Огонёк

Миновало еще несколько долгих дней, заполненных для Наис уходом за ранеными. Стало холодно, по-настоящему холодно. Снега еще не было, но стоило выйти из прогретого шатра, как ледяной ветер пробирал до костей. По ночам вода снаружи замерзала, и приходилось целый день держать ведро на жаровне, чтобы стирать повязки или умывать раненых. Эльфийская скорбь звенела песнями в стылом морозном воздухе вместе с причитаниями людей… Кхазад горевали молча. Нечего было и думать о том, чтобы выкопать могилы в холодной каменистой земле — и эльфы сложили для своих мертвых костры из сухого кустарника и колючей травы, в изобилии покрывавшей пустошь. Люди увезли убитых к Озеру. Кхазад приспособили под временную гробницу старые штольни на Вороньей высоте. Три расы соединились с тремя стихиями… Все это рассказал Наис вдохновленный Ори, который по ночам складывал балладу в честь павших в Битве Пяти Воинств и зачитывал ее всем, кто бодрствовал вместе с ним. Лекари не стали дожидаться, пока их правители договорятся между собой: раненым холод был вреден, и общими усилиями для них разгребли в Горе несколько ближайших к Главным воротам залов. Наис, впервые попав в Одинокую гору, крутила от любопытства головой и не смотрела под ноги, отчего поминутно спотыкалась. По рассеянности она налетела в Главных воротах на какую-то здоровенную человечку на три головы выше себя и была обругана. В ответ на неловкие извинения услышала насмешливое: — Если тебе нечего бросить под ноги женщины, гном, то хотя бы сам там не путайся! Бофур расхохотался, Наис отчаянно покраснела, Кили захихикал на носилках. Двалин начал было: — Полегче… — но остановился, когда Балин положил руку ему на плечо: — За носилками следи. А ты, Наис, не пугайся: на глазах людей тебе много быть не придется… Через Зал Королей не пойдем, сворачивайте. Жители Эсгарота явились ухаживать за своими ранеными. Должно быть, они говорили так же, как привыкли говорить у себя на пристанях, но под чуткими сводами чертогов кхазад выходил такой гвалт, что у Наис звенело в ушах. Синегорцы заметно помрачнели при виде разрушений. Но вот за шумными, как колонии пустельг в Железных холмах, временными пристанищами эсгаротцев начались тихие жилые коридоры в глубине Горы. Они почти не пострадали от нападения Смауга Ужасного, но видно было, что здесь лишь совсем недавно убрали вековой слой пыли. По-прежнему лился через световые штольни дневной свет, отражался от полированных плит и мягко рассеивался вокруг стен. Где-то за стенкой тихо бежала вода. Почти бесшумно отодвинулся кусок скалы, пропуская за поворот. После обугленных развалин и толпы в наружных залах Наис впервые почувствовала себя дома — и немедленно поняла, что ужасно устала от поверхности. Привычный подгорный свет лег на лица окружающих кхазад, смягчил рубленые черты, озарил их умиротворенностью и ощущением покоя: вокруг них снова была гора, укрывавшая их от всего мира. Эребор был краше и будто бы холоднее, чем родные залы и переходы Железных холмов: то тут, то там в полированном темном камне стен поблескивали светлые прожилки, по полу бежала цветная полоска, изредка прерывавшаяся полукругами указателей… Балин указал на полоску: — Запоминай дорогу, Наис. Лечебница наша рядом. Оин будет там, но все-таки тебе может понадобиться выйти в верхние уровни. Она попыталась сосредоточиться, но все время отвлекалась то на причудливые узоры на стенах, то на изгибы сводчатых арок боковых проходов… Неожиданно впереди послышались голоса. Оказалось, что отряд каким-то неведомым для Наис образом вышел к лечебнице. Балин сделал знак подождать в коридоре с носилками, ушел и вернулся с Оином. Лекарь провел их совсем недалеко, и скоро они вошли