Закрытая библиотека. Ночь. Дыхание.

10 глава. Наступило прохладное утро. Крохотные пташки, сидящие на ветвях Гремучей Ивы, сонно ворочались и осторожно шевелили крылышками. Ветер шевелил деревья в Запретном Лесу и распахнутую форточку в гриффиндорской башне. Солнечные лучи освещали Большой Зал, кабинеты Чар и Трансфигурации. Подбирались к небольшим окошкам, имеющимся в комнатах Подземелий. Хогвартс просыпался и лениво позёвывал, вступая в новый день. Кто-то сонно ворочался и в заваленной несколькими толстыми одеялами кровати Северуса Снейпа. С сонным пыхтением скинув наконец с себя одеяла, профессор зельеварения нехотя уселся на кровати и, почесав за ухом и зябко передёрнув плечами, несколько раз сладко потянулся и зевнул. Затем, опустив ноги в домашние туфли и накинув халат, мужчина отправился в ванную, где какое-то время рассматривал своё сонное и потому изрядно помятое лицо. Губы сами расплылись в мечтательной улыбке, которую зельевар долго не мог убрать – она просто напросто снова появлялась. Вот это сон ему приснился! Мужчина помнил всё до мельчайших деталей. Как будто он следил за Грейнджер, а затем обнаружил её полуголой и читающей ту самую книгу… А после этого… Губы вновь расплылись в счастливой, хоть и глуповатой, улыбке. Они снова занимались любовью. И все было вновь таким реалистичным. Мужчина в сотый раз поблагодарил себя за отменную память, позволяющую ему помнить каждую деталь своих снов. Ах, эти детали… Мягкие каштановые волосы девушки, её сладкие губы, молящие о поцелуе, её нежные упругие бедра, её кожа, просящая прикосновения, юная плоть, такая манящая и такая волнующая. Её девственн… Стоп. Мужчина перестал улыбаться и озабоченно нахмурился, припоминая прошлые сны. Что-то здесь было не так… В прошлых снах, когда они занимались любовью, девушка девственницей точно не была. Но тогда какого Мерлина это обнаружилось в этот раз? Мужчина почесал затылок в задумчивости. - «Хотя, это же сны. В них все может меняться по прихоти твоего воображения…» - «Значится, возжелал юную и неопытную девственницу?» – хихикнул противный внутренний голос. - А чего их желать? – отмахнулся Снейп, ощупывая подбородок и прикидывая, пора уже бриться или можно подождать до завтрашнего утра. – Материк по имени Гермиона Грейнждер наверняка уже был открыт рыжеволосым Колумбом Уизли. - «Ой ли?! Вот же сорокалетний двоечник! – противно прокомментировал внутренний голос. – А Колумб ли открыл тот материк?» Мужчина презрительно фыркнул, несмотря на то, что голосок был прав. Только вот на совсем другое намекал внутренний голос Снейпа. - «Совсем скиснешь со своими зельями! Вот к примеру: дважды два - это сколько?» - «Спроси у Грейнджер, - мысленно ухмыльнулся Снейп. – Я же сорокалетний двоечник». Мужчина пребывал в совершенно несвойственном ему настроении, которое причудливо колебалось где-то между острой необходимостью признаться гриффиндорке в любви и торжественным сожжением мира сумасбродным изобретением магглов - водородной бомбой. С такими смешанными чувствами зельевар и вышел из ванной. Критически оглядев бардак, который царил на кровати, а в особенности «горные хребты» из нескольких одеял, выглядевшие весьма солидно под низкими сводами его комнат, Северус задался вопросом, как это вообще могло получиться. Впрочем, не успев толком удивиться, мужчина припомнил, что ночью было довольно прохладно. Решив, что он спросонья призвал разом слишком много одеял из шкафа, зельевар продолжил не спеша одеваться, одновременно вспоминая мельчайшие детали последнего сновидения. С замиранием дыхания мужчина прокручивал в голове сцены любви, которые, казалось, длились вечность. Каким же было бесстыдством