Закрытая библиотека. Ночь. Дыхание.

9 глава. — «…Мужчина жадно стремится к обладанию, женщина - предмет этих стремлений; это ее единственное, но зато исключительное преимущество. Мужчина, обуреваемый страстью, находится целиком под властью женщины, и та, которая не сумеет сделать его своим подданым, своим рабом, более того - своей игрушкой, чтобы потом со смехом изменить ему - такая женщина просто неумна. Чем больше предана женщина, тем скорее наступает отрезвление у мужчины, который незамедлительно превращается в тирана. Чем больше жестокой и неверной выкажет себя женщина, чем грубее она с ним обращается, чем легкомысленней играет им, тем сильнее разгорается сладострастие мужчины, тем больше он ее любит, боготворит. Для мужчины нет ничего пленительнее образа прекрасной, сладострастной и жестокой женщины-деспота». На следующей странице была картинка: призывно улыбающаяся женщина, закутанная лишь в темные меха и ничего более, сидела на оббитой синим бархатом тахте. Левой рукой она поигрывала хлыстом, а правая обнаженная нога небрежно опиралась на спину черноволосого мужчины, простершегося пред ней ниц, подобно рабу. А мужчина… мужчина явно кого-то напоминает. Он определенно красив, с резкими, но правильными чертами лица, с черными длинными волосами, с выражением беззаветной страсти в горящих мечтой обладания глазах, обращённых к женщине. Он совершенно точно на кого-то невероятно похож, но не стоит в этом признаваться. Желательно даже не думать об этом. Его черные глаза, кажется, плавят все вокруг. Рассматривая этот рисунок и проговаривая про себя последние прочитанные слова, Гермиона ощутила, как внизу живота неожиданно начал затягиваться горячий клубок. Пролистав несколько страниц, она нашла еще иллюстрации и еще, и еще. Как могли призрачно нарисованные картины, очертания мужских и женских тел, бесплотные, едва ли чувственные, взбудоражить ее ум? Рядом с длинными запутанными изречениями — наброски женских и мужских губ, глаз, будто только что нарисованные карандашом. Девушка бездумно провела пальцем по рисунку. И вправду, он был нарисован совсем недавно – на пальце гриффиндорки остался серый грифельный след. Кто же оставил в книге эти рисунки? Губы, прикасающиеся в поцелуе к другим губам, скользящие языками внутрь. Гермиона расстегнула пуговицу на рубашке. Еще какой-то текст, но невозможно сосредоточиться на нем, мысли текут в ином направлении. С каждой перевёрнутой страницей, с каждым увиденным наброском они становятся все определённее и настойчивей. Девушка нервно облизала сухие губы и порывисто вдохнула. Воздух вокруг внезапно стал горячим и тяжелым. Еще страницы, еще какой-то текст, еще иллюстрации и рядом с ними – чьи-то рисунки. Легкие наброски силуэтов мужчины и женщины, застывших в страстных объятьях, изящные мужские руки на женской талии, мужские губы на шее женщины. Вот уже и в висках стучит кровь. Гермиона не может понять, кажется ей или нет, будто позади кто-то почти незаметно дышит в затылок. Вот только оборачиваться совсем не хочется. И когда неизвестность становится невыносимой, а поднявшийся откуда-то страх готов захлестнуть девушку… - Мисс Грейнджер, - произносит бархатный, хриплый голос совсем близко от неё. Шепот профессора Снейпа. - Мисс Грейнджер… *** - Мисс Грейнджер… - звуки, проникающие будто сквозь слой ваты, внезапно становятся чёткими. Сознание проясняется, и недавно поднявшийся страх обращается ужасом. Девушка застывает в кресле как была: в полурасстегнутой рубашке, с раскрытой фривольной книгой на коленях. Боясь дышать, в полном замешательстве, гриффиндорка медленно оборачивается назад, молясь, чтобы это было неправдой. Но нет, в полумраке библиотеки она видит застывшее лицо профессора Снейпа, испуганно дёргается, пытаясь подняться из кресла и слабо пискнув при этом. Неловко вскочив, девушка, не удержавшись на затёкших в неудобном положении ногах, чуть не падает на ближайший стеллаж, чувствительно ударившись головой, и сползает на пол. - Черт, - шипит девушка, пытаясь растереть место ушиба. - Что вы здесь делаете, мисс Грейнджер, - зельевар пытается сделать голос строгим, но увидев, что девушка не в состоянии ответить, подходит к ней и едва сдерживается, чтобы не сделать шаг назад: Гермиона сидит на полу в расстегнутой рубашке, которая уже больше открывает, чем