Легенды Наэдара. Блуждающие души

             «Сжечь! Сжечь! Сжечь! Сжечь!» — беспрестанно, копошащимися червями, роилось в голове. Князь Всеволод смотрел на Дремучий лес потухшими, широко раскрытыми глазами. Под ними залегли глубокие тени. Рядом на лошади восседал Сар-Джарин, в некотором сомнении косясь на правителя севера. По обе стороны от своих владык — гордо вздёрнувший голову торговец Войтек и спокойно-уверенный, поглощённый своими мыслями колдун Вальтер. Позади — тысячная армия и мирные жители деревни с жадными факелами над головой.       Естество, вся его сущность билась в исступлении, ощущая их, слыша их приятный запах — мягкий и терпкий, острый и сладкий. Запах закрадывался в самую глубину и держал на краю ускользающее сознание. Истощение почти достигло предела. Но даже так он не пытался поймать хотя бы одну из сотен и тысяч блуждающих рядом душ.       Когда ты в последний раз ел?       Три седьмицы назад? Четыре? Может, больше? Он потерял счёт времени. Всё было пустым по сравнению с ним.       Любовь убивает тебя.       Она не убивала. Она рождала в нём новое. Может быть, то, что мотыльков тянет к огню, невзирая на кратковременность их смертельного союза.       Из чего созидается любовь? Из внимания? Или заботы? Совсем нет.       Внимание и забота продолжают любовь. А рождается… рождается она с очень редких веснушек на носу, едва пробивавшихся вопреки природе. Рождается с забавной складки у левого крыла носа, нет-нет да и прорезавшейся в приступе недовольства. И рождается с непринуждённого, чарующего смеха, когда он озоровал. Рождается с вереницы бесконечных вопросов, чтобы выведать умалчиваемую истину. Вопросов, наполненных живым интересом.       И самое важное — с его голоса, без звона которого сковывала неестественная тишина, с его тяги влезть везде и всюду, без которой стремительно поглощало необъяснимое чувство одиночества, и с его глаз — насыщенно-синих, как ягоды тёрна — с открытой души, полной воли и решимости противостоять хоть всему миру за свои идеалы.       С безрассудства. Которому подвергся и он, позволив всему этому проникнуть глубоко в сердце, заполнить душу. Поступившись всеми принципами демона и Создателя, он рисковал собой каждую минуту.       Но это подарило ему счастье. Неизведанное доселе счастье, которое хочется продлить навечно.       Ты ещё можешь к нам вернуться. Я могу избавить тебя от этого…       Словно вынырнув из мрачной пучины, Алексис услышал голос отчётливее, а взгляд различил знакомые руны, покрывавшие скалу под ногами. А ещё ухватил россыпь влажных багровых пятен. С носа соскользнула капля крови и присоединилась к ним, расцветая крохотным бутоном. Несмотря на прохладу, исходящую от камня, стояла жара. Слишком знакомая Алексису жара.       Инферно поднял голову, ощутив ещё одну знакомую — боль в мышцах спины. Он сверху оглядел огромный древний храм Наэдара. Перед глазами пролетали огоньки душ; они наполняли и одновременно освещали полупещеру-полузалу. Высокие и толстые грубо вырезные колонны поддерживали уходящий во тьму неровный свод. В углах покоились кости и прах давно погибших и сгнивших здесь демонов с остатками их одеяний, брони и амулетов.       Перед лицом полыхнул синим, мёртвым огнём глаз. Почти ослепил. Огромный, ростом с самого Алексиса, он отодвинулся, и спустя мгновение мимо проплыли острые рога, шипы и длинный лысый хребет. Наэдар отошёл в залу, и Алексис мог рассмотреть облезшую морду, кости, с которых свисали запёкшиеся куски мяса и ошмётки кожи. Дракон, казалось, не заканчивался, он заполнял пещеру своим массивным телом-скелетом, и души представлялись бесчисленными морскими песчинками по сравнению с ним. Каждый вздох Наэдара сопровождали всполохи бело-синего пламени между рёбер и в прорехах между костями морды. Чешуя давно сгнила, но зубы уцелели и, не прикрытые, выглядели устрашающе. Ещё более грозный вид придавали торчащие из головы рога и шипы вдоль хребта. Алексис услышал, как в груди дракона заклокотало урчание, раскатившееся по каменным стенам. Дракон пропах тленом и смертью.       