в маленький дом, остро напомнивший Наис их с дедом жилище. Разве что потолки были выше, а цвет стен и узоры на них выдавали совсем не те породы, что в Железных холмах. В небольшой передней комнатке оказались два лежака, застеленные шерстяными одеялами и даже свежими простынями. Но хоть здесь и прибирали, по углам лежали мохнатые клубки пыли, да и утварь не блистала разнообразием. Кили сам сполз с носилок на одну из постелей, шипя сквозь зубы и перекладывая руками свою по-прежнему непослушную раненую ногу. Фили тоже попытался приподняться, но Оин зашикал на него — и его в четыре руки пристроили на лежанку Двалин и Бофур. В Железных холмах на верхних уровнях строили похожие маленькие временные пристанища для одиночек или гостей, навроде охотников или погонщиков караванов, и Наис доводилось там бывать вместе с Гилфи. Должно быть, и этот дом был из числа таких временных жилищ… К комнатам вплотную примыкала купальня: Наис подумала, что это очень удобно и ей, и Фили с Кили, которые скоро начнут подниматься. Собственно, Кили уже пробовал садиться на постели и спускать ногу, но на поверхности из-за холода в шатре вставать ему пока не позволяли. В Горе тоже было не жарко: плавильные печи и воздуховоды кузниц еще не ожили. Но маленький очажок для приготовления еды мог прогреть эти маленькие комнаты. — Надо завести себе душегрейку, — задумчиво изрек Кили, устраиваясь поудобнее и натягивая на себя одеяло. — Что завести? — удивленно переспросила Наис. — Душегрейку, — повторил он и фыркнул. — Такая штука, в которой ходят человеческие старики и хоббиты. Шерстяная такая… Фуфайка без рукавов. Фили тихо засмеялся и откашлялся, вытер усы платком. За последнее время ему очень полегчало, хотя боль в груди все еще тревожила его, особенно по ночам. — У Бильбо попроси, он одолжит. — Кстати, где Бильбо? Ответил Балин, тоже улыбаясь в бороду: — С Таркуном. Не рвется он под Гору. Но я его приведу навестить вас, — он повернулся к Наис. — Торина придется уложить отдельно… Понимаю, что неудобно, но все советы будут проходить здесь, пока Фили нельзя вставать. Ни к чему людям видеть Торина в таком состоянии. Да и тебя им видеть тоже ни к чему. А если что — мальчишки тебя кликнут. Спальня оказалась неожиданно светлой, а малые ее размеры позволяли уберечь тепло. Торина переложили на кровать, укрыли одеялом. Двалин устало присел подле него, Бофур поволок носилки наружу. — Пойдем, Наис, — кивнул Ори. — Я тебе покажу, мы тут в кладовке сложили все, что тебе может понадобиться. Он светился гордостью, и она не удержалась от вопроса: — Это ты нашел это место? — Нет, — Ори неожиданно покраснел. — Я его отмыл. — Спасибо, — серьезно сказала Наис. — А скажи мне теперь, куда ты сложил ведро, лохань и тряпки. — Отмыть еще раз? — он огорченно потупился, и ей пришлось уверять его, что это только на будущее. Повеселевший Ори проводил ее в лечебницу за нужными снадобьями, а сам ушел куда-то, присоединившись к работающим тут и там кхазад. Когда Наис вернулась, Фили спал, утомленный путешествием. Кили с аппетитом поглощал принесенную Бофуром похлебку, радуясь, что можно поставить миску на скамейку и есть самостоятельно. Пока Бофур разводил огонь в очаге, Наис прошла в спальню, где ей отныне предстояло обитать большую часть времени. Оин возился подле Торина, а Балин и Двалин, настороженно вытянув шеи, следили за каждым его движением. — Глянь, Наис, — старый советник неожиданно поманил ее к себе. — Все-таки место кхазад — в Горе… После стольких дней неподвижности раненого удивительно было видеть, что его ресницы слабо вздрагивают, а пальцы на здоровой руке чуть сжимают краешек одеяла… Оин вынул иголку из отворота своего кафтана и уколол Торина в