Огонёк

Подгорье бурлило. По всем коридорам сновали знакомые и незнакомые кхазад, с грохотом сгружали ящики с телег и волокли в расчищенные дома и мастерские. Где-то цокали копыта пони, шкворчали сковороды с жарким в руках бегущих в обеденные залы поварят, и над всем этим шумом царили знакомые голоса: Торин, Даин и Фили с Кили поспевали быть везде. Счастливый гвалт наполнял Гору. Праздник по случаю приезда синегорцев отложили, но как не обменяться вестями с другом, не хлебнуть торопливо по глоточку эля за знакомство, не затеять перебранку из-за бочки на проходе… Наис забилась в комнаты возле лечебницы. Двалин пообещал ей вечером беседу об отце, а пока она спряталась, чтобы ее случайно не затоптали. Оин пришел вместе с несколькими возницами, получившими раны в дороге. Наис устроила постели для двоих, которых лихорадило, третьему промыла и заново перевязала рану. Потом они с Оином подготовили стол и свет, прокипятили инструменты и взялись вскрывать воспалившиеся раны и ставить припарки на ушибы. Времени и сил на размышления почти не осталось. Когда Наис наготовила сонного отвара для больных, водяные часы перекатили уже второй шарик после заката солнца, и Оин отпустил ее к Торину. Она прихватила обычные лекарства и порадовалась, что старый лекарь по глухоте своей не заметил, как звякало горлышко склянки о чашку в дрожащих руках. В покоях Торина сидели Двалин и принцесса Дис с сыновьями. Наис не успела подумать, как бы поговорить с Двалином, как Торин взял у нее из рук чашку и кивнул на пустующее кресло: — Присядь, Наис. Двалин сказал мне, что он обещал помочь тебе разузнать о судьбе твоего отца, верно? Наис робко кивнула: — Да… узбад. Он не одернул ее, как делал обычно, стоило ей назвать его не по имени. Наис испуганно покосилась на сосредоточенно хмурившую брови принцессу. Да что здесь происходит? И при чем тут Дис? — Сегодня узнаешь, — коротко закончил Торин. Двалин тихо прогудел: — Рекк из Эребора погиб при нападении Смауга. Здесь. На моих глазах. Но он не твой отец. Наис сперва даже не поняла его слов и вздрогнула, когда леди Дис взяла ее за руку: — Это правда, дорогая… И для меня тоже новость, что твой отец взял чужое имя… — Ты знала отца Наис? — выпалил Кили, явно изнывающий от любопытства. Леди Дис даже не взглянула в его сторону. Она гладила Наис по волосам и пристально рассматривала: — Еще бы я его не знала. Фили, сынок, подойди-ка… Тот приблизился, по знаку матери встал на колени рядом с Наис. Судя по нахмуренным бровям, он подозревал что-то нехорошее. — Хвост мне в глотку! — ахнул Кили. — Одно лицо! — Торин, — голос Фили был на удивление спокойным, — Наис — наша сестра? Она испуганно замерла под рукой Дис, перебиравшей ее волосы. Рука была мягкая, но Наис не знала, чего теперь ожидать… — Давно догадался? — буркнул Двалин. Фили поморщился: — Не я. Даин. Так да или нет? Наис с замиранием сердца ждала ответа. Но Торин глядел только на Фили: — Да. Золотоволосый наследник вдруг положил руку на плечо Наис и крепко сжал. — Привет, сестренка, — просто сказал он. — Кили, не стой столбом! — Ты мне ничего не сказал, — упрекнул его младший и тут же фыркнул. — Вот дела! Через миг Наис обнаружила себя в воздухе, а под собой — улыбающуюся до ушей мордаху Кили: — Ага! Теперь-то ты никуда не уедешь! Он силой усадил Наис между собой и братом у ног Дис. Повернулся к Торину и Двалину, потребовал бесцеремонно: — Выкладывайте, как такое получилось. — Кили, — мягко остановил его брат. — Мама… — Мамой ты займись, — беспечно отозвался Кили. — А я — сестрой, понял? Можно подумать, мы не ждали этого разговора! Но Наис мы не ждали — и это здорово! — Ну хоть кто-то рад, — усмехнулся Торин. — Ладно, умники, допустим, вы-то все знаете… — Не знаем, рассказывай, — Кили покрепче обнял Наис за плечи. Она хотела отстраниться, но глаза у него смеялись — и ей, оглушенной и растерянной, вдруг показалось, что она еще в бою почувствовала их родство, и потом… Братья? Они — ее братья? Лица Дис Наис не видела. Двалин старательно отводил глаза. Торин откашлялся, явно собираясь с мыслями. — Четыре друга прошли плечом к плечу от Одинокой горы до Азанулбизара. Двое братьев королевского рода, их дальний родственник и сын одного из советников