Он был первым, Создателем.       — Наэдар. — Алексис практически выплюнул имя из-за сухости во рту, из-за ран на теле и внутри. Превозмогая очнувшуюся вместе с ним боль, демон попытался выпрямиться, но обнаружил, что магическими цепями прикован к скале. Металл отозвался глухим звоном. Алексис бессильно стиснул зубы и посмотрел дракону прямо в глаза.       — Как давно мы не виделись? — пророкотал Создатель. — Века? Тысячелетия? Я бы предпочёл не видеть тебя ещё столько же, чем встретить так…       В драконе собралось столько магии, что она, как всегда, давила и плющила. Всё естество Алексиса стонало в тщетных попытках защититься от излишков. Даже раны не затягивались, магия просто вспарывала их невидимым ножом. Именно поэтому так близко к Наэдару находились только Высшие. Их тела, поглотившие несчётное количество душ, противостояли давлению Создателя хоть немного.       — Почему ты не вернулся сразу? — тем временем продолжал Наэдар, а в глазах Алексиса зарябило от мельтешащих рёбер. — Элириада всегда была к тебе благосклонна, и это испортило тебя. Ты не должен был пытаться её защитить, бестолковый щенок! — Голос дракона всё усиливался, пока не превратился в озлобленный, зычно перекатывающийся грохот. — Всё, что тебе следовало сделать, — это убить каждого охотника, лишившего жизни ледяного дракона!       — Она была последней, — пересохшими и потрескавшимися губами пробормотал Алексис.       — Её дочь! — повысил голос Наэдар, его глаза вспыхнули, и эта вспышка едва не отбросила Алексиса назад, но цепи удержали. — Стала последней. А ты пропитался гноем и несовершенством верхнего мира. Всего за каких-то десять лет!.. Но твоё происхождение… требует, чтобы я постарался сохранить тебе жизнь как можно дольше. Я ограничу твоё наказание, если ты признаешь, что оступился, и пройдёшь очищение.       Алексис поднял на Создателя тяжёлый взгляд. Пройти очищение и лишиться всего, стать безропотным оружием в лапах Создателя? От Алексиса не останется ничего: ни мыслей, ни желаний, ни каких-либо чувств, кроме слепой ненависти. Но хуже всего то, что он забудет всё, всё напрочь.       Едва пробивающиеся веснушки на носу. Ярко-синие глаза. Задорную улыбку.       Видимо, Наэдар догадался, о чём думал инферно, и длинный облезлый хвост скользнул в сторону, явив взору окруженного Стражами Дваина.       — Может, он тебе поможет?       Не нужно было давать повод Наэдару, позволять ему убедиться в своей правоте, но в тот момент всё внутри Алексиса рухнуло. Он рванул к Дваину. Рванул так, как если бы смог сорваться с этих цепей и защитить его. Разумеется, цепи удержали. Наама был прав: они каждым движением выдают себя с головой.       — В нём драконья кровь, — заметил Наэдар.       Они оба знали, что несколько капель для Создателя почти ничего не значат. Но это сохранило Дваину жизнь, когда драконы несли их сквозь Врата мимо Стражей. Сохраняло и до сих пор, перед Наэдаром. И для Дваина эти случайные несколько капель были единственным шансом на спасение. Тем самым ничтожным шансом, о котором говорил перевёртыш Ишет Наама.       — Очищение — и он отправится туда, откуда пришёл, — пророкотал дракон и для убедительности добавил: — Живой.       