ямку локтевого сгиба. Раненый резко вздохнул, коротко простонал сквозь зубы. — Очнулся? — шепнула Наис. — Нет, — сумрачно буркнул Двалин. — Но… хоть что-то. Лекарь выпрямился, улыбнулся: — Верно. Хоть что-то. Видать, Гора и правда помогает. А может, отогрелся, или растрясли, пока переносили, — как знать? Считается, что вредно, но в таком состоянии поди разбери, что вредно, что полезно… — Чем можно помочь? — бухнул Двалин. Оин пожал плечами: — Можно попробовать поговорить с ним, когда он не будет спать, теперь он точно что-то слышит и чувствует. И следить за ним надо будет постоянно, измениться может что угодно и в любой момент, — он посмотрел на Фундинулов и вздохнул. — А может еще долго не измениться — как знать? Но… — Хоть что-то, — дополнил Балин. — Мы поняли. Двалин опустился на колени возле кровати, сжал руку Торина в своих ладонях. Наис сглотнула внезапно вставший в горле ком и выскользнула в переднюю комнату: принести свою сумку и приготовить все для перевязок… Кили уже дремал, подложив руку под щеку, и выглядел вполне довольным жизнью. Фили крепко спал и тихо улыбался во сне. У очага сидел Бофур, обложившись деревянными чурками, и резал заготовку для ложки. — Пока парни не встают, я тебе подсоблю, — пояснил он тихонько, сверкнув белозубой улыбкой из-под усов. — Вместо Двалина. Он каменщик, а я резчик. Так с него под Горой проку будет покамест куда как побольше. Ложки я и здесь делать могу, как раз в лечебнице на всех не хватает… Наис стало очень тепло на душе. Одинокая гора была прекрасна: высокие, изящные своды, красивые узоры на стенах… Прекрасна и очень добра к детям Махала: вон даже Торину полегчало сразу, как только он попал в родной дом. Она налила себе похлебки в миску, сплеснула ложку в огонь и мысленно попросила у Горы скорого выздоровления всем ее защитникам. Бофур глянул, хмыкнул и продолжил резать деревяшку. Невесомые стружки летели на каменный пол. *** Балин гадал, сильно ли бросается в глаза распирающая его гордость за учеников… Фили и Кили, сорванцы и головная боль учителей, теперь, в самых невыгодных условиях, вдруг показали себя с самой лучшей стороны. Фили, все еще болезненно бледный, кашляющий через слово, все-таки выглядел королем, пусть и не на троне сидел, а полулежал на постели. Но властителем смотрелся настоящим: цепкий и спокойный взгляд умных синих глаз, ровный голос без тени неуверенности в себе, сдержанно-благородные манеры… Отсутствие короны и четыре косы наследника только добавляли красоты его положению, когда говорил он от своего имени, но со всем должным уважением к дяде, которого представлял на этой встрече. Еще сильнее удивил старых друзей Торина его младший племянник. Веселый балагур и язва всех Синих гор вдруг обернулся молчаливой тенью за плечом брата. И грозной оказалась та тень: по сравнению с церемонно-радушным Фили, Кили глядел с зорким предупреждением… — Малой, стервец, — восхищенно буркнул Двалин себе под нос. — Всех читает, паршивец. Вернее и сказать было нельзя: впервые встав с постели и едва проковыляв два полных шага до изголовья брата с чужой помощью, Кили обшаривал теперь посетителей цепким, внимательным взглядом воина и стража. И молчал, как камень, это Кили-то, который всю жизнь и минуты провести не мог без звука собственного голоса! — Мы с тобой тут лишние, — подмигнул Балин брату, слушая, как Фили приветствует владык эльфов и людей и приносит извинения за такой прием, ссылаясь на свои ранения. Даин услышал, хмыкнул. Балин успел оценить великодушие узбада Железных холмов: тот отодвинулся в сторонку, подчеркивая право Фили вести эти переговоры, и теперь сидел рядом с советниками своего брата, разглаживая бороду и тоже с гордостью поглядывая