Хасэцу: ледовый дворец
2 января 2018 г. в 17:19
— Любовь это… — Юри делается пунцовым, щеки его горят, а глаза хочется спрятать, но ослушаться Виктора он не может, а тот велел говорить. Но как можно произнести сокровенное вот так? Признаться Виктору глядя прямо в лицо? Все, что я знаю о любви — это ты, Виктор — разве такое скажешь?
— Ну, смелее, Юри, — улыбающееся лицо Никифорова так близко…
— Я… Я не могу, — выдавливает из себя совершенно смущенный Кацуки. И это действительно так.
— Ты должен, — почти в губы шепчет склонившийся к нему Виктор, — в противном случае, если ты не разберешься, тебе не воплотить Эрос…
Юри вздрагивает, и поднимает на Виктора глаза, понимая что должен, иначе… Иначе, Виктор вернётся в Россию, с Юрио.
— Любовь это… — Юри старается изо всех сил высказаться, но не проговориться, — любовь... она подобна цунами… Сметает все на своём пути, — лепечет он, под пристальным взглядов аквамариновых, прекрасных глаз своего кумира.
— Пф… Цунами, — зло фыркает Плисецкий, стоящий рядом, развязно облокотившись о борт катка, Юри переводит на него взгляд, видя в этом своё спасение, русский мальчишка всем своим видом выражает презрение. — Ты жалок, Кацудон, во всем!
— А сам, что скажешь? — Виктор обращается к Плисецкому, улыбаясь лукаво, но тепло, и Юри эта улыбка не нравится.
— Ты хочешь знать про любовь Агапе? — уточняет Юрио, теряя часть своей заносчивости и спеси.
— Именно, — кивает Виктор, — расскажи мне о своём образе? Что ты думаешь о чистоте и невинности?
— Что все это чушь собачья! — тихо бурчит Плесецкий, — нет её, такой любви!
Виктор щурится, и Юри понимает, что он не согласен с Юрио, как и сам Юри. Про Агапэ он мог бы рассказать куда больше, чем про Эрос. Так, он любил Виктора до того, как тот явился на горячие источники. Агапэ — восторженная, не требующая взаимности, любовь, совсем другое дело. Эрос же…
— Это потому, что ты эгоист до мозга костей, мой дорогой Юрио, — с долей сожаления говорит Виктор, — именно потому Агапэ досталась тебе, чтобы ты нашёл её внутри себя.
— А что же он? — все так же зло кивает Плисецкий в сторону Кацуки.
— А он… — Юри снова тонет в глубине чужих глаз и это заставляет его почти задыхаться, Виктор смотрит на него задумчиво и с совершенно другой улыбкой, от взгляда на которую, внутри Кацуки скручивается сладкая, горячая спираль, — он должен открыть себя для чувственной, страстной любви и если у него это получится…
Виктор замолкает и прикрывает глаза.
— То что, Виктор? — не унимается Плесецкий, хватая Никифорова за руку.
— Я буду счастлив, — очень тихо отвечает Виктор, а потом, словно очнувшись, непринужденно и громко добавляет: — Значит, я не совсем безнадёжен, как тренер.