прячет, держась за голову и не обращая на него внимания. - Вы в порядке? – повторяет профессор, взяв себя в руки. - Почти, сэр. Вы меня напугали! - страдальческим тоном отвечает Гермиона, потирая висок. Наконец, она осознаёт, в какой ситуации находится. Во взгляде буквально плещется ужас, смешанный со стыдом. Опустив глаза, гриффиндорка, видит расстегнутую рубашку, открывающую отличный вид на её грудь, вспыхивает, порывисто пытается запахнуть одежду и, на сколько это вообще возможно, отворачивается, чувствуя, как к щекам приливает горячая краска стыда, а тело буквально сжимается от стыда, стремясь стать незаметным. - «Мерлин, какой стыд…» - проносится у неё в голове, пока дрожащие пальцы пытаются застегнуть пуговицы. Она буквально чувствует на себе колючий взгляд мужчины. Профессор же напряжённо думает о том, что, слава Мерлину, девчонка не заметила его взгляд в тот миг, когда она предстала перед ним с оголённой грудью. Она не видела, но он смотрел на неё, как завороженный, как заколдованный. В его взгляде можно было уловить долю чего-то нечеловеческого, долю странного потрясения, схожего с дикостью или безумием. Он жадно наблюдал за каждым её движением и при этом был готов сгореть со стыда, любопытства и сладкого, но такого запретного желания, растекающегося по телу. Ещё бы: на несколько мгновений грудь заносчивой гриффиндорки оказалась перед ним почти во всей своей красе! В другой ситуации, в другое время и в другом месте его, Северуса Снейпа, совершенно не задел бы вид девичьих прелестей. Он бы презренно фыркнул, а во взгляде отразилось бы раздражение и презрение. Он и сейчас подумал бы: «Пф, ну и что? Видел и получше…» или что-нибудь подобное. Ведь он не был ни извращенцем, ни подростком в период гормонального всплеска, глупо усмехающимся при виде подобной картины. Он и сейчас оставался бы невозмутимым, несмотря на все безумные мысли о ней, о Гермионе Мерлин-Её-Побрал Грейнжер, если бы не одна незаметная деталь. Которая все же не ускользнула от взора зельевара. Ох, лучше бы ускользнула, именно так он будет думать потом, потом, намного позже. Гермиона уже стыдливо отвернулась, отчаянно краснея, но перед глазами мужчины все еще стояла картина её полуобнажённой груди. Вздымающая грудь, гладкий черный шёлк бюстгальтера, изгибы тонкой талии, плоский животик. И родинка. Обычная, маленькая такая, милая родинка на левой груди. Все бы ничего, но… - «Иногда не так полезно помнить сны, да?», - ехидно отметил внутренний голос зельевара. Северус хотел просто закрыть глаза, чтобы ещё раз пережить отрывки снов, в которых к нему приходила она, Гермиона. В которых она извивалась в его объятиях, дрожала от его прикосновений к её лицу, к её тонкой талии, к её бедрам… И к её груди с маленькой милой родинкой с левой стороны. Он отчетливо помнил это. И в первом сне, и во втором – он помнил! Он видел, видел эту чертову родинку во снах! - «Клятая мелочь!… Нет, не задумывайся об этом, соберись, это несущественная деталь, всего лишь… нет… Нет… Нет. НЕТ! Это – совпадение. Это – твоя фантазия, Снейп. Не придавай этому особенного значения, не будь дураком, в этой ситуации нет ни намёка на что-то из ряда вон выходящее. Просто глупая девчонка засиделась над…над… книгами и ей… стало, может быть, жарко?»… – «Какая же я дура… - в это же самое время думала про себя девушка. - Поверила в свои силы, решила, что смогу справиться с Лилэй. Справилась… Дура! А еще и ОН тут появился!» - Гермиона взглянула через плечо на мужчину, все еще стоявшего позади и насмешливо смотрящего на нее. – Увидел меня…такой… Как мне теперь ему в глаза смотреть после такого стыда? Мерли-и-ин… Какого дьявола он тут забыл? Везде он: и во снах, и в реальности... Нет бы в библиотеке меня не донимать!». Вдруг девушка осеклась. А почему, собственно, она взъелась на учителя Зелий?! Он, так же как и она, имеет право находиться в библиотеке, тем более, это она допустила ошибку, снова взявшись за Трактаты. И потом… случилось то, что случилось. Сама Гермиона не совсем помнила, как оказалась в таком… кхм, полураздетом состоянии. И была почти уверена, что проклятая Лилэй была замешана в этом странном опьянении. - Итак, какого Мерлина вы здесь делаете, мисс Грейнджер? – послышался голос зельевара. Девушка резко обернулась, чувствуя, что к лицу с новой силой приливает