Ты можешь узнать, им было жарко вдвоем «Дети любви» Наутилус
- Что ж, раз вы приняли такое решение, Ваше Величество, - потерявшим все краски голосом говорит Амелл, - я его приму. Она выглядит спокойной и бесстрастной. И никому не ведомо, что ее сердце сжалось от боли, что ее руки похолодели, а горло перехватило так, что несколько мгновений она не могла даже слова вымолвить в первые секунды. Это не могло хорошо кончиться. Это плохо началось и кончиться должно было соответственно. Как же она не догадалась раньше? На свадьбе Его и Ее Величества ее присутствие обязательно – долг Героини Ферелдена и Друга короля. Хотя ей очень хочется поскорее сбежать из этого насквозь пропитанного ложью и лестью Денерима за крепкие и надежные стены Амарантайна на свой новый, обремененный ответственностью пост. Но это невозможно, Алистер… король Алистер непрозрачно намекнул, что его просьбы теперь следует воспринимать как приказы. Он смотрит на нее, а его глаза словно лед, хотя еще недавно грели ее жарче костра. Он говорит с ней, а в его голосе звенит сталь, хотя прежде, оставаясь с Солоной наедине, он говорил нежным шепотом, от которого все у нее внутри сладко сжималось. Теперь контакт их тел ограничивается сухим рукопожатием, нарушающим этикет. Но Амелл еще помнила его жадные поцелуи, его несмелые и неумелые, но от того не менее горячие, ласки в тесноте ее палатки, где не видно было их взаимного смущения. Им было тепло вдвоем, даже в самые морозные ночи, когда остальные старались устроиться поближе к огню. Они просыпались с опухшими от поцелуев губами, спутавшимися волосами, затекшими от сна в неудобной позе конечностями, но такими счастливыми. Они не думали о том, что будет, когда они победят Мор, когда отомстят за Дункана и Кайлана. Им хотелось приключений, уже лишенных романтического флера, но все еще приносящих то самое едва изведанное чувство свободы, которое было неведомо магу круга и кандидату в храмовники. Они чувствовали себя героями сказок, разивших злодеев и драконов, спасавших невинных, находивших древние сокровища и любивших друг друга от заката и до рассвета. А потом в их жизнь подмешали яд, называемый политикой. И долг Стражей теперь стал не единственным их долгом, его долг – взойти на престол и править Ферелденом, ее долг – на этот самый престол его посадить. Рухнули надежды на счастливый финал, но она все еще могла остаться при нем советницей, подругой, любовницей. Она готова была ради него на все, даже поделить его с Морриган, позволить ей выносить его ребенка, даже оставить Анору в живых и смотреть, как она идет с ним к алтарю. Он ее жертвы не оценил… - Солона, это очень ответственный пост, - говорит он в своей новой, королевской манере, - я никому, кроме тебя не могу его доверить. Как Командору Серых Стражей Ферелдена тебе надлежит возродить орден на наших землях. Она слушает, а в лице ни кровинки. Она смотрит, и верить глазам не желает. Король уходит, а она так и стоит, громом пораженная. Кажется, она еще не понимает. Амелл видит себя на королевской свадьбе, словно со стороны, она улыбается, поздравляет новобрачных и желает им и Ферелдену долгих лет процветания. Она много танцует и много пьет. Устав танцевать, только пьет и из зала ее под руку уводит влюбленный в нее Ворон. Алистер провожает их ревнивым взглядом, но не может последовать за ними, ему и самому пора отправляться в свои покои - впереди первая брачная ночь. Амелл хочет уехать с утра по холодку, но похмелье не отпускает ее до обеда. Покинуть королевский замок, ни с кем не прощаясь, удается только к вечеру. Она не ожидает, что в первой же таверне ее будут ждать товарищи, которые решают покинуть столицу вместе, и лишь потом разойтись каждый своим путем. Не будет только Морриган, верной своему слову и