на юных родичей. Трандуил поднял брови и улыбнулся, увидев, с кем ему предстоит вести переговоры. Улыбка, впрочем, показалась Балину скорее доброй, чем злорадной, и он порадовался, что мальчишки располагают к себе. Бард Лучник, напротив, заметно огорчился: казалось, он до последнего надеялся увидеть Торина. Гэндальф хмыкнул и уселся в углу, непроницаемый, как скала. Бургомистр Эсгарота показался самым живым: рассыпался в пожеланиях скорейшего выздоровления наследнику Короля-под-Горой и самому королю, выразил восхищение красотой подгорных чертогов… Фили церемонно поблагодарил за помощь и вежливо поинтересовался делами жителей Эсгарота. На этих словах оживился Бард. Балин ждал, что он сейчас возобновит беседу о сокровищах, но вместо того наследник Гириона взял из рук Гэндальфа и поставил на стол тот самый ларец, который Балин в последний раз видел с укрепа в Главных воротах… Фили, паршивец маленький, и бровью не повел: — Аркенстон? Я не уверен, что вправе решать такие вопросы, Бард Лучник… В голосе его, впрочем, у него не было ни удивления, ни неуверенности. Так, предупреждение. Но и Бард оказался не промах: — У меня нет к тебе никаких вопросов. Я хотел бы вернуть этот камень Торину Оукеншильду лично и принести ему свои извинения, но раз это невозможно, то я прошу тебя принять его. Балин улыбнулся про себя: не зря вороны ручались за Барда, жест красивый и верный, жаль только, запоздал немного… Гэндальф удивился, но потом одобрительно закивал. Трандуил возвел глаза к потолку, вздохнул — но тоже отмолчался. Фили, должно быть, потребовалась вся выдержка, чтобы не сидеть с раскрытым ртом: такого поворота парень явно не ожидал. — Я могу только поблагодарить тебя, Бард Лучник, и уверен, что Король-под-Горой будет рад такому твоему решению. Говори же, чем я могу помочь тебе и твоим людям сейчас. Бард учтиво поклонился, повеселел, будто стряхнул с плеч большую тяжесть: — Раз уж ты, наследник Короля-под-Горой, желаешь знать о нуждах жителей Эсгарота, о них лучше говорить не мне, а градоправителю. Я хотел лишь вернуть камень в знак старинной дружбы города Дейла и Эребора… Пока бургомистр рассыпался мелким бисером про бедственное положение жителей Эсгарота, Балин размышлял, к чему бы Барду поминать Дейл, и почему он не стал требовать свою долю сокровищ. Обменялся взглядами с Даином — тот удивленно пожал плечами. Бургомистр тоже не заикался про обещания и долги: просто сокрушался несчастьям людей, превозносил до небес Барда — убийцу Смауга — и щедро разбавлял свои жалобы уверениями в доброй дружбе с подгорным народом… Фили то ли раны беспокоили, то ли ему надоело слушать велеречивого собеседника, но он подал голос: — Мы дали приют в Горе вашим раненым и дадим его всем, кому он понадобится грядущей зимой. По тому договору тоже расплатимся немедленно. Кроме того, я буду просить родича моего, узбада Даина, по возможности направить своих мастеров на помощь в восстановлении города. Ты согласен со мной, узбад Даин? Даин погладил бороду, прогудел: — Разумеется, дорогой мой племянник. Но в первую очередь надо восстановить кузницы и мастерские, это нужно не только нам, но и людям. Бургомистр снова рассыпался в благодарностях. И тут-то Фили сделал вторую ошибку: — Что же до части сокровищ, которая была обещана Барду, наследнику Гириона… — и замялся, впервые за всю беседу. — О, мы и не требуем от тебя решения, Фили, наследник Торина, внук Траина. Эти сокровища были обещаны Барду Лучнику лично Торином Оукеншильдом, ему и решать, как исполнить свое обещание… Трандуил наградил его косым взглядом. Даже Кили насторожился, умница, почуял неладное. Зато Бард с головой полез в расставленный силок: — Сокровища были обещаны