краска стыда. - Я читаю книгу, сэр, - произнесла в ответ гриффиндорка, стараясь говорить как можно более невозмутимо. - Читаете книгу, - кивнул мужчина, нехорошо ухмыльнувшись. – Мне кажется, при входе в библиотеку ещё не повесили табличку с надписью «нудистская зона». К тому же, здесь не настолько жарко, чтобы скидывать с себя одежды при любом подвернувшемся поводе, как фривольная школьница. Зельевар, казалось, получал особое удовольствие, наблюдая за тем, как багровеет лицо девушки, как она сжимает кулаки в бессильной злости, смешанной со жгучим стыдом, и кусает губы. - О нет, погодите-ка! - картинно вскинул брови Снейп, театрально осматриваясь по сторонам. – Может быть где-то здесь спрятался мистер Уизли и ждет своего заветного часа? - Я… Вы… Да как вы… - В чем дело, мисс Грейнджер, вам даже нечего ответить? – елейным голосом поинтересовался профессор Снейп, чувствуя, что возникшая ситуация всё больше и больше нравится ему. Конечно же, он мог ограничиться суровой отповедью, снятием баллов, а потом просто отправить гриффиндорку в гостиную и уйти самому. Но… ведь он пришел сюда… За ней? Он всего лишь хотел узнать, куда она спешит. А в итоге что? – она в самом дальнем углу библиотеки, полураздетая, с книгой в руках, с той самой книгой… Мужчина стиснул зубы и сузил глаза, ещё внимательнее присматриваясь к девушке. Черт подери, как она была хороша. Её лицо пылало гневом, грудь вздымалась. Еще несколько мгновений назад он с замершим сердцем пораженно смотрел на девушку, сидящую на полу, ничего не понимающую, дезориентированную, потирающую висок. Зельевар заметил и запомнил каждый изгиб ее тела, каждый сантиметр ее кожи, открытой его взору. И эта… эта родинка, черт бы её побрал. Сначала он был так поражен, что не мог восстановить ход своих мыслей и привести эмоции в порядок. Неожиданность. Удивление. Бесстыдство, смешанное с постыдным вожделением. Кто же был более ошеломлен – он, Снейп, или она? Вновь посмотрев Гермионе в лицо, мужчина не сомневался более в том, что он и вправду видел её в своих снах. Её, настоящую, а не плод своего воображения. Она была сейчас такой же, как и во снах. Каждая веснушка на её лице, изгиб её губ, тень от ресниц – точь-в-точь. Но – как? Не было желания ломать голову над этим. Сейчас она была на расстоянии вытянутой руки. То ли её облик опьянял мужчину, то ли эта родинка – осознание того, что всё было …правдой? Ведь он никогда не видел Грейнджер…обнаженной. А может быть он и сейчас спит? А во снах ему дозволено больше, чем в скупой реальности… - Я могу связывать слова, СЭР, - отчеканила девушка, пылая от возмущения, но собрав в кулак всю доступную ей сейчас смелость. – «Как он вообще может так говорить со мной?! Я ничего плохого ему не делала, никогда, - проносились мысли в голове Гермионы. – А я почти влюбилась в него, пройдя через все эти сны, в которых он был таким… другим. Но я ошибалась. Это была просто иллюзия, сны – это не реальность». - И из-за этого еще больнее, - вырвалось с губ девушки, прежде чем она поняла, что произнесла это вслух. Мужчина прищурился. - Что вы имеете ввиду? Вам больнее связывать слова? - Нет, сэр, мне…это не относится к теме нашего разговора. Зельевар, подняв брови, усмехнулся и подошел к Гермионе ближе, с издевкой глядя на неё сверху вниз. Та демонстративно сложила руки на груди и ответила взглядом, полным отчаянной гриффиндорской смелости. - И не нужно… нависать надо мной, - выдохнула Гермиона, чувствуя, как её практически прижимают к стеллажу. «Вот же наглая девчонка!» - взвился внутренний голос, раздувая едва улёгшийся пожар возмущения с новой силой. - Я – ваш преподаватель, мисс Грейнджер. Я буду делать то, что посчитаю нужным, поскольку то, что вы здесь сейчас устроили – это недопустимо, - шипел Снейп, чувствуя, как медленно теряет контроль над собой. - Надеюсь, вы понимаете, что ваше вопиющее поведение вам дорого обойдётся? Для начала я снимаю с Гриффиндора десять баллов за хамское поведение, - зельевар минуту наблюдал за тем, как румянец возмущения сменяется бледностью бессильной злости. – И, раз уж вы всё равно не успеете вовремя вернуться в гостиную факультета, десять баллов за шатание по школе после отбоя. Итак, отвечайте – ЧТО вы здесь делали? - Я не буду объясняться перед вами, - упрямо прошептала девушка, уставившись в