узбада. После нападения дракона вместе бродили по Дунланду и Эриадору, вместе нанимались на работы и вместе голодали, когда наняться не удавалось… — Ты, Фрерин, Двалин, — Фили был деловит и собран. — Как звали четвертого? — Он лишен имени, — коротко ответил Торин. Лишен имени! Тяжелой должна быть провинность, чтобы кхузд был лишен имени по слову узбада и старшины! За воровство, за предательство, за убийство… И то — не всегда… Наис почувствовала, как напряглась рука Кили, обхватившая ее плечи. Он спросил быстро: — Что же он такое натворил? Торин тяжело вздохнул: — Я рассказывал вам, сколько было споров, куда нам лучше податься после нападения Смауга? Нет? Уже тогда шли разговоры, что кхазад нужно жить в старых королевствах, а не искать лучшей судьбы на поверхности среди чужаков. Уходить в Железные холмы предлагали еще тогда, но окончательно мы разделились только после Азанулбизара. Тогда многие поверили, что удача отвернулась от рода Трора. И наш друг… Именно тогда он поспорил с нами. — Со мной, — подала голос Дис. — Тогда — впервые — со мной. Кили живо обернулся: — Потому что ты пошла с дедом и Торином, да? — Да. Он… возражал. Предлагал мне уйти с ним к Даину. Но… я не могла это сделать. Фрерин… — голос Дис звучал глухо, она часто осекалась, будто подбирая слова. — Фрерин был всегда согласен со мной и с отцом, — резко прервал ее Торин. — Двалин, ясное дело, тоже. — Не такое уж ясное, — буркнул вдруг Двалин. Наис увидела, что Торин смотрит на друга с недоумением и нарастающим гневом. Двалин ответил мрачным взглядом и только открыл рот, как подала голос леди Дис: — Двалин никогда не хотел покинуть тебя, брат. Поверь! Он… он меня убеждал уйти. — Вот как? — Торин удивленно посмотрел сперва на сестру, потом обратно на друга, будто заметил что-то странное, но продолжил как ни в чем не бывало: — Неважно. Тогда, после Азанулбизара, он ушел к Даину, и перед его уходом мы крепко повздорили. — Вы с ним? Из-за мамы? — Кили теперь был очень серьезен. — Нет, Кили. Из-за всех. Он говорил, что мы не имеем права навязывать гордость властителей всему народу. Что не должно кхазад жить среди людей. Что каждая смерть и каждое несчастье будут на нашей совести. Я тогда не допустил его к узбаду, отцу и так доставалось. Мы разругались в брызги, и он ушел. Я уверен, он уже тогда знал, что выступит против меня, раз в Железных холмах сразу взял себе чужое имя… Наис не сумела справиться с собой — всхлипнула. Кили прижал ее к себе покрепче. Торин глянул на них и тут же отвел глаза: — В Эриадоре и в первые годы в Синих горах было очень трудно. Иногда нам даже казалось, что мы не сможем там выжить… — Да говори уж прямо, не скромничай, — фыркнул Двалин в усы. — Если б ты не начал покупать у людей железный лом для переплавки, мы бы с голоду передохли! Торин криво усмехнулся: — Может, и не передохли бы. Но отец бы точно не ушел… — Перестань, брат, — тихо попросила Дис. — Ты прекрасно знаешь, что твоей вины не было: он просто не смог видеть, как его народ голодает. — Теперь это уже не имеет значения, Дис. Так вот… Когда отец… пропал и меня короновали, наш старый друг появился снова. Он предлагал мне поднять кланы и попробовать отбить Эребор. — Ты этого не хотел тогда и отказался? — тихо спросил Фили. Торин кивнул: — Отец перед уходом говорил с кланами — и получил отказ. Я не хотел повторять наше унижение. Тогда он попытался снова уговорить Дис уйти с ним. — Нет, брат, — Дис заговорила тихим, звенящим от слез голосом. — Это я пыталась убедить его остаться и помочь нам в Синих горах. Я думала, он не сможет уйти, если я… соглашусь стать его женой. Насмешливый взгляд Торина был ей ответом: — А он наверняка думал, что ты не сможешь остаться. — Я так любила его… — Я знаю и не виню тебя. Наоборот, я благодарен: ты не смогла вернуть мне старого друга, но родила наследника. — Когда я отказалась уйти… Брат, я знала, что случится что-то страшное! Но я надеялась… До последнего… — Рассказывай уж все, узбад, — буркнул Двалин. — И как ты его в тычки в тот раз выставил — тоже! Наис толком не понимала, что говорят, и уж совсем не могла представить, что речь идет о ее отце… Торин кивнул: — Да, было такое. Он обвинил меня и отца в голоде и смерти всех, кто