Алексис слышал его, но не сводил глаз с гамадриады. Впитывал в память, вбирал каждую чёрточку его лица, цвет длинных волос, каждый изгиб тела. «Нет», — одними губами произнёс Дваин. Во взгляде его застыл страх, но не за собственную жизнь, а за то, что Алексис согласится. Жуткие существа по обе стороны не прикасались к нему, он не был скован, как Алексис, но в этом месте не мог ничего сделать, даже сдвинуться с места. Костяной дракон имел слишком сильное влияние на него, словно он был единственной истиной, всем его телом, разумом и каждым нервом. Дваин двигался, когда дракон того хотел. Дышал, когда дракон хотел. Сидел и не шевелился, когда дракон того хотел.       Его привели сюда давно. Он наблюдал, как Алексис истекает кровью, как жгут его кожу замагиченные цепи, как заставляет его прийти в себя Костяной дракон, — и совершенно ничего не мог поделать. Таким беспомощным Дваин не чувствовал себя даже тогда, когда люди лишили его магии, поставив на лопатке печать.       Сердце заколотилось так, что заглушило всё в округе, едва только губы Алексиса разомкнулись, чтобы ответить Наэдару. Дваин знал — он согласится. И они оба потеряют друг друга навсегда.       — Но он не дракон, — посторонний голос в навалившейся тишине прозвучал слишком звонко, хотя и сипел от неуверенности.       — Что? — резко обернулся Наэдар, выискивая того, кто посмел вмешаться.       — Чешуи, хвоста нет — значит, он не дракон, — слегка осмелев, продолжил свою мысль один из Стражей. На миг Алексис похолодел, подумав, что, согласившись со словами Стража, Наэдар сейчас убьёт Дваина.       — Но в нём же кровь дракона, — стараясь, чтобы его слышал только первый, шёпотом вмешался второй Страж. — А кровь драконов только у драконов. Значит, он дракон.       — Ты же чувствуешь, что в нём ещё кровь демона, — с готовностью ухватился за нить разговора первый Страж, словно Наэдара здесь и не было вовсе. Что, разумеется, Создателя немного ошарашило. — Почему он не может быть демоном?       — Это верно, но ты же знаешь, что в одном существе не могут смешаться три крови, — не сдавался второй, увлекаясь предоставленной загадкой. — Он столько времени провёл с ирле, что наверняка пропах драконом и демоном из-за него. Значит, он гамадриада?       — Если бы он был гамадриадой, Врата не пустили бы его сюда, — возразил первый Страж. — Значит, он совершенно точно дракон.       Пока Стражи спорили, Алексис и Наэдар, забытые, ошеломлённо смотрели на них. Алексис понимал, что что-то пошло не так, но был рад хоть этой малости — пока Стражи тянули время, он ещё помнил Дваина. Наэдар же наливался злобой, отчего огонь в нём горел всё сильнее. Стражи никогда не смели разговаривать при нём, хотя Костяной дракон знал — поболтать они любили, и это был единственный в них изъян. Стражей во всём Холде было немного, но достаточно, чтобы предупредить любую опасность. Впрочем, каковых в подлунном мире никогда не происходило, отчего у Стражей и открылся этот досадный изъян. Стражи — уродливые исполины — опирались на четыре конечности: мощные драконьи лапы, изогнутый хвост и широкий ржавый меч. Ржавым он был только с виду. Если приглядеться, на лезвии можно было увидеть руны заклинаний. Чужаков такой меч рубил на месте. В паре других рук Стражи держали алебарды. Поджарые тела их были неприкрыты — доспехи им были ни к чему, шкура и так прочная. Но голову скрывал шлем темноэльфийской стали. Глаз у них не было, они прекрасно чувствовали каждого, кто к ним приближался. Зато на виду оставались устрашающего вида огромные зубы и клыки. Крылья за спинами были сложены куполами.       — Но он такой маленький, и шкура у него слишком слабая, — продолжал второй Страж. — Даже драконята больше и сильнее его.       — Ты никогда не видел драконят, — заметил первый Страж.       