пол. Вернее, она хотела смотреть в пол, но в итоге стала рассматривать обувь профессора Снейпа. На явно не дешёвых туфлях были серебряные пряжки. - «Ничего так ботиночки, - пронеслось в голове гриффиндорки. – На драконью кожу, значит, мы не скупимся, да, сэр? Какой модник!» - последняя фраза была с явной издевкой. - Мисс Грейнджер… - ядом сочилась каждый звук. – Попрошу не отвлекаться на разглядывание пола, когда разговариваете с учителем. Гермиона испуганно вздрогнула и медленно подняла взор на мужчину. Глаза зельевара опасно блеснули в полутьме. - Значит, зря я вас щадил всё это время… - «Щадил?!» – мысленно поперхнулась девушка. - Потрудитесь объясниться, мисс Грейнджер, - продолжал настаивать зельевар. – Какого черта вы здесь делали обнажённой? - Я не была голой, сэр! – возмущенно воскликнула гриффиндорка, вновь заливаясь краской и нервно сжимая края опущенной поверх юбки рубашки. – Я читала книгу и…кхм, да вы правы, стало жарко… Простите, сэр, я повела себя крайне н-неразумно и м-мне очень жаль. - Мне тоже, - проскрипел Снейп, который за все время разговора так и не отодвинулся от ученицы ни на сантиметр. Он видел, как бьется жилка на её шее, как блестят её губы, как алеют её щеки, как искрятся праведным возмущением и стыдом её глаза. Как она нервно теребит края рубашки, которая еще некоторое время назад, полностью расстегнутая, едва ли не спадала с плеч юной гриффиндорки, такой нежной, молодой и пылкой. Медленно втягивая воздух, мужчина тщетно пытался удержать в своих легких сладкий аромат Гермионы Грейнджер. Он уже мало обращал внимания на то, что аромат был ему знаком. Но во снах он был ярче, он был более пряным и тяжелым, одурманивающим. Едва мужчина хотел спросить, что за книга так поразила гриффиндорскую зазнайку, как послышался тихий шорох и Снейп с Гермионой резко обернулись на звук – мужчина надеялся, что это не мадам Пинс, девушка, наоборот, отчаянно желала, чтобы это была библиотекарь. Шорох исходил с кресла, в котором ещё недавно сидела Гермиона. Взглядом приказав девушке стоять и не двигаться, иначе плохо будет, мужчина направился к креслу, которое они двое, в порыве разбирательств, оставили без внимания. Но в кресле ничего не оказалось, кроме книги, которую читала гриффиндорка до прихода зельевара. Мужчина потянулся за книгой, но не успел – Гермиона сорвалась с места и почти вырвала фолиант из рук своего преподавателя. Прижав книгу к груди, девушка, зажмурив глаза, произнесла: - Сэр, это… личное, простите, - она знала: если он увидит обложку, то сразу узнает ту самую книгу, которую он оставил когда-то на столе в библиотеке. А она, Гермиона, взяла её почитать и… и началось. И если он узнает, то как отреагирует?! Ведь от него можно ожидать чего угодно. - Книгу, - требовательно произнес зельевар. – Дайте взглянуть. Сейчас же. Несколько долгих минут длилась молчаливая битва – изничтожающего, жалящего взгляда Снейпа и отчаянных, блестящих от подступающих слез глаз Гермионы. Наконец, зельевар победил. Девушка сдалась и дрожащими руками передала учителю фолиант. Выхватив книгу из рук гриффиндорки, мужчина небрежно взглянул на обложку. Сердце пропустило удар и ухнуло куда-то вниз. В руках мужчины лежал Трактат Лилэй. Верхняя губа мужчины дернулась то ли от презрения, то ли от полного поражения. - Откуда? – послышался тихий и угрожающий выдох. Девушка побледнела и, сжавшись, начала медленно отступать назад, пока не упёрлась в стену. Быстро оглядевшись, Гермиона обнаружила, что из простенка между двумя стеллажами выход был только один, и загораживал его профессор Снейп. Мысли безнадежно роились в голове, как стая отчаявшихся ос. Мужчина, не сводя взгляд с книги, открыл её и, перевернув несколько листов, сглотнул. Девушка явственно видела, как двигается его кадык, как трепещут крылья тонкого носа. Она не знала, какой реакции от него ожидать. Ведь он читал эту книгу… А если он читал её, то… По телу девушки пробежала горячая волна стыда, смешанного с волнением и ужасом. Он знал её содержание, непристойное содержание… вопиющее и такое… - Откуда, мисс Грейнджер? – зашипел Снейп, так и не дождавшись ответа от гриффиндорки. Та вздрогнула и, сжавшись, произнесла заплетающимся от страха языком: - Я взяла её в библиотеке, сэр. - На кой черт? – Снейп был взбешен, но девушка не знала причины этому. Она