умер в те годы. Я вспылил, слушать дальше не стал, вышвырнул его в шею. Он назвал меня сумасшедшим, поклялся отомстить. За всех. — Это моя вина, — с горечью сказала Дис. — Он сам едва рассудком не повредился, когда я отказалась уйти с ним. Ты ведь знаешь, как он ценил наши обычаи, а я заставила его нарушить их. Я… обманула его. Сказала, что уйду, если ты меня отпустишь. Надеялась, что вы помиритесь, сговариваясь, и он согласится остаться, когда мы поженимся. А между вами вышло — так. — Не сомневаюсь, что ты не представляла себе последствий. Что ж, все мы тогда были немного не в себе. Но в том, что он сделал потом, ты точно не виновата, — Торин нахмурился, сжал руку в кулак, тяжело посмотрел на племянников и Наис. — Он уговорил некоторых, у кого погибли семьи, уйти с ним… А потом на Западном тракте появились разбойники, грабившие людские торговые караваны. Выжившие люди говорили, что в шайке есть наши. Едва не начались погромы по мастерским в деревнях, но люди все-таки сперва пришли ко мне с жалобой, и мы начали ловить разбойников вместе. Высылали нашу охрану с караванами, искали следы. Однажды мы его увидели, но тогда не поймали. Двалин заметил небрежно: — Почти поймали. — Когда? — насторожился Торин. — Про все бои с разбойниками я знаю только от тебя, ты же занимался охраной. — А это был не бой. Они же прятались в старых пещерах, на севере, помнишь? Я ходил туда поговорить. Один. — Сдурел? — тихо спросил Торин. — А если бы он тебя убил? — Мне… все равно тогда было, сам понимаешь, — Двалин глянул в сторону Дис и виновато развел руками. — Я бы и к дракону сунулся, если б довелось. Но он меня не убил же, видишь. — Что он сказал? — глухо спросила Дис. — Ты хочешь услышать, леди Дис? Мне нечем подтвердить этот рассказ. — Я… — голос Дис окреп, зазвучал звонче. — Я верю тебе, Двалин. Что он сказал? — Что так не бывает. Что и ты, и Торин — одинаково сумасшедшие, что вы нарушили все заветы Махала. Что вы ведете наш народ к погибели. И что он… что он плевал на ваши указы. — И что ты сделал? — недоверчиво переспросил Торин. — Предложил ему оставить Махалу решать, кому жить, кому умереть, — Двалин стукнул кулаком по стене. — Сказал, что если он захочет поссорить нас с людьми, ему придется убивать наших. Предложил убраться, пока не поздно, и хоть украсть леди Дис — но только не оставлять… — он умолк и отвел глаза. Торин улыбнулся с тенью дружеской насмешки: — Надо полагать, после этого предложения он и передумал тебя убивать. Двалин махнул рукой: — Да я с этого начал! За тем и ходил. А он, сволочь, сказал, что леди Дис отказалась. И что он не верит, чтобы истинно любящая по воле Махала могла так поступить. — И ушел в Железные холмы искать истинную любовь, — Торин наконец-то посмотрел на Наис, и взгляд у него был теплым и сочувственным. — Сделал несчастной еще одну женщину. Даже двух: и жену, и дочь. Твоя мама очень любила отца? Наис сжалась в комок и прильнула к крепкому плечу Кили: — Н-не знаю… Я ведь ее не помню. Но меня-то он любил! Я так ждала его в детстве, а потом дед сказал, что он погиб! Что же с ним случилось?! — Он вернулся к нам еще раз, — тихо ответил Торин. — Не знаю уж, зачем. — Дед говорил, он взялся за старое. Неужели после смерти мамы… Дис прервала ее, заговорила вдруг громко и резко: — Я знаю, зачем он приходил! Он сказал, что женился. Что все было ошибкой, что теперь-то он понял, что такое любовь, дарованная Махалом! Я… я разозлилась. Я очень хотела доказать ему, что он — мой, и что он меня действительно любит… А он — он сказал потом, что я ему не нужна! Но я-то знала, что это неправда! — И тогда ты рассказала мне о вашей встрече, — спокойно закончил Торин. — Теперь понятно, почему он так хотел умереть. — Умереть? — Он оставил след. Слишком ясный, чтобы он мог быть случайным. Дис, ты и вправду думала, что ему было легко отказаться от тебя? Что и кому ты доказывала? И почему не рассказала мне все? Дис ахнула: — Торин! Как я могла рассказать?! Когда я вышла к нему, Фили спал у тебя под боком! Он даже не спросил меня и сказать не дал! Он сказал, что я… что мы… Я озлилась на него! Я хотела, чтобы он ушел. Я хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым! — Мама, перестань, — мягко перебил