Расслабься, это же я

      Мы сидим в темноте. Монитор ноутбука тускло освещает твое лицо. Ты ничего не говоришь, поджав губы, просто смотришь, как брат пытается изнасиловать тебя.       — Откуда? — В голосе металл.       — Пока ты был в душе, я скачал с твоей камеры, — отвечаю, делая большой глоток из бутылки с виски.       Ты встаешь и ставишь на паузу. Крики замолкают, в комнате, наконец, становится тихо. Картинка замирает на моменте, когда он связывает тебя.       — Почему ты терпишь это?       — Он мой брат, я не могу упрятать его в психушку.       — А следовало бы, ему там самое место. А как он притворяется нормальным — на церемонии я просто диву давался.       — Он ничего не знает об этом, у него биполярное расстройство, как у нашего отца. Было вопросом лишь то, на ком из нас оно выстрелит.       — Кажется, тебя не сильно радует, что бракованный ген достался не тебе?       — К чему эта демонстрация? Чего ты хочешь?       — Ты знаешь, чего я хочу.       — Скажи уже, что я должен сделать, чтобы ты удалил запись.       — Ты переспишь со мной, — очередной большой глоток обжег губы.       — Зачем тебе это? — Устало трешь глаза.       — Ты все знаешь сам.       — Это твоя форма мести?       Я лишь улыбнулся:       — Так что?       — Мой ответ «нет».       — Боюсь, ты не понимаешь масштабов огласки. Это будет концом твоей карьеры, группы, всего. А что будет с твоей мамой, когда она узнает, что ее сыновья не такие уж классные ребята.       — Плевать.       — Ты не избавился от своего юношеского максимализма, подумай хорошо. Всего одна ночь. Я не буду груб с тобой.       Ты сел в кресло и закрыл лицо руками.       — Подумай, — я подошел сзади, сжав твердые плечи. — Ты так напряжен, неужели совсем забыл, как надо расслабляться? — Губы как-то сами собой коснулись твоего виска, по телу разошелся электрический разряд — твой запах… Все такой же. — Я помню времена, когда ты сам просил меня об этом.       — Ничего не выйдет.       — Вижу, тебе плевать на себя. Ты боишься только одного, если он узнает…       Ты меняешься в лице, и я понимаю, что мыслю верно. Меня бесит, что единственное, что тебя волнует во всем этом дерьме, так это душевный покой твоего братца. Что за извращенная форма опеки?       — Вижу, я прав. Ты не хочешь, чтобы он знал, какое чудовище в нем живет. Как думаешь, если он посмотрит этот перфоманс, скажем, утром за завтраком, у него сильно испортится аппетит?       — Ты просто отвратителен…       — А когда-то ты считал, что я очень даже ничего, — я злобно улыбнулся, глуша отвращение к себе очередным большим глотком вискаря. — Я понимаю, мы договорились?       Ты лишь обреченно закрыл глаза.       ***       Я взял тебя за руку и повел в спальню.       Я всего лишь коснулся твоих волос и провел рукой по щеке, ты же отшатнулся, словно от боли.       — Тише, это же я, а не твой брат.       От моих слов ты вздрогнул еще сильнее. Низменный, пошлый восторг от твоего бессилия. Раньше я был марионеткой в твоих руках, теперь ты тоже сможешь узнать каково это.       — Скажи, у него все-таки получилось?       Непонимание в синих глазах.       — Он трахнул тебя?       Твой взгляд обжег ненавистью, но ты промолчал. Я знаю, марионеткой быть тяжело.       — Ты защищаешь его даже после такого? Я хочу знать насколько все далеко зашло? Насколько ты сам извращен?       - Ничего не было, ты сам все видел… — не верится, но я слышу нотки оправдания в твоем голосе.       Твой ответ заставляет облегченно выдохнуть, ледяные когти отравляющего непонимания отпускают сердце. Хочется верить, что я не ошибался в тебе.       Я целовал тебя долго, хищно. После стольких лет, было до боли невыносимо снова чувствовать вкус твоих губ.       — Иди в душ.       И ты пошел, снимая и бросая на пол одежду, скрываясь за дверями ванной. У меня же появилось время перевести дух.       Я не думал, что ты согласишься на это, честно. Извращенное чувство грядущего обладания тобой перегружало мозг. Я сам не был готов к такому, я лишь хотел спровоцировать тебя показать запись брату, хотел наказать его. Но ты так его защищал, что согласился дать мне. Я понимаю, что моя ненависть к нему безгранична. Откуда у него такая власть над тобой? Какие у вас отношения? Что ты скрываешь? Я думал, ты сразу разоблачишь мой блеф, я не способен так поступить с тобой, но видимо ты забыл об этом.       Ты вышел из ванны, обернув полотенце вокруг бедер, и молча смотрел, не зная, что делать дальше.       — Иди сюда, сядь, — я курил уже вторую сигарету в ожидании тебя.       Ночь выдалась тихая и теплая, я открыл окно, чтоб свежий воздух помог мне окончательно не потерять голову.       Ты сел на кровать. С кончиков волос по спине стекала вода. Хорошо, что ты мокрый, потому что я горю.       Подойдя сзади, я сжал твои плечи, начал целовать шею, жадно вдыхая твой запах. Я понял, что никогда не забывал его.       — Расслабься… — шептал я, кусая мочку твоего уха, но ты словно окаменел.       — Расслабься, Джей, это же я.       Ты лишь безвольно склонил набок голову, сильнее открывая доступ к шее, я, как вампир, впился в тебя, оставляя красные отметины на коже. Руки блуждали по телу, развязывая и снимая полотенце. И вот ты уже подо мной. Я пытаюсь проникнуть в тебя, но, несмотря на смазку и все мои старания, тебе все еще больно.       — Осторожнее, я отвык… — твой неловкий сбивчивый шепот и смысл услышанного, ослепляют разум. Твои слова означают лишь одно — брат не добрался до тебя, никто не добрался, я оставался единственным или просто хотел в это верить. От этих мыслей желание трахнуть тебя зашкалило, хочу снова быть первым, первым у тебя…       Я пытался найти наш след в твоем сознании, пробудить забытые ощущения, ведь я знаю тебя, знаю, как ты любишь, что ты любишь, и это срабатывает: ты расслабляешься, руки больше не пытаются оттолкнуть меня, а губы уже более уверенно впускают мой язык. И чем яснее я осознал, что твердый член давит на живот, тем сильнее становилось желание вылечить твою амнезию.       В комнате темно и слышны лишь стоны. Твоя кожа мерцает в лучах неоновой рекламы, бьющих в окно. Времени больше не существует, все границы стерты, и в моей голове ощущения от секса с тобой в настоящем перемешиваются с воспоминаниями о том, как это было в марокканской пустыне.       Мысли путаются, и на поверхность сознания пробиваются недавние, переполненные навязчивой болью, мечты о тебе.       Я глажу твою кожу, крепко прижимаю к себе, меняю угол проникновения и позы и, знаешь, я до сих пор не могу осознать реальность происходящего. Лишь твои влажные от возбуждения глаза держат меня в этом мире, заставляя поверить, что все это не сон.       Я не помню, как долго это продолжалось, сколько раз мы делали это. Я никогда не узнаю, сколько раз ты пожалел обо всем, и больше не важны причины, которые привели тебя ко мне, важно лишь одно — ты снова засыпаешь в моих объятиях. Может, когда-нибудь ты перестанешь бежать от себя.