Обычные.

Ранее

      Проходят минуты, а к мыслям так и не возвращается ясность. Да это вообще было плохой идеей — пить, ведь до этого ты алкоголь раза два пробовала, не больше. Паша зашёл в здание, возвращаясь к друзьям, в кругу которых нет тебя. А ведь ты сама виновата. Хотя, когда решаешься на суицид, ты это полностью осознаёшь. Да почему всё так… Хотя, неважно. Мир не фабрика по исполнению желаний, и никогда ей не станет. — Опа, Лерка, — Горелов кивнул на девушку, которая в одиночестве сидела в конце клуба. Там даже прожекторы не светили. — Паштет, а ты её любишь ещё? — Горелов почти не пил, но всё равно нёс несвязный бред, и за очередную догадку получил подзатыльник от Насти, над чем заржали сидящие рядом одноклассники. — За что, бля? — сделал невинное и удивлённое лицо Лёха. — За всё хорошее, — прошипела девушка. Вершинину, кажется, было всё равно, что несёт друг.       Интересно, о чём думает человек в последние секунды своей жизни? Может, хочет вернуть всё назад? Может, передумал умирать? Может, осознал, что жизнь — не так плохо? В принципе, это неважно, ведь ты уже режешь вены или падаешь с большой высоты.       Показалось, или он только что смотрел на тебя? Ты давно не ловила взгляд его синих бездонных глаз, так что уже и не помнишь чувства, когда он на тебя смотрит. Показалось наверное… Горелов что-то говорит, пытаясь переорать музыку, от которой уши закладывает, но Вершинин не слушает его. Она слишком хорошо его знает. Интересно, он чувствует её взгляд на себе?       Она сидит за последним столиком, на котором стоит пепельница и стакан сока. Она берёт в руку рюмку с соседнего стола и делает глоток. Видно, что ощущения не самые приятные — она отдает рюмку какому-то парню, который быстро выпивает содержимое. Она запускает пальцы в волосы, пряча лицо в ладонях. Ей плохо, морально и физически. Он смотрит на неё, и становится так же больно. Зачем она так себя ведёт? Зачем прикидывается стервой, зачем пьёт? Она не такая, он знает это. Она — всё та же Лера, она любит гулять под дождём, любит смотреть из окон многоэтажек, любит кофе без сахара, а он... любит её. Ещё минут двадцать она сидит неподвижно, а после встаёт и подходит к какому-то низкому парню, что-то говоря ему, показывая жестами. Наконец он понимает и даёт ей сигарету с зажигалкой. Твою мать, она вообще охренела? Ладно коньяк, — сама же на утро и пожалеет, — но курить он ей не позволит. Слишком легко втянуться и сложно бросить. Она садится на диванчик, неумело зажигает сигарету и делает затяжку, при этом сильно закашляв.       Ей казалось, что она сейчас лёгкие выплюнет. Как же это отвратительно… Делает ещё одну затяжку, чтобы дым принёс расслабление, о котором говорят все курящие. Кажется, что он не приносит ничего, кроме противного привкуса. Этот дым застревает где-то в горле, не давая возможности дышать. Ещё одна такая выходка, и эти долбанные четыре дня она не доживёт.       Сказав что-то друзьям, которые были очень увлечены музыкой и разговорами, он встаёт и идёт к последнему столику. Она не замечает парня, в упор смотрящего на неё, пытаясь прокашляться и избавиться от этого грёбаного ощущения. Кто-то забрал сигарету из руки, и девушка подняла глаза, от шока перестав даже кашлять. — Паша? Ты что делаешь? — уж кого-кого, но его она ожидала увидеть рядом в последнюю очередь, а по правде, не ожидала увидеть вообще. Ему должно быть всё равно. Молча садится напротив, докуривая сигарету. Круто, наверное, — он-то не задыхается от одной затяжки. — Тот же вопрос. Ты нахрена куришь? — затушив окурок в пепельнице, он смотрел на неё как на полную идиотку — этот взгляд был просто прекрасно ей знаком с Чернобыля. Только сейчас не совсем соображаешь, почему его это бесит, и что ему вообще надо. Из-за этого взгляда она засмеялась, хотя парню смешно не было. — Какая разница, Вершинин? Иди давай, с наступающим, — пусть он просто уйдёт. В глаза она ему ничего сказать не сможет, а какой смысл тогда продолжать диалог? Смысла нет, как скоро не станет и твоей жизни. Он встал, в то время как она потянулась к стакану, желая только одного — забыться, чтобы не чувствовать ничего. Легко подхватив её на руки, он решительно пошёл к выходу, закинув девушку на плечо. — Ты совсем дебил? Поставь меня, Вершинин! — он что, перепил немного? Какого хрена? От такой неожиданности даже мысли прояснились, давая понять, в какой ситуации находятся оба. — Да чё с тобой? Тебя охранники на выходе загребут, придурок! — со всей силы колотя его по спине, на что блондин вообще не обращал внимания, пыталась вырваться девушка. Правда вот когда он выше тебя, сильнее, и когда ты его любишь, это как-то не слишком получается. — Паша, да отпусти меня… — перестав бить его из-за того, что уже руки болели, она висела на нём, как ребёнок, что её ужасно бесило. Последние дни жизни она себе не совсем так представляла. Ну, орать на Вершинина, который ко всему ещё и охранников знал, и, попрощавшись с ними, шёл в сторону парковки, в планах точно не было. Чего там, Вершинина вообще в её планах не было, а он как всегда всё испортил. Наконец поставив её на землю, но держа за руку, он открыл машину. Как будто Белова сейчас была в состоянии куда-то убежать. Она села в машину, не до конца понимая, откуда она у Вершинина.       