не понимала, с одной стороны, зачем он продолжает её держать здесь, почему не может просто снять еще с десяток баллов и отправить на отработку? Это же в его стиле… С другой же стороны, девушка понимала, почему он продолжает её мучить. Но, несмотря на всю эту щекотливую ситуацию, Гермиона не хотела, чтобы он просто швырнул её на растерзание Филчу. Она хотела побыть с ним наедине, сейчас, так неожиданно, в полутьме, столько, сколько это было бы возможно. Сердце гриффиндорки радостно сжималось при виде зельевара. Девушка знала, почему. После всего, что произошло, после вереницы странных, но ставших такими желанными, снов, она чувствовала, что привязана к этому мужчине. И что, хоть это её и смущало некоторое время, ей казалось, он стал ей ближе, роднее. Будто бы между ними установилась некая, ставшая нерушимой, связь. Гермиона была почти уверена в том, если протянет ладонь к зельевару, коснется его кожи, ткани его мантии и сюртука, его волос, то это не будет для неё чем-то новым. Сколько раз она пробовала на вкус его губы, сколько раз она вдыхала пряный аромат его волос… Сколько раз скользила по ткани его одежды, ощущая под ней сильное и горячее мужское тело, сколько раз рисовала неведомые символы влажным языком на его прохладном теле, соленом от ночного пота … Столько раз, что она уже не думала, она знала эти и вкус, и запах, и прикосновения. Гермиона была почему-то уверена, что это все было на самом деле, несмотря на то, что в данную секунду такая интимная близость с Мастером Зелий вызывала у неё дрожь в коленках. Возможно, гриффиндорская староста была в чем-то самонадеянной, но даже под пытками она бы не отказалась от правдивости своих ощущений. Она и правда была с профессором Снейпом по ночам, хоть и сама старалась об этом лишний раз не вспоминать, вдруг зельевар прочтет её мысли?! - Простите, сэр, - вскинула голову Гермиона, стараясь перебить страх напускной гордыней. – Но почему я не могу читать эту книгу? - Мисс. Грейнджер. – он обращался к ней, как к умалишенной, произнося почти по слогам. – Я. Ваш. Учитель. И я имею право контролировать литературный интерес студентов. - Не вижу связи, профессор! - огрызнулась девушка. – Эта книга не из Запретной секции, её можно читать, СЭР! - Минус двадцать баллов с Гриффиндора за пререкания с преподавателем, - прошипел мужчина, подходя вплотную к девушке, все еще сжимая в руках открытую книгу. – Я знаю, что эта книга не из Запретной секции. - Тогда чего вы от меня хотите? Еще извинений? Еще объяснений? Или еще снять баллы? Я ведь все уже сказала, сэр. Отпустите меня, - последнее предложение самой Гермионе показалось уж слишком жалким, отчего ей стало противно от самой себя. Но Снейп не шелохнулся. Он просто нависал над ней, глядя то в книгу, то на девушку. Гермиона сжалась под его тяжелым взглядом. Он молчал и молчал. Его тонкие длинные пальцы напряженно сжимали фолиант. Гриффиндорка старалась не смотреть ни на зельевара, ни на книгу, но все равно улавливала боковым зрением призрачное шевеление обложки. - Чего я от вас хочу… - послышался тихий голос мастера Зелий. – Чего же я от вас хочу… - мужчина усмехнулся и втянул сквозь стиснутые зубы воздух. – От вас много чего можно хотеть… Слова успели сорваться с губ прежде, чем Снейп осознал, что он только что произнес. На мгновение он застыл в смятении, заметив, как меняется лицо девушки. - Отпустите меня, сэр, пожалуйста, - прошептала она. – Я просто увидела, что вы оставили эту книгу на столе и просто хотела отнести её обратно на полку, но из любопытства решила посмотреть, о чем она.. - О да, в этом я не сомневаюсь, особенно в том, что вы открыли её из любопытства, - протянул Снейп. Он медленно отошел от гриффиндорки и мановением палочки отправил фолиант на нужную полку. Проводя взглядом улетающий во тьму «Трактат», мужчина вернулся к девушке, которая следила за каждым его движением. В глазах зельевара что-то блеснуло и он, внезапно криво ухмыльнувшись, спросил: - И давно вы читаете данную литературу? – и прежде, чем Гермиона успела ответить, он добавил: - Если будете лгать, то я сам взгляну на ваши мысли. - Вы не посм… Я… всего неделю, сэр, - медленно произнеся эту ложь, девушка опустила глаза, чувствуя на себе жесткий взгляд зельевара. Она не могла сказать ему правду, иначе он узнает…узнает, что и все