда он вспоминает, как еще совсем недавно это создание носилось по Скайхолду, перепрыгивая через лестничные пролеты в нижний двор замка, словно ошалелое скакало на едва объезженной галле, могло пробраться на кухню и умыкнуть сладкий пирог, чтобы потом, сидя на крыше таверны, на пару с Сэрой съесть его, заливисто смеясь.       Ее можно было увидеть катающейся по замку на плечах у Железного Быка. Кунари подолгу не соглашался на это действо, не утруждаясь выдумкой отговорок. Зато ей приходилось аргументировать свое желание каждый раз по-новому и тогда рано или поздно рогатый гигант поддавался уговорам – разве мог он отказать женщине в такой малости, к тому же, когда женщина так очаровательно канючит. А канючила она и впрямь очаровательно.       Когда-то помилованный Блэкволл позволял ей плести из своей густой бороды косу и даже вплетать в нее цветочки. Он послушно замирал, если она того требовала, и мог целый час быть недвижим, пока леди тонкими пальчиками придавала его бороде вид сомнительно-эстетический. Конечно, едва она уходила, он спешно расплетал косички и выбрасывал воткнутый туда гербарий, не соответствующие его образу сурового воина Инквизиции. Но никто не видел, как этот воин прячет улыбку во всклокоченной бороде. И никто не знает, что Блэкволл все бы отдал, чтобы быть на месте Каллена в жизни этой леди.       Бывало, ее спящую уносили от Варрика, чьими рассказами она едва ли не грезила. Ах, как открыто, искренне и беззаветно она любила гнома-сказочника, с каким нетерпением ждала его визитов в Скайхолд, как мечтала познакомиться с героями его книг, которые трепетно хранила.       Так и осталось загадкой для всех, как она смогла найти подход к суровой, неприступной и строгой Кассандре. Но в обществе этого подарка судьбы серьезная воительница превращалась в живую женщину, легкую и чуть озорную, забывая, что это она дала начало Инквизиции, которая за полтора десятка лет распространила свое влияние по всему Тедасу и стала той организацией, с мнением которой приходилось считаться всем – от баннов Ферелдена до Тевинтерских магистров.       К Дориану она питала слабость. Нет-нет, она не была влюблена в альтуса и вообще презирала магов, но этот тевинтерский франт ей необъяснимо нравился. Все что он советовал, она непременно читала, а потом за партией в фигуры обсуждала с ним прочитанное. Ей нравились его эффектные, красочные и абсолютно глупые заклятья, которые он украдкой изредка демонстрировал ей. Она визжала от восторга, когда он легким взмахом руки окружал ее разноцветными бабочками или вихрем из ярких листьев, а стая экзотических птиц, разлетевшихся по библиотеке, становилась для нее настоящим подарком. Конечно, это всего лишь иллюзии, но она находила в этом упоительную прелесть. И ей было очень жаль, что Дориан навещает Скайхолд все реже, с каждым годом все сильнее увязая в делах, политике и интригах.       Она робела, когда приезжала мадам де Фер, что заставляла ее краснеть от замечаний, сказанных вроде-бы вскользь, но бивших по гордыне, хлеще меча Кассандры по соломенному манекену. Она трепетала перед Владычицей Церкви, которую кое-кто из старых знакомых звал Лелианой, а Варрик так и вовсе Соловушкой.       Она не любила уроков этикета и изящной словесности у леди Монтилье. На какие только хитрости она не шла, чтобы этих занятий избежать, какие только уловки не использовала. Ее изобретательности в вопросах лжи и изворотливости однажды позавидовал сам глава Антиванских Воронов – Зевран Араннай, заглянувший в крепость к старому знакомому – новому тайному канцлеру Инквизиции, занявшему место Лелианы.       А Каллена она просто любила. Любила, обожала, и ловила каждое его слово. Еще совсем недавно наивысшим счастьем для нее была совместная конная прогулка с генералом Инквизиции, у которого, как всегда, было очень мало времени и очень много дел. Хотя очень хотелось все бросить и целый день провести вдвоем, позабыв о долге, дисциплине, Инквизиции и прочей отвлекающей от семьи ерунде.       Каллен теперь еще сильнее скучал по тем временам, когда она приходила к нему вечером, залезала на колени и засыпала, доверчиво обвив его шею руками. В такие вечера она рассказывала ему все свои самые сокровенные секреты, делилась всеми невзгодами и радостями, впуская его в свой мирок, куда другим был путь заказан. В такие вечера Каллен понимал, что ближе, чем он у этой девчушки никого нет.       Но все изменилось полгода назад, когда она побывала на балу у какого-то орлейского аристократа, выгодного Инквизиции. Уроки Жозефины больше не прогуливались, удобные потертые кожаные штаны и куртка уступили место платьям, сшитым по последней орлейской моде, ее лошадь ходила теперь только под дамским седлом в те редкие дни, когда она выбирала ехать верхом, все чаще предпочитая кареты. Озорная девчушка превратилась в леди.       - …в связи с этим считаю приемлемым приглашение тейрна Кусланда на бал в честь Первого Дня и прошу вас, генерал, лично сопроводить меня в Хайевер, - размеренно произносит она, глядя глазами Инквизитора, повторяя жесты Инквизитора и бередя раны в сердце, все еще влюбленном в Инквизитора.       - С удовольствием, - отвечает генерал, с горькой улыбкой наблюдая за взрослым поведением своей малютки-дочки. В нежно-голубом платье с многочисленными оборками, кружевами и лентами она казалась фарфоровой куклой, подобно той, что он подарил Эвелине, когда они потеряли их первого ребенка на ранних сроках беременности.       - А как вам мое новое платье? – спрашивает Шарлотта, совершенно преображаясь. На мордашке снова шкодливое выражение и глаза хулигански блестят. Она склоняет голову набок, чтобы скрыть смущение и улыбается широко и искренне.       – Оно вам очень к лицу, юная леди, - улыбается генерал, в душе радуясь, что где-то под этим шифоном, кружевами и манерами все еще жива та маленькая непоседа, которая таскает с кухни пироги и гуляет по крышам, скачет на галле и слушает сказки Варрика, а порою забирается к нему на колени, доверяя все тайны мира.       - Жаль, что мамы нет с нами, - обнимая отца за плечи, грустно шепчет инквизиторская дочка, знакомая со своей матерью по портретам и рассказам друзей и соратников.       Каллен садит ее на колени, прижимает к себе, зарывается лицом в каштановые кудри и шепчет:       - Мне тоже, Шарли. Мне тоже…       Они так и просидят молча, обнявшись, пока Шарлотта не уснет и он тихо и осторожно, чтобы не разбудить свое сокровище, отнесет ее в спальню на второй этаж башни, куда теперь ведет пологая винтовая лестница на внутренней стене его кабинета. А сам спустится вниз и до рассвета погрузится в прошлое, запивая горечь воспоминаний о возлюбленной крепким вином.       Он снова вспомнит все самые яркие моменты с их первой встречи до трагичного финала, когда он узнал, что Вестница Андрасте, леди Инквизитор, Эвелина Тревелиан, положившая конец войне магов и храмовников, раскрывшая заговор против императрицы Селины Орлейской, собравшая под свои знамена десятки тысяч людей, эльфов и гномов, победившая Корифея, твердою рукой ведшая Инквизицию к ее расцвету и величию умерла вдали от Скайхолда, поселений, магов и лекарей, в темном зимнем лесу, в компании двух новобранцев и девчонки-подростка, которых вела в замок. Умерла, давая жизнь Шарлотте Тревелиан-Резерфорд…