Спустя две недели
— Приве-ет! — улыбаясь до ушей, Белла вошла в кафе, безмерно обрадовавшись своему собеседнику. Точнее, собеседнице. — Привет, Белл. Я тоже очень рада тебя видеть, — Белова обняла подругу. — Погодка, конечно не из лучших, но, зато, блин, как я рада! — поправляя браслет на руке Леры, она смотрела на, казалось, начинающую понемногу отходить девушку. Под глазами не было чёрных кругов, их заменил неброский макияж, лицо, пусть и редко, сияло улыбкой, волосы не собраны в дурацкий пучок, а мягко струятся по плечам. — Да плевать на погоду, как у вас с Андреем? — конечно, ей было ещё далеко до той Леры, которая встречалась с Вершининым и смеялась над всем, чем только можно, но грань была позади, и всё понемногу вставало на места, если можно так сказать. Три недели казались долгой вечностью не только для самой девушки, но и для всех тех, кому она была дорога. Она уже не рыдала по ночам, думая, что никто не слышит, и когда предложила встретиться в кафе, очень удивила Вито, и она искренне надеялась, что скоро та Лера, которая так помогла ей когда-то, казалось, очень давно, вернётся. Пусть постепенно, но факт остаётся фактом — боль сменяется безразличием, а с безразличием жить куда легче. Новостей о Вершинине так и не было, тему «замяли», как и ожидала Белова. — Всё отлично, я его вообще не узнаю, иногда даже жутковато, как будто другой человек. — Я рада за вас, — лучшая черта человека — искренне радоваться за того, кто заслужил счастья, пусть ты так радоваться уже никогда не сможешь. — Спасибо. Орлов так и не отстаёт? — в последнее время он заколебал Леру своими визитами и «дружбой» с цветами и приглашениями в кино, от которых девушка упорно отказывалась. Во-первых, все знают, кто такой Орлов и что ему нужно, а во-вторых… Уехал Вершинин, а не чувства к нему. — Нет. Сейчас, наверное, опять припёрся, задрал. Не пойму, чё ему надо–то? — Ну, ты не догадываешься? У него бывают такие обострения, — усмехнувшись, приподняла бровь Вито. — Ну тогда… — так же усмехнулась Белова, выставив средний палец, чем рассмешила подругу. — Ладно, позже ему покажешь. По магазинам? — надевая куртку и тонкую серую шапку, Белла оставила бумажную купюру под чашкой недопитого кофе. — Ага, — завязывая толстый объёмный шарф и выходя на улицу, она вдохнула свежий, слегка морозный воздух, наполненный ароматом опавших листьев и дождя. В первый раз она почувствовала себя свободной, но такой никому не нужной. Лучше на прямую зависеть от человека, зато испытывать чувства.***
Горелов был пьян, зато тупых мыслей как не бывало. Грёбаные экзамены… Точнее, их результаты. Если он не сдаст лучше, то и без того маленькие шансы куда-то поступить обратятся в пыль. Легко сказать «Подтянись, Горелов, задумайся!». А он не задумывается? Подтянись? У него есть личная жизнь… А самое обидное то, что ты всю жизнь будешь заниматься тем, что, скорее всего, будешь ненавидеть, чтобы тупо не быть бомжом, а как говорят в школе — «морально и социально неполноценным». Обидно, что для тупых штампов ты тратишь жизнь, которая никогда не повторится. Вроде друзья есть, девушка, да и вообще все отлично, да? Только лучший друг хрен пойми где, а девушке ты изменил, ты пьёшь и куришь, вредя здоровью. Иллюзия счастья летит к чертям. Настя… Эти карамельные глаза, веснушки и рыжий цвет шелковистых волос… Каждый раз ты говоришь, что будешь больше показывать, как её любишь, а на утро забываешь, думая лишь о похмелье.***
— Да возьмите кто-нибудь… — Вершинин пытался дозвониться с телефона отца хоть кому-то из друзей, пока телефон со связью есть в доме. Лера, наверное, просто не хочет слышать… Белла? У неё, скорее всего, дела, да и не обязана она ждать его звонка. Настя? По-любому беззвучный режим, или дополнительные занятия в школе. Лёха? Он понятия не имел, почему тот не отвечает. Телефону надо было давно с ним срастись, ведь он всегда с ним, причём это была единственная вещь, которую он берёг и не оставлял под партами или в гардеробах.***
— Как же ты меня достала, — себе под нос пробормотал Максим, подёргав ручку двери в палату, что оказалась закрытой. — Сколько ж ты ещё будешь бегать?