Жаркая огненная струя над головами резко свела их спор на нет. Стражи мигом притихли и замерли.       — Как вы смеете… — зарычал было разъярённый Наэдар, но тут Дваин, осознав, что Костяной дракон слишком отвлёкся и он может двигаться самостоятельно, вскочил, схватил самый большой попавшийся под руку амулет и с криком запустил им в Создателя. Амулет угодил в глаз, оказавшись для Наэдара лишь досадной соринкой и не причинив какого-либо значительного вреда. Дракон встряхнул головой. Над залой тучей нависла гробовая тишина, в которой мгновением спустя раздался вусмерть перепуганный сип одного из Стражей:       — Пресвятые драконята…       Алексис услышал, как внутри Создателя начал нарастать рокот, обрывки кожи затрепетали над зубами. Глаза дракона распалились настолько, что стали абсолютно белыми. Никто и никогда не смел кидать что-либо в своего Бога и создателя. Никто и никогда не злил его прежде настолько. Теперь уже не имело значения, сколько в Дваине крови дракона — сейчас от него ничего не останется, даже души.       Алексис дёрнул цепью и ощутил по правую руку чьё-то незримое присутствие. Оглянувшись, он едва разглядел в полумраке призрачный силуэт полона. Дух с любопытством разглядывал цепи, а потом с аппетитом потянул из них магию. Магии было настолько много, что от полона начал исходить сначала мягкий свет, затем всё ярче. А Алексис почувствовал, что цепи стали хрупкими и их теперь легко разорвать. Чем демон и воспользовался, вложив в рывок всю силу.       Полон перехватил его руку. У инферно не было времени, поэтому он оглянулся на дух порывисто, готовый в случае чего схватиться и с ним, но добраться до Дваина прежде, чем это сделает Наэдар. Полон безмолвно проследил за проплывающим мимо огоньком, Алексису показалось, будто он слышит, как откуда-то далеко изнутри полона идёт шёпот: «Душ-ш-ши…» И демон понял его. Он действительно долгое время не ел душ, только потому что это не нравилось Дваину. Лесному нимфе непреодолимо хотелось, чтобы каждое живое существо имело право на жизнь. А под его категорию «живых существ» попадало абсолютно всё, будь это животное, травинка в поле или же блуждающая душа. Перестав питаться душами, Алексис стал стремительно терять не только магическую, но и жизненную силу, что делало его слабым, уставшим и бесполезным. Попытайся он сейчас защитить Дваина — они оба погибнут. Не только они, но и полон, и один из Стражей, в котором Алексис слишком поздно узнал Нааму. Сейчас было не до желаний Дваина, демону нужны были души.       Неистовавший дракон вцепился в камень когтями так, что он треснул и раскрошился. Набрав полную глотку пылающего бело-синим огня, Наэдар выплюнул всё это скопление в одного маленького нимфу. Что-то вскрикнув, первый Страж метнулся к Дваину и закрыл его собственным телом, сжав в объятиях, как в коконе.       — Горячо-то как! — взвыл Страж, чувствуя, как плавится под божественным огнём прочная кожа.       — Наама? — уставившись на уродливую зубастую морду Стража, обронил Дваин. Огонь иссяк, и Страж принялся активно дуть на гамадриаду, словно пытался согнать со спины обжигающий дым. Но тут, подтверждая догадку Дваина, его тело принялось меняться — уменьшаться, светлеть. Волосы стремительно росли; с головы слетел шлем, с грохотом ударившись о пол; с запястий упали наручи, явив всем цепи и связанные лентой пальцы. Дваин не успел опомниться, как смотрел уже на самого себя. Ишет Наама это понял то ли по потрясённому взгляду Дваина, то ли он всегда знал, когда меняется его тело, и оттолкнул от себя гамадриаду:       — Ну почему в тебя-то?! — досадливо взмахнул руками он. — Почему не в великого Наэдара, например?!       