остальные книги, прочитанные им, читала и она. О том, как воспримет правду Снейп, девушке оставалось только гадать и думать о самом худшем. - Какая прелестная ложь, мисс Грейнджер. - Я не… - хотела противиться натиску Гермиона. В ее глазах появился страх. До этого странного столкновения с профессором в библиотеке Гермиона не раз представляла себе сцены встречи с ним. Сцены, схожие с её снами. Но сейчас, когда она оказалась в такой ситуации, наедине с желанным человеком, в той самой ситуации, о которой давно мечтала, гриффиндорка испугалась. Нет, она не была трусихой, и это каждый знал. Она ждала подобного момента, но оставшись наедине с профессором, смелость гриффиндорки тут же испарилась. Именно сейчас, когда она поняла, что Снейп не собирается с ней шутить и уж тем более церемониться. Она не знала, что с ней может сделать рассерженный профессор. Он увидел её без рубашки, читающую ту самую книгу, которую он сам читал несколько недель назад. Что он может подумать? И что он подумал о ней? Гермиона не знала, что делать. Она мучительно ждала, чтобы он просто снял еще баллы, отправил ее на отработку, даже к Филчу. Пусть. Только пусть не смотрит на неё так, и не стоит так близко. Её чувства к нему, старательно взрощенные Лилэй, не нужно открывать кому бы то ни было. Особенно, ему – профессору Снейпу. Слишком больно и унизительно будет видеть холод в его глазах, слышать яд его слов. Поэтому всё должно быть тайной. Даже если соблазн велик. Даже если его кожа так и манит прикоснуться, так и манит приласкать и утопить в своей нежности. - Что вы «не»? - Я не лгу вам, сэр, почему вы не можете прос… - Довольно! Сейчас мы, - произнес Снейп и вытащил палочку, - узнаем, кто же был прав на самом деле. - Сэр, пожалуйста, вы не имеете права… - Лучше молчите, Грейнджер, – отрезал профессор. – Посмотрите на меня! В тишине закрытой библиотеки прозвучало четко произнесенное заклинание, и на мгновение стеллажи поблизости осветил легкий свет. Большой зал, гриффиндорцы, объедающиеся пуддингом и маковыми булочками. Какие-то светлые дома, окруженные живой изгородью. Немолодая женщина, с улыбкой обнимающая Гермиону. Гермиона, идущая с Уизли и Поттером по берегу Черного озера. Ремус Люпин, превращающийся в оборотня и чьи-то сдавленные крики. Ужас на лице гриффиндорки. Неуклюжие объятия Виктора Крама. Настойчивый Рональд Уизли, припирающий девушку к стенке и почти требующий от нее согласия на свидание. А затем – он сам, Снейп, сидящий за столом в Библиотеке, читающий ту самую книгу. Гермиона, в полутьме читающая Трактат. «Он хороший, мадам Лилэй, - тихий задумчивый голос Гермионы. – Он много пережил, поэтому его отношение к миру и к людям не удивляет меня». Седая женщина с улыбкой кивает. «Кажется, я начала понимать его так, как не понимает, наверное, никто. И от этого мне тепло на душе. Потому что теперь он для меня – не просто кто-то». …Темная деревянная дверь открывается со скрипом, пропуская в красноватую полутьму. Небольшая комната с окнами, закрытыми бордовым тюлем. Посредине комнаты – огромная кровать с тяжелым красным пологом. Из-за него слышны тихие чьи-то голоса. Полог приоткрыт и перед взором зельевара возникает он сам, лежащий на кровати. - Позволь мне быть с тобой, - слышится тихий голос Гермионы Грейнджер, обнимающей лежащего на кровати мужчину. – И я не покину тебя никогда. - Реальность и сон – это две разные вещи, - слышит мужчина свой собственный голос. - Так и есть. Но если ты выберешь… Внезапно все вокруг начинает мерцать и расползаться на частицы. Голоса начинают глохнуть. Воспоминание блекнет и медленно рвется, будто девушка, наконец, пытается защитить свой разум от вторжения… Комната с кроватью и лежащими на ней Северусом и Гермионой начинает исчезать. До Снейпа долетают обрывки слов Гермионы, перед тем, как показать ему лишь пустоту. - Если выберешь… то… ты поймешь… в реальной жизни… вместе… если захочешь… примешь. «Он для меня не просто кто-то»… Перед глазами зельевара забегали искры, голова немного кружилась. Сердце мужчины колотилось, а кровь приливала к щекам, сознание мутилось от увиденного. Автоматически потерев глаза, мужчина услышал тихий всхлип и тут же отнял руки от лица. Он вновь был в библиотеке. И осознание того, что он сделал, сжало его горло. Он не должен был залезать в разум