ее Фили. — Не надо так волноваться, мы все понимаем. Торин, как погиб наш отец? Вы нашли его? Торин тяжело вздохнул: — Да. С нами он тоже не стал объясняться. Даже не пытался. Мы дрались — и я убил его. У Наис перехватило дыхание. — Ты убил? — переспросила она, чтобы хоть что-нибудь сказать. В голове ее был полный сумбур. Перед ней стоял тот, кого она полюбила — и говорил, что убил ее отца во имя своей сестры, которая очень его любила. Рядом сидели ее единокровные братья, которых она спасла от смерти — сыновья той, которую любил ее отец. Любил настолько, что забыл ее мать… Или не забыл? Торин наконец посмотрел прямо на нее: — Я, Наис. Я убил твоего отца. Зарубил в поединке топором. Двалин тайно похоронил его в лесу, я даже не знаю, где. А теперь ты спасла мне жизнь. Жалеешь, что не знала раньше? Знала — что? Наверное, она всегда подозревала, что узбад Торин причастен к гибели отца. Но даже в кошмарах представить себе не могла, насколько ей будет жаль всех! Отца, который, наверное, страшно запутался в собственной жизни. Дис, которую он оставил и так невероятно обидел. Мать, которая, наверное, не знала о существовании Дис… Деда, который знал если не все, то многое. Торина — который потерял друга и наверняка переживал за сестру… От последней мысли ее бросило в озноб: как она может любить убийцу своего отца? И как она может его не любить? И что же теперь делать? Торин ждал. Надо собраться, надо ответить… Что он спросил? Жалеет ли она, что спасла его? Что за вопрос! Она любит его, любит больше жизни и… Но он не должен узнать о ее любви — теперь. — Нет, узбад, я не жалею. Я целительница. Это мой долг. Он смотрел ей в глаза — и она никак не могла понять, что же у него на уме. — Торин, — вдруг тихо позвал Фили. — Выходит, ты назвал нас своими наследниками, хотя мы — сыновья твоего врага? — Вы — сыновья моей сестры, — огрызнулся узбад в ответ. — Или ты мстить мне собрался за него, а, Фили? — Нет, — золотоволосый наследник медленно встал, прошел по комнате и вдруг опустился на колено. — Спасибо тебе, дядя. Спасибо тебе за все. Ты убил нашего отца в честном поединке за дело, которое ты считал правым. Ты заменил нам отца. Ты доказал, что твое дело — правое. Я горжусь… У Наис не хватило сил смотреть, как Торин глядит на Фили сияющими глазами. Она поднялась, бережно отвела руку Кили: — Не надо… Спасибо. Я… Я, пожалуй, пойду… Выходя из комнаты, она едва не наткнулась на дверной косяк и услышала сзади спокойный голос Торина: — Оставь ее, Кили, не трогай сейчас. Если бы она могла говорить с ним, она бы поблагодарила его за эти слова. Если бы могла радоваться — порадовалась, что он так хорошо ее знает… Но она не могла ничего, кроме как забиться в тихий уголок в лечебнице и притулить гудящую голову на ближайшую подушку. И подумать немного в тишине о том, что было и что теперь будет… *** Пиршественный зал в Эреборе выглядел, по прежним временам, убого. Но для тех, кто вошел сюда еще при Смауге, это убожество цены не имело. Двалин повертел в руках оловянный кубок без всякой чеканки. Не подумали про праздник-то, только-только сокровищницу стали разбирать, с Бардом расплатиться. Вот, что под руку подвернулось, то на стол и пошло второпях. А где золота с серебром не хватило, сгодилась и глина, и деревянные чашки… И еды было не так чтобы много. Зато — простокваша, молоко! Кто в Горе зимовал, набросились на них, будто на лучшее лакомство. Истосковались за зиму без скота-то, с охоты молока не принесешь. Эля зимой тоже почти не варили, чтоб на хлеб зерна хватило. Ладно, Двалин догадался из Синих гор приволочь и эля выдержанного, и браги. Дорвинионцы вина привезли еще. Но еды было все-таки немного. Зато веселья — хоть отбавляй! И то сказать, поводов для праздника сошлось немало. Уговор с Бардом, приезд в старый дом, просто встреча давних друзей, которых немало было между железнохолмцами и синегорцами еще со времен Азанулбизара. И выздоровление Торина. И… Двалин сбился с мысли: справа гаркнули песню, да так громко, что у него уши заложило. Кили, сидевший рядом, заржал не хуже пони и тут же замахал руками, давая знак певцам, что поведет второй голос. Двалин едва успел поймать его кубок: пролил бы эль, криворукий, добавки бы потом