с его стороны вновь вспоминать эти сны, желая их повторения. Мужчина понимал, что его непонятное чувство к девушке, его студентке не выйдет за пределы его воображения и снов. Так что ничего зазорного в том, чтобы помечтать о ней, увидеть её во сне, он не находил. Во всяком случае, пока. Тем более, что сны удовлетворяли его желания… Но нет, если задуматься, едва ли в достаточной степени. Уже давно Северус миновал тот возраст, когда желание может успешно питаться исключительно фантазиями, не подкреплёнными реальностью. Взрослый мужчина, переживший утрату возлюбленной, чётко осознающий собственную вину, по целому ряду причин одинокий, скучающий по простому человеческому общению, не отравленному условностями и подозрениями… Во сне он не был поставлен в столь жёсткие рамки – оживал, становился тем самым страстным Северусом, который однажды решился признаться Лили Эванс в любви… а после был отвергнут и его поглотила тьма, до недавнего времени. А теперь Гермиона, эта маленькая задавака Грейнджер, каким-то невообразимым образом раскрыла тайники его души, позволила хотя бы приоткрыть его истинное лицо, которое он так тщательно скрывал столько лет. Она… Девушка в его руках была такой нежной, сладостной и податливой. Она что-то шептала ему и тихо постанывала. Когда, наконец, они оба, обессилев, рухнули на диван в Библиотеке, всё вокруг них начало меняться. Стеллажи начали исчезать, будто проваливаться в темноту. Затем из ниоткуда пришел свет, и когда глаза привыкли к свету, то двое увидели, что находятся посреди некоего хрустального храма из-под небесно-голубого купола которого сквозь витражи струился теплый свет. И оба в одно мгновение услышали голос. - «Наконец, мы подошли к концу, - этот голос был знаком и Гермионе, и Северусу. – Я счастлива, что вы прошли весь путь, от начала до конца. Итого – еще один мой эксперимент пройден». Седовласая женщина вышла к ним и мягко улыбнулась, будто бы знала их много лет. - «Поздравляю, и даю вам возможность вспомнить. А так же, небольшой подарок… Благодарю за сотрудничество, Гермиона и Северус, это неоценимый вклад в науку о магической психологии!» Вспомнив этот момент, мужчина совсем растерялся. Северус не мог сообразить, какое отношение в происшедшему имеет эта женщина, однако, он знал, кто она, и от этого ему становилось не по себе. Седоволосая дама уже приходила в его сны, где хотела от него непонятно чего. В том сне он был связан, а она ему говорила что-то… что-то, чего он уже и не помнил. А потом… Потом-то и начались эти странные сны с Грейнджер. Но почему раньше он ничего не помнил? А если и помнил, то почему не придавал значения? Мужчина не мог ответить ни на один заданный вопрос. Он лишь продолжил вспоминать, чувствуя, что совсем скоро он может лишиться этих воспоминаний. Одно мужчина знал точно – это еще одна игра Лилэй. Раньше зельевар не воспринимал всерьез ни Леону Лилэй, ни магическую психологию. Последнюю он считал глупой лже-наукой магглов, а саму создательницу данного течения – безрассудной женщиной, у которой наверняка были очень большие проблемы с головой. Женщина во сне говорила о каком-то эксперименте, но касается ли это реальности? Возможно, она решила, что влезать во сны людей – это забавно… Снейп помнил, что лишь однажды Альбус Дамблдор упомянул Лилэй – он считал её гениальной волшебницей, использовавшей свои, несколько нестандартные методы, которые она не раз применяла и во время преподавания, и в ходе своих исследований. А возможно, продолжает свои сумасбродные эксперименты и до сих пор. Вспоминая странную притягательность и магическую силу тех самых книг Лилэй, мужчина медленно прошел до постели, сел на неё и задумчиво