ГермионыГрейнджер. А теперь – он смотрел на нее тяжелым взглядом, в котором можно было прочесть раскаяние – она стоит, вжавшись в стену и плачет. - Как вы могли… Вы… вы… - Мисс Грейнджер, я… - на мгновение Снейп замялся. – Я хочу извиниться перед вами. – Она наверняка и не представляла, чего ему стоило сказать эти слова. Но девушка молча проливала слезы и не ответила. - Мисс Грейнджер… послушайте... пожалуйста… - Да?.. – её голос был хриплым от слез, отчего сердце зельевара неприятно кольнуло. - Ударьте меня. - Что?... – она тотчас же подняла красные заплаканные глаза на мужчину, чьи глаза тоже блестели, но не от слез, а от странного состояния, накрывшего разум зельевара. - Ударьте меня, мисс Грейнджер. - Я не… - Сделайте это, я требую. Иначе – пятьдесят баллов с Гриффиндора. Сглотнув, девушка отерла слезы и, несколько мгновений помявшись, спросила: - А…а куда? Мужчина хрипло рассмеялся. - Куда угодно, только в пределах разумного, конечно. Подняв дрожащую ладонь, девушка сжала губы, подошла поближе к зельевару и, размахнувшись, залепила ему звонкую пощечину. Длинные коготки задели кожу Снейпа, оцарапав её. - Нехило, - зашипел зельевар, морщась от боли. - Простите, сэр, я не хотела, ведь… - прошептала Гермиона и, не думая о том, что делает, приподнялась на цыпочках и машинально прижала свою ладонь к ушибленной щеке Снейпа. Прикосновение нежной, немного влажной от слез и теплой ладони было таким же внезапным, как электрический разряд, но он не отшатнулся. Он посмотрел на неё холодным взглядом, который начал предательски таять под воздействием её извиняющихся глаз, еще хранящих слезы недавних слез. - Ничего… - тихо и медленно сказал зельевар. – Я же сказал вам сделать это… Гермиона кротко улыбнулась, но её улыбка тут же погасла, когда она поняла, что все еще касается щеки профессора. Едва гриффиндорка хотела отдернуть свою ладонь от лица мужчины, как тот легко накрыл её своей и не позволил убрать. - И какого же черта я делал в ваших воспоминаниях? – спросил Снейп так просто, будто бы они сейчас сидели и пили чай с мармеладом, как старые знакомые. - Это были сны, сэр. - Но я их тоже… - мужчина оборвал сам себя на полуслове и почувствовал, как его лицо заливает густой румянец. - «Я читал эти книги, она читала эти книги. Мы видели одни и те же сны. Я помню её запах, вкус… и... эта родинка на груди…». - Вы их тоже…? – глаза Гермионы заблестели, но уже не от слез. Если бы мужчина мог слышать, как быстро бьется её сердце, как пенится её кровь от осознания того, что все эти сны были не просто снами. Девушка задрожала всем телом. Сердце так и выпрыгивало из груди. - «Мерлин, Мерлин, Мерлин…». Гермиона едва сдерживала себя. Она чувствовала, что её разум с каждым вздохом, с каждым вдохом пряного аромата зельевара, пьянеет и теряет контроль. Между тем, то же самое происходило и со Снейпом, который тщетно боролся со своими эмоциями. Несколько коротких мгновений два разума боролись с нахлынувшими чувствами, тягучими, словно мед. И в какой-то миг ожидание стало невыносимым, горячие пальцы едва прикоснулись к щеке. Очарование длится, и вот двое поражённо глядят друг на друга, словно видят впервые в жизни. Зельевар не понимал, как это произошло. Словно минутное затмение, словно кто-то или что-то предоставило ему наконец долгожданную свободу действий. Прикоснуться к Гермионе. Не во сне. Наяву. До неприличной дрожи в коленях боясь, что она отшатнётся. Но она не отпрянула, не убежала с криками, её лицо не исказилось от отвращения и презрения. Она, Гермиона Грейнджер, несносная гриффиндорка, которая и дальше должна была раздражать его по обыкновению, а не сводить с ума своей нежностью. А сейчас она стоит так близко к нему, прижав свою ладонь к его щеке. А он же, в свою очередь, дрожащими пальцами гладит её по подбородку. Она медленно тянется к нему и что-то ищет в его взгляде. То ли согласие, то ли одобрение её действий. Но едва её губы чуть приоткрываются с тихим вздохом, он отступает, отнимая руку от лица. - Грейнджер, вы… Но она не дает ему закончить, она слишком опьянена, чтобы воспринимать все так, как раньше. Её губы… Они оказываются слишком нежными и сладкими на вкус, но такими знакомыми. - «Что же ты делаешь, нахальная девчонка? Что позволяешь себе? Какого черта ты лезешь?... Идиотка.. Ненормальная… Боги… как же