не дождался… Теперь певцы горланили с обеих сторон. Песенка была не то чтобы неприличная, скорее просто уж слишком развеселая, и он почувствовал смутное раздражение. Не рано ли Кили так развеселился? Наис, бедолага, сидела в отдалении, уткнувшись носом в пустую тарелку. Сегодня ее на пир притащили братья — и Двалин не хотел знать, как они ее уговаривали. Даже Оин, и тот заметил неладное со своей ученицей. Хотел, по обыкновению, посекретничать, то бишь поорать во всю глотку, с Двалином — но тут Наис вышла из лечебницы и принялась рассказывать ему про больных. К Торину она больше не заглядывала, тот сам ходил в лечебницу принять положенные лекарства — Двалин следил. Но Наис и там старалась не попадаться… Дис к брату и сыновьям ластилась беспрерывно, непонятно даже, как она успевала все положенные хозяйке Эребора дела, когда каждый свободный миг она проводила возле Торина и мальчишек… Да еще и с Наис носилась, как с хрустальным светильником: расчесывала и заплетала толстые светлые косы, одежку подобрала подходящую из собственных запасов и подшила по фигуре. Девка покорно принимала ее заботы, но явно побаивалась. К самому Двалину Дис подходила редко и осторожно, будто с какой-то тайной мыслью. Несколько раз замирала, теряясь в пустяковом разговоре. Глядела куда-то сквозь него, потом встряхивала головой и переспрашивала. Ладно, и то радость. В походе она старалась вовсе с ним не говорить. Двалин отогнал воспоминание о том, как она его перед Торином защищать бросилась. И с какой горечью говорила про отца Фили и Кили… Залпом осушил кубок — полегчало. Из-за спины Кили на плечо легла знакомая рука. — Ты чего такой смурной? Двалин отклонился назад — посмотреть на друга. Усмехнулся: — А ты? Кили покосился на них: — Может, мне уйти? — Иди, — разрешил Торин. — А то орешь тут, своих мыслей не слышно… Паршивец фыркнул и вдруг зачем-то полез под стол. Они отвлеклись от разговора, недоумевая, что за баловство он задумал. Расхохотались хором, когда из-под стола возле женщин донесся истошный вой: — Э-эля-а-а ма-а-ало! Даже Наис, и та засмеялась. Дис и вовсе вытащила свое детище из-под стола за шкирку и за ухо. Кили ржал и отбивался. Торин долго на них смотрел. Потом вернулся к разговору: — Что у вас случилось? Двалин очень постарался прикинуться дурнем: — Где? А! Ничего. Все как обычно. Торин фыркнул, полез за трубкой. Сказал вдруг непонятно и в сторону: — Хорошо, если у тебя как обычно… — Ты о чем, узбад? — насторожился Двалин, услышав в голосе друга насмешку. — Ни о чем. Все как обычно. Вот сволочь! Ладно, не время про Дис думать, есть беседа поважнее… Огляделся: все были заняты, кто песнями, кто выпивкой. В уголке уже Фили скрипку настраивал, блестел глазищами на брата, хохотавшего возле матери и сестры. — Торин… Мне тут сплетню принесли. Узбад тряхнул головой с досадой: — У нас тут сплетен — как пустой породы в отвале, хоть засыпься. — И откуда их столько? — А Махал знает, — Торин постучал трубкой по столу, продул хорошенько. — Люди всю зиму отирались в Горе, а развлечений им тут было мало. — Какое дело людям, кто в Горе наследник? Проняло — Торин глянул удивленно. — Что, не заткнулись еще? Знать бы, почему должны были заткнуться… — Мне с порога Даиновы советники бухнули. Мол, учти, Король-под-Горой жениться собрался. Торин в ответ зубами скрипнул: — Дурачье! Фили, что ли, при них корону передать? Двалин хмыкнул: ну и наивный ты, друг… — Причем тут Фили-то? Мне показалось, тут за тебя все радуются! Узбад помрачнел, косо глянул в сторону сестры, возле которой сидела Наис. Опустил глаза: — Надо сделать так, чтобы забыли об этих сплетнях. Таких слов Двалин не ожидал и не сумел удержался: — Стыдно тебе, что ли? — Жалко ее, — отрезал Торин. — И я ей теперь должен. Не за отца ее, за себя. Двалин кивнул, молча соглашаясь. Должен — точно. И он сам ей должен — за него. И Дис носится с девкой, будто та ей дочь родная, видать, тоже считает, что должна ей. Вот и сейчас Дис выговаривала Кили, который тащил упирающуюся сестру в круг — плясать. Наис мотала светлыми косами, но улыбалась: Кили нельзя не улыбаться в ответ, когда он дурачится… Еще бы Торин арфу взял — и все вовсе как в старые добрые времена, будто ничего худого и не