не мне, а жителям Эсгарота. На плату по тому договору не восстановишь все, что порушил дракон… — Я не вправе решать такие вопросы, — голос Фили дрогнул сдерживаемым гневом. — Все, что необходимо для нужд наших друзей из Озерного города, будет сделано, я уверен, что Король-под-Горой это одобрит. Но его обещания остаются его обещаниями. — Я был бы счастлив поговорить с ним об этом лично, — горячо сказал Бард. — Но я слышал, что он вряд ли когда-нибудь сможет ответить на такие вопросы… Повисла тяжелая тишина. Балин покачал головой: стреляет наследник Гириона хорошо, да и говорит смело, но тут спорол лишнее. Торина мальчишки любят до самозабвения, каково-то им слушать такие разговоры… Фили вдруг стал очень похож на своего дядю, когда тот злился по-настоящему. Даже в голосе прорезался знакомый язвительный холодок: — Интересно, от кого ты мог это слышать, если целители еще не сказали последнее слово? — От меня, — пожал плечами Трандуил, глядя на мальчишек с жалостью. — Если мои целители ошибутся, я буду только рад, но ошибаются они редко. Ответом ему был ледяной взгляд синих глаз: — Король-под-Горой жив, хвала Махалу. И с каждым днем наши надежды крепнут… Трандуил вздохнул: — Я не призываю тебя воспользоваться несчастьем, Фили, наследник Торина, внук Траина. Но давай уж говорить откровенно. Торин Оукеншильд обещал Барду Лучнику четырнадцатую часть сокровищ Одинокой горы в счет доли полурослика. Свидетелей его обещания предостаточно. Аркенстон возвращен подгорному народу без всяких условий, обиды тут нет и быть не может. Но если вы решили оказать помощь людям, вспомни, что вы не сумеете дать им все, что им нужно. Я готов отправить караван в Дорвинион под своей охраной, но для покупки товаров все равно нужны деньги. И ведь вам самим многое нужно. Если мы договоримся сейчас, по весне у вас уже будет все. Если не договоримся — Озеро встанет, и зима будет потрачена впустую, а весной придет голод. — Весной придет караван из Синих гор, — сквозь зубы выговорил Фили. — В Горе осталось много нужного добра, можно наладить кузницы и мастерские. Самое необходимое из провианта наверняка найдется у тебя, Владыка эльфов, и ты можешь получить плату немедленно, а весной возместить свои запасы. По весне же в Эсгарот всегда являются торговцы с юга, наверняка придут и теперь. Признаться, я не понимаю, что заставляет вас требовать немедленного решения. — Разве кто-то отказывался от обещаний? — поддержал его Даин. — Но куда так торопиться-то, будто других дел нет? Фили верно сказал, до весны дело ждет, а к весне, даст Махал, уже ясно будет, кто там вправе или не вправе. А потом, что сейчас важнее — разобрать сокровищницу или устроить на зиму всех, кто остался без крова? Твоих же людей, между прочим, Бард, тех самых, о ком ты так печешься! Синегорцев не будет еще долго, а у меня тоже рук не хватает. Кого мы с Фили должны оторвать от работы, чтобы золото перебирать? Кузнецов? Каменщиков? Целителей? Трандуил возвел очи к потолку, Бард нахмурился. Бургомистр же, напротив, замаслился, полез стелить уверения, что ничего подобного они в виду не имели и весьма благодарны и всемерно готовы помогать… Фили, заметно побледневший, украдкой пристроил голову на подушку. Глаза у него были совсем больные. Трандуил вдруг прервал жестом пышные речи бургомистра, поднялся и подошел к постели. Дернувшегося Кили он будто бы и не заметил: — Дай руку, племянник Торина Оукеншильда. Фили замешкался, и Владыка эльфов бесцеремонно взял его за запястье. — Пойдем, Бард Лучник, не следует утомлять раненых пустыми разговорами, — сказал он через несколько мгновений, выпуская руку несколько ошалевшего Фили. — Соображения короля Даина мне кажутся очень