прекрасна…» Она отчаянно прижимается к нему, и вот уже мужчина не в силах бороться со своими желаниями. Она слишком хороша. Он чувствует сквозь сюртук тепло её тела. Ощущает, как под тонкой тканью школьной рубашки вздымается её грудь, как он сам покрывается горячей испариной, а кровь приливает лишь в одно место. - «К черту», - возникает дерзкая мысль, с которой мужчина тут же соглашается и медленно отвечает на поцелуй. Целовать её – сладко. Затуманенный чувствами мозг откуда-то выдёргивает сравнение с цветочным мёдом, мимолётное и даже банальное. Едва не задыхаясь от внезапной пьянящей радости, мужчина отрывается от губ девушки и спускается ниже, желая исследовать каждый миллиметр нежной шеи. В полумраке слышен шумный выдох. Гермиона отчаянно пытается скрывать накатившее нетерпение, которое причудливым образом мешается со смущением. Пальцы совершенно не слушаются, но вот рубашка совместными усилиями расстёгнута и снята, следом за ней – бюстгальтер, абсолютно лишний и раздражающий. Мужчина продолжает ласки, стремясь прикоснуться к груди. Девушка сдавленно застонала, ощутив, как он ласкает её грудь. Оторвавшись на мгновение, мужчина облизал губы и, погладив пальцем родинку на груди девушки, осторожно приласкал языком уже затвердевший сосок. Девушка прикусила губу и всхлипнула, чувствуя, как горячий клубок внизу живота сладостно тяжелеет. Наслаждаясь происходящим, она думала о том, как, должно быть, возбужден зельевар. Мужчина продолжал избавлять её от одежды. Она совсем не помогала раздевать себя - разве можно портить ему удовольствие? Она была податлива, послушна и одновременно чувственна и страстна. Вот она уже раздета полностью, а от томных ласк колени готовы подогнуться. Впрочем, коротким взмахом палочки Северус превращает кресло в достаточно широкий для двоих диванчик и укладывает Гермиону прежде, чем она окончательно потеряет контроль. Ещё несколько заклинаний - защитных и заглушающих. И начались ласки. Повсюду. Сверху донизу. Ничего не пропуская. Медленно, мучительно долго. А Гермионе так хотелось поскорее заняться любовью, ей так хотелось, чтобы он освободился от этого тесного сюртука и брюк, чтобы его горячее тело обожгло её кожу. Как же она хотела почувствовать его всем телом, всей душой. Чтобы он наполнил её, чтобы сны повторились в реальности, доказывая ей то, что она ничего не придумала. Девушка возмущенно всхлипывала, пытаясь выровнять дыхание, но зельевар не позволял ей прийти в себя, лаская её податливое, манящее тело. - Нечестно… - выдохнула она, задыхаясь от ежесекундных стонов. Удивленный изгиб брови, тихое хмыканье и новая порция ласк. - А как же честно? Гермиона не ответила, а протянулась к пуговицам сюртука, к пряжке ремня, стремясь непослушными руками справиться к этими преградами её удовольствия. - Так – честно. Вы меня раздели, а сами… - Гермиона, на мгновение пришедшая в себя, смутилась от того, как глупо и по-детски звучит её обвинение в сторону мужчины. Но тот лишь накрыл её губы своими, позволяя гриффиндорке разобраться с его одеждой почти самостоятельно. Справившись наконец с его брюками, девушка ощутила, как его пальцы нежно, но настойчиво ласкают её ягодицы, стремясь к заветной цели, и его изящный палец, расширяя узкую, пульсирующую от нетерпения расщелину, устремился в глубину женского естества. Мужчина властно впился ее губы и пил, пил из этого пьянящего источника… Гриффиндорка постанывала, совсем не понимая, откуда эта сладкая боль: палец ли, страстно мучающий ее, или рот, душащий каждое движение, каждый вздох, жадный рот, почти что пожирающий её. Извиваясь в сильных руках зельевара, наконец, показавшего себя истинного, девушка не могла отбросить мысль о мужском достоинстве, которое она, освободив от брючных оков, держала в руках – восхитительном, сильном, пылающем от нетерпения. Гриффиндорка старательно отбросила все мысли, смущение и мимоходом возникшую неловкость: она не могла терять своё время на раздумья – ОН был перед ней, рядом с ней, отдавался ей сполна и желал взять что-то взамен… И, наконец, когда Гермиона не могла больше сдерживать своё желание быть с любимым мужчиной еще более близко, её, наконец, пожалели… Девушка, истекая своими терпкими природными соками, почувствовала между дрожащих ног то мощное и упругое прикосновение, которого она так сильно ждала.