исчезнувшей сразу после гибели Архидемона. Следующей ночью на пока еще совместной стоянке, она отлучится в лес. И только там, на опушке, поодаль, вонзая охотничий кинжал в трухлявое бревно, представляя на его месте королевскую чету, она поймет… Она, наконец, поверит в произошедшее. Из ее глаз льются слезы, а с губ срываются проклятья, кинжал легко входит в полусгнившее дерево, сила рвется наружу и шепот демонов как никогда близок и сладок. Стэн следит за ее слабостью и в глубине души боится, что кадан, как другие саирабаз, что он видел в Башне магов, не устоит и превратится в тварь, опасную для себя и других. Но кадан держится, хотя он видит, что держаться ей совсем не хочется. А еще кунари видит Ворона, что тоже прячась, наблюдает за кадан. Зевран дает ей время выплакаться, выплеснуть накопившуюся обиду и пытается ее увести прочь. Она бьется и вырывается из его объятий, называет королевским именем, не узнавая, обвиняет и обзывает. Зевран ждет, снося удары и оскорбления, не размыкая рук и не отпуская ее. В конце концов, она обмякает в его руках, и он уводит ее, в чащу, где они долго и откровенно говорят. А потом говорить будет только она, обращаясь совсем не к эльфу, а к далекому собеседнику. Зевран лучше других знает, как лечить глубокие душевные раны. И первое, что требуется, это сказать причине своей боли все, что хочется сказать, не стесняясь в выражениях. Не важно, услышит ли он, важно свою душу облегчить. Пусть Амелл проговорит то, что ее терзает, далекому и недосягаемому Алистеру, а потом Ворон поможет ей прогнать его из души и сердца. Какой же ты дурак, Алистер! Я все готова была для тебя сделать, на любые глупости пойти, при дворе остаться и орден забросить. Не боялась ни гнева Стражей Андерфелса, ни пересудов за спиной, ни завистников, ни врагов, ни друзей, ни Архидемона. Я против чего угодно выстояла, если б знала, что нужна тебе. Я бы осталась любовницей тайной или явной, как бы ты только пожелал. Но ты прогнал меня. «Долг Серых Стражей», - напомнил ты мне, так ловко перевесив на меня одну этот самый долг. Ты создал мне все условия? Подарил Амарантайн? Да будь он проклят, этот Амарантайн! Будь прокляты эти Серые Стражи и ты вместе с ними! Мы же вместе хотели приключений. Мы вместе хотели странствовать, объездить все от Ферелдена до Тевинтера. Мы вместе хотели жить и любить. Разве ты не помнишь? Теперь ты король и весь Ферелден тебе подвластен. Ты король и спишь под толстым одеялом на мягких перинах, вместо стылой земли. Но твоя кровать холодна, а в тонкой палатке со мной всегда было жарко. Счастлив ли ты, во имя Ферелдена целуя ту, что ненавидишь? Доволен ли ты, во имя справедливости верша судьбы тысяч людей? Приносят ли тебе радость сотни сортов сыра, доступные в неограниченных количествах? Что же до меня, то обо мне не беспокойся. Я найду новых рекрутов и восстановлю орден Стражей. Я приведу в порядок разоренный войной Амарантайн. Я стану хорошим Командором и хорошей эрлессой во что бы то ни стало. И только редкими вечерами, когда я не буду валиться с ног от усталости, я буду смотреть на огонь в камине, вспоминать тебя и, возможно, жалеть о том, что я для тебя была лишь ступенькой к величию, не оставившей после себя ничего. Не я твоя жена… Не я мать твоего ребенка… Быть может, к лучшему... Зевран лучше других знает, что подобное лечится подобным. Он окружит Амелл заботой и нежностью, надеясь на ответное чувство. Но он вынужден будет оставить ее на подходе к Амарантайну, обещая скоро вернуться. И свое обещание сдержит. Зевран лучше других знает, что брошенная женщина легко идет в руки другого мужчины. Ворон не может предположить, что маг и любитель женщин Андерс тоже это знает и непременно воспользуется.Им было жарко вдвоем
17 октября 2015 г. в 08:45