разумными, а обещанная помощь — вполне достаточной, чтобы пережить зиму в мире и согласии. По весне мы возобновим этот разговор. Пока же порадуемся, что между нашими народами вновь царит доброе соседство, и да будет ему вечным залогом драгоценность подгорного народа, которая была возвращена руками людей. — И твои слова, Владыка, и помощь твоего народа в битве и после нее, — смущенный Фили вежливо склонил голову. — Я снова прошу прощения за свое состояние… — Не извиняйся и не благодари, — отмахнулся Трандуил. — У нас был общий враг, а теперь есть общие дела. Я не питаю большой приязни к гномам, но рад, что нам довелось сражаться плечом к плечу, а не друг против друга. Золото не стоит пролитой крови, Фили, наследник Торина, внук Траина. — Согласен с твоей мудростью, Владыка, — Фили улыбнулся, и по улыбке было видно, что ему худо. — Вот и хорошо. За мной тоже долг имеется. Вот, верните Королю-под-Горой с моими пожеланиями скорейшего выздоровления… Он положил на колени к Фили Оркрист и поманил Барда за собой к выходу. Бургомистр попробовал замешкаться, но поднялся Даин и похлопал Фили по плечу: — Я возьму Глоина, и мы рассчитаемся как можно скорее и по вашему уговору, и по другим нуждам. А про караван в Дорвинион ты подумай, ушастый дело сказал. Можно ведь под расписку денег дать. Пойдем-ка, почтенный… Даин подхватил бургомистра под руку и почти силком заставил откланяться. Кили заглянул в лицо брата: — Ты как? Может, Оина позвать? — Не надо, — Фили кашлянул и сполз на постель окончательно. — Просто голова закружилась. Сейчас пройдет, надо полежать… Балин подсел поближе, и мальчишки посмотрели на него виновато. — Вы молодцы, — от души похвалил он. — Время до весны — это большой успех, мы едва ли могли на него надеяться. Торин будет вами очень доволен. Фили зло прикусил губу: — Они его, сволочи, похоронить бы рады… Шиш им в нос, а не сокровища! Кили нахмурился: — Погоди, тут странность… Почему это вдруг Барду так нужно это самое золото, а? Бургомистр — понятно, но он-то! И если ему так нужно золото, зачем он вернул Аркенстон? — Дейл он помянул не просто так, — Балин улыбнулся, думая, что Кили и вправду умница. — До весны у нас есть время узнать в точности, что он задумал. Двалин встал, поднял Оркрист, повертел в руках: — Что вы там про Синие горы говорили? Ехать, конечно, надо, но кому? — Тебе же и ехать, брат. Кто лучше тебя сможет устроить переселение и довести караван? — Как я уеду-то? А Торин? Сам бы и поехал! Фили глянул на Балина почти испуганно: видно, подумал, что тот и вправду может уехать. Кили, наоборот, сверкнул глазами: — Ты нам не доверяешь, что ли? С Торином мы останемся, а вот мама там… Пожалуйста, Двалин! Воин нахмурился, подергал себя за ус. Балин знал, что брату не устоять, когда мальчишки смотрят на него такими доверчивыми глазами… Но все правильно: кому еще поверит Дис, от кого еще вытерпит любые новости, как не от него! И Двалин дрогнул, проворчал: — Кили ехать не сможет… И караван не доведет. Ладно, надо ворона вперед выслать, чтобы собирались там. Пока туда-сюда, глядишь, что изменится… Скрипнула дверь из внутренних комнат. На пороге появилась Наис, глаза у нее были испуганные, руки она судорожно прижала к груди: — Двалин… Узбад очнулся, но… Идите скорее! *** Оин говорил медленно и внятно: — Узбад, ты слышишь меня? Если слышишь — моргни! Медленно-медленно опустились ресницы над синими глазами. Оин обрадованно начал снова: — Торин! Вопросительный взгляд. — Ты был ранен, помнишь? Утвердительное движение. С запозданием, будто он не сразу понял вопрос… — Ты был ранен в голову. Тяжело ранен. Мне надо проверить, что ты помнишь. Можешь отвечать? Снова то же движение. — Твоего отца