прикусил губу. Всё сходилось. Нестандартные методы Лилэй, подозрительная магия книг. Несомненно – старуха Лилэй заколдовала книги, и теперь они хранили в себе сильную магию, которая и повлияла на Снейпа. - «И как я мог быть таким идиотом? – мысленно отругал себя мужчина. – Даже школьник бы догадался… Всё это – сны и … Грейнджер…. Всё это было лишь иллюзией, навеянной книгами». Почувствовав облегчение и горечь одновременно, зельевар раскинулся на кровати, бездумно глядя в потолок. Искушение проваляться в кровати, предаваясь невесёлым размышлениям о Гермионе и своих чувствах было крайне велико, но всё сильнее подступающие тоску и горечь практически свело на нет лёгкое движение, которое он ощутил под грудой одеял. Сначала профессор решил, что ему показалось, но нет, кто-то или что-то несомненно находилось в его кровати. - Черт! – мужчина вскочил, как ужаленный с кровати, едва не запутавшись в свисающем балдахине. Лихорадочно ища глазами палочку, Северус отступал от кровати, не совсем понимая, что вообще происходит. На его памяти никто и ничто не проникало в его апартаменты. А уж чтобы пригреться среди одеял на ЕГО кровати!? Это было не просто возмутительно. Это было неслыханно! В голове пронеслись сотни мыслей – от заплутавшего домовика до василиска из Тайной Комнаты. Наконец, увидев искомое на полу под стулом, мужчина, не спуская глаз с одеял, которые уже перестали шевелиться, поднял палочку и направил на кровать. - Вингардиум Левиоса! – и одеяла одно за другим начали лениво подниматься и расползаться в стороны. Рука зельевара дрогнула, когда одно из одеял отодвинулось, открывая взору тонкие пальцы. Затем запястье, локоть и плечо… Несколько каштановых локонов… Палочка со стуком упала на пол. Одеяла уже успели разъехаться, открывая взору профессора Зелий неизвестного кого-то, проникшего в его апартаменты. Лежа на животе, немного поджав правую ногу, прикрыв лицо густой и взъерошенной россыпью каштановых волос, Гермиона Грейнджер тихонько и совершенно безмятежно посапывала. Даже исчезновение одеял не потревожило её сон. Из одежды на ней был только тоненький браслет. Чувствуя, как бешено стучит в ушах кровь, зельевар на несколько мгновений обратился в истукана, а затем шагнул к кровати, намереваясь прикрыть бесстыдно оголенное тело юной гриффиндорки. - «Прекрати, прекрати, прекрати, Снейп!». Но пальцы, вдруг ставшие такими неловкими, самовольно прикасаются к её обнажённой коже, так и ухватив одеяло. - «Прекрати … Снейп… ». Кажется, она пахнет спелыми яблоками. Потрясающий и сладкий аромат. И кожа её такая же, как и во сне: нежная персиковая, зовущая попробовать на вкус. Пройтись языком по линии груди, до беспамятства, до дрожи… Заставив её тяжело вздыхать и покрываться пряной испариной там, куда его пальцы скоро доберутся и заставят маленькую гриффиндорку умолять о пощаде. - «Прекрати …». А что, если сделать это прямо…сейчас?! Она перед ним – во сне или наяву? – как запретный плод, наконец упавший прямо в руки. Стоит лишь сделать первый шаг, он уже сделан – рука лежит на её талии, поглаживая её, теплую и нежную. Вперед, Снейп, не трусь… - «…». Старательно сопротивляясь искушающему внутреннему голосу, Северус продолжал осторожно касаться талии спящей девушки. Вдруг Гермиона пошевелилась и профессор с ужасом осознал, как это выглядит со стороны: он сидит на своей постели, почти лаская свою ученицу. Обнажённую ученицу. И не может, не хочет остановиться… Гермиона пошевелилась, слегка изменив позу, распрямила ногу, но не проснулась, а лишь устроилась поудобнее и притихла. Ноги девушки теперь были раздвинуты шире и теперь открывали взгляду зельевара больше, чем ранее. Мужчина