было. Фили прозвенел на всю залу: — Кили, отстань от нее! Ты обычаи забыл? Первой выходить хозяйке! Неподалеку от них вдруг тяжело поднялся Судри, успевший, видно, изрядно набраться. Помахал в воздухе кружкой, утвердился на ногах и гаркнул: — Выпьем же за будущую хозяйку Эребора! Долго ждал узбад, зато уж выбрал… Двалин еще мысль не додумал, а уже шарахнул по столу кулаком, чтоб дурак заткнулся. Опоздал: в зале восторженно заорали. У девки глазищи стали круглые-круглые. Впору перепугаться! Слово сказанное — это тебе не сплетня, не отмахнешься… Крикнул первое, что в ум пришло: — Молчать бы впору по обычаю! — Двалин! — ахнул Торин рядом. Судри смутился, забормотал, краснея и качаясь: — Сговор же… Ой, простите… Ох… Узбад… Так все ж знают… Только хуже сделал! Мог бы Двалин — язык бы себе откусил. Но кхазад обычаи чтили: все захохотали, зашептались и сделали вид, что ничего не случилось. Судри дернули на место, он едва не упал — и снова хохот. Фили, умница, мигнул игрецам — запели арфы. Дис тоже не промедлила: встала, собрала юбки к поясу. Жена Глоина, готовясь петь, отхлебнула эля и похлопала в ладоши. Застучали по столу кулаки, все обернулись на Дис в ожидании пляски. Только Двалин смотрел на Наис. А Наис — на Торина. Молча. Вдруг она покачала головой, развернулась и вышла. И Двалин подумал, что такого выражения на лице узбада ему еще не доводилось видеть ни разу. *** Все было почти так же, как раньше. Только у очага сидела Дис с шитьем в руках, а место на дальнем конце стола, где обычно склонялась над книгой гладко причесанная светлая макушка, пустовало. Когда Наис читала, она шевелила губами и изредка хмурилась, почесывая саму себя за ухом — Торина всегда забавляла эта ее привычка. И теперь, стоило отвести глаза от чертежа, как сразу казалось, что девушка все-таки сидит там, за краем светлого круга лампы, поставив локти на стол и запустив пальцы в косы на висках. Локоть старой рубашки у нее был испачкан чернилами: Торина как-то подвели руки, и она еле успела выхватить чертеж… Не раз он поднимал голову, щурился в темноту, ожидая увидеть сосредоточенную мордашку. И спохватывался, вспоминая. Потом опять забывал и опять удивлялся… Оин прекрасно знает староэльфийский, а уж в мудреных лекарских словечках понимает куда побольше самого Торина. И в лечебнице Наис точно не вляпается локтем в пролитые чернила. Хотя теперь руки его уже слушаются… Он содрогнулся, вспоминая мучительное ощущение беспомощности, и с удовольствием покрутил в пальцах перо. Совсем уж непрошеным пришло воспоминание о теплой ладошке Наис, сжимавшей его руку и выводившей палочки кирта. Мальчишки расстроятся, если она уедет. Особенно Кили, винивший свои глупые шутки в тех нелепых слухах, которые разбежались по Горе и по людским землям… Не лучше ли ей жить с братьями, а не в одиночку? — О чем задумался? — вдруг подала голос Дис, тихо подошедшая со спины. — Кили надо бы еще раз поговорить с Наис. Может, она останется. Дис улыбнулась, придирчиво разгладила шов под лампой. Сказала с подчеркнутым равнодушием: — Ты не хочешь сам с ней поговорить? — Что я ей скажу? Что мне очень жаль, что я убил ее отца? Она сразу погрустнела, тяжело присела у стола, глядя на шитье. Уронила вполголоса: — Тебе ведь не жаль. — Верно. Мне жаль только, что она росла не так, как твои дети. — И это все, о чем ты жалеешь? Что она не росла под твоим присмотром, как Фили и Кили? А вовсе не о том, что тебе ее явно не хватает в этой комнате? — Полгода — это много, — коротко ответил Торин. — Я привык к ней. — Я вообще удивляюсь, сколько у девочки терпения, чтобы выносить твой характер, — сестра снова заулыбалась. — Я бы тебя десять раз прибила, наверное! — Я старался ее не обижать. — Ну-ну. Оно видно, как ты постарался, — она начинала сердиться. С досадой скрипнула стулом, подвигаясь ближе. — Послушай, ты ведь ее действительно обидел. Знаю, что не нарочно, и что этим сплетникам надо пообрывать их поганые языки… Торин стиснул зубы: — От души желаю им оказаться на моем месте здесь, полгода назад. Чтобы узнали, о чем думаешь, когда не можешь повернуть голову. Дурачье! — Не о тебе речь, — Дис говорила очень мягко, и это почти раздражало. — Когда-то ты многим пожертвовал, чтобы спасти