звали… Трор? — распахнутые глаза и недовольная тень в них. — Гроин? Траин? Торин моргнул. — Если мы в Одинокой горе, Синие горы от нас к западу? «Да». Оин вытянул руку перед Торином, загнул три пальца. — Сколько пальцев? Один? Два? — «да» и насмешливый огонек в глазах. — Ерунду спрашиваешь! — не выдержал Двалин. — Торин, чему равно отношение сторон прямого угла? Вторая часть? Двенадцатая? Единица? Ноль? «Нет», — отвечали широко распахнутые ресницы. — Двалин под тачку попал? — вдруг фыркнул Двалин, и Торину почти удалось улыбнуться, прикрывая глаза. — Такого числа не существует? Снова то же утвердительное движение. Двалин опустился на колени, сгреб друга в охапку и прижался лбом к его лбу: — Добро пожаловать обратно. Вот только Оин подошел серьезный и насупленный, с иголкой в руках: — Уж прости, узбад, надо проверить… Будет больно. Сможешь убраться от укола — не сдерживайся. И мрачнел с каждым уколом. Даже когда Торин следил все шире и шире раскрывающимися глазами за приближением иглы, уклониться от нее он явно не мог. И на неожиданную боль его тело отвечало не так, как должно: чего стоила одна судорожно раскрывшаяся ладонь, когда всякий постарается согнуть и спрятать уколотый палец… Оин убрал иглу, кивнул: — Ладно, узбад, все хорошо, — и добавил, как ему показалось, шепотом. — Пока отчаиваться рано, но такие раны бесследно не проходят… Двалин ткнул его в бок, Оин прикусил язык, но — поздно. Вопросительный взгляд синих глаз скользнул по лицам, на миг задержался на Наис со странной смесью растерянности и проблеска какой-то мысли, и Торин тут же прикрыл глаза и напрягся. Дыхание его участилось, пальцы на руке судорожно сжались… — Наис, — окликнул Оин. — Зелье! Быстро! Судорога скрутила раненого все-таки быстрее, чем Наис успела разыскать флакон сонного зелья. Он бился в руках Оина и Двалина, и целителям пришлось вылить на тряпицу много капель зелья, прежде чем глаза его затуманились сном и закрылись, а потом расслабились и сведенные мышцы. — Не оставляйте его одного, — устало сказал Оин. — Двалин, — почти ровным голосом позвал старший Фундинул. — Ты сможешь его успокоить? — Постараюсь, — сумрачно буркнул младший, убирая тряпку с лица Торина. — Хорошо, — Балин разгладил бороду, взял Оина за руку. — Пойдем-ка отсюда, оставим их одних. — Наис пусть останется, — велел Двалин. Балин только кивнул в ответ и ушел вместе с лекарем. Наис робко присела у стола: — Зачем… — За спросом, — отрезал Двалин. — Я уеду на днях. Его на тебя придется оставить, вот я ему сразу все и объясню. И вот что, девка: я с него слово возьму, что он тебя будет слушать, но пока он не слышит, скажу и тебе: не вздумай его жалеть, ясно? — Нет, — у Наис округлились глаза. — Что значит… — Да вот то, что Оин сейчас творил, — Двалин с сердцем ударил себя кулаком по колену. — «Ладно, ладно»… Что он, дурак, что ли, чтоб не понять, что все неладно? Он тогда еще речи целителей слушал и смерти себе желал… Ладно… О чем ты там с ним хотела поговорить? — Об отце, — робко пискнула Наис и поспешила объяснить: — Я только и помню, что дед с отцом спорили о чем-то, касавшемся узбада Синих гор. Дед отказался мне рассказывать… Вот я и подумала: может быть, узбад Торин не откажет мне в объяснениях, если, конечно, он хоть что-то знает. Двалин помолчал. Сказал сквозь зубы: — Про Рекка из Эребора он знает не больше моего. Вряд ли стоит с ним об этом заговаривать. Наис кивнула, понурив голову. Он долго смотрел на нее, потом все-таки спросил: — Ты ради этого напросилась к Оину в помощницы? — Конечно, нет. Мой учитель погиб, я еще не целитель, а почтенный Оин взялся меня учить… Если ты спрашиваешь, буду ли я ходить за узбадом Торином, даже если он ничего не знает о