Повисла грёбаная тишина, опять. Это ужасно — когда тебе хочется так много сказать человеку, а между вами тишина. — Куда мы едем? — отвернувшись к окну, спросила Лера хриплым голосом. — В лес, бля. Домой, пока ты ещё чё-нить попробовать не решила, — с издёвкой ответил Павел. Лера продолжала смотреть в окно, а чуть позже дошло то, что её дом они уже проехали. — Ты где я живу забыл? — он остановил машину на светофоре, и девушка попробовала открыть дверь, которая оказалась заблокированной. — Фак, мои ключи же у Беллы, — чуть не взвыла девушка, понимая, что домой не попадёт. Белова не брала сумку, именно поэтому отдала ключи и деньги подруге. Вершинина этот факт никак не волновал; его, кажется, сейчас вообще ничего не волновало. — Ты чё, накурился? Назад поехали, — наконец отведя взгляд от окна, «наехала» на него Белова. — Позвонишь Белле, я заберу ключи и отвезу тебя домой, не истери. И я, в отличие от некоторых, не курю, — пожав плечами, что ещё больше выбесило девушку, абсолютно спокойно сказал парень. — Ой, — протянула девушка с интонацией а-ля «кому ты врёшь», — такой правильный? — ну а что? Он сам виноват, сидит здесь, выпендривается… Хотя на его месте она бы что-нибудь похуже сделала, или не сделала ничего — зачем спасать самоубийцу? А, никто ведь об этом не знает. Ну и ладно, какая ему вообще разница? Делает, что хочет, его это не должно волновать, она не заслужила этого. — Я хотя бы не делаю того, что не умею. — Ты на что намекаешь? — всё-таки, пусть и немного, но алкоголь влиял на неё; не пила бы, уже так этому придурку — любимому придурку — ответила, что он бы сейчас молчал в тряпочку. Снова алкоголь — вспоминая Чернобыль, она не припоминала, чтобы Вершинин молчал в тряпочку. — Пить надо меньше, — усмехнувшись, он остановил машину во дворе своего дома. — И курить тоже, — абсолютно серьёзно продолжил он, — пошли, — открывая дверь машины, он дождался, пока Белова выйдет, захлопнул дверь и пошёл к подъезду. Заметив, что девушка стоит возле машины, он обернулся: — Во дворе будешь сидеть? — он открыл дверь домофона, которая не сразу среагировала на магнитный замёрзший ключ. — Да подожди ты, — еле как проходя по замёрзшим в кочки лужам на шпильках, которые заставила её надеть Вито, а теперь сидела в клубе, в то время как сама Белова огрызалась с Вершининым, прошипела русоволосая. Вершинин, усмехаясь, открыл перед ней дверь, пропуская вперёд. — Чё ты ржёшь, а? Достал уже, — подходя к лифту, она молилась лишь бы он не застрял, пока парень в открытую ржал с фразы девушки. Она и сама еле сдерживала улыбку, — несмотря на всё, что было между ними, он оставался тем же Вершининым, который так её бесит, и которого она так любит… Ладно, всем похрен — главное, чтобы он ни о чём не догадался до того, как её не станет. На ходу набирая номер, Белова ожидала ответа от подруги. — Твою мать… — так и не дождавшись ответа Вито, Белова поняла, что сейчас ей и пойти-то некуда; ещё одна причина суицида — одиночество. Белова вошла в квартиру, которую она достаточно давно не видела; а в ней ничего не изменилось. Раньше она тут чаще, чем в собственном доме бывала, и это было нереально классно… Ещё одна причина суицида — ничего не вернуть. — Кофе будешь? — приоткрыв окно на кухне, выполненной в жёлто-чёрных тонах, парень вёл себя так, словно они просто давно общались, и их ничего большего не связывало. — Лучше от башки что-нить дай… — снова пряча лицо в ладонях, облокотившись на стол, невнятно сказала девушка. — Только уголь есть, надо? — Вершинин открыл ноутбук — его прикалывает вести себя так, когда она места не находит от того, что сейчас в квартире с человеком, которого любит больше всего на свете, где ей не долго осталось? — Нет, обойдусь… — зачесывая волосы назад, которые даже после укладки успели растрепаться, тихо сказала она. Ей надоело всё это — она больше так не может… Пусть он делает, что хочет… Правда, ей всё равно… Вспоминаешь, кем ты раньше была… У тебя были друзья, был тот, кто любил тебя… Ты никто. Ты не нужна никому… Самый дорогой человек сейчас сидит напротив, а в его глазах лишь безразличие. Так хотела показать независимость… А теперь ненавидишь себя. Все ненавидят тебя… Трудно начать жизнь с чистого листа, если в сердце пустота. Больше нет огонька, который заставлял тебя жить, ты медленно умираешь внутри… Ты словно падаешь, но уже не можешь встать.       Она не та, какой была, ему просто показалось… Он не знает её, серые глаза кажутся чужими, она не шутит, с губ не слетает сарказм, она стала безликой тенью… Это отражается во всём: броском макияже, горькой усмешке, походка не такая уверенная, а голос хриплый и не звонкий, каким был. Она подавлена, а он ведь не знает даже причину… Кажется, будто ей совсем неважно, что будет завтра, и будет ли завтра вообще. Кажется, что та Лера, которую он так любил, осталась где-то в далёком сентябре, а теперь… Теперь она ненавидит его… Сейчас она уйдёт, и больше никогда не будет "нас", будет только она и он. Если бы что-то и случилось, они не сидели бы в тишине, дожидаясь звонка от Беллы. Но всё так, как есть...