от сплетен меня и мальчишек, — она протестующе подняла руку, стоило ему открыть рот. — Помолчи, пожалуйста. Я прекрасно знаю, чем ты пожертвовал. И знаю, что я-то не заслуживала жертвы, в отличие от Наис, которой ты обязан здоровьем и жизнью. Торин, тебе нужно с ней поговорить. Ты совершенно прав: она должна остаться… Торин не выдержал: — Давай прямо, Дис. Мне трудно говорить. Из-за этих сплетен она может остаться либо в качестве сестры Фили и Кили, либо… — Либо в качестве твоей жены, — спокойно закончила сестра. — Чтобы заткнуть рты сплетникам. Ты сам об этом уже думал. Ну, и? — Что «и»?! — взорвался Торин. — Дис, ты понимаешь, что говоришь?! Я убил ее отца! У Дис задрожали губы: — Ты убил отца моих мальчиков, Торин… Ты убил моего любимого. Но… долг… Так было надо. Поговори с ней — она должна понять. Она на миг прикрыла лицо рукавом, потом собралась с силами и снова улыбнулась наигранно-спокойной улыбкой: — В прошлом нельзя ничего исправить. А вот в настоящем… Подумай, заслуживает ли он такой мести, которую ты готовишь сейчас, когда доброе имя его дочери в твоих руках? Я была хотя бы виновата. Торин с болью посмотрел на серебряные нитки в девичьих косах сестры: — Он не пожалел ни твоего доброго имени, ни мальчишек. — Да. А я не пожалела всего, что он уважал. Но если ты ничего не сделаешь теперь, ты поступишь с Наис хуже, чем он поступил со мной, Торин. Между мной и миром стоял ты, и я была сама виновата. А она останется совсем одна, если ты от нее откажешься. — Дис, — он взял ее за руки. — Я думал об этом. Законно или нет, ты легла с тем, кого любила. Плевать на обычаи и последствия: ты его любила, ты была счастлива. Но это прошлое, ты права. А в настоящем есть эта девочка. Пусть я сам буду хуже в ее глазах, чем он для тебя. Но пусть найдется тот, кто полюбит ее и поможет ей лучше, чем я мог помочь тебе! Пусть Наис проклянет меня, но останется свободной. — А ты уверен, что она этого хочет? — Уверен! И она не одинока, у нее тоже есть братья. Дис посмотрела на него, как на умалишенного. Хмыкнула: — Зачем ты ей все рассказал? — Она спрашивала! Что я должен был ей рассказать? Ничего?! Она невозмутимо сложила руки на груди: — Спрашивала она Двалина, не тебя. Но и ты мог рассказать ей что угодно, как мне когда-то. Нужна тебе была эта правда? — Сестра! Дис засмеялась, погладила его по плечу: — Да, и только поэтому тебя жалею. Сил моих больше нет глядеть, как ты таращишься в пустой угол, вздыхаешь и не можешь найти ничего в собственной комнате! Торин, если тебе нужно, чтобы Наис осталась — пойди и поговори с ней. Она согласится, уверяю тебя. Потом разберетесь, что из этого получится. — Дис… — он устал от этого разговора. — О чем я должен с ней поговорить? Глаза сестры вдруг блеснули лукавым огоньком. — Она ведь нравится тебе, брат! — Нравится? — Торин улыбнулся, когда понял, что она хочет сказать, и покачал головой. — Конечно, нравится. Она славная девочка. А я обязан ей больше даже, чем жизнью, и теперь прослежу, чтобы о ней не болтали. — Тор-рин, — Дис грозно сдвинула брови и покачала пальцем у него перед носом. — Не ври мне, брат! Из того, что ты сказал, ясно, как прямой угол, что ты думал о женитьбе на Наис. Не для защиты ее. По-настоящему. Она нравится тебе. На мгновение Торин опешил, потом рассмеялся: — Дис, перестань. Что за глупость? Она хорошенькая, это ясно. Но мало ли о чем я думал? — и тут же сменил тон, переходя в нападение. — Кстати, раз уж заговорили о мыслях мужчин. Еще раз подойдешь к Двалину ближе, чем на вытянутую руку — я тебе голову оторву. Дис наклонила помянутую голову набок, как в детстве, когда собиралась надерзить: — О! Тогда отрывай прямо сейчас. Потому что я намерена подойти к нему гораздо ближе… Торин потерял дар речи. — Да, — она отвела глаза, снова разгладила шитье. — Когда вы все рассказали, я подумала… Торин, сколько мы будем винить во всем себя и расплачиваться за чужие ошибки? — Говори, — тихо и ласково попросил он, слыша в ее голосе звон подступающих слез. — Ты ведь об этом и хотела поговорить, не только о Наис? — Наис это тоже касается, потому что ты не хочешь объяснить ей все. Ради кого? Опять ради него? Подумай! Он делал что хотел, а виноваты выходили мы. И я… Я тогда