Включена публичная бета. Если заметили ошибку – сообщите мне. Буду признательна. :)
Ужасный звук режет уши. Кажется, ещё мгновение — и мои барабанные перепонки лопнут от назойливого «будильника» Тринадцатого Дистрикта. Перед глазами до сих пор образ тёмноволосой девочки с голубыми глазами. Это был сон. Я открываю глаза и пытаюсь разложить в голове все мысли по полочкам. Спасательная команда вернулась. Гейл жив. Пит жив. Небольшая прогулка по коридорам. Мои раздумья о чувствах к Питу. Странный сон. — Доброе утро, Китнисс, — ласковый голос Прим приводит меня в чувство. — Доброе, — отзываюсь я и сажусь на кровати в удобное положение. — Где мама? — Она в госпитале, её не было всю ночь. Не знаю, что за срочность, ведь ещё вчера работы не было вовсе, — пожимает плечами сестра. Не удивительно, что она не знает, ведь спасательная группа вернулась уже за полночь. — Кажется, я знаю, что за срочность, — Прим вопросительно поднимает бровь, ожидая ответа. — Спасательная группа вернулась в Тринадцатый с Победителями. Здесь все, кроме Энорабии. Боггс думает, что её и не арестовывали, ведь она, вроде как, своя. — Пит жив? С ним все в порядке? — я киваю. — Так вот, где ты была вчера. Улыбаюсь, вспоминая его улыбку и сильные руки, обнимающие меня. После разговора с Прим встаю и иду в ванну, чтобы умыться и принять душ. Тёплые струи воды смывают грязь и усталость, накопившуюся за последние дни. Одеваю серый комбинезон поверх белой майки – специальная форма Тринадцатого Дистрикта и выхожу в комнату. Прим уже нет, видимо, ушла на завтрак. Подхожу к стене, засовываю правую руку до локтя, чтобы получить сегодняшнее расписание. Сегодня у меня 7.00 – Завтрак, потом сразу 7.30 – Штаб. К чему такая срочность? В столовой я встречаюсь с Гейлом. За столом мы обмениваемся приветствиями и дальше сидим молча, уплетая свою еду. Каждый думает о своём. Доев, он поворачивается ко мне: — Что у тебя дальше в расписании? — Штаб, – коротко говорю я. — А у тебя? — Тоже. Пойдём вместе? Мы относим подносы и выходим. Я плетусь в нескольких шагах позади Гейла. Оба молчим, каждый думает о своём. Вот и штаб. Совершенно не хочу туда заходить, поэтому облокачиваюсь на дверной косяк. Почти все в сборе, кроме Альмы Койн — президента Тринадцатого дистрикта. Наконец, женщина входит в кабинет и садится в кресло рядом с Плутархом. — Что ж, думаю, что у нас есть хорошие новости, — говорит она абсолютно стальным голосом. За всё время, которое я провела здесь, ещё ни разу не видела её улыбающейся. Разве что однажды, когда я говорила об убийстве Сноу. Перевожу взгляд на Финника, который просто светится от счастья. По лицу сразу видно, что его мысли явно далеко отсюда. — Но это не повод раскисать, — продолжает Койн. — Война продолжается — назад пути нет. Что у нас с промо? — обращается она к Плутарху. — Я думаю, что сейчас лучше «залечь на дно», ещё не все Победители пришли в себя. Где-то через неделю, может чуть меньше, можно провести съёмки в Двенадцатом. Что вы считаете? «Провести съёмки в Двенадцатом…». А я то надеялась, что меня и Пита оставят в покое, хоть на какое-то время. Неделя — ничтожный срок. Пит… Он же не знает о смерти семьи. Как я могла забыть сказать ему об этом? — Пять дней, не больше. В остальном я поддерживаю тебя, Плутарх. Дальше Койн говорит что-то об обстановке в Восьмом Дистрикте, но я её уже не слушаю. После окончания собрания подрываюсь с места и бегу в госпиталь. По дороге я встречаю уставшую маму. Следы бессонной ночи видны на её исхудалом лице. — Привет, мам, — начинаю я. — Как он? — Привет, Китнисс. Он сильно похудел. Много синяков и ушибов, но в целом всё не так плохо, как мы ожидали. Сейчас он отдыхает, иди к нему. — Спасибо. Иди, отдыхай тоже. Тебе необходим сон. Она дарит мне лёгкую улыбку и направляется к выходу из госпиталя. Захожу в палату. Пит сидит на кровати с блокнотом в руках и что-то рисует. Его лицо не выражает никаких эмоций, он полностью погрузился в работу. Тихо, на цыпочках, подхожу к кровати и сажусь на самый край. Видимо, он почувствовал как кто-то вошёл и повернул