Костяной дракон эту идею явно не одобрял. Втянув в себя тысячи блуждающих душ, Наэдар выдохнул новую порцию огня. Прикрыть Дваина Нааме было больше нечем, поэтому он просто откинул дриаду в одну сторону, а сам бросился в другую. Воздух в зале быстро пропитался жаром, и внутри стало душно. Пятки обжигало огнём. Выдохнув весь огонь, Наэдар огляделся в поисках лесного нимфы. За пламенем он не заметил, где спрятался истинный светлый. С перевёртышем они пахли одинаково. Решив не заморачиваться выбором, Наэдар вновь принялся втягивать души. Но тут о хвост что-то царапнуло, и, забыв о дриаде, дракон оглянулся. Оставшийся настоящий Страж уже замахнулся для нового удара, руны на его мече ярко горели. Страж сопротивлялся замаху всем телом. За его спиной Наэдар увидел Алексиса, совершенно исцелившегося и очень злого, каким он Костяному дракону всегда нравился. Заклинание лунного безумства заставляло Стража нападать на своего Создателя против воли. Но Наэдар не понял, как Алексису удалось проникнуть в его сознание. Это не удавалось даже Высшим. Дракон с рыком отшвырнул Стража хвостом. Пролетев через всю залу, тот врезался в стену и повис на ней не очень живописной кляксой. А Наэдар, сшибая по пути колонны, бросился на Алексиса.       — Он его убьёт! — запаниковал дриада-перевёртыш, только Дваин не намерен был позволить этому случиться. Тёрн в этом месте его не слушался, но у него оставались ещё руки и ноги. А на полу возле дракона валялся меч и алебарда Стража.       — Да куда ж ты, идиот?! — вскрикнул Наама, когда Дваин сорвался с места и со всех ног побежал к дракону. Алексис рассказывал ему про Красного дракона. Про то, как Охотник обманом заманил его и убил. Дваин помнил: драконы уязвимы снизу.       Едва Наэдар настиг ирле и, казалось, деваться ему было уже некуда, вдруг морок растворился и вместо него дракон увидел полона. Не успел остановиться, прошёл сквозь прозрачное тело и с грохотом и треском врезался в стену.       — Полон! — никогда ещё Наама не был рад своему духу, которого когда-то вызвал по ошибке и который сжирал теперь всё на своём пути, зачастую отравляя перевёртышу жизнь.       Дракон пришёл в себя слишком быстро. Встряхнув головой, он развернулся как раз тогда, когда Дваин уже оказался у него под лапами и схватился за рукоятку меча обеими руками. Над головой дриады угрожающе нависла огромная когтистая лапа. И тут за руку его крепко схватили — Алексис. С ним было всё хорошо, и он выглядел даже лучше, чем в их первый день встречи. Душу Дваина затопила необъяснимая, тёплая радость.       — Уходим! — не дав ему даже обнять себя, рявкнул Алексис и потянул гамадриаду за собой. Опомнившись, Дваин упёрся и задержался, просунув рукоятку меча сквозь образовавшуюся щель в полу. Как раз в тот момент, когда на остриё опустилась лапа дракона. Наэдар взревел так, что затряслись стены.       Не теряя больше ни секунды, Алексис потащил Дваина за собой, по пути к ним присоединились полон и Ишет Наама, без передыха причитающий: «Я жив! Я жив! Я всё ещё жив!»       — Как ты здесь оказался? — на ходу спросил Алексис.       — Лучше тебе не знать, — заверил перевёртыш. Вряд ли демону ирле, имевшему в своих жилах кровь дракона, понравится, что Ишет Нааме пришлось убить маленького и наивного драконёнка, обмазаться его кровью и набрать её в амулеты, а полону предоставить на съедение его мёртвое тело. Это был сильный риск, но когда Наама услышал, что в Дваине есть несколько капель даже смешанной драконьей крови, позволившей ему беспрепятственно (пусть и бессознательно) пересечь Врата, эта идея зародилась в голове перевёртыша сама собой. Убивать пусть не выросшего ещё, но дракона — было страшно. Принимать облик Стража и проходить через Врата — ещё страшнее. А о том, что испытывал Ишет Наама, стоя прямо напротив своего Создателя, который мог раскусить в нём перевёртыша в любой момент, ему вообще было стыдно даже подумать. — Но круто я его, а? — тем не менее расплылся в самодовольной ухмылке Наама (которая лицу Дваина совершенно не шла — отметил Алексис). — Согласись, я вовремя! И вас второй раз уже спас, между прочим.       — Заткнись, — раздражённо бросил Алексис.       Залу позади затопил рёв дракона и осветил белый свет огня, что заставило беглецов усерднее работать ногами. Куда они бегут, никто не спрашивал: Дваин пребывал в состоянии глубокого шока, а Наама и без объяснений знал — к Вратам в верхний мир, названный именем их бога. Наэдар был единственным в Холде, чьё обиталище напоминало некое подобие замков в верхнем мире. Никто не рисковал спрашивать Создателя, почему он выбрал именно эту форму. Высоченные, в три взрослых дракона, стелы с высеченными в них рунами вбирали в себя магию, образуя из жилища неприступную крепость. Спрятанные за ними пещерные коридоры и залы извивались лабиринтами так, как нравилось Наэдару, чтобы психологически изводить провинившуюся жертву, прежде чем лишить её жизни, и так, чтобы осмелившийся своевольно нарушить его покой самостоятельно мог заблудиться и издохнуть. Здесь не встречалось никакой роскоши, в отличие от замков верхнего мира, но здесь таилась опасность и смерть. А также Врата в Наэдар. Врата, в которые имели право вступать лишь избранные Создателем, — для удержания равновесия в мире или для свершения воли Костяного дракона. Впервые Алексис вступил в них, чтобы доказать Создателю свою преданность.       Он был совсем мальчишкой, когда после инициации оказался здесь, в этом месте. Ещё не высохла кровь убитых им детей, как Наэдар на долгие годы заключил его в лабиринты этого замка. Алексис тогда едва справлялся с бродившими здесь мощными потоками магии, они терзали его тело, душу, но хуже всего — сознание. Алексису казалось, что он сойдёт с ума. Долгие годы в агонии, пока, наконец, Создатель не обратился к нему вновь. Сначала лишив его всяких чувств заточением, Наэдар принялся растить в нём ненависть: смерть, насилие, боль стали его верными спутниками, кровь алым шлейфом потянулась за ним. Пока Наэдар не показал ему Врата. Это был ещё один шаг на пути к Высшему — доказать преданность Создателю. И Алексис оказался в верхнем мире. Где его встретила Элириада…       Где прятались Врата, Алексис помнил как сейчас и изо всех сил тянул Дваина туда. Успеть, спасти его. Спасти того, кто вернул ему душу, чувства, его самого.       Внезапно коридор, в котором они оказались, сотрясся, сбив их всех с ног. Кроме полона, у которого ног не было. Алексис заметил, как стремительно побежали по стенам и потолку глубокие трещины, ещё меньше понравились Нааме посыпавшиеся осколки камней и пыль. Наэдар был готов на всё, даже разрушить собственное жилище, лишь бы не дать им добраться до Врат. Так же быстро их догнал очередной разъярённый рёв, а затем за несколько мгновений коридор заполнило полное магии, испепеляющее всё без остатка на своём пути белое пламя.       — Ногами!!! — взревел Алексис, вздёргивая Дваина на ноги за руку, а Нааму за шкирку. Огонь лизнул языками кожу, Наама видел, как раздулся в размерах полон, поглощая огонь и пряча от его губительного действа своего хозяина. Но бушевавшее пламя оказалось сильнее, быстро поглотив тёмного духа.       — Полоша! Мой полоша! — запричитал Ишет Наама, путаясь в ногах и тормозя их побег.       — Нового вызовешь! — гаркнул Алексис прежде, чем пол под ногами оборвался, а убийственный белый свет затопил всё вокруг.       