почувствовал, что нещадно краснеет и совершенно утрачивает остатки самоконтроля. Теперь ему было плевать, реальность это или сон. В пижамных штанах становилось очень тесно и причина этого лежала перед ним, сводя с ума. - «Нет, Снейп, приди в себя. Если это реальность, то значит… каким-то образом…черт бы всё побрал!...». Ситуация больше напоминала абсурд. Он и Гермиона Грейнджер не могли вчера переспать, не могли каким-то образом переместиться в апартаменты, и не могли видеть Леону Лилэй, хотя бы потому, что она, черт возьми, мертва! Но тот факт, что Гермиона лежит в его постели, обнажённая и совершенно безмятежно спит, говорил об обратном. А то, что девушка намеревалась перевернуться на спину, всё ближе и ближе пододвигаясь к профессору, едва держащему себя в руках, только усугублял ситуацию. Гриффиндорка что-то пробормотала и медленно перевернулась на спину. Сердце мужчины сделало кульбит: на шее сладко спящей девушки красовался лиловый след от поцелуя. - «Черт-те что…» - простонал мысленно зельевар, бледнея и закрывая ладонями лицо. Он не знал, что делать. Просто потрясённо смотрел на девушку горящим взглядом, не осмеливаясь опустить взгляд ниже. Он знал, что не сдержится, что воспоминания, ощущения - вкусовые, обонятельные и осязательные - погубят его. Через несколько минут, набравшись храбрости, зельевар все же посмотрел чуть ниже, чувствуя, как в груди подымается вихрь возбуждения, страха и вины. Розовые соски, заострившиеся в от прохладного воздуха, были схожи с крохотными вишенками. Едва соображая, что он делает, Северус тронул один из них кончиком пальца и тут же отдернул, точно уколовшись. Стряхнув это наваждение, зельевар поднялся и практически убежал в ванную. Через некоторое время он вернулся, дрожа от холода и с мокрыми волосами. На кончике носа повисла холодная капля, которую о смахнул. Говорят, холодный душ помогает. Но в этот раз он не помог, хоть и остудил голову. Теперь хотя бы ему не казалось, что всё вокруг тонет в пряном розовом дыму. И мужчина наконец в полной мере осознал, в какой катастрофической ситуации он находится. Рассматривая спящую девушку, он вышагивал по комнате, словно отчаявшийся в клетке зверь. Он чувствовал, как его сердцем и душой стремятся завладеть чувства. Чувства к этой безмятежно спящей девушке, которая прошла сквозь всю его жизнь одним мгновением сна. Но нет, в ней не чувствовалось ни невнимательности, ни жалости, которой он не терпел. Только понимание, смешанное с принятием его такого, какой он есть. Это завораживало. Северус помнил все сны, которые больше не казались снами. Он видел, он чувствовал всё, как наяву. Из-за этой девочки, какими бы последними словами он ни клял ее, его душа трепетала. Было стойкое чувство, что он знает её много лет. Что каждый сантиметр ее нежной сливочной кожи был изучен им, практически зарезервирован навечно. А их сердца теперь бьются, как одно. И если бы он причинил ей боль, пусть даже невольно, то уничтожил бы сам себя, умирая в адской агонии. Гриффиндорка стала частью его самого. Профессор даже усмехнулся от нереальности подобной мысли. Он вспомнил все её слова, обращенные к нему. Вспомнил её заботу о нем. Её любовь к нему, её участие и тепло. Северус вспомнил эту ночь, которая разрушила все те стены, которые мужчина воздвигал годами. Он вспомнил, что нечто проникло в его сердце и растопило лёд, в который были закованы его чувства к маленькой гриффиндорке. Словно нечто шепнуло сердцу наплевать на разум и сделать то, чего он горячо желал. Безусловно, Северус никогда и ни за что бы не совершил такого сумасбродства… Ведь он был Снейпом – привычной холодной, точно змея, саркастичной сволочью, которой