голову. Его губы расплылись в улыбке. Он откладывает блокнот подальше и я не узнаю, что он рисовал. Улыбаюсь в ответ. — Привет, — тихо произношу я. — Привет, — он продолжает улыбаться, а моё сердце начинает биться чаще. — Как ты? — Намного лучше, чем пару дней назад. Дальше мы разговариваем на разные темы. Я рассказываю ему о жизни в Тринадцатом, о агитроликах и о бомбёжке в Двенадцатом, стараясь не упоминать погибших. Пит меняется в лице, становится серьезным, а в глазах я вижу боль и безысходность. Он всё понял. — Прости, не надо было говорить… — Нет, нет. Спасибо, что рассказала, мне необходимо было это знать, – он пытается изобразить на своём лице подобие улыбки. Улыбаюсь и сажусь ближе к нему. Он прижимает меня к себе и целует в висок. Что он делает со мной?***
Спустя два дня Пита выписывают из госпиталя. Его отсек находится через три от нашего. Все эти дни я сидела у него. Мы рассказывали друг другу разные истории из жизни, вспоминали школу, наших одноклассников. Трудно поверить, что большинства уже нет в живых. В общем, мы разговариваем обо всём, кроме наших отношений. Мы оба понимаем, что что-то изменилось, чувствуем это. Но пока боимся осознать. С утра, как обычно, я принимаю душ, умываюсь, получаю расписание на руку: 7:30 – завтрак, дальше – свободное время. И что я буду делать? Направляюсь на завтрак. Сегодня там будет он. Сердце предательски щемит в груди. За столом все в сборе, кроме меня. Сажусь между Питом и Гейлом. Последний смотрит на меня с неким укором. Не удивительно, с нашей последней встречи прошло два дня. Едим мы молча, лишь Финник пытается начать беседу. Но вскоре понимает, что это бессмысленно. Замечаю, что на меня кто-то смотрит. Поднимаю глаза. Пит. Кто же еще? Он улыбается, улыбаюсь в ответ. После завтрака все следуют расписанию. Гейл и Финник отправляются на тренировку, Джоанна, Пит и Энни – в госпиталь, а мне делать нечего. Нечестно. Плетусь по коридорам Тринадцатого. Не замечаю того, что уже подошла к своему отсеку. Захожу и сразу направляюсь к кровати, ложусь на нее и проваливаюсь в сон.***
Просыпаюсь от чьих-то разговоров. Слышу смех сестры и знакомый мужской голос. Не сразу понимаю, что это Пит. Заметив, что я уже проснулась, Прим прерывает беседу и подходит ко мне. — Привет, Китнисс, — улыбается она. — Привет, сколько время? — ох, как же я скучаю по дневному свету. Жить в подземелье просто невыносимо. И время можно узнать теперь только по часам. — Уже пять вечера. Ты проспала обед. Не хотела тебя будить, ты так сладко спала. Ничего себе! Ну ничего, я не голодна. Тем более до ужина осталось всего ничего. Замечаю, что мне не снились кошмары, даже странно. Наверное, сказывается усталость предпоследней недели и возвращение Пита. — Мне нужно в госпиталь, мама заждалась меня уже, — с этими словами Прим уходит. Пит всё это время молча наблюдал за нами. — Как спалось? — спрашивает. — Отлично. Что у тебя сейчас? Вспоминаю, что в 17:30 мне нужно быть в Штабе. — Штаб, через полчаса. Правда, я не знаю, где это находится. Проводишь? — Конечно, мне тоже нужно там быть. Пойдём вместе. Он одаривает снова меня своей ослепительной улыбкой, которой мне так не хватало. Улыбаюсь в ответ. За последнюю неделю я улыбалась столько, сколько за всю жизнь не улыбалась. Внезапно, у меня появляется ужасное желание поцеловать его. Пит, видимо, тоже почувствовал что-то, потому что он уже не улыбается, а внимательно разглядывает моё лицо, то и дело, поглядывая на губы. И вот уже, буквально через минуту наших безмолвных переглядов, он наклоняется и целует меня. По телу проходят тысячи мурашек, щёки горят, голова кружится. Не думала, что буду когда-нибудь чувствовать подобное во время поцелуев с ним. Улыбаюсь. Наверное, проходит вечность, когда мы останавливаемся. Оба тяжело дышим, глаза горят. — Я так скучала по тебе, — шепчу ему в губы. — Я тоже, милая. Он смотрит на меня, его глаза излучают невероятное тепло и заботу, что я забываю обо всех проблемах. Теперь нас ничто не разлучит. «Несчастные влюбленные» из Дистрикта Двенадцать вновь воссоединились.