моем отце — ты можешь быть спокоен: буду. — Хорошо. Тогда уговоримся так. Ты его не спрашивай, бестолку это. Но я вернусь и помогу тебе, чем смогу. — Правда? Спасибо тебе большое! Двалин отвернулся, пряча в усы невеселую усмешку: — Не за что тебе меня благодарить. Они долго молчали. Наис распахнула ставни на воздуховоде, чтобы сонное зелье выветрилось скорее. Наконец ресницы Торина дрогнули, и Двалин похлопал его по щеке: — Эй, слышишь меня? Торин не ответил. Наверное, хотел бы отвернуться, но отвернуться не сумел. Двалин тряхнул его руку: — Знаю, что слышишь. И выслушаешь. Потому что я скажу тебе правду. Торин медленно открыл затуманенные зельем глаза, в которых было такое отчаяние, что Двалин сглотнул, но взгляд все-таки выдержал: — Верно, все так и есть. Дела твои хуже некуда. Остроухие сразу говорили, что ты не встанешь. Наис пискнула от ужаса, но Торин вынес эти слова спокойно, даже моргнул утвердительно. — Только вот что я тебе рассказать хочу… Сперва они говорили, что ты умрешь. Ты жив. Потом говорили, что ты не очнешься. Очнулся. Говорили, что будешь не в себе — ты в разуме. Понял, к чему клоню? В синих глазах промелькнула тень улыбки. Двалин с силой сжал его руку: — Вот именно. Натяни им уши еще раз, друг! — он хмыкнул, потом разом посерьезнел. — Скажу тебе еще: сам я уеду. Балин решил послать меня в Синие горы. За леди Дис, да. И за нашими. Это надолго, дорогу ты знаешь. Но вот что: Оин сказал, нужно время, чтобы понять, что с тобой. Если я вернусь, и все будет плохо… Я тебе помогу. Если попросишь. Торин явно понял и вновь моргнул в знак согласия. — Хорошо, — Двалин кивнул в ответ. — Обещай, что ничего с собой не сделаешь. Что бы ни было — ничего не сделаешь, слышишь? Обещай, что дождешься. Ответа они ждали долго. Но больные синие глаза, заволокшиеся слезами, все-таки закрылись. — Понимаю, как тебе мерзко, — тихо сказал Двалин. — Но не будь свиньей: дождись леди Дис и помоги пока мальчишкам. Я вернусь, и если будет надо… «Да», — показал глазами Торин. — Клянись! Махалом, Одинокой горой, жизнями мальчишек, смертью узбада Трора клянись, что дождешься меня! А я тебе клянусь, что помогу. Если попросишь. Миг колебания — и снова синие глаза сказали «да». — Ты и правда в разуме, — Двалин невесело улыбнулся. — Помнишь, значит, что я тебе должен? Выпустил его руку и встал: — Ты здесь еще кое-кому задолжал. Он ухватил Наис за локоть и вытащил вперед. При виде нее Торин судорожно хватанул ртом воздух, но Двалин быстро наклонился к нему: — Ее зовут Наис, она помощница Оина, и она за тобой будет ухаживать. Помни, ты мне обещал. Предупреждение, видимо, пришлось кстати: Торин моргнул, потом снова посмотрел на Двалина — вопросительно. Тот выпустил оробевшую Наис, присел снова у кровати и быстро шепнул Торину на ухо несколько слов. — Слышал? — спросил в полный голос, выпрямляясь. — Понял? «Да». — Вот и хорошо, — Двалин сунулся лицом в постель возле неподвижной руки. — Махал, до чего же я рад, что ты очнулся… Знаю, что сволочь я и что тебе хуже некуда — а все равно рад… Как бы мы без тебя, а? Наис бочком подошла к Двалину с миской кашицы из льняного семени и трав: обычно он кормил друга сам. Но теперь он поднялся, отер лицо рукавом и бросил коротко: — Давай, девка. Я посмотрю, каким местом у тебя руки вставлены… И заодно как кое-кто обещания свои выполняет! Торин покосился так, что Наис едва не уронила миску. А Двалин обрадовался: — О, точно очухался! Да не пугай, мы пуганые. Так, как мы за тебя эти дни боялись, больше точно не испугаемся… — и добавил тихо. — Я обещал и сделаю. Но ты уж постарайся, а? Очень тебя прошу! Король-под-Горой вздохнул. И перевел вопросительный взгляд на Наис: мол, что надо-то?