ничего не было нужно. И, уж тем более, никого. Он бы довольствовался и дальше этими снами, охраняя своё одиночество, словно гоблин, чахнущий над своим богатством. Он бы хранил эти кусочки воспоминаний, снов – всю свою жизнь. Но – никогда бы не посмел прикоснуться к Гермионе, нет! Он скорее бы лишился правой руки, обругал бы девчонку самыми последними словами…главное, чтобы она не знала о его чувствах. Разбить любовь обидами и оскорблениями… Чтобы самому не было больно. Мужчина задумчиво провел ладонью по плечу спящей девушки. Отчего-то хотелось уничтожить ее, как нечто настолько прекрасное и близкое, делающее его бесконечно слабым и пораженным ей. Он хотел. Но не мог. Зельевар не смог бы этого сделать, если бы даже от этого зависела не только его жизнь – черт с ней! – жизнь всего мира. Это – как участие и ненависть к самому себе. Но нет, все же стоит оставить ненависть для себя, а ей оставить только лишь участие. Но… Как же теперь он будет жить этим знанием? Со знанием того, что она стала его неотъемлемой частью, уже не просто любовницей… Мужчина кивнул, он всё для себя решил. И, вытащив палочку, направил ее на Гермиону. - Прости, но так будет лучше для тебя. Если ты… ничего не будешь помнить, то я, возможно, смогу дальше с этим жить, - размышлял Снейп, вглядываясь в лицо девушки. – Да. Так будет лучше и для меня. Гермиона, пребывая в глубоком сне, потянулась и что-то тихо простонала. - Всё будет по старому, девочка, - произнес зельевар, нежно касаясь ее лица. – Ты будешь той же прилежной ученицей, гриффиндорской выскочкой, мисс Я-Знаю-Всё, а я… я же буду тем же упырём, которого все продолжат ненавидеть и бояться, которого ты будешь даже уважать. Но не более. Пускай лучше так, милая… Со мной тебя все возненавидят… Сплетни, пресса будет взрываться, непонимание со стороны всех, и твоих друзей и твоих родных. А тебе это не нужно, милая, нет-нет… Тебя возненавидят, и тогда ты меня возненавидишь. Со мной – счастья никогда не было. И не будет, уж поверь… Ты должна жить и быть счастливой, найдя кого-то более… Северус не смог найти в себе силы, чтобы договорить и, покрепче стиснув палочку, наконец, произнес заклинание. Девушку охватил голубоватый свет и через мгновение погас. *** Зельевар сумел осторожно одеть и переместить Гермиону в читальный зал, обставив всё так, будто бы она просто заснула там, за горами книг. Накрыв ее пледом, мужчина быстро скрылся, до боли сжимая кулаки. Остаться там, рядом с ней, утонуть в теплоте ее тела и души, растаять, как плавящийся кусок металла. Но он не мог себе этого позволить и всё дальше и дальше гнал себя от нее. Мужчина не заметил, как достиг подземелий. Здесь, казалось, стало еще холоднее, чем прежде. Ворвавшись в свои апартаменты, зельевар обессилено рухнул в ближайшее кресло. В глазах рябило, сердце колотилось, как сумасшедшее. Закрывая глаза, он видел сцены прошедшей ночи, которые разъедали ее разум. Может быть, он еще может вернуться? И согласиться на нестабильное счастье? - Заткнись, - прорычал зельевар сам себе, закрывая ладонями лицо. – Кто!? Кто в здравом уме согласится быть с тобой? – мужчина даже засмеялся. Правда, этот смех был полон горечи и легкого безумия. «Ненормальный. Больной. Псих! Изнасиловал девчонку, чертову гриффиндорку! Кто мог подумать? Грейнджер! Грейнджер, подругу Поттера и Уизли… Чем я думал… Дурак, ненормальный дурак!». Но он уже сделал всё…. Он убрал из ее памяти всё «ненужное» – и эксперименты Лилэй, и ее сны с его присутствием. Всё до мельчайшей детали, чтобы в памяти не осталось ничего подозрительного или странного. В общем – он стер ненужные воспоминания, оставив только то, что должно быть. Никаких снов, никаких