больше думала о нем, чем о тебе или мальчишках. Чего ради я ждала и любила его, хотя он сотворил столько зла и нашей семье, и нашему народу? Думала удержать с нами? Переубедить? Думала — во имя единственной любви? А теперь думаю, что он ее просто не стоил. Как не стоил ни моего доброго имени, ни твоего одиночества, ни обиды Двалина! — Дис, остановись. Она загорячилась, синие глаза засверкали, на скулах заполыхал яркий румянец: — Ладно, я была перед ним виновата. Но если я заслужила наказание, так меня бы и наказывал! Он думал про меня — а страдали другие! И ты тоже хорош: чего ради ты его прощал?! Не говори, что ради меня! Ты мог велеть схватить его и запороть кнутом насмерть за разбой! Чего ради ты рисковал жизнью в поединке? Ради старой дружбы? А случись что с тобой, что было бы со всеми нами, Торин?! Он заслужил позорную смерть — ты дал ему погибнуть с честью. Он бросил своих сыновей — ты вырастил их, отказавшись от собственного счастья! Двалин уговаривал меня уйти, уговаривал его забрать меня… А я только недавно узнала, что он любил меня все эти годы! Зачем вы его так оберегали? — Уж Двалин-то оберегал только тебя. Сестра вспыхнула до ушей, осеклась. Заговорила чуть тише, но Торин-то знал, что она обижена… — Я знаю, что я перед Двалином виновата. И я хочу искупить свою вину. А вот ты взялся решать за других, Торин, за тех, кто в этой старой истории не виноват. Наис и так выросла без отца — а теперь ты готов скорее отправить ее на позор, чем убедить, что такой отец не стоит ее счастья! Зачем? Опять ради него? Избавишь ее от выбора между отцом и мужем, лишь бы она не отказалась от него?! Торин едва не рассмеялся в голос: — Дис! С чего ты вообще решила, что она захочет выбирать? Она глянула на него с искренним возмущением: — Ты ослеп, или Махал тебе сердца не дал? Все подгорье знает, на кого Наис глядит с печалью! — Чушь! Ты любила ее отца, а теперь так ненавидишь, что сама готова повторять сплетни про Наис… Глаза у Дис наполнились слезами, и он замолчал, слушая ее ломкий голос: — А ведь ты прав. Я его действительно возненавидела. Когда узнала, что ты чуть жизнью моих сыновей не расплатился за Эребор, который был нужен ему! Ему, а не тебе! — Дис… — Помолчи! Пусть это наш дом родной, но Залы в Синих горах мы построили сами. Ты думаешь, я не знаю, что они для тебя значат? Нет, ты чуть не свернул себе и мальчикам шеи — ради чего?! Вернуть истинное королевство кхазад? Это не твоя мысль, Торин! — Моя. Мы во многом были согласны. Потому и были друзьями. И ты его любила потому, что он того стоил! И сама перед ним виновата, вот и злишься теперь! Она поглядела на него широко раскрытыми глазами, беспомощно закусив губу. Опустила голову на стол и тихо заплакала. Торин долго смотрел на вздрагивающие плечи и заломленные на затылке руки. Что с ней теперь делать? Зря он так погорячился… Достал трубку. Набил и поджег от свечки. Когда трубка была раскурена, Торин подсел ближе. Поднял растрепанную голову сестры, сунул трубку в дрожащую руку. Дис долго кашляла, давясь слезами и дымом. Потом наконец-то выдохнула пару колечек и проследила, как они растворяются где-то выше лампы. — Выговорилась? Легче стало? — он погладил ее мокрую щеку. Она закивала, снова пыхнула трубкой и выдула большое колечко, которое смешно изогнулось, взлетая к потолку. Торин покрепче прижал к себе сестренку, впервые отчетливо представляя, что стало бы с ней, такой мудрой и рассудительной, если бы с мальчишками что-то случилось… — Прости меня, — тихо шепнул на ухо. — Ты не его ненавидишь, а меня. За мальчишек. Но ведь не в нем дело, им просто надо было взрослеть. Ты погляди теперь хоть на Фили… Она с сердцем ударила его кулаком в плечо: — Дурак ты, брат! Не только за них я боялась! — и положила голову на плечо. — Но я так хочу верить, что мы все-таки были правы! И что мы еще можем быть счастливы… — Мы были правы, не сомневайся, — твердо ответил ей Торин. — Мы не пожертвовали собой и народом ради сохранения старых обычаев. И если ты теперь считаешь, что можешь быть счастливой с Двалином — я буду только рад за вас, пусть даже это опять против обычаев. — А Наис? Ты поговоришь с ней? Он вздохнул, зная, что сестра не отвяжется. — Поговорю. — Вот и хорошо…