Они успели.       Их вышвырнуло высоко над землёй. Алексис уже знал это место. Под ними синей лентой извивалась Ширак, а поросшие цветами поля пёстро мельтешили перед глазами. Небо вдали заволокло густым дымом. Земля приближалась очень быстро, но в этот раз Алексис оказался более собранным. Он не выпустил из рук Дваина, зато моментально забыл про Нааму. Перевёртыш не обиделся, его поглотил восторг от того, что он так жаждал видеть и увидел. Зелёно-пёстрый пушистый ковёр внизу, рассечённый жёлто-коричневыми тропами, извилистая река, мягкие облака и блестящее белое блюдце солнца. Даже воздух не такой — невесомый, сладкий, лёгкий. В груди скакнуло кульбитом. Ишет Наама уже протянул руки к земле — ужасно хотелось коснуться травы, — но внезапно он почувствовал, как они отяжелели. Потом плечи, а потом и всё тело. Цепи на запястьях тянули его назад, в Холд. Они не отпускали. Это было наказание Наэдара, приведённое в исполнение Арией.       Наама отчаянно вскрикнул, душу болезненно сдавило. Перевёртыш пытался ухватиться хоть за что-нибудь, но было не за что. И через миг Врата поглотили его.       Удерживая Дваина, Алексис всё ещё не верил, что они смогли спастись. Всё оказалось как-то… просто. И чувство тревоги никак не желало его покинуть. Но в ушах свистел ветер, трепал волосы, и Алексис знал, что это дышит Наэдар, а не Холд, а напротив на него смотрят терново-синие глаза Дваина. Вдруг гамадриада мягко улыбнулся ему, положил ладони на грудь и прижался к демону всем телом, прикрыв глаза. От этого стало так тепло, что умиротворение накрыло собой тревогу. Алексису стало хорошо. Они действительно сделали это. Они живы и в Наэдаре. Вместе. Больше никто не сможет им помешать.       В горле резко перехватило, сдавило, не позволяя дышать и стремительно заполняя лёгкие едким отравляющим дымом. Гарью. Дваин распахнул глаза и, оттолкнувшись от Алексиса, попытался сделать судорожный вздох, но тщетно. Становилось жарче, тело горело. Алексис сразу похолодел от ужаса, он же видел… Наскоро оглядевшись, демон поймал взглядом возвышающийся над землёй дым, чёрным коконом накрывающий собой небо. Лес. Лес горел!       Задыхаясь, Дваин весь сжался, чувствуя, как пламя сжирает всё внутри, как плавится кожа, как щиплет магия, отчаянно пытаясь бороться с повреждениями. Он за мгновение превратился в один сплошной ком невыносимой боли. Схватившись за лицо и задёргав ногами, Дваин истошно вскричал. Алексис, ощущая, словно он сам умер, будто сквозь толщу воды видел, как яркие языки пламени поглотили гамадриаду.       — Дваин!!! — Алексис не слышал своего голоса, но, наверное, он кричал, пытаясь дотянуться до нимфы. Он услышал его. Полными страха, боли и любви глазами посмотрел на инферно. Потянулся в ответ. И, так и не коснувшись даже его пальцев, рассыпался тысячами крохотных искр.       Алексис потерял себя, все мысли исчезли, всё исчезло. Перед глазами таяли только искры. В полной тишине и темноте.       Но…       Среди них вспыхнул золотистый шар — душа. Сквозь сознание стало доходить, что душа жива, она помнит его и тянется к нему. Её окружали длинные тела ловцов.       В себя привёл встряхнувший удар о землю, трава вместе с комьями земли разлетелась в разные стороны. Боли Алексис не почувствовал, она сейчас не имела никакого значения. Раскрылись крылья, и, оттолкнувшись от руин, в которые превратило поле его падение, рванул за Дваином. Слишком далеко. Душа извивалась и слишком быстро мелькала в воздухе, избегая цепких ловцов, но они были ещё быстрее. Десятки загоняли, один зашёл спереди, поймав и проглотив. После чего так же быстро растворились, унося добычу Арии.       Алексис не успел к ним даже приблизиться.