идиотских книг, никакого его вместе с ней в закрытой библиотеке… Несмотря на отчаянные мысли, зельевар припоминал, что Гермиона не реагировала на его прикосновения и, кхм, действия по отношению к ней негативно. Напротив… она… Мужчина мотнул головой. Он должен, ДОЛЖЕН это забыть. - Это было бы слишком просто – быть с ней, как нормальный человек и заново учиться каким-либо чувствам, - почти рычал Снейп, вцепившись в волосы и раскачиваясь, как ненормальный. – Этого никто не поймет. Даже я сам. Он не мог позволить, чтобы из-за одной его слабости все было разрушено. *** На следующее утро профессор зельеварения Северус Снейп проснулся, проделал необходимый утренний ритуал: оделся, провел гигиенические процедуры, обулся, застегнул мантию и, выйдя из своих покоев, направился на занятия. Несмотря на то, что со стороны он выглядел, как обычно, мужчина всё делал на автомате. Его мысли были далеки от суеты, творящейся вокруг. Он был совершенно опустошен. Было такое ощущение, будто его душа медленно покидала его тело. Сердце превратилось в холодный и тяжелый камень. Даже дышать получалось с трудом. Всюду и везде… Ему мерещилась она. Закрывая глаза, он видел её глаза. Они смотрели грустно, с долей упрека и обиды. Ему чудилось, будто бы она всё знает, всё помнит… И ненавидит его за это. Он убеждал себя, что поступил совершенно правильно. Так и должно быть. Всю ночь он провел, ворочаясь и то и дело просыпаясь. Он проклинал Лилэй за этот дурацкий эксперимент. Проклинал самого себя за неожиданную привязанность к Гермионе. Проклинал всё на свете. - Лучше бы апокалипсис случился этим же утром, - шептал зельевар задумчиво. – Тогда просыпаться не надо было бы вовсе… Завтрак он проигнорировал. Придя в кабинет, куда через полчаса должны были прийти ученики, мужчина сел за стол и достал стопку ещё не проверенных эссе. Придираясь ко всяким мелочам, зельевар быстрее обычного закончил проверку. Заняться было нечем. Мужчина вытащил из внутреннего кармана мантии крошечный альбом и вернул ему нормальные размеры. Открыв альбом, Северус воззрился на рисунок, вложенный самым первым. Он хотел сжечь его, этот пергамент с первым нарисованным им изображением Гермионы, но… Зельевар не мог пересилить себя и, в конце концов, оставил рисунок в покое, продолжая любоваться им. Профессор взял перо, обмакнул кончик в чернильницу. Зельевар задумчиво вывел в углу пергамента – Гермиона Г., а затем отложил пергамент в сторону, чтобы просохли чернила. За полчаса до начала занятий Северус нарисовал несколько портретов гриффиндорки. И в профиль и анфас. Рука сама тянулась что-нибудь чертить, и он поддался соблазну. Старательно работая над глазами, мужчина несколько раз переделывал рисунки, пока не достигал совершенного сходства. Боги… Какое же у нее красивое лицо! И почему он никогда не замечал этого раньше?! Нежные ямочки на щеках, маленькие пухлые губы, изгибающиеся в искренней улыбке, аккуратный вздернутый носик, покрытый россыпью нежных веснушек. А какие необыкновенно красивые лучистые глаза цвета лесного ореха… Но нет, красота это не самое важное, это было не первым, во что он влюбился. Конечно же, она была не такой как Лили, и Лили была не такой, как Гермиона. Но оказалось, что Гермиона заняла место рядом с Лили в его сердце. Словно две отличницы сели за одну парту. Глупое сравнение, но пускай… Если бы кто-то увидел профессора со стороны, то решил бы, что тот на самом деле сошел с ума: зельевар задумчиво улыбался и мечтательно бормотал под нос, целиком погрузившись в работу над рисунками. Перед началом урока Северусу пришлось убрать рисунки в свой альбом. Первый урок, второй, третий… Мужчина диктовал, писал на доске, ходил между рядов, придирался, делал ядовитые замечания и иронизировал: всё это – на автомате. И неважно, что он чуть не сболтнул лишнего, зачитывая рецепт, и растение hermivine едва не назвал hermione. Пришлось изображать кашель. Но мысленно он был далеко. Его мысли крутились вокруг одного: неумолимо близился четвёртый урок – выпускной курс Гриффинора. И он наконец узнает, как она. Ведь он так и не видел её после того, как… Наконец, третий урок подошел к концу и хаффлпавцы поспешили поскорее скрыться из класса, сам же мастер зелий быстрым шагом проследовал в свой кабинет, где и собирался провести всю перемену. Перемена тянулась в напряженной тишине. Шагая взад-вперед по комнате, мужчина сжимал пальцами палочку всё крепче и крепче, пока из нее не посыпались легкие искры. Северус никогда не жаловался на слух, ему обычно было прекрасно слышно, когда кто-то заходил в класс, но сейчас всё было подозрительно тихо. - «Она обычно приходит первой, - послышался шепот разума. – Она не могла бы так тихо пройти, дверь закрыта, а звук открывающейся двери прекрасно слышен здесь…» Мысленно ругая себя, профессор заставил себя сесть за стол и ждать начала урока. Время текло мучительно медленно. Вскоре послышались первые шаги в классе, к ним присоединились еще одни и еще… Глухой скрип отодвигаемых стульев, гомон, смех, шуршание доставаемых вещей. Мужчина не мог заставить себя встать с места, пройти до двери и посмотреть, кто пришел. Он будто прирос к стулу. Сжав губы в тонкую полоску, Северус признался себе, что ужасно боится. Он так и просидел неестественно прямо, невидящим взглядом смотря в стену, стискивая край мантии вспотевшими ладонями. Наконец, прозвенел звонок и, как ни крути, пришлось побороть свой страх. Встав перед дверью, за которой находились студенты, мужчина с дрожью в коленках смотрел на круглую ручку, которую необходимо было повернуть, открыть дверь и выйти. - Так, Снейп. Не будь тряпкой. Соберись, – тихо прошипел зельевар, заставляя себя хотя бы поднять руку. В медную дверную ручку он вцепился так, будто от нее зависела вся его жизнь. «Снейп. Снейп! Лучшая защита – нападение. Приди в себя, рвани дверь, ворвись внутрь и покажи этим гриффиндорцам настоящего Мастера Зельеварения, а не трясись здесь, как осиновый лист!». Мужчина вздохнул и сделал это. Изобразив на лице всю доступную ему сейчас беспристрастность, профессор зельеварения рванул на себя дверь и вышел в класс. Избегая смотреть на студентов, он быстрым шагом проследовал к доске и написал тему лекции, несмотря на то, что еще накануне планировал провести контрольную. «Нет, не нужно, не сейчас. И не потому, что хочется облегчить жизнь гриффиндорцам. Не хочу, чтобы она… она ведь подойдет сдавать листок.. Нет.. Позже, не сейчас. Пускай пишут лекцию. Я буду читать, они – записывать». - Итак, страница 103, глава 7-я, выпишите все вопросы, предложенные в конце главы. В конце занятия я ожидаю хотя бы от некоторых из вас ответы на них. Если потрудитесь внимательно слушать и записывать – ответы найдете вполне легко. Сев за свой стол, мужчина нерешительно поднял взгляд на класс. Сам того не желая, он стал искать её глазами и… нашел. Сердце ухнуло и облилось обжигающим потоком крови. Она. Она была здесь. И, вопреки сомнениям зельевара, она не смотрела на него с ужасом, ненавистью и непониманием. Её глаза искрились сдержанным интересом. Заклинание стерло все лишние, ненужные воспоминания. Мужчина облегченно выдохнул, но продолжил исподтишка наблюдать за возлюбленной, которая неспешно писала в тетради. Пронаблюдав за Гермионой еще несколько минут